Буква Н. Needles And Pins

Буква М - http://www.proza.ru/2011/01/20/1415

               

                Сегодня я видел её, видел её лицо,
                Лицо, что я любил…
                И я понимал, что мне нужно убежать,
                Преклонить колени и молиться,
                Чтобы эти видения исчезли…

                Но я снова чувствую их -
                Уколы этих маленьких острых булавок,
                А моя гордость
                Не позволяет показывать тебе свои слёзы...

                О, я думал, что такой ловкий,
                Раз завоевал ее сердце,
                Не задумываясь, зачем…
                Но теперь-то ясно -
                Она все же ближе к нему, чем ко мне,
                Так что пусть она его и любит…

                Но однажды она научится говорить
                "Пожалуйста" и вставать на колени,
                Так всегда и бывает…
                Она тоже почувствует уколы этих острых игл,
                Причиняющие боль.

                Почему же я не могу остановиться
                И сказать себе, что я неправ?
                Я так неправ…
                Почему же я не могу подняться
                И сказать себе,
                Что у меня хватит сил на всё?
               
                "Needles and Pins" - https://youtu.be/cn4CCRXy75U


- Короче – сейчас репетиция, а вечером играем на танцах! – выкрикивал на бегу Андрюха Кузьмин. – И  вообще – давай, Вовик, отвыкай от своей армейской жизни! К Кристе своей потом съездишь… Когда-когда... Да хоть завтра! Только я не знаю, как ты туда проникнешь – город–то закрытый… Там та-акой заборище!!! Уф-ф, успели… - выдохнул Андрюха, внимательно глядя на табло с информацией об отправляющихся поездах. – А, вот оно что… Отправление перенесли на двадцать минут… Можно отдышаться… Кстати, мы на телевидение готовимся! "Шире круг", программа такая... Надо приготовить патриотическую песню... Вовик, ты же профи...

Профи... Я грустно усмехнулся, взялся за поручни электрички и уже собрался было залезть в вагон вслед за парнями из андрюхиной рок-группы и самим Андрюхой, когда сзади раздалось чуть слышное «Володенька...»

Кто-о? Показалось опять? Я недоверчиво оглянулся и чуть не выронил кожаный кофр с гитарой. На ступеньках электропоезда, стоявшего по другую сторону платформы и направляющегося, судя по всему, в противоположную сторону, стояла она… Кристина!!!

Мир исчез.
Растворился.
Растаял.
Втянулся в кристинкины глаза. Только её глаза и ничего вокруг…
Впрочем – нет… Ещё музыка… В душе… Громкая и потрясающе-торжественная…

Я нереально медленно, как во сне, отпустил поручень и нетвёрдой походкой, всё ещё не веря своим глазам, двинулся к Кристине. Она, так же медленно – навстречу.

- Володенька… - повторил такой до боли знакомый голос. – Ты так изменился… Ты почему так долго?
- Кристинка! Кристиночка! Ты где пропала? Ты не получала моих писем? Телеграмм? Кристинка, поехали ко мне, забирай вещи… Ты почему молчала? Кристя, я ж так переживал… - обрадованно забормотал я, беря девушку за руку, ощущая её знакомый родной запах и по-прежнему не видя ничего вокруг. Кроме её глаз. – Как хорошо, что…  Ух  ты, как здорово! Я уже голову сломал, как пробраться к тебе сквозь кордоны…К родителям поехала? А если бы мы не встретились?
- Володенька… Ты почему так долго в своей армии?  - у Кристины на глазах показались слёзы. – Я замуж вышла…
- Я так рад, Кристя, ты даже не представляешь… Я ведь только тобой выжил… Ты такая краси… - я осёкся. - Что? Что ты сказала?
- Прости…
- Замуж? Когда?
- Месяц назад… Я была на проводинах, выпивали там… В общем… Я ребёнка жду… Что мне делать? Я не могла… Ведь ты бы меня не принял такой…
- Ты… Ты это серьёзно? Что же ты наделала, Крис… Зачем замуж? А я?
- Кристина… - мужской голос из электрички напротив.

Я с огромным трудом перевёл взгляд в направлении голоса. Интеллигентного вида худощавый парень в очках с изящной оправой недовольно и сердито смотрел на нас - на пару, одиноко стоявшую посреди перрона, держащуюся за руки и не отрывающую друг от друга глаз.
Смотрел, но из электрички не выходил.
Вокруг нас, наверное, почти физически ощущался такой накал страстей и эмоций, что, казалось, светился даже воздух.

- Как же так? - я оглох, ослеп и умер одновременно.
- Так получилось, Володенька… Прости… И держи… Это тебе…

Кристина быстро достала что-то из сумочки, сунула мне, ошеломлённому, в руку, смахнула слёзы, уже вовсю капавшие ей на кофточку, и нерешительно попятилась к своему вагону.

Двери электрички зашипели и закрылись.
Сквозь грязное стекло тамбура мне показалось, что Кристя рыдает. Рыдает горько и взахлёб.
Поезд тронулся, унося с собой всё. Всё, что у меня было – мечты, сердце, саму жизнь…

- Вовик! – истошно заорал сзади Андрюха Кузьмин. – Отправляемся уже!

Я оглушённо молчал, сжимая в руке тонкий конверт и глядя вслед исчезающему в жаркой летней дымке поезду.
Музыка в душе смолкла.
Там стояла такая оглушительная тишина…

Андрюха спрыгнул со ступенек и буквально втащил меня в вагон. Практически за шкирку.

- Иди-иди… Садись… - подтолкнул меня в спину Кузьмин, чувствуя отзвуки какой-то страшной трагедии, но не понимая, в чём дело. – Ты чего? Да приди же в себя!

Я, очнувшись, быстро распечатал конверт и стал жадно впитывать слова, написанные таким знакомым почерком… Не очень много слов…


                «Володюшка, здравствуй, милый!

Я, наверное, никогда не решусь отправить тебе это письмо. Но вдруг… Не так всё сложилось, как я хотела. Я виновата, я знаю. Только я.
Я, наверное, не имею права просить у тебя прощения. Мне было бы легче знать, что ты считаешь меня умершей… Я не знаю, что писать… И всё же я скажу то,  без чего не могу ни спать, ни есть, ни дышать - прости меня...
P.S. Я его не люблю, но поступить иначе я не могла.
P.P.S. Мне очень трудно просить об этом, но, может быть, мы как-нибудь встретимся?
P.P.P.S. Володенька, родной, почему, почему  ты так долго не возвращался??? О, господи… Как же мне жить дальше?»


То ли вздох, то ли стон непроизвольно вырвался из моей груди. Я медленно поднял глаза на парней.

- Что? – одними губами спросил Андрюха.
- Выпить есть? – хрипло прошептал я, чувствуя, как загнанно дрожит, захлёбываясь слезами, и останавливается сердце.
- Есть. Водка. Будешь?
- Давай… - я дрожащими руками медленно разорвал письмо пополам, потом ещё пополам, потом ещё...

Лёгкие белые обрывки, вылетев из открытого окна электропоезда, долго кружились в воздухе прежде чем, успокоившись, снежными точками устало лечь на ярко-зелёную траву...


                ***


Я познакомился с Кристинкой на осенней вечеринке.

Нас, техникумовскую группу, пригласили встретить Новый Год девчонки из медицинского училища. Мужественные будущие железнодорожники сразу нашли общий язык с симпатичными будущими медиками.

Веселье было в самом разгаре, когда я неожиданно увидел Ёе.
Девушка в голубом платье стояла, оперевшись о  холодный мраморный подоконник, и загадочно улыбалась чему-то, видимому ей одной.

- Разрешите Вас пригласить? – я, галантный до искомины, был рядом уже через мгновение.

Девушка, сверкнув голубыми глазами и улыбнувшись теперь уже мне, молча подала руку.
И всё...
Именно с этого самого мгновения я понял, что, пожалуй, пропал...
Что себе я больше не принадлежу…
Что я утонул... Погиб... Попал в плен…



Кристя оказалась славной девчонкой.
Как она смеялась, запрокидывая назад голову! Светлые волосы рассыпались по плечам трепещущим водопадом, а в глазах прыгали задорные искорки счастья. Ради этих секунд я готов был смешить её с утра и до вечера... И опять до утра. Лишь бы любоваться ей всё время!
А как она картавила! Не поверите, но я обожал её лёгкую картавость, такую милую и по-детски трогательную.

Учиться Кристина приехала из небольшого рабочего посёлка, расположенного километрах в семидесяти от нашего города. Они с подружкой снимали комнату в огромной старинной квартире в довольно отдалённом районе. Хозяйка квартиры, донельзя напоминающая старуху Изергиль с иллюстрации к произведению Горького, меня почему-то сразу же невзлюбила. Сколько раз она пыталась надуть вежливого принаряженного кавалера самым наглым образом...

- А Кристины дома нет… - приоткрыв дверь на расстояние цепочки, весьма правдоподобно вещала в щель старая грымза.

Метко брошенный в окно кристинкиной комнаты снежок в момент разоблачал этот гнусный обман.

- Кристина-а, ты разве дома-а? Мне показалось – ты уходила куда-то… - поджимая губы, недовольно ворчала Изергиль. 


Мы с Кристей, взявшись за руки, долго бродили по зимним улицам, смеясь и наперебой рассказывая друг другу всякую чепуху. Потом сидели в кинотеатре, облизывая мороженое. Потом наслаждались горячим шоколадом в какой-нибудь кафешке. И целовались. Каждые пять минут... Да что там пять – каждую минуту.
С Кристей было легко. Легко до неправдоподобия... Она понимала меня с полуслова. Впрочем – как и я её.

И ещё она очень любила музыку.
Да и я без музыки уже не мог. Она звучала в моей голове всё время. Разная, в зависимости от настроения.
А в свободное от учёбы и Кристи время я играл в рок-группе.
Группа называлась «МерсЕдес – Бэнц».
Да-да, именно так, с ударением на втором слоге. Смысл названия так и остался для меня некоторой загадкой.
Если это название автомобиля, значит – явная ошибка в определении ударной гласной, если это имя подружки дюмовского Эдмона Дантеса, то при чём здесь «Бэнц»?

Кристине нравилось присутствовать на репетициях. Она была единственным зрителем в пустом зале. Почётным зрителем.
«Ну, как?» - время от времени кричали ей мы со сцены. Кристя смеялась и грациозно поднимала вверх руку с отогнутым большим пальцем. Чаще всего палец смотрел вверх.

Ей очень нравилось, как я пел на английском. А больше всего – когда я подражал Крису Норману. Созвучие же имён Криса и Кристины немало забавляло меня...

- What can't I stop and tell myself I'm wrong, I'm wrong, so wrong, what can't I stand up, and tell myself I'm strong!* – воодушевлённо гремели мы со сцены, улыбаясь пританцовывающей в зале Кристинке.


Но всё время играть такую музыку не получалось. Шла суматошная подготовка к финалу регионального конкурса «Юность комсомольская моя».
Для финала надо было подготовить две песни. Разумеется, советских композиторов. Одну из них – патриотическую, то есть – политическую.
Ох, как мы ругались из-за выбора этой самой патриотической песни! Если бы не Кристя, наверное и подрались бы… Не раз...

- Я вам говорю – давайте «Не расстанусь с комсомолом»! – истерично кричал ударник Игорь Сафонов. – Иначе снимут с конкурса! Что вам, так трудно спеть эту песню? Один раз ведь только!
- Без меня! – горячился Юрка Уваров, лучший гитарист города. – Я ЭТО играть не буду! Я друзей на финал пригласил! Как лохи... Как какой-то дворовый ВИА... Как... Слов даже нет...
- Дурак ты! - стучал палочками себя по голове Игорь.
- А ты...
- Придумал! – осенило меня. – Второй песней у нас остаётся «Моя любовь жива...», так?
- Так…
- А первой мы исполним что-нибудь из Пахмутовой с Добронравовым. Пусть только попробуют нам Пахмутову зарубить…
- А что там у Пахмутовой? – заинтересовался Юрка.
- Ммм… Ну, например – «Беловежская пуща»! – я аж подпрыгнул от столь удачной мысли.
- Ура! – заорал Сафонов, подбросив вверх палочки. – Молоток, Вольдемар! Клёвая песня… И очень патриотичная! Урра!

Репертуар утвердили. Зарубили название.

- Какой-такой ещё Мерседес? Что, нет красивых русских названий? Вот… – председатель жюри покачал головой и заглянул в бумаги, лежащие перед ним. – «Ровесник»…  «Красные Маки»... А вы? … Так, будете «Уральскими Зорями». И не спорьте даже! Телевидение будет, а тут… «Бэнц»!…
- А можно – «Утренняя Звезда?» - робко подал голос Игорь Сафонов.
- Как? Звезда? Звезда – можно! – в бумагах было что-то аккуратно исправлено. – Идите… Готовьтесь…



Финал. Телевидение. Сцена. Коленки слегка дрожат.
Но всё получилось – лучше некуда.
Первая премия! Не Гран-При, но и это – прорыв!!!


- Сейчас – гала-концерт победителей! – деловито произнёс Яков Моисеевич Беленький, руководитель конкурса. – Выступаете вторыми, ребята… Сказать честно, мне вы понравились больше всех, но… Задача, понимаете ли, была поставлена…

Парни вышли на сцену воодушевлёнными, как никогда. Я подключил гитару и благодарно помахал залу рукой, как вдруг наткнулся на искрящиеся кристинкины глаза. А если... Я подошёл к Юрке Уварову.

- Юра...

Тот, вечный бунтарь, понял меня с полуслова.

- А давай!
- Нашим любимым девушкам посвящается! … I saw her today, I saw her face…* - запел я, замечая, как округлились глаза людей в зале, а потом вверх вскинулись руки. Лес рук! Боже...



- Я вам вообще доступ к сцене перекрою… - зло шипел Яков Моисеевич, старательно пряча улыбку и наблюдая, как мы укладываем инструменты. – Ишь, чего удумали… Идите на сцену, герои, слышите – какие овации в зале?

- Володюшка, ЭТО для меня было? – кинулась мне на шею Кристинка.
- Для тебя, конечно… - крепко обнял её я.
- Я люблю тебя!


Люблю...
Надо ли описывать чувство, возникающее всякий раз, когда мы слышим эти слова? Или когда говорим их, будучи уже не в силах удержать в себе? Весь окружающий мир заливает ярким светом тёплое солнце, птицы, кошки, собаки, все, кажется, разделяют твоё чувство и радуются за тебя.
Люди становятся такими славными...
Даже те, кого ещё вчера ненавидел всеми фибрами...

Любовь! Что может быть прекрасней? Тем более - прекрасней горячей молодой любви, когда и свернуть горы... И достать звёзду... И повернуть саму Землю - пара пустяков. Лишь бы ЕЙ ЭТОГО ХОТЕЛОСЬ!!!...

Любовь...


                ***


Стараясь быть незаметным, я тихонечко открыл дверь и просочился в квартиру.
 
Я умудрился уже почти добраться до своей комнаты, как вдруг наткнулся в узком коридоре на какую-то хрень (...примерно так я тогда и выразился).
«Хрень» с грохотом упала, оказавшись стулом.
В родительской спальне немедленно вспыхнул свет.

- Ты где шляешься, Володя? На часы посмотри... Опять пешком тащился через полгорода? Трамваи не ходят уже… –  Мама щурилась на свету.
- Мам, спи, чего ты… Маленький я, что ли? – как можно успокоительнее забормотал я. – А пешие прогулки продлевают жизнь...
- Ты бы меня познакомил с ней, что ли… - грустно сказала мама, направляясь обратно в спальню.
- Всему своё время, мам… - я толкнул притворяющегося спящим младшего братишку Серёжку. – Ты нарочно стул на дороге поставил, охламон? Ух, допросишься ты у меня…


- Володенька, у нас зимние каникулы, я к родителям уезжаю. На две недели… - в любимых глазах плеснулась грусть.
- На две недели? – охнул я, схватившись за голову. – А как же я?
- Поехали с нами… - нерешительно взглянула на меня Кристинка. – Новый год справим…


- Мам, я завтра уеду. Дня на два. До первого января. – я выуживал из стола и прочих заначек остатки своей стипендии.
- Куда это? На гастроли опять? – мама выглянула из кухни.
- … Ага… - уж очень не хотелось объяснять всё. - Ты не волнуйся…


                ***


Посёлок, откуда Кристина была родом, оказывается, был не так уж и невелик.
В непосредственной близости с ним располагался ряд активно разрабатываемых карьеров с разнообразными ископаемыми. Полезными и полезными не очень.
А железнодорожная станция вообще оказалась довольно крупным узлом местного значения. Поэтому в посёлке были суперпопулярны две профессии – железнодорожник и работник карьера.
Кристинкина семья жила в двухэтажном каменном доме. Естественно, на улице Ленина.
Таких домов в посёлке было множество. Их строили пленные фашисты, они же начинали и разработку карьеров.


- Папа, познакомься, это Володя... – смущаясь и опуская глаза, сказала Кристина.
- Герман, очень приятно… - статный мужчина поднялся из кресла и протянул крепкую руку для рукопожатия. – Ты, я слышал, тоже на железку готовишься?
- Да… Я в техникуме учусь.
- Коллега, значит… А я машинист… - Герман помолчал. – А вот скажи-ка мне, что там у вас в техникуме говорят насчёт «белорусского метода»?
- Ну всё… - засмеялась мама Кристины, заглянув в комнату. – Будет, с кем поболтать… Дочка, пойдём, поможешь…


- Ленка, открывай, спишь, что ли? – Мы с Кристей стояли на другом краю посёлка у квартиры её лучшей подруги и тарабанили в дверь. Справлять Новый год в исконно молодёжной компании предполагалось именно здесь.
Замок щёлкнул. В дверном проёме нарисовалась смешная рыжеволосая девушка в халатике и бигудях.

- Ой! – пискнула девушка и снова закрыла дверь. – Заходите, открыто! – голос уже откуда-то из глубины квартиры.

- Кри, готовили на десятерых, а будет восемь! – Ленка безостановочно щебетала, бегая из кухни в комнату.  - Ты, я с Костиком, Вовка твой, Маринка, Жаннка и Катюха с Колькой… Всё! Восемь?... Восемь! Так что жратвы хватит, не беспокойся! А за шампанское, конфеты и торт – спасибо, молодцы! Слу-ушайте, а может – пока в клуб прогуляемся? Там танцы! Время – семь, а гости придут к девяти… Пошли, а?

Кристина вопросительно посмотрела на меня. Я улыбнулся в ответ – да отчего ж не прогуляться?


- Ах, как хорошо! Тёплая эта зима... И красивая... А смотрите, какие деревья! Словно пуховые все… А в свете фонарей вообще…- Ленка вдруг замолчала, пристально вглядываясь в группу парней, стоявших на обочине дороги. – Кри-и-и…

От группы неспешно отделились двое и, приблизившись, остановились прямо перед нами. Я почувствовал через рукав, как нервно дрогнули кристинкины пальцы, и удивлённо взглянул на неё...

- Кристина, поговорить надо… - произнёс один из парней, чернявый и нагловатый на вид, внимательно и в упор разглядывая меня.
- Не о чем разговаривать… - Кристя, по-прежнему державшая меня под руку, потянула в обход препятствия.

Парень, шагнув в сторону, опять оказался на пути.

- Поговорить надо, я сказал!
- Ты не понял – не хочет она с тобой разговаривать? - сказал я, искренне удивляясь редкостной тупости встречного, и двинулся в обход сам, увлекая за собой Кристю.

Чернявый схватил Кристину за шубу и резко дёрнул к себе. По утоптанной снежной дороге смешно запрыгали большие коричневые пуговицы.

- Э! Ты что, офонарел? – тут уж я не выдержал, конечно.
- Ты чем-то недоволен? – отпустив шубу, парень приблизился к моему лицу почти вплотную, дыша перегаром.
- Женька! Ты дурак, что ли? – заверещала Ленка. – А ну, отстань!

Кристя, заметно нервничая, стиснула мою руку и развернулась, направляясь туда, откуда пришли.

- Лена, мы домой! Натанцуетесь – приходите!

Уже около самого дома я услышал позади тяжёлое дыхание и топот нескольких ног. Я обернулся. Поздно, к сожалению... Тут же прилетел удар в лицо.


Сказать, что драка была интересной – изрядно покривить душой. Драться в тяжёлой зимней одежде - вообще не шоу...
Я занял круговую оборону спиной к стене дома – всё-таки нападавших было трое. Кристя дважды пыталась вмешаться, но оба раза была безжалостно отброшена в близлежащий сугроб.
C трудом поднявшись во второй раз, она бросилась в подъезд. Звать соседей.

- Ах ты, ублюдок… - прохрипел Женька, видя, что завершить схватку с явным преимуществом атакующей стороне вряд ли удастся. В подъезде уже был слышен мужской голос... К тому же женькины приятели, похоже, не очень-то рвались в бой... Так, для галочки... Однако подленькие выпады слева и справа они всё же совершали. Нанося какой-никакой, но ущерб, а главное - отвлекая внимание...

Женькина рука скользнула в карман. Ё-моё... Я похолодел – в вечернем полумраке тускло блеснул шипастый кастет.

Все четверо ринулись навстречу друг другу. Женька с напарниками - атакуя, я - стараясь максимально ограничить пространство для атаки. Мы сцепились, яростно нанося друг другу беспорядочные удары куда придётся.

- Атас! Линяем! – крикнул кто-то из женькиных компаньонов. Тот, отступив два шага назад,  с ненавистью посмотрел на меня, развернулся и бросился бежать вслед за подельниками.
- Что тут у вас? – пожилой мужчина в военном кителе наклонился ко мне, присевшему на корточки. – А ну, подними голову!

Я поднял. Мужчина, женщина, выбежавшая из подъезда вслед за ним, Кристя и появившаяся невесть откуда Ленка с каким-то парнем одновременно тихонько ахнули.



- Да, красавчик… - я грустно смотрел в зеркало. Всё-таки парочка ударов кастетом цели достигла. Скользом, но тем не менее... Длинный, хотя и не очень глубокий шрам протянулся от уголка рта до самого уха, придавая физиономии откровенно гуинпленовское выражение. К тому же он безумно кровоточил, создавая из-за количества вытекающей крови впечатление насквозь прорезанной щеки. Пара ссадин в счёт не шла, это мелочь. – Хорошо хоть, что фингалов нет… И зимняя шапка - великая вещь... Хотя в конце концов и она слетела...
 
- Лена, а шапку мою нашли?
- Нашли шапку... А я, как Костика нашла на танцах, сразу домой… Я же видела, что они втроём за вами побежали… - Ленка тараторила на кухне в то время, как Костик в ванной помогал мне заклеивать шрам. – Кристина… Ты чего, Кристина? Успокойся, Кри… - внезапно на кухне что-то разбилось.


- И чего он, бля, вяжется, га... Гад? – сквозь всхлипывания раздался Кристинкин голос. – Козлина во... Во... Вонючий, придурок грёбаный… Убила бы т... Тва... Тварь! Я бо... Бо... Боюсь его... Я ненавижу его! Ненави... Ви... Вижу! Не - на - ви - жу! Как... Как... Как там Володька? Нормально? Да уж, норма... А... А... Ально... Я за Воло... Володюшку приду... Приду... Придушу эту падаль... Дом сожгу эт... Эт... Этому мудаку!

Ого! У меня глаза полезли на лоб - и не подозревал даже, что Кристе вообще знакомы подобные выражения... Я поднялся и хотел было пройти на кухню, но Костик решительно встал на пути:

- Не ходи туда… Истерика у неё… Ленка успокоит… О! Звонят! Гости пришли… Пойдём встречать… Только… Стой к двери этим боком…
- Вы зачем этого идиота Женьку побили, Костик? – весёлые девичьи голоса от двери. – Губа до подбородка и такой финга-алище… Он матерится в клубе... Орёт - я этого так не оставлю!… Ой, здрасьте…
- Привет… - вежливо сказал я и попытался улыбнуться. Зря. Из растерзанной щеки снова хлынула кровь. – С наступающим…


- Вовка, слушай сюда… - шептала мне сидящая рядом Ленка, держа фужер шампанского в руке. – Это прыщ ещё со школы к Кристе пристаёт. Она его отшивает, а он… Как вредная черепашка на хлеб – лезет и лезет. Одно время даже ночевал у неё в подъезде на лесенках… Баран! Кри его терпеть не может, а он нахлобучится пивом, усядется на ступеньки и завывает полночи…
- Завывает?
- Клянусь… Сама слышала, когда у Кристинки ночевала. – Ленка отхлебнула шампанское. – Но дело не в этом… Понимаешь… У Женьки этого отец – начальник РОВД милицейского. То есть – сынок всегда прав. С рук сходит абсолютно всё. По идее, он давно сидеть должен, ан нет… Папенька отмазывает… Кстати, ты домой поедешь – будь осторожен, у него на станции всё схвачено. Он с дружками там тёмные делишки какие-то проворачивает, поэтому дозорные там как пить дать есть. Отловят тебя. Фиг потом докажешь, что ты не рыжий, я ж про папеньку сказала…
- Лен, я ж не невидимка…
- Ты вот что… На автобусе поезжай… - Ленка положила в рот конфету и довольно прищурилась. – А ты молодец, скажу я тебе. Ха! Самому Женьке морду набил! Ему ж у нас в посёлке слова поперёк опасаются сказать…
- Да, набил… - я невольно прикоснулся к заклеенному лейкопластырем шраму.
- До свадьбы заживёт… Эх… - потянулась Ленка. – Пойдём танцевать? Кстати, у тебя дружок не завалялся нигде? Типа тебя…
- А Костик как же?
- Костик? – Ленка оглянулась. – Костик хороший… Только бесперсперс… Бес-пер-спек-тив-ный…


- Открывайте, вы! – в дверь звонили и стучали одновременно.
- Ты опять, что ли? – через дверь крикнула Кристина. – Пшёл вон! Во-он! Понял?
- Кристина… - довольно пьяный голос снаружи. – Я его всё равно уделаю. Пусть лучше  сам выйдет!
- Щас! – гневно тряхнула головой Кристя. – Убирайся, а то милицию вызову!

За дверью истерично заржали сразу несколько человек.


Женька и ещё человек десять караулили меня во дворе всю ночь. Пьянствовали и орали.
К утру всё стихло. Гости тоже потихоньку разошлись.


Я вышел на балкон, потянулся, с удовольствием вдохнув свежий морозный воздух. На скамейке у подъезда дремала парочка каких-то мутных типов. Увидев меня, один из них толкнул другого в бок. Тот зашевелился и тоже задрал голову.


- Стерегут, уроды… - озабоченно пробормотала Ленка, выглянув в балконную дверь. – Вов, иди спать, я постелила.
- А Кристина?
- Иди-иди, она уже ждёт тебя… - улыбнулась Ленка и потащила на кухню грязную посуду.



Впервые мы с Кристиной оказались в одной постели. От ощущения предельной близости любимой девушки у меня немного кружилась голова…

- Тсссс… - улыбаясь и взволнованно дыша, положила свою прохладную ладонь на мой горячий лоб Кристя. – Володенька, любимый… Не здесь… И не сейчас, ладно? Мне бы не хотелось так… В первый раз… - она покраснела.
- Как скажешь, любовь моя… - я поймал себя на мысли, что, наверное, чересчур сильно люблю Кристю, раз её слово для меня - закон, а её желания для меня гораздо выше собственных...
Даже в таких делах...
В делах горячей молодой страсти...

- Потерпи, пожалуйста… Прошу… Всё будет… Я сама скажу тебе – когда, хорошо? – Кристина, прижавшись, жарко поцеловала меня. – Боже, спасибо…
- За что спасибо?
- За тебя…




Уехал домой я только третьего января. Во-первых – не мог расстаться с Кристинкой, а во-вторых – слежка не прекращалась ни на минуту.

- Может – отцу сказать? – вполне серьёзно спросила Кристя. – Он с мужиками тебя проводит…
- Придумала… - я засмеялся. – Сами разберёмся…


Автобус, на котором я отправился домой, делал остановку и на железнодорожной станции. Увидев меня, глупо улыбающегося в автобусном окне по причине прекрасных воспоминаний о трёх прошедших днях, два парня жуликоватого типа, курившие около вокзала, бросили сигареты и торопливо запрыгнули внутрь.

- Проезд оплачиваем! – рявкнула толстая кондукторша.

Один из парней, наклонившись к кондукторше, что-то шепнул ей на ухо. Та испуганно примолкла. 
Парни не спеша двинулись в мою сторону. Они остановились в проходе, в аккурат напротив. Один из парней стал потихоньку наваливаться на тётку, занимающую соседнее со мной место.

- Ты чего, охальник? – взвизгнула тётка, крепче прижимая к себе сумку. – Мест тебе мало, что ли?
- А мне ЭТО нравится… - зловеще прохрипел парень.

Я усмехнулся. В этот момент автобус резко тормознул. В открывшуюся переднюю дверь вошли два здоровенных мужчины.

- Товарищи пассажиры! Рейсовый контроль! Приготовим билетики для проверки!
- …Твою мать… -  шёпотом выругался парень и повернулся к напарнику. – Серый, сваливаем… Эй! Заднюю дверь открой!
 


- Ты где был, Вовик? Ого, что у тебя с лицом? – вытаращился на меня братец Серёжка. – Тут такой кипеш… «Гастроли»… Мама к Сафоновым ходила, Игорь дома и ни о каких гастролях не знает…
- А где она сейчас? – спросил я, раздеваясь.
- Может – в милицию пошла, заявление на розыск писать… Ну, ты дал копоти…
- Всё… Иди отсюда… Спать хочу… С Новым годом, кстати!
- Аха… И тебя… Ох, и достанется кому-то…

Когда пришла мама, я узнал о себе много нового. Прямо так, полупроснувшись.

"Изверг и бездельник" с "расквашенной физиономией, смотреть жутко", которому "скоро голову оторвут где-нибудь, а мать даже знать не будет", блаженно улыбаясь, повернулся на другой бок, пробормотав «Мам, прости… Потом ВСЁ расскажу…» и снова уснул.

Снилась Кристинка...


                ***


- Алло!... Алло!... Кристя, привет! – я прикрыл дверь телефонной кабинки.
- Володенька, здравствуй, милый… - где-то так далеко и так рядом…
- Кристинка… Я соскучился, любовь моя…
- И я… Володенька, как ты?
- Приезжай, а?
- Приеду… Через четыре дня. Отец заболел. Понервничал…
- Из-за чего?
- Из-за… Женьки…
- Из-за ЭТОГО? – я малость напрягся.
- Ну да… Опять торчит в подъезде. Скулит.
- Скулит?
- Да… Иногда. Когда выпьет… Отец его и так недолюбливает… Ну и сказанул что-то типа «Я же тебя просил сюда не приходить». А тот: "Распустили дочь, то-сё…" Отец: "Да ты мизинца вовкиного не стоишь…" Ну… И началось. Слово за слово… - Кристя помолчала. – У отца «Москвич» старенький, так это… ГАИшники наши теперь вечно чем-то недовольны… А Женька ему – "Ещё и прав лишат, довыделываетесь всей семейкой…" Отец его за загривок… В общем – инфаркт…
- Вот гад… Извини… А сейчас как?
- Лучше… Но с Женькой ему лучше бы не встречаться…
- Герману Петровичу привет, пусть поправляется… Я люблю тебя!
- Передам, он будет рад… А я тебя люблю больше!


Я положил трубку. В сердце шевельнулась тревога. Бывают же такие… Люди…
Едва заметная дрожь пробежала по телу... Это всегда так бывает, когда очень зол, но бессилен что-либо сделать. «Концентрат беспомощности бьётся головой…» - обычно говорил в таких случаях братец.

Выйдя из переговорного пункта, я едва не столкнулся с мчащимся куда-то Юркой Уваровым.

- Вован! – заорал Уваров, вращая глазами. – Я к тебе! Матвеевна не звонила? Спели, блиндер, на «…юности»… Аллес! Ханя – матаня!
- Юрка!... Да не вопи ты, объясни толком.
- Домой иди! Она уже иззвонилась, наверное… Или сам ей звякни…

Софья Матвеевна была директором огромного ДК металлургов, где мы давно и с удовольствием репетировали. Матвеевна музыку любила и иногда захаживала на репетиции послушать новинки… Что-то определённо случилось, но что?

- Софья Матвеевна, Вы меня искали? Алло… Это Володя.
- Да. Владимир, сворачивайтесь. Времени у вас до конца недели… - ох, как строго! Непохоже на Матвеевну в принципе…
- Софья Матвеевна, мы же до лета…
- Забудьте! До конца недели!
- Но почему? – я закрыл трубку ладонью и шепнул стоящему рядом Юрке: - Херня какая-то, не пойму ничего…
- Детскому театру место требуется. Срочно!... Эх, Вовка-Вовка… А я-то, дура старая, вам доверяла… – похоже, Софья Матвеевна всхлипнула. 
- Да что…
- И не перебивай меня! Мне сегодня знаешь ОТКУДА звонили?... Вы что там учудили, на конкурсе? Что за антисоветчина?
- Софья Матвеевна, что же может быть антисоветского в песне с названием «Иголки и булавки»?
- …Вот иголки и антисоветские! Всё уколоть норовите… Окончен разговор! И не пытайтесь меня уговаривать… Эх, вы…

Гудки. Я перевёл недоумённый взгляд на Юрку.

- Доигрались? – спросил Юрка и  вдруг согнулся в хохоте. – Вольдемар, теперь ещё в КГБ будешь объясняться…
- Уваров, вот ты всегда так… У нас проблемы, а ты ржёшь…
- Вован… - Юрка стал серьёзен, как никогда. – Я знаю один шикарный санаторий за городом, там такая аппаратура пылится… Чешские гитары, полуакустика, прикинь только… Две! «YAMAHA» двухклавиатурная… А барабаны… Игорёк умрёт от счастья, только взглянув… Бас-гитары нет… Скинемся! Поехали прямо завтра, а?
- А ты-то когда умудрился это всё высмотреть?
- Директриса… - Уваров на мгновение задумался. – Тётка моей подружки. Я правда, хотел завязывать с ней…
- С кем? С тёткой?
- С подружкой, чё как дурак? Надоела она мне… Но ради такого дела готов потерпеть ещё…
- Мученик… - теперь очередь хохотать перешла ко мне.



Вокзал. Снова вокзал…
«Как наша жизнь круто замешана на вокзалах, оказывается…» - неожиданно пришло мне в голову.
 
Мы с Игорем Сафоновым и Юркой Уваровым рассматривали расписание поездов, когда откуда-то сверху раздалось:

- Вовка!

Мы все втроём повернули головы направо и посмотрели вверх.

На балконе второго этажа, нависавшего над центральным вокзальным холлом стояли девчонки. Одна, рыжая, махнула рукой. Ого! Это же Ленка, та самая славная болтушка из кристинкиного посёлка!

- Я сейчас… - сказал я товарищам и побежал к лестнице, ведущей наверх.
- «Сейчас…» - проворчал Юрка. – Как к девчонкам, так один… Пошли тоже, Игорёха, разглядим получше, что там за мадамы…


- Да мы в ваш знаменитый музей приезжали… Двадцать человек наших, поселковых. – затараторила Ленка, улыбаясь и кося взглядом на Уварова. - Спросили – кто съездить желает? В театре ещё были… Теперь домой…
- А Кристя не с вами?
- Не, у неё отец хворает… А Вас как зовут, молодой человек? – вопрос, естественно, к Юрке.
- Кхе… Юра… - смущённо кашлянул Уваров.
- А я Лена… - протянутая рука, неловко пожатая вдруг ставшим предельно неуклюжим Юркой.
- Ну ладно, Ленк, пойдём мы… - объявили нашу электричку. - Некогда… Кристе приветище и поцелуй…

Ленка хотела что-то сказать, но промолчала, отводя взгляд.


Мы, прыгая через две ступеньки, помчались вниз по лестнице. На площадке между этажами я, задев плечом одного из двух поднимающихся парней и пробормотав «Извините…», хотел уже было продолжать прыжки, как что-то меня остановило. Юрка тут же с разгону врезался мне в спину.

- Ты чего встал?
- Погоди, Юра… - я медленно повернулся к застывшим на месте встречным парням.

С удивлением и испугом на меня в упор смотрел… Женька! Тот самый… Так вот о чём хотела предупредить Ленка!

- Ну, здравствуй… - медленно и отчётливо произнёс я, внезапно ощутив странную тянущую боль в уже зажившем шраме. – Бывает же такое... Теперь ТЫ у меня в гостях, так?

Женькин попутчик, почуяв, что дело неладно, бросив мороженое, попытался улизнуть. Юрка поймал его за хлястик и притянул к себе.

- Ку-уда? Вован, я правильно понял – это они тебе в Новый год табло разрисовали?
- "Табло"… Отпусти его, Юра… - я не мог отвести взгляда от Женьки, словно удав, смотрящий на кролика, почти физически наслаждаясь страхом и растерянностью того. – Ты отчего ж не здороваешься, Евгений? Не узнал?
- Узнал… - прошептал Женька. – Бить будете?
- Буду. Я… Один, заметь! – я невольно потрогал шрам. – Хочу симметрии между нами…

Я шагнул вперёд. Женька попятился. Ещё шаг... Снова назад... Пока не упёрся спиной в стену.
Я взял Женьку за отвороты куртки и приподнял, по-прежнему не отводя взгляда.
Женька дважды моргнул глазами…
И заплакал!

- И этот плакса разделал тебя, как бог черепаху? – недоумённо спросил Игорь, открыв рот от изумления.
- Тогда он не плакал… - с досадой ответил я, как следует встряхнув висящего у стены Женьку.
- Парни… Чего вы? Не бейте…

Плачущего Женьку я отпустил, брезгливо вытерев руки о джинсы.

- Фу, погань… Даже трогать противно… Ты только пьяный смелый такой? Или толпой против одного?
- А в-вас не толпа? – Женька опустился на корточки, опираясь на крашеную вокзальную стену, беспрерывно шмыгая носом и размазывая слёзы по лицу.
- Я же сказал – считай, что я здесь один… Всю вендетту испортил, чмо…- я недовольно помолчал, раздумывая, а может всё-таки врезать ему? – Ты... Слушай и запоминай. Если ещё хоть раз… Хоть один только маленький разочек ты приблизишься к кристинкиному дому, я брошу всё и приеду…
- Мы приедем! – рявкнул Юрка, с интересом наблюдающий за разговором.

Женька вздрогнул.

- …Мы  приедем... И даже твой папенька–мент навряд ли тебе поможет… Ты понял? – Я не смог удержаться от искушения слегка подпнуть всхлипывающего Женьку. – Понял?
- Да…


- Я одного, Вован, не пойму – как он умудрился тебя разлиновать? – ухмыльнулся Юрка. – Ты же самбо занимался. И дзю-до…
- Уваров, помолчи, а? Тошно мне чего-то… - я отвернулся, преувеличенно внимательно разглядывая зимний лес за двойными стёклами электропоезда.




Дни чередовались, словно узоры в калейдоскопе.
Зимние сугробы незаметно превратились в чёрные проталины, зазвенев ручейками и пением птиц, радующихся, что удалось дотянуть до весны.
Жизнь била ключом. Учёба, репетиции, Кристина… Мне некогда было даже перевести дух.

Ещё с занятий я звонил Кристе, мы встречались и бежали к Юрке. Юрку в последнее время мы чаще всего заставали за одним и тем же занятием – он до блеска натирал ядовито-жёлтую «копейку», подаренную отцом. Забрав по пути Игоря и бас-гитариста Лёшку, всей компанией с ветерком мчались за город на репетицию.

На наш "Бэнц" неделю назад обратил внимание лечившийся в санатории эстрадный мэтр, Заслуженный и всё такое… Видимо – заскучав от монотонных процедур, он, засучив рукава, с усердием взялся за наше музыкальное воспитание. Отныне просто даже распеваться, исполняя «Bohemian Rhapsody»  Freddie Mercury или битловскую "Because", стало в порядке вещей. Признаюсь - после таких репетиций мы буквально валились с ног.

- Перспективные вы ребята… - лил бальзам на наши усталые души Заслуженный. – Летом жду вас в гости, в Питер. Попробуем поработать в студии…

В общем, всё складывалось очень даже неплохо. Учёба, музыка, любовь – что ещё надо для счастья в 18 лет?

- Может, поженимся? – иногда спрашивала Кристя, испытующе заглядывая мне в глаза.
- Обязательно. Попозже, хорошо? Кри, ты ж видишь - пока некогда абсолютно… Вот диплом защищу в мае… В Питер сгоняем… - я счастливо смеялся в ответ...


                ***


Гром с чистого весеннего неба грянул неожиданно.
Игоря Сафонова призвали в армию. Резко и категорически. Сегодня – повестка, завтра – ты уже солдат.
Через день повестка пришла и ко мне.

Проводы получились сумбурные и грустные. Кристинка и мама плакали дуэтом. Наконец-то они познакомились…

- Будем ждать, Кристиночка? – спрашивала мама.
- Конечно… - шёпотом отвечала та.



Письма от Кристины приходили каждый день. Иногда по два. Первые полтора года. Потом – реже. А в последние пару месяцев иссякли совсем.
Как бы то ни было, они очень помогали мне выживать. Особенно в первые полгода. Когда, честно говоря, жить хотелось как-то не очень…


                «Володюшка, любимый, здравствуй!
                Как ты там, любовь моя?

Я посмотрела сегодня по карте, между нами около пяти тысяч километров! Пять тысяч! Ненавижу это число… Кажется, я ненавижу и всю твою армию.

Отмечаю на календаре дни, проведённые без тебя… «Без тебя» - это ложь! Ты всегда рядом, я разговариваю с тобой, прошу совета… Может, я схожу с ума?
У меня всё хорошо. Защитила диплом. По распределению поеду в один закрытый город. Говорят – там хорошо. В смысле снабжения и уровня жизни. Буду сидеть за забором и ждать тебя…
Володюшка, тебе отпуск дадут? Я очень надеюсь на это. Поосторожней там, на границе. Пожалуйста.

Видела Юрку Уварова. Он играл в последнее время в разных ресторанах. Не знаю, что произошло, какие-то непонятные разборки… В общем, Юрку здорово избили ночью, когда он возвращался домой. А самое плохое – ему сломали пальцы на левой руке. Нарочно, видимо… Он в гипсе. Играть так, как раньше, сможет навряд ли… Но не унывает. Просил передать привет. Сказал, что к твоему возвращению будет как огурчик.

Привет тебе от папы.
Кстати, от Ленки тоже привет. Они с Юркой встречались какое-то время. Потом у Юрки эта катавасия началась… А теперь Ленка в больнице. Рак крови. Я была у неё вчера… Одни глаза…

Мне страшно, Володюшка. Очень страшно. Я тоскую по тебе. Иногда мне кажется, что всё, что было между нами – прекрасный сон… Скажи мне, что это не так...

Всё, Володюшка, пока всё. Я вечером тебе ещё напишу. И ты пиши мне почаще, ладно?

                Я люблю тебя.
                Помни об этом, прошу!
                Целую крепко миллион миллионов раз.
                Твоя Кри.»


В отпуске я так и не побывал. Не довелось. Ни разу за два года.
Более того – и с увольнением в запас началась какая-то чехарда. Почему-то запаздывал молодой призыв. Призвавшись в апреле, я переслуживал уже второй месяц.

«Кристя, наверное, со дня на день меня домой ждёт, поэтому и не пишет уже... А я тут... Подвис…» - грустно шевелилось в голове.

Но всё рано или поздно заканчивается. Даже служба.

Пять дней в поезде казались каторгой. Телеграммы, посылаемые мной Кристине почти с каждой крупной станции, были какой-никакой, но отдушиной…





                ***************






                «Володюшка, здравствуй, милый!

Я, наверное, никогда не решусь отправить тебе это письмо. Но вдруг… Не так всё сложилось, как я хотела. Я виновата, я знаю. Только я.
Я, наверное, не имею права просить у тебя прощения. Мне было бы легче знать, что ты считаешь меня умершей… Я не знаю, что писать… И всё же я скажу то,  без чего не могу ни спать, ни есть, ни дышать - прости меня...
P.S. Я его не люблю, но поступить иначе я не могла.
P.P.S. Мне очень трудно просить об этом, но, может быть, мы как-нибудь встретимся?
P.P.P.S. Володенька, родной, почему, почему  ты так долго не возвращался??? О, господи… Как же мне жить дальше?»


То ли вздох, то ли стон непроизвольно вырвался из моей груди. Я медленно поднял глаза на парней.

- Что? – одними губами спросил Андрюха.
- Выпить есть? – хрипло прошептал я, чувствуя, как загнанно дрожит, захлёбываясь слезами, и останавливается сердце.
- Есть. Водка. Будешь?
- Давай… - я дрожащими руками медленно разорвал письмо пополам, потом ещё пополам, потом ещё...

Лёгкие белые обрывки, вылетев из открытого окна электропоезда, долго кружились в воздухе прежде чем, успокоившись, снежными точками устало лечь на ярко-зелёную траву...

Любовь...

Боль...



* Слова из композиции "Needles and Pins" (Jack Nitzsche/ Sonny Bono), исполнители - Jackie DeShannon, "The Searchers", "The Ramones" и "Smokie" (альбом "Bright Lights and Back Alleys", 1977)
** плакат И.Большаковой, В.Смирнова, 1963 год.
*** Буква О - http://www.proza.ru/2010/10/06/390