В джунглях моря

  В джунглях моря.
Лесовоз NORD SEA» под панамским флагом и с русским экипажем вышел с Филиппин с грузом круглого красного дерева, назначением на Японию. Это судно отработало свое, и пора бы ему встать на вечный прикол или уйти на разделку, как говорят моряки на «гвозди». Но на мировом судоходном рынке появились дешевые русские моряки и уж больно предприимчивые русские бизнесмены. Первые были готовы работать за пятьсот – семьсот баксов на любой рухляди, а вторые умудрялись находить эту самую рухлядь и со спокойной совестью выпихивать и тех, и других в море.
Этот панамский лесовоз не был исключением, имея в своем активе одни минусы, начиная с экипажа, набранного « с миру по нитке», и кончая невыплатой зарплаты за весь рейс. С приходом русских это судно обрело, можно сказать, третью жизнь, которая закончится для него не под резаками сварщиков, а в открытом море, случись попасть ему в приличный шторм – до того гнилым и проржавевшим был корпус.
Половина экипажа может и не была отбросами общества, но в процветающих компаниях и на приличных судах им не было места. У них любимое жизненное «хобби» со временем перешло в губительное пристрастие, почти недуг, и теперь без «огненной воды» они просто не мыслили своего существования. Из – за этого были мало способны  к настоящей работе, все время находясь в крайнем раздражении, которое гасится постоянным приемом спиртного. То, что эти люди проработали вместе полгода, можно считать чудом. Но и чудеса имеют свойства заканчиваться, если их все время подтачивают все новые и новые негативные обстоятельства. Вот и последняя новость из этого ряда – у судна новый хозяин, третий за полгода. Это значит, что шансы получить деньги уменьшились втрое. Он сообщил, что они теперь работают в компании «GOLDEN SHIPS». Название, конечно, крутое, но вся эта компания состоит, скорее всего, из этого единственного судна. Пожелал хорошей работы и спокойного моря и, конечно, пообещал заплатить и поменять команду при первой возможности. Но он был бы полным кретином, если бы об этом не заикался и вообще ничего не обещал. Зарплата, которую здесь еще не видели, и неясность с окончанием работы – главные проблемы экипажа, которые держат моряков в постоянном раздражении и злобе, переходящими в ненависть и к себе, и к окружающим. Когда на борту заканчивается спиртное, в воздухе носятся такие «грозовые тучи», что малейшая «искра» может взорвать судовую обстановку. Хорошо что переходы небольшие, и спиртное не успевает закончится. Люди совсем близко от трагедии, но пака все обходится, и дай Бог, чтобы обошлось. Разбитые губы и синяки под глазами в счет не идут: встал утром на ноги, значит все в порядке. Но все равно нельзя так долго испытывать судьбу, не может все это продолжаться до бесконечности, все мыслимые сроки прошли, беда совсем рядом с людьми.
Отшвартовались от причала порта Себу в пятнадцать, а к семнадцати из двадцать одного члена экипажа абсолютно трезвыми оставались только пятеро. В шестнадцать на вахту заступил старпом, радостно – веселый от только что выпитого стаканы виски. Алкоголь еще «не развез» его на жаре, и он искренне верил, что так хорошо и весело ему будет всю вахту. А сменившийся второй помощник зашел к третьему штурману предупредить, чтобы тот был в готовности заступить на вахту часа на два раньше. Тот только горько усмехнулся в ответ: он и второй уже смирились и, не портя нервов, делили ходовые сутки на двоих. Ни капитан, ни старпом не выйдут из пьяного штопора, пока на борту есть хоть капля спиртного. А в этот раз пьянка обещала быть крутой и долгой, дешевизна местного «пойла» и количество полученного на судно это красноречиво предполагали. Еще при погрузке продуктов боцман заметил, что на этом переходе придется питаться спиртным, взятым, как обычно, на деньги, отпускаемые экипажу на питание. За ящиками с дешевым виски не было видно этих самых продуктов, а повидавший всякого филипок – шипчандлер только качал головой. 
В машинном отделении бессменными вахтенными будут пенсионного возраста стармех и год назад выпущенный из училища четвертый механик. Остальные в пьяном угаре и не помышляют спускаться в жару МКО, выпав из работы как минимум на трое суток.
Боцман, еще один трезвенник в экипаже, обошел судно, проверил и задраил баковые помещения, лазы в трюма и ростры, «набил» талрепа крепления палубного груза и ушел в надстройку, откуда неслась громкая магнитофонная музыка. Дальше все шло как обычно, на ужин опостылевшая сублимированная лапша и погружение экипажа в алкогольный рай. После ужина боцман подремал пару часов в каюте и, не в силах терпеть жару, вышел на палубу, где солнце, опустившись до горизонта, уже не пекло. Небольшое суденышко, маленькая и тесная надстройка, узкие палубные проходы. На главной палубе караван леса, и можно прогуляться только по этим узким проходам вдоль надстройки, через кормовую швартовую палубу. Двести мелких шагов с одного борта на другой. Этот ежедневный вечерний моцион боцмана, когда можно расслабиться, забыть мрачную действительность и немного помечтать о том, когда этот проклятый рейс закончится и можно будет вернуться домой, к семье. Бросить все и уехать, но держит невыданная зарплата, и в душе теплится надежда, что все же заплатят, а бросив все, пролетишь точно. Мысли о невыданной зарплате, которая привязала его к этому судну намертво, сразу портят настроение. Их не прогнать, они мгновенно захватывают все сознание, а к ним тут же добавляются мысли о враждебном противостоянии между ним и матросами, и еще о многом другом, таком же сером и негативном.
Солнце давно скрылось за горизонтом, и душная тропическая ночь вступила в свои права. Ночь – самое тяжелое время, состояние войны со всей пьющей братией заставляет боцмана держать дверь иллюминатор в своей каюте постоянно закрытыми. Ведь уже не раз, куражась в пьяной крутости, обещали выбросить его за борт, чтобы не мешал нормальным людям своей придурочной работой. Уже пару раз не сдерживался и сам боцман, совал кулаком в эти пьяно – искривленные рожи, после чего в ненависти получивших сомневаться не приходилось. Вот и приходится гулять по палубе как можно дольше, пока ноги не нальются свинцовой тяжестью, а тело ждет отдыха и сна в любой обстановке. Двести мелких шагов с правого борта надстройки на левый через корму, потом назад, повторяя это снова и снова.
Матрос Семен Кирьянов, для своих просто Киря, жизнью был недоволен полностью. А этот последний рейс доконал его окончательно, истрепав нервы до предела. Во первых, их «кинули» с зарплатой, как последних «лохов», и сомневаться в этом не приходится. Прошло полгода, а за работу не получено ни цента. «Гонят» одни и те же басни для дураков, мол, не волнуйтесь, работайте, а зарплата потом, по приходу в базовый порт. А кого там найдешь, в этом базовом порту, если даже не знаешь, кого искать. Третий хозяин за шесть месяцев. Но даже если и найдешь, будут ли с тобой говорить? За всеми этими фирмами – компаниями стоят такие «бригады», что мигом спрашивать расхочется, а не то что права качать. В общем денежки, обещанные семьсот «баксов» в месяц, накрылись стопудово», и нечего тешить себя иллюзиями. Это очень сильно осложняет жизнь, держит в состоянии постоянной ярости, и Киря не знает, как от этого освободиться. А к этому примешивается и тоже мает круглыми сутками мысль о своих бездарно прожитых тридцати пяти годах, и эта проблема, может, даже и покруче первой. Ведь за душой нет ни семьи, ни хаты, ни накоплений. И если говорить честно, то на сегодняшний день он оказался у «разбитого корыта», и все надо начинать сначала, как говорится, с чистого листа. Все это тяжким грузом лежит на душе, а в совокупности с водкой очень хорошо «гробит» здоровье и нервы, заставляет думать об этом сутки напролет. Самое разумное – это бросить судно и выбираться домой, толку от этой работы не будет. По приходу в Японию надо пробить этот вопрос, попытаться сесть на попутное судно. Но это ближайшие планы, а на будущее есть мысль вообще завязать с морями. Неужели на берегу не найдется «жирного куска» для умного и крутого парня? Мысль собрать «пацанов», желающих сбиться в бригаду под его авторитетным началом и заняться «промыслом» давно поселилась в голове и уже обрастает практическими идеями. Токарь Гриня Селезнев, числящийся здесь его корешом и правой рукой, обещает свести на берегу Гриню со своим старшим братом, недавно вернувшимся с пятилетней отсидки, и местными «пацанами». А идей по «промыслу» хоть отбавляй, с этим в России никогда не было дефицита, хочешь «бомби», хочешь «крути». Эти мысли о будующих крутых перспективах возбуждают и немного пугают, но парень твердо решил вступить на «тропу криминала», сыграть с судьбой по – крупному. Зарабатывать копейки уже нет сил, а красивой жизни и всего, что ей сопутствует, хочется все сильней и сильней. То что он может начать «дело», встав во главе, Киря не сомневается. На всех судах, где бы он не работал, его уважали, он всегда был в авторитете. Никто не смеет вякнуть в его сторону, знают, что разговор будет коротким. Не зря его юность прошла в борцовском зале, и до сих пор пудовая гиря и боксерская груша – его лучшие друзья и напарники. Вот только в этом рейсе он чутка расслабился и уже третий месяц не делает даже элементарной зарядки. Но это не страшно, как говорится опыт не пропьешь, несколько интенсивных тренировок – и тело все вспомнит, станет послушным и точным. Как часы. Его авторитет, конечно, для узкого круга лиц и в мирной обстановке приносит одни лишь неприятности, ведь он участник всех крупных пьянок и разборок, почему назад ни в один экипаж не взяли. А то, что он авторитет не для всех, сразу портит ему немного улучшившееся настроение и возвращает в действительность, на это зачуханное судно. Ведь даже здесь, он для некоторых пустое место. Хорошо, что не стараются это подчеркнуть, как, например, боцман, с его небрежной отмашкой и ехидной просьбой сначала отрезветь, а потом лезть с советами. А это случается частенько и доводит Кирю до состояния невменяемости. Но всегда остается капелька здравого ума, чтобы не провести расправу прямо здесь на борту, но дай Бог вернуться в Россию, там расплата будет равнозначной всем унижениям. Мысли о будущих крутых делах, о будущей крутой разборке, обычно успокаивали, приносили хоть и временное, но облегчение. Но не сегодня. Стоило только подумать об этой действительности, о боцмане, который ежедневно достает этой дурацкой работой, как ярость и ненависть мгновенно заполнили сознание. Эх, врезать бы кому нибудь в харю, измолотить до полусмерти, выплеснув из себя всю ярость. Но бить своих за просто так, в общем то западло, и не стоит даже думать об этом. Да и месить пьяные хари, не способные к сопротивлению, разве удовольствие? И вряд ли оно снимет напряг. С ними и сидеть то сегодня противно, им лишь бы ужраться до соплей, и чтобы так было всегда. А почему, собственно говоря, надо кидаться на тех, кто проходит здесь если и не корешами, то постоянными собутыльниками?Почему не разобраться с тем, кого не навидишь, почему «не вырвать мучающий нестерпимой болью зуб с корнем», раз и навсегда покончить с доставшей проблемой? Может, тогда отступит почти лишающая рассудка ярость, и он вздохнет спокойно и весело. А коли решился идти по «крутой дорожке», то надо когда то и начинать, и чем скорее, тем лучше, чтобы покончить с сомнениями и колебаниями. Разборка то пустяковая. Сделать – раз плюнуть, а авторитета прибавит на берегу железно. И момент как раз подходящий, через час половина толпы будет в полной отключке. Эх, губят «старого пацана» необдуманные решения – мелькнула шальная мысль в обожженном водкой мозгу, и он весь в ее власти, готов действовать решительно и без промедления. Киря сегодня пьет мало, алкоголь сегодня не помогает, наоборот, солью сыплет на открытую «рану, заставляя еще острее чувствовать свои неподъемные проблемы.
Все решено, сегодня будет другое дело, которое наверняка снимет стресс, поможет дотянуть до конца рейса. И больше не теряя времени, оторвав от стакана, вытащил Селезнева из каюты. Брисовал план, и тут же порешили исполнить. Пока еще не совсем пьяные и полны решимости, помноженной на пьяную ненависть. Селезнев не пацан. Ему двадцать семь стукнуло, а все равно лестно, что такой человек, как Киря, с ним на равных, в общем «корешки» до конца жизни. А как корешу не помочь, да и дело то пустяк, всего то надо поприсутствовать, ну крайняк – чутка подстраховать. Да и то вряд ли, Киря борец, знает такие приемчики, что никто не устоит.
В каюте веселье продолжается, водка льется рекой, и никто толком не видит друг друга из – за густого табачного дыма. Никто не замечает, да и плевать на это, кто – зашел, кто вышел.
Боцман решил сделать еще пару кругов и заканчивать прогулку, легкий ветерок с кормы уравнялся со скоростью движения, и на палубе стало так же душно, как и в каюте. Он снял рубашку и обмахивался ею как веером. Но и это не спасало от духоты, тело влажное от пота, придется еще раз идти в душ. Обходя швартовую лебедку и уже сделав шаг от нее, он боковым зрением успел увидеть мелькнувшую тень, чуть повернулся к ней, и тут же шея попала в мощный захват. В последнюю долю секунды боцман успел втиснуть свою левую ладонь между рукой напавшего и своей шеей, прежде чем захват замкнулся. Страшная сила жала неотвратимо, спиной оказавшись на спине противника, выгнулся колесом, чувствуя, что ноги вот – вот оторвутся от палубы, потеряют опору и тогда- все. Пытаясь противостоять этому, боцман левой рукой пытался ослабить захват, втиснув руку уже по кисть к шее. Напрягая тело изо всех сил, старался ногами не потерять опору и не дать противнику завершить прием. От нехватки воздуха потемнело в глазах, правая рука нашарила на внутренней стороне ремня ножны, примотанные к нему бесцветной изолентой. Нашарить то нашарил, но никак не мог вытащить тайландский стилет, с выскакивающим из ручки хищным узким лезвием. Левая в захвате, не дает стиснуть горло до конца, а правая все никак не может освободить оружие, и через мгновение ничто не помешает напавшему довести прием, так называемую «кочергу», до конца. Еще немного дожать, и совсем недолго останется жертве трепыхаться. Но боцман, вместо того, чтобы бездыханной кишкой повиснуть на спине, вдруг сгруппировался и двумя ногами оттолкнулся от лебедки. Сила толчка была такой, что Киря повалился на колено, больно стукнулся им о палубу. Но жертву не выпустил. Не вставая и не ослабляя хватки, с колена доводил удушающий прием до конца. Вдруг противник, мокрый и скользкий от пота. Сумел немного развернуться, почти соскользнул со спины, и врезал пяткой в ступню. От резкой боли Киря чуть ослабил захват, и тот полностью соскользнул со спины, теперь его приходилось давить через бедро. Опыт борца подсказывал Кире: расцепись и иди на другой прием, но уж больно четко зафиксирована шея жертвы, и кажется еще чуть – чуть – и затрещат сломанные шейные позвонки. Да и «Селезень» должен вот – вот помочь. Корешок наконец сообразил, что у Кири не все благополучно, и тут же кинулся помогать. Не раздумывая, захватил ноги боцмана, и сразу дело пошло веселее, до лееров, в которых была врезана калитка для выброса мусора, осталось всего три метра. И снова их противник сжался пружиной и резко выпрямился. Киря удержал шею, успев злорадно подумать, что недолго оталось тому трепыхаться, скоро поплавает  вволю, правильно сделал, что не стал глушить. Пускай в полном сознании побудет последние часы в этом огромном и пустом море, черном до жути. Но не удержал ноги «Селезень», отлетел на метр, больно ударившись о швартовую лебедку. И тут у Кири так кольнуло в правом боку, что он мгновенно выпустил противника, согнулся колесом, застонал и прилег на палубу. Озверевший, не соображающий от боли Селезнев кинулся вперед, толком ничего не видя. Почувствовал колющий удар в горло, в тот же момент споткнулся о ноги подельника и по инерции, ускорившись толчком в спину, вывалился за борт, в им же открытую заранее калитку.
Казалось, бесконечно долго приходил в себя боцман, толком не осознавая, что произошло. Но бездыханное тело на палубе ускорило этот процесс и призвало к действию. Пара минут рядом с Кирей, который лежал свернувшись клубком, сразу ставшим каким то маленьким и безобидным, наконец ясно высветил картину произошедшего, заставил сделать самое разумное на этот момент. Руки тот прижал плотно к животу. Так что пришлось преодолевай страх и брезгливость. Прикоснуться к горлу. Подержал руку несколько секунд, и не обнаружив пульса, перевернул труп за борт. При этом усмехнулся про себя: можно подумать, вызвал бы помощь, обнаружив в этом теле признаки жизни. За шумом винта всплеск был совсем негромкий. За лебедкой нашел рубашку и протер ей палубу в районе схватки. Еще раз все внимательно осмотрел и выкинул за борт продолжавший находиться в руках стилет. В каюте при ярком свете лампы осмотрел рубашку и не обнаружил на ней следов крови – быстро все произошло, никаких на ней кровавых следов. Потом долго мылся. Стирал рубашку и шорты, а когда из душа шел в каюту, встрети сменившегося с вахты третьего помощника. Оказывается как мало времени прошло, а он думал что уже часа три ночи. Еще удивляло собственное спокойствие, почти равнодушие ко всему произошедшему, как будто и не стоял совсем недавно на краешке жизни. Как будто совсем не он сделал такое, о чем страшно подумать, уснул сразу, спал спокойно и без всяких сновидений.
Тропическое утро сверкало всеми цветами, а яркое солнце заставляло переливаться синее – синее море яркими бликами. Такое же ярко – синее небо. Почти сливалось с морем. На нем нет ни одной тучки. Красота и гармоничность полные, все сверкает цветами праздника. И ничто не намекает на недавно случившуюся трагедию. Красивое голубое море скрыло все следы, и весело поигрывая ласковыми волнами, навсегда сохранит тайну прошедшей ночи.
Загул по – крутому шел трое суток, и никто за это время не заметил отсутствия двух членов экипажа. А когда хватились, попытались разобраться, уже пришли в Японию, куда сразу прилетел представитель компании. Опрашивал всех, , пытаясь прояснить ситуацию, но кроме того, что экипаж весь переход пил по – черному, ничего выяснить не смог. А вскоре всем стало не выяснения обстоятельств пропажи двух человек. Японцы провели комплексную проверку судна и экипажа, приостановив эксплуатацию, в связи с многочисленными нарушениями и не соответствиями, проще говоря, арестовали судно. Интересно. Почему они раньше не проверяли и не арестовывали, ведь не первый раз судно в этой стране. Тут и международный профсоюз заинтересовался, почему экипажу не платят зарплату. В общем не было счастья, да несчастье помогло. Представитель компании по тихому уехал, а еще через неделю отправили домой экипаж . Второй помощник, стармех и боцман были оставлены на судне, до полной его передачи японскому экипажу. Из японцев приехали двое: капитан и стармех, очень пожилые люди, если не сказать старые. Вместе с ними перегнали судно в сопровождении буксира в порт Симоносеки, где и пршвартовали его в последний раз к причалу сталелитейного завода. По возвращению домой никто их никуда не вызывал и никто ими не интересовался. А ведь боцман с неохотой и страхом ждал встречи с Родиной, но кажется обошлось. Просто иногда ему снится страшный сон, когда он не может освободить стилет из ножен, жмет кнопку, а лезвие так и не появляется из ручки. Задыхаясь он просыпается, весь в поту и со страшным сердцебиением, и больше в эту ночь не может уснуть.