Цена вечной жизни Часть 2 Лина Бендера

         ЧАСТЬ 2       Красная   черта         

 Накануне событий:  ГАЙ  УРАТ  БАРРАКУРГ.
           (1975 год по земному исчислению времен.)

                Х                Х                Х

   Предназначенный для тайных обрядов длинный черный балахон скрывал помпезное вычурное одеяние в стиле средневековых вельмож.  Фасон одежды, полюбившийся Гаю Барракургу с далеких времен счастливого и безраздельного господствования в отдельно взятых государствах, таивший терпкий аромат триумфов и неоспоримых побед над убогими смертными…  А главное, помнивший упоительный момент, когда однажды он понял, что прекрасное, усовершенствованное им во всех отношениях тело благодаря магическим экспериментам стало наконец бессмертным.

  Но – ах!  Кто бы знал, как мало пришлось ему наслаждаться собственными руками искусственно созданным счастьем, моменты которого, как и годы заточения, Гай способен был определить поминутно.  Триста двадцать славных лет свободы, радости, богатства – и власти.  Он тогда замечательно разгулялся, попирая несчастных двуногих и созданные ими пустопорожние законы золочеными каблуками каблуками красных сапог.

  Выделанные из собственной шкуры сапоги и сейчас красовались у Гая на ногах.  Вытянутыми из расплавленного золота нитями он густо расшил шаровары и камзол.  Для этого пришлось ободрать все золоченые поверхности в замке.  Черный плащ сверкал крупными редкими звездами и искусно вплетенными в ткань знаками пентаграмм.  Узилище лишилось парчовых и бархатных портьер – ну и что с того, если на ставку поставлена его драгоценная дальнейшая бессмертная жизнь?  Гай встряхнул густыми, черными, как смоль, волосами, развевающимися наподобие широких в размахе крыльев ворона.

  Но – обрамляли костистое, изможденное до желтизны лицо, потерявшее замечательно броскую, редкостную красоту черт.  Голодный паек тяжело сказывался на общем состоянии организма.    Девятьсот с небольшим общих лет – мизерный возраст для бессмертного тела, но без привычной, за столетия полюбившейся пищи  Гай сделался желчен и тощ.  У него непоправимо испортился характер, но срывать зло он мог только на бессловесных балахонщиках, слишком скудно наделенных чувствами и эмоциями, и их слабые эманации не насыщали истомившуюся душу и жаждущую плоть.

  Печальный опыт нескольких контрабандных выходов в большой мир удручил и расстроил Гая.  Жизнь поразительно изменилась за пролетевший пятьсот лет.  Конец двадцатого века на Пятом экспериментальном полигоне ознаменовался бурным расцветом технического прогресса, и даже многие сферы менее развитого Четвертого круга сменили привычный ритм существования.

  Возвращаясь в узилище, ставшее на данный момент еще и убежищем, Гай ужасался катастрофическим переменам, сам будучи субъектом крайне консервативным (по своим меркам, разумеется).  Богохульствуя страшными проклятиями, скуля и подвывая, зализывал полученные на воле раны и снова, не в силах остановиться, окидывался волчьей шкурой или вороньими перьями, спешил в широкий мир, рискуя однажды не возвратиться.  И все яснее понимал, что один нипочем не справится.  Не сумеет элементарного – схватить и пленить Дару Каури, подраставшую в глухой деревне под присмотром бдительной тетки,  настоящего партийного цербера.

  Недавно бродившего вокруг подворья волка подкараулил сосед из дома под соломенной крышей и продырявил вилами стегно.  Истекая кровью, Гай едва унес ноги, вернее, когтистые звериные лапы, бросив на дороге задранную овцу.  Без хорошего питания травмы заживали медленно, и позже, залечив весьма болезненные дыры в шкуре, явился к месту действия и обнаружил развалины.  Случайно подслушав разговор соседей, ринулся в большой город, носивший короткое, но емкое название Тула (что оно означает, Гай не знал, хотя интересовался – для дальнейших магических обрядов).  И по дороге  попал под грузовик, в очередной раз отдавивший многострадальное волчье стегно.

  От травм и полового воздержания Гай опасался превратиться в импотента.  Слово-то какое из  разряда многочисленных новообразований, означающее мужскую несостоятельность.  А этого Гай боялся особенно. Еще ему не нравилась современная мода.  Отчего это женщины бродят по улицам с голыми коленками и кажутся убого усеченными без соответствующего роскошного обрамления?  Таких и раздевать неинтересно, поскольку они уже раздеты для публики.  И вообще, куда смотрит полиция нравов?!

  Вздыхая и качая головой, Гай мечтал о серьезном покровительстве и уже достаточно долго прорабатывал тайные и опасные обряды, способные привлечь внимание неких деятельных структур, способных стать достойным противовесом Ундастару.  За пятьсот лет заточения он растерял все более или менее значительные связи в этой области, и его, несомненно, считают давно сгинувшим от злокозненных происков родного папашки, тьфу бы на него!
  Никто из слуг – балахонщиков не ведал о смятении, творившемся в истомленной душе Великого Магистра Кургулета.  Они служили безропотно и верно, но честолюбивому узнику, знававшему лучшие времена, было несоразмерно мало поклонения бездушных и бестелесных фантомов.  Он злился на современный, бурно процветающий мир, не в силах взять и подчинить его, как делал некогда со слабыми и глупыми народами.  Нет, человек двадцатого века стал пробивным и самостоятельным, утратившим страх перед магией и религией.  Появилось множество разных неизвестных структур, с которыми опасно связываться, и никогда не узнать точно, кому они служат и способны ли протянуть руку помощи талантливому отшельнику.  Связываться с кем попало было опасно.  Действовать следовало наверняка.  Однажды потеряв все, Гай мечтал обрести власть, но уже над цивилизованным обществом, отобрать у отца бразды правления мощной государственной структурой и установить там свои порядки.  И достижения науки и техники, на словах брезгливо им презираемые, укрепят его могущество, а он станет пользоваться всеми благами, о которых понятия не имели пять веков назад.

  Развивая и укрепляя свое бессмертное тело, Гай не собирался тихо околеть в темнице.  Пересиливая телесную немощь, усовершенствовал сохраненные магические знания, чтобы в конечном итоге подчинить себе жирный кусок цивилизованного мира.  Того мира, навещаемого им изредка и тайно в волчьей шкуре или вороньих перьях, ставший от этого более желанным.  В тот день, когда нашлась Дара Каури, честолюбивые планы получили отнюдь не призрачную возможность осуществиться.

                Х                Х                Х

  Сегодня настал ответственный день.  Привычно Гай отметил дату: две тысячи шестьсот шестьдесят шестой год по принятому в Четвертом круге отсчету времени.  Он уже знал, что на каждом экспериментальном полигоне время течет неодинаково.  Чем выше достоинство и развитие сфер, тем медленней и вальяжней тянутся дни и годы, и люди живут дольше и благополучнее.  А потому так трудно было составлять заклинания и пентакли.  Стоит ошибиться на одну десятую, и пространство исказится, событий сместятся во времени, и в результате получится ненужный и даже вредоносный эффект.

  Но он справился, попутно восстановив отнятые при пленении многие из личных достоинств – как врожденные, так и приобретенные.  И теперь с полным правом, высоко подняв голову (иначе нельзя, не станут уважать в тех структурах, к которым намерен обратиться), - он входил в Мраморный Зал, и шаги гулко отдавались под высокими сводчатыми потолками.

  Мраморный Зал располагался в центре замка, между двурогими башнями, одна из которых пустовала, а другая служила пристанищем прислуги и гаремом.  Последний был чрезвычайно скуден.  Несколько малопривлекательных разновозрастных женщин, тайно похищенных из бродячих племен на склонах гор или схваченных случайно на дорогах.  Оставаясь безнаказанным, с некоторых пор оборотень осмелел и таскал не только овец.  Но женщин приходилось кормить, а скудные запасы кладовых давно не пополнялись.  Опасаясь разоблачения, узник заперся на крепкие замки, грубо прогоняя являвшихся с визитами посланцев отца.  Он боялся потерять и то малое, которое с великим трудом удалось приобрести.

  Вход в Мраморный Зал балахонщикам был заказан.  Один Гай знал дорогу в причудливых лабиринтах коридоров, окружавших центральные покои наподобие паутины и на каждом шагу кишащих коварными ловушками, способного заживо похоронить как человека из плоти и крови, так и зазевавшегося фантома – балахонщика.  Живые гибли в них от голода и жажды, то есть, возможно гибли бы, попав туда, но попадать пока некому.  Фантом же попросту растворялся, не имея негативной энергетической подпитки из негативных людских эманаций, витающих в открытом пространстве вокруг замка Баррангаль.  В отличие от хозяина, фантомы летали в мир свободно и приносили массу интересных новостей.

  Иногда Гай сбрасывал в колодцы надоевших или проштрафившихся слуг, и балахонщики рьяно соперничали, стараясь стать хозяину незаменимыми, опасаясь в один из ужасных моментов его припадков гнева возвратиться обратно в ничто, из чего, собственно, и создавались умелым Магистром.

  Как уже говорилось, снаружи замок окружал прочный зеркальный забор, выставленный Дамьеном Багаром и порушенный узником уже не в одном, а в нескольких местах.
 Никто не осмеливался помешать священнодействующему в зале Магистру, даже прислуживающие при обрядах доверенные балахонщики бесцеремонно выдворялись вон, когда дело доходило до главного и почтительно топтались снаружи, по звонку колокольчика вталкивая в приоткрытую дверь требуемую жертву – птицу, зверя или человека.

  Величие помещения настраивало на торжественный лад.  На отполированном до зеркального блеска пятиметровом возвышении располагался жертвенный алтарь.  Заднюю часть стены за алтарем нанимало овальной формы зеркало, расцвеченное по периметру узором из переплетенных цветов и змей.  Зеркало, Гай это уже знал, служило туннелем, дорогой в другие вожделенный миры, но открыть заветную дверь пока не удавалось.  В данный момент выпуклая поверхность благородного стекла была темна и неподвижна, похожая на воду бездонного омута в глухой полуночный час.

  Гай вошел и опустился на колени у подножия зеркального монумента, кощунственно превращенного в лобное место для заклания невинных жертв.  Но он молился своим богам, не признавая пусть и общепринятых, но чужих.   И порой сам терялся в хитросплетениях Ремесла, приносившего слабые результаты в изолированном каменном застенке.  Ремесло требовало свободы и стремительного полета.

  Час назад Гай побывал в гареме.  Оргия успокаивала его, вызывая иллюзию непринужденности отношений и придавая уверенности в собственных силах.  Он как в хлебе насущном нуждался в нежных любовных признаниях подвластных ему женщин, в их горьких слезах и проклятиях, жадно питаясь их жизненными силами и энергией.  Жаль, приходилось щадить подруг, не позволяя распоясаться собственным кровожадным инстинктам.  Хотя Дамьен Багар в последнее время всецело отдался служению возвышенной, но иллюзорной идее, ослабил контроль за провинившимся сыном и благополучно забыл о секретах внутреннего убранства замка.  Но Гай не хотел рисковать раньше времени, довольствуясь малым с тем, чтобы однажды стремительным броском схватить крупную добычу.

  Недавно с помощью долгих и опасных старинных обрядов, ценой огромных усилий, Гаю удалось наладить контакт с некими могущественными силами, подчиняющимися непосредственно братству Аервода и его главы, всесильного господина Араграта.   Они обещали помочь узнику вырваться на свободу и вернуть силой отнятые полномочия.  В назначенное время он приготовился к встрече курьера, который сегодня в полночь явится сообщить условия сделки.  С особым тщанием приготовившись к очередному обряду, Гай терпеливо ждал, изредка поглядывая на монументально возвышающиеся в дальнем углу зала часы, и помимо воли вспоминал подробности событий, предшествовавших его конфликту с отцом.

                Х                Х                Х

  Много чего случилось тогда, но главной виновницей скандала оказалась женщина.  Нет, конечно, он не соперничал с отцом из-за юбки.  Соперником стал другой, бывший друг и побратим, в одночасье превратившийся в заклятого врага.  Карг Даргон и Дара Каури – они и только они виновны в его позорном падении.  Тоску и боль не утолить банальной матерщиной, но при воспоминании о них на ум приходили непечатные слова, когда-либо слышанные за долгую жизнь.

  Гаю совсем не нужна была женщина, предназначенная Каргу Даргону,  но он взял ее, изуродовал физически и морально, растлил душу до самого дна и бросил в глубины ада ради того, чтобы унизить соперника.  А тот, оказывается, любил другую.  Оба они любили одну и ту же, и по праву изначального владения Дара Каури принадлежала Гаю Урату Барракургу.  Но ряд неосторожных, скажем так, поступков с его стороны разлучил их, разбросав по разные стороны земного существования.

  А отец не простил ему гибели Гленды.  Девчонка оказалась очень способной и восприимчивой к пороку, пошла дальше своего учителя, преступлениями, недостойными человека низведя себя до положения злобнейшего из бесов, тех, которые уже не имеют права подниматься из адских глубин, и им нет доступа в мир существ из плоти и крови.

                «… У истоков кровавой вендетты
                Самостийно тиран пировал.
                Сотни судеб той тенью задеты, -
                Голос крови узлы завязал.

                Много жизней в клубок затянуло –
                Не разрубишь ударом меча…
                Клятвой кровной себя обманули,
                Только звезды о страшном молчат…»

  Гай тряхнул головой, отгоняя дурное наваждение.  Где-то он уже слышал стихи целиком, но не хотел вспоминать.  Однако мысли разбегались помимо желания и воли.

  Да, это было последней каплей, переполнившей чашу долгого терпения измученного и униженного сыновним неповиновением Дамьена Багара.  Вместе со свободой он отнял у сына большую часть магического дара и возможность достойно носить собственное имя.  Да, разгневанный отец имел полное право.  Ведь у каждого, рожденного не из земли, хотя на ней живущего, есть настоящее, данное при первом, духовном рождении имя.  И сколько раз ни рождайся, не умирай, ни возвращайся к жизни вновь, попременно нося множество имен и фамилий – то, первое, остается с тобой навсегда.  Отец сыграл с ним славную шутку.  Гая Урата Барракурга перестали признавать во всех без исключения магических орденах Вселенной.  А на Земле он и подавно являлся почетным членом.   И это исчезло, как сладкий сон испарилось.  А присутствие рядом Дары Каури он воспринимал как нечто само собой разумеющееся, временами надоедливое и в любой ситуации доступное.  Кажется, она и впрямь любила его, но в вихре увлекательных интриг и бурных событий он часто забывал о  ней.

  И лишь когда волею могущественного рока потерял ее безвозвратно, только тогда понял…  Сообразил, какие жизненные горы могут свернуть две любящие друг друга родные половинки, особенно обладающие неординарными, отличными от среднестатических человеческих способностями.  И однажды Дара Каури исчезла, бесследно растворившись на бескрайних просторах  множества экспериментальных полигонов.  Примерно в районе Пятого,  где отец безрезультатно пытается внедрить ненужную двуногим идеологию.  Ну, ничего, была бы девчонка найдена.  Скрутит, как котенка с помощью чудовищных обрядов, способных сломать лютого мужика…

              «… Ни угрозой, ни палкой, ни страхом
                Не заставишь склониться в любви…
                Горькой ненависти колким прахом
                Ваш союз, как плетьми, перевит.

                Корни древа с листвой ядовитой
                Уползают в пучину веков,
                Плотной шторой забвенья укрыты
                Всплески споров извечных врагов…»

  - Кто здесь? – вскакивая и лихорадочно оглядываясь, злобно выкрикнул Гай, но Мраморный Зал затих, погруженный в настороженное молчание.   Царила тягостная атмосфера ожидания.

- Вот еще!  Какая только чушь не лезет в голову, - прошептал он, со страхом прислушиваясь к невесть откуда прозвучавшему предупреждению.

  Точно легкое дуновение донеслось издалека и выкристаллизовалось в мозгу яркими и ясными строками.

- Предупреждение?  С чего бы вдруг?  Неужели кто-то думает, будто я откажусь от задуманного?  Нет, шалишь!  По головам пройду, и девку приволоку.  Слышите вы все, по головам, – сорванный голосом крикнул Гай и, тяжело дыша, откинулся спиной на алтарь.

  Гай Барракург никогда не прислушивался к предупреждениям, считая ниже собственного достоинства.  Потому и в ярости отвернулся от отца, подавшую смешную для него и неприемлемую мысль о спасении души.  Зачем ему душа без тела, его великолепного бессмертного тела?  Лучше он навсегда останется в замке Баррангаль, нежели захочет возвратиться под опеку Ундастара и станет ходить строем по улицам стерильно чистого и скучного Идеального города, выслушивая скучные наставления ученых идеологов.  Ему это надо?  То есть, его лишат нынешней, любовно созданной бессмертной оболочки, облекут в подверженную болезням и старению обычную человеческую шкуру и – вперед, на перевоспитание.  Там уж отец с него глаз не спустит.

  Гай усмехнулся – саркастически и зло.  Нет, он тоже не глуп.  Начало пути к свободе положено им самостоятельно и без спроса.  Он вернет себе утерянные авторитет и власть, нужно только добраться до девчонки, и пусть заткнутся все, кто считает, что Дара Каури его больше не любит.  Чушь!  Женщины слабы и растаивают при малейшем прикосновении.  Жаль, не удалось в свое время обзавестись младенцем, которого много раз пыталась и не могла родить от него законная половинка…  Словно чувствовала, для чего предназначено крохотное детское тельце.  И он, несчастный, не знал тогда, как важно поберечь беременную тетку и забрать у нее гарантию собственной неуязвимости.  Думал, достаточно будет одного родного бессмертного тела…

                Х                Х                Х

  …Пр-равильно мыслиш-шь! – прошелестел чей-то бесплотный голос над головой и, запрокинувшись вверх, Гай едва не грохнулся вниз со ступеней алтаря.

  Многое он повидал в жизни, но такое…  Из потолка прямо на него смотрели огромные равнодушные глаза.

- Слушаю и повинуюсь, - едва нашел в себе силы пролепетать Гай, понявший, что многочисленные проведенные на этом лобном месте обряды наконец дали результат.

  Сейчас с ним станут разговаривать посланцы Араграта.

- Повинуешь-шься?  Так выполняя-ай!  Взойди наверх-х-х!

  Не смея ослушаться, Гай беспрекословно взгромоздился на алтарь.

- Р-разденьс-ся!

  Трясущимися руками поспешно стянул одежду…

- Ляг!!!

  Распластавшись на лобном месте, где собственноручно закалывал жертв, колдун прилагал максимум усилий, стараясь не зажмуриться от напитавшего естество, недостойного благородного сословия страха, а от пристального взгляда с потолка tuu собственные глаза непроизвольно закатывались, и обнаженное тело сотрясала мелкая ледяная дрожь.  В Мраморном зале было вовсе не тепло.

- Повинуеш-шься, говориш-шь?

  В последний момент Гай успел увидеть мчавшийся сверху со страшной скоростью меч, и красноглазые змеи, извиваясь, ползли к алтарю, нацелившись на его скрюченное судорогой, беспомощное тело.  Резкая боль пронзила грудь в области сердца и, прежде чем провалиться в бездонную яму кошмара, колдун почувствовал холодные объятия упругих змеиных тел, с омерзительной настойчивостью проникающий в естественные отверстия организма…

                Х                Х                Х

  Наверно, пролежал он так достаточно долго, поскольку стрелки на циферблате успели описать больше половины круга.  Вздохнув, Гай придирчиво осмотрел себя.  О случившемся напоминал лишь выпуклый, формой напоминающий распластанного паука  шрам на месте левой груди, куда ударил меч, целя в сердце, но самым невероятным образом Гай остался жив.  Правда, присутствовало омерзительное ощущение дискомфорта, точно, забравшись внутрь, змеи так там и остались.

- Надеюсь, это не повредит моему здоровью.  Значит, они меня услышали, и теперь все будет великолепно, - успокаивая себя, пробормотал Гай, но невыразимая жуть продолжала пробирать его до глубины нутра.

  Одно дело ворожить по собственному почину, используя для обрядов чужие тела, чья боль никак не отражается на нем, но совершенно иное – стать объектом нападения самому.  Кто-то грубо вмешался в отлаженный механизм великолепного бессмертного тела, отчего в глубине естества поселился муторный неиссякаемый холодок.

  Однако!  Собственными силами не решить проблем, замысленных на будущее грандиозных задач, и кто знает, с чем неприятным придется смиряться еще и еще.  Ремесло требует жертв!  Но вызов принят, ответ дан, и в дальнейшем следует ожидать перемен.  Обязательно!

  Поспешно напялив на захолодавшее тело одежду, Гай неловко сполз с алтаря. Внешне похожий на случайно помилованную жертву, не успевшую осознать счастья продолжения жизни.  Дополз до ближайших мраморных колонн и прислонился спиной, но тотчас отшатнулся от холодного камня.  Его и без того трясло, как висельника.  Гай поник, склонив голову на руки.

                «… Много жизней в клубок затянуло,
                Не разрубишь ударом меча.
                Клятвой кровной себя обманули,
                Только звезды о страшном молчат…»

  Еще бы, ему не знать, о чем говорят эти жуткие строки.  Карг Даргон, извечный его соперник, присылал привет издалека.  Они чувствовали друг друга на расстоянии, и ничего не могли с этим поделать.  Оба.

- Шалиш-шь! – по–змеиному прошипел Гай. – Я теперь Великий Магистр, а ты кто?

  Он заелозил по полу, но подняться сил не хватило.  Хотелось пить, но не воды, и спать, но не одному.  Но до гарема нужно дойти, а вряд ли удастся.  Горло пересохло, он не мог даже кликнуть на помощь дежуривших под дверями балахонщиков.  Почему, глупец, не догадался приготовить сосуд с питьем заранее?  После обряда колдун предпочитал пропустить стопочку свежей кровушки.  Заточение изрядно поумерило аппетиты, приходилось экономить на мелочах, но он хорошо помнил, как широко и с размахом бесчинствовал во времена средневековья, удачно присосавшись к инквизиции.  Тогда и закончилась его карьера – бесславно и с позором, о котором вспоминать не хотелось, но вот вылезало из памяти в самый неподходящий момент, когда нужно было радоваться.

  Но перед мысленным взором как наяву возникла отвратительная картина.  Вот он в полном экстазе упивается молодой женщиной, растянутой на пыточных козлах, остервенело присосавшись к горячему пульсирующему горлу, и тут от подземного толчка пол подвала вдруг с грохотом проваливается, а нечестивый монах оказывается голым задом на большой сковороде, на которой неведомые мохнорылые существа жарят жеребячьи яйца, и табун холощеных коней мирно пасется недалеко на пригорке.

  Наверно, он угодил в самый последний круг экспериментального полигона, где высокопарную идею Равенства и Братства восприняли буквально и трапезничали халявно, коммуной, запивая харч из одной большой бутылки.

  Посрамленному инквизитору оторвали кусок бесценной плоти, порвали на куски и тотчас съели.  А сожрав, с омерзением выблевали.  Любовно, на века созданное тело оказалось с гадким резиновым душком и совершенно несъедобным.   Гая исхлестали кнутами, привязали к хвосту кастрированного мерина и так отправили к главному.  У существа имелись широкие перепончатые крылья и должность председателя общественной коммуны.  Он-то и заподозрил в пленнике родственника главного идеолога с верхов.   Как ни пытался Гай стереть во внешности родовое сходство, оно из жизни в жизнь назойливо пробивалось в чертах лица, пока не въелось намертво.

  Пленника сдали моментально.  Так, с завязанной на голове сутаной и голым задом его по цепочке доставили к отцу.  Потеря мужского естества лишило Гая сил – и колдовских, и физических.  А пока оно отросло заново (тогда тело не умело быстро регенерировать утраченные органы), Вдохновитель накрепко захомутал блудного сына.   Сначала пытался воздействовать на него словесно, но поскольку сынок увещеваниям не внял и только матерился, ожесточенно плюя на сверкающие полы отцовской резиденции, Дамьен Багар покрыл сына публичным порицанием и под конвоем доставил в глухой лесистый край, по злой иронии судьбы в принадлежавший самому же Гаю тайный замок, служивший убежищем во времена широкого разгула пиратских набегов на соседние государства.  Только окружил его непроницаемой защитной стеной…  да просчитался, папашка.  За долгий срок заточения Гай поумнел и сумел прорвать считавшуюся надежной защиту.  И не только…

  А озлобленному Гаю лишь мельком удалось увидеть великолепный Ундастар, и с того момента он поклялся любой ценой спихнуть папашу Дамьена с царства.

- Эх, и разгуляюсь я там на просторе!  Свободные братья у  меня зубами друг друга есть станут.  Останутся от Идеи куски и лоскуточки, - яростно прохрипел Великий Магистр, лютым усилием воли гоня прочь ненавистные воспоминания.

                Х                Х                Х

  - Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь.  Увидела свинья небо в алмазах и возрадовалась, а ее тем временем по горлу полоснули, - прозвучало над его ухом громко и насмешливо.

  Перед помутившимся взором мелькнула огромная тень, материализовавшись в чернокожего, двух с лишним метров роста мавра с густыми, свитыми в тугие кудерьки жгутами волос, беспорядочно рассыпавшихся по широченным плечам.  Крупное губастое лицо с козлиной бородкой и крохотными красными глазками – буравчиками, из одежды – одна набедренная повязка, не скрывающая кривых волосатых ног и длинного, с кисточкой, львиного хвоста, росшего над выпуклыми, похожими на пышные румяные щеки ягодицами.

- К твоим услугам, господин хороший, - шутовски усердно поклонился мавр. – Велено дружить, помогать и радоваться, чуешь?

- Пи-ить! – сумел еле слышно прошипеть несчастный Гай, не успевший проникнуться бурной радостью.

  Мавр выхватил из складок одежды кого-то живого, пронзительно пищавшего, длинными белоснежными зубами единым махом откусил голову и протянул жаждущему.  Гай алчно припал к истекающему свежей кровью сосуду, и только утолив пожар в груди, ощутил мерзкий вкус поглощаемого пойла, а затем заметил в кулаке обезглавленную крысу.

- Обнаглел ты совсем, негритянское твое отродье! – швыряя дохлого грызуна через зал, завопил он.

- Тц-тц-тц, не кипятись, сынок балованный, что имел, то и принес.  Деликатесы после будут, - и, глумливо хохотнув, добавил: - Пусть лучше ты их жрешь, чем они тебя.  Привыкай к походным лишениям, коли войной собрался.

- Да меня и без вас всего лишили!  Ты кто такой, а?

- Или не узнал?  Не раз ведь встречались.  Честь имею представиться – Алгимей Живоглот, он же Потрошитель, шестой по счету в свите нашего почтенного хозяина.  Так что, хочешь – не хочешь, а придется его порядки принимать.  Так вот, обо мне.  В миру наше имя давно стало нарицательным, а я самый главный, понял?  Говори, в чем проблемы, господин хороший, стараться будем от пуза!

  И, видя, что растерянный узник медлит, ошеломленный, сурово добавил:
- Да не тушуйся.  Вызывал – так доверяй.  Пойдем туда, не знаю куда, принесем то, не знаю что, - и подмигнул красным лукавым глазом.

- Что именно, а? – изумился Гай.

- Сказочка есть такая, сидишь, бездельничаешь, хоть бы книжки читал.  Ну, валяй, колись, как у следователя на допросе.  Будем сотрудничать!

                Х                Х                Х