Инобытие

                Инобытие
 
“Алябьев родился в семье потомственного дворянина, с детских лет он пристрастился к музыке. – Когда я прочитал это,  вдруг открылось несоответствие: “Алябьев, сын мещанина, мясника, всю жизнь провел в заключении, из-за убийства близкого родственника. Проявлял заботу о племяннике”,- вспомнилось прочитанное в архивном деле, когда занимаясь историей города Н-ска. Зачем мне это нужно было тогда, убейте, не припомню, но несоответствие запало в сознание. И вот на концерте, слушая его чудное произведение “Соловей”, я вдруг вспомнил о том архивном документе и несоответствии.
“Может быть, однофамильцы ? Простое совпадение ?… Но что-то подсказывало, что это далеко не так. Стал вникать в биографию композитора. И с того времени ее изучение стало моим страстным увлечением. Увлекся я и музыкой композитора, которая, как мне показалось, могла стать ключом к разгадке биографической заковыке. Получалось так, что по одной версии, он был паинькой, а по другой – злодеем и душегубом.
Но я не был музыкантом, а тем более музыковедом, у меня даже  не было элементарного музыкального образования, я полагался лишь на свою интуицию и чувство прекрасного.
Иру  я впервые увидел зимним ненастным днем, спешащей к станции метро, прижимая чехол со скрипкой к груди. Бледное личико с тонкими чертами, какая-то неуверенная походка, скользящий пугливый взгляд девочки-подростка – все это почему-то так взволновало меня. Мне захотелось познакомиться с ней поближе.
     *    * *
Я вошел в коридор. Муха билась в углу ромбовидной рамы. Ей так хотелось жить, что я вытянул палец, дабы помочь ей освободиться от липучей паутины. Муха как-то вывернулась, выпорхнула огромной ночной бабочкой и полетела по коридору туда, где была глухая запретная стена. Я пошел следом за ней, за узкой дверью, куда нельзя было входить, я прошел длинным сумеречным проходом и вышел в какую-то небольшую, но довольно уютную и светлую комнату. Небольшой столик стоял у колонны, на нем  лежала раскрытая тетрадь.
“Ва-си-лий… Ва-си-лий… Василий. 2+2= ? 2+3 = 5 ?”
Я посмотрел на обложку, и в этот момент вошел серый опрятный старичок. Он удивленно уставился на меня словно на инопланитянина. И тут меня осенило:
-Вы – Василий Петрович ?
-Да, - произнес он тихо.
-И Вы здесь живете с самой революции ?
-Да, но собственно…
-Все, все - извините, как мне выйти на улицу.
-Не знаю.
* * *
Я в окружении теток стоял под старыми кленами и доказывал: - Да, да, Василий Петрович был. Он жил в этом доме, вот в том конце его.
- Какой Василий Петрович ?
- Ну, Александр Петрович, Любовь Петровна, - я пальцем ткнул в тетку, Вера Петровна, а он – Василий Петрович.
Они посмотрели на меня как на сумасшедшего:
-Василий Петрович ?.. Да, да, у него была какая-то психическая болезнь или аномалия, и он жил с нами всего год, его забрали куда-то, - вспомнила старшая тетка.

                *       * *
Я настоял, чтобы начальник жэка открыл нам дверь в коридор, но когда мы прошли в другой конец здания, то там увидели заваленную разбитой мебелью и хламом пустую комнату. Пыль, паутина и запустение свидетельствовали о том, что там никто не жил, по крайней мере, лет двадцать.
После этого загадочного случая однажды вечером раздался тот злополучный звонок. Я сидел на кухне у раскрытого окна и пил чай. Зазвенел телефон, Я поднял трубку.
-Алло ! Это Вы ? – спросил сбивчивый девичий голос.
-Да, да, Ира.
-Вы не смотрели передачу по каналу “Культура” в среду вечером ? Там как раз говорилось о том, о чем Вы спрашивали.
-Нет, а о чем именно, напомните !
-Ну, композиторы, их биографии, творчество…
-К сожалению, а Вы не могли бы кратко рассказать самое главное, суть передачи ?..
-Рассказать ? – раздраженно проговорила Ира. – Ну, не знаю, это так непросто. Там было так много информации, а что для вас главное, я не знаю…
Прежде мы заговорили с ней в общих чертах о музыке, ее соотношении с личностью, биографией, и теперь я решил, не знаю почему сказать напрямую:
-Ну, хотя бы, почему Алябьева выдают за потомственного музыканта, а он был сыном мясника и почти всю жизнь просидел в четырех стенах ?..
-Что ? И Вы…
-Как ему удалось создать такие произведения…
Я еще хотел что-то сказать важное, что занимало меня, но она испуганно проговорила:
-Подождите, так нельзя… По телефону о таких вещах не говорят. – Голос ее дрожал от волнения, страха и еще чего-то такого, что понятно лишь на подсознании. – Вы где сейчас ?
-Дома. Пью чай. Приходите. – Я зачем-то оглянулся по сторонам. – Приходите, приходите. Попьем чайку, поговорим о творчестве.
Я с трудом скрывал волнение. “Зачем она тебе ?» – говорил я себе, чувствуя, что не удержусь, и каким-либо образом проявлю свою нежность к ней. И тогда все полетит к чертям – семья, работа, карьера. В самом деле, я взрослый мужик, и если бы захотел, у меня были бы и любовницы, нет же эта несовершеннолетка. Но меня неудержимо и необъяснимо влекло к ней.
После долгой паузы она произнесла:
-Я не могу…
-Ну подождите, Вы где? Ах  да, гуляете с собакой...
-Хорошо, я приду.
Я выскочил из подъезда, пробежал прямо по тротуару метров двадцать, чтобы ее встретить. Она ведь могла перепутать подъезд. Ира с собакой, с большой овчаркой появилась у подъездной двери раньше меня. Мы поспешно поздоровались, и я, по-дурацки протянув  руку, пригласил ее:
-Пожалуйста, проходите !
Мы вошли на лестничную площадку, там вертелась кудлатая дворняга с ошейником. Собаки стали принюхиваться пока мы о чем-то с ней говорили. И тут началось то, что предшествует потусторонним событиям, входу в инобытие. Я увидел какие-то странные искорки в ее серых сумасшедших глазах. Заметил даже бородавку над верхней губой    и подумал: “Ну ничем она не привлекательна”.
Собаки устроили грызню; небольшая дворняга схватила за лапу овчарку, та заскулила и стала выворачиваться через ошейник, превращаясь в мышь, а дворняга, в шею которой впилась овчарка (но как это было возможно), через кольцо ошейника – в огромного бульдога. Я не знал, что делать и что это значало. Возможно, что я вторгся в запредельный запретный мир. И был предупрежден, что дальнейший путь смертельно опасен.
Ира в слезах убежала с поводком в руках. Все мои последующие розыски ее ни к чему не привели.