рассказ Очарованная даль

ОЧАРОВАННАЯ ДАЛЬ
   
1.
Ночь напролет шел дождь со снегом. Капли стучали по жестяному козырьку, мешая заснуть. Илюша Дрожжин ворочался в кровати. Порою ему казалось, что дневные заботы вот-вот отойдут. Но стоило голове наполниться сонным туманом, как ветер за окном швырял на стекла ледяную крупу. Даже кот Тимофей просыпался, упруго потягивался, надавливая лапами на ноги хозяина. Какой, к черту, сон?
Лишь под утро Дрожжин будто провалился в черную яму. Снилась ему свалка. Огромная, как пустыня Сахара. Повсюду тлел мусор. В воздухе плавали струпья коричневой гнили, а небо казалось грязным, как двор птицефермы. Илюша шел между мусорными терриконами. Под ногами кувыркались старые целлофановые пакеты, словно перекати-поле. Вскоре на его пути повстречалась стая воронов. Птицы клевали падаль. Когда Илюша приблизился, вороны подняли головы и уставились на Дрожжина свирепыми глазами. Илюша обошел птиц стороной, забрался на склон террикона. И тут один из воронов раскрыл клюв и произнес любимую фразу Илюшиной жены: "Талант можно пропить, а мастерство - вечно". И засмеялся, как жена, грудным голосом оперной певицы.
В тридцать пять лет Илюша выглядел мешковатым. Взгляд его потух, а кадык скрылся за вторым подбородком. Зато жена, женщина греческих кровей, будто народилась заново. Годы замужества добавили в ней новые прелестные черты, и на улице редкий мужчина мог удержаться, чтобы не обернуться в ее сторону.
Илюша проснулся и посмотрел на часы. Так и есть - опаздывает. На мгновение возникла отважная мысль: не послать ли всё к ядреной фене? Работу, семью. И начать жизнь с чистого листа. Начать такую жизнь, которая будет наполнена гармонией и смыслом.
Он прошелся по комнатам и выглянул в окно. Земля внизу сделалась белой от снега, только на дорогах темнели колеи, оставленные колесами машин. Его «фольксвагена» на месте не было. Жена опередила. Придется Илюше добираться на маршрутке.
Дрожжин наскоро оделся, смел со сковородки остатки холодного омлета и отправился на работу.
На остановке, глядя в витрину книжного магазина, Илюша вспомнил, что собирался вернуться к чтению художественной литературы - может, современные писатели надоумят, как общаться с окружающим миром посредством взаимной любви.
- Мне нужна книга для подарка имениннику, - сказал Илюша, войдя в магазин.
- Есть такая книга, - обрадовалась продавщица первому покупателю. - Вот, пожалуйста, "Живопись эпохи Возрождения", великолепные иллюстрации. Или, смотрите, замечательный сборник афоризмов. Вы только послушайте: «Себялюбие наше таково, что его не перещеголяет никакой льстец». Франсуа де Ларошфуко.
- Нет, нет. Нужна беллетристика. Современная, достаточно умная. И чтобы она, как бы это сказать... - Илюша приложил руку к левой стороне груди.
- Несла заряд оптимизма?
- Точно!
- Ваш именинник - интеллектуал? - спросила женщина.
- Ни рыба ни мясо. Придумывает компьютерные игры для пацанов. Хотя когда-то подавал большие надежды и неплохо знал русскую классику.
- Возьмите эту, не пожалеете, - сказала продавщица, протягивая Илюше роман Людмилы Улицкой "Люди нашего царя".
Пока маршрутка летела по улицам города, Илюша наспех пролистал с десяток страниц, но вжиться в текст не успел.
Последние сто метров до офиса преодолел трусцой, чтобы сослуживцы видели: он спешил, старался, как мог.
   
2.
- Дрожжин, - секретарша Дина поманила Илюшу пальцем и, когда тот склонился, прошептала на ухо. - Ты опоздал на час. Тебя уже заложили.
- Кто?
- Твои кореша. Рувим Каримович стучит ногами и брызжет слюной. Четыре раза тебя спрашивал.
- А ты?
- Сказала: наш гений у матушки. Дескать, захворала старушка.
- Умница.
- Умница-то, умница, но какого хрена ты не отвечаешь на звонки?
- А! - спохватился Дрожжин, доставая мобильник. - Я же его отключил. Вчера еще.
На эту хлебную работу Илюшу пристроила жена. И не напрасно. Дрожжину с завидной легкостью удавалось клепать компьютерные игры. Но эта легкость в результате обернулась против него. Шеф платил разработчикам поровну, хотя Дрожжин выдавал на-гора продукции в три раза больше любого сослуживца. Но Илюшин «талант» поощрялся не деньгами, а некоторым послаблением дисциплины, что провоцировало нарастающую зависть коллег.
Тогда Дрожжин принял решение сдерживать себя. Научился растягивать задание на целый день, хотя мог уложиться в час. Блестящие идеи приземлял, чтоб не блестели. Это привело к тому, что работа, некогда привлекательная, сделалась для него каторгой.
- Привет, красавчики, - бросил Дрожжин, приоткрыв дверь кабинета, где сидели программисты.
Потом зашел в свою крохотную комнатенку в конце коридора и включил компьютер. Пробежал глазами последние наработки. Да, игрушка должна получиться классной. Покруче, чем "Метро 2033". Его часть работы была практически готова. Но предъявлять ее шефу предстояло в пятницу, а сегодня только вторник. Господи, чем же себя занять?
Илюша вытащил из портфеля роман Улицкой и принялся читать. Но спустя десять минут закрыл книгу, позвонил Дине и попросил сварить кофе. А сам тем временем взял пачку старых газет и начал маленькими ножницами вырезать буквы, набранные крупным шрифтом. Затем стал из букв выкладывать слова. Пришлось отодвинуть книгу Улицкой на край стола. Но вышло неаккуратно. "Люди нашего царя" свалились в мусорную корзину. Илюша хотел, было, наклониться, достать книгу, но в это время секретарша Дина поставила перед ним чашку кофе и блюдце с булочкой.
Увидев Илюшино рукоделие, Дина прыснула и зажала рот ладонями. Надпись на столе гласила: "Рувим Каримович - жопа с ушами".
- Бессовестный, - сказала Дина, сметая Илюшины буквы в корзину. Прямо на роман Улицкой.
А Дрожжин, сидя на стуле, протянул руку и стал гладить Динины ноги под коленками.
- Тише. Тише, - повторяла Дина с придыханием и терлась грудью о его голову.
Илюша продолжал гладить ногу, поднимался все выше и выше. О, Господи, совсем высоко.
- Тише. Тише, - постанывала Дина.
Илюша незаметно зевнул и опрокинул кофейную чашку.
- Ну вот, - сказала Дина, опускаясь на землю, - придется заваривать снова.
Когда она вернулась с новой порцией кофе, Илюша заканчивал ваять дикобраза. В булочку были вставлены зубочистки-колючки и глаза-изюминки. Очень натурально получилось.
 
3.
В обеденный перерыв Дрожжин купил спортивную газету и бесцельно зашагал вниз по Большой Морской. Дойдя до чугунных ворот Покровского собора, неожиданно остановился. Казалось, его удерживает какая-то сила. Уж не смутное ли желание прислониться к чему-то надежному, по-настоящему значительному? Да где оно, это надежное? На земле его точно нет.
Илюша с опаской шагнул на церковный двор. Стоял, разглядывал каменные кресты под куполами. Наконец, набрал полную грудь воздуха, снял шапку и вошел в храм.
В церковной лавке купил свечу. Теперь всё, назад дороги нет. Внутри несколько старушек убирались у стен притвора. Две женщины, покрытые черным, молились вдалеке, перед иконостасом. С клиросов слетало негромкое пение. Но у Илюши было такое ощущение, что кто-то неотступно следит за ним. Взгляд, подобный рентгеновским лучам, пронизывал насквозь и различал скрытые болезни - его пороки и мысли, которые Дрожжин никогда бы не решился произнести вслух. Илюша втянул голову и прошел в храм - туда, где в золотых подсвечниках горели свечи. Пока осматривался, перед ним возникла старушка с кукольным лицом.
- Господи, помилуй тебя, - сказала она, моргая водянистыми глазами. - За упокой будем ставить? Или за здравие?
Илюша подумал и сказал:
- За здравие.
- Тогда сюда, к Богородице нашей.
Нарисованная Богоматерь с младенцем показалась ему слишком молодой. Дрожжин зажег свечу и прочитал огибающую портрет надпись: "Пресвятая Богородица, спаси нас". Илюша установил свечу, осмотрелся украдкой и тихо произнес:
- Мария, будь человеком, продли дни моей матушки. Дай ей терпения, чтоб она старилась без боли и чтобы не перекладывала на мои плечи свои старушечьи заботы.
Когда он это говорил, спиной ощутил чей-то взгляд. Илюша обернулся. С противоположной стены смотрел нарисованный Иисус. "Славим силу твою, Господи" - было начертано старославянской вязью.
Дрожжин начал переминаться с ноги на ногу. Он вдруг почувствовал, что на него наваливаются тоска и безысходность, как в утреннем сне. Всё стало казаться фальшивым - и росписи на сводах, и церковные старушки, и пение. Время от времени Илюша поднимал глаза и встречался взглядом с Иисусом. Богочеловек смотрел только на него.
Дрожжин перешел на другую сторону храма, но глаза Иисуса неотступно следили за ним. Илюша уже не слышал пения, не обращал внимания на редких прихожан. Его беспокоил суровый взгляд Бога. Запах горящих свечей и сладковато-елейный дух кружили голову. От желудка к горлу покатилась тошнотворная волна. Казалось, еще чуть-чуть - и Дрожжин упадет в обморок.
- Что с тобой? - спросила старушка с кукольным лицом, которая снова оказалась рядом.
Илюша оттолкнул старушку и выбежал на улицу. Стал жадно хватать воздух, как будто вынырнул с большой глубины
   
4.
После обеда Дрожжин целый час стоял у окна и бросал в форточку картофельные чипсы. Кормил голубей. Те цокали когтями по мокрому подоконнику, толкались и утробно гулькали. Потом нашел в столе потрепанную записную книжку и принялся названивать старым товарищам.
- Шурка, надо бы как-то встретиться, перетереть за жизнь.
- Да, надо. Но пока не могу. Извини.
- Генка, привет.
- Это не Генка.
- А кто?
- Его сын.
- То-то я гляжу, голос похож. А отец где?
- Папа умер. Два года назад.
В три часа Илюше позвонила матушка и попросила завезти после работы бутылочку недорогого портвейна. Дрожжин облегченно вздохнул. Сказал шефу, что матери плохо и надо срочно доставить лекарство.
- А как наш проект? - спросил Рувим Каримович. - Срок помнишь? Пятница, до обеда.
- Бу сделано. Вы меня знаете.
- Вот паразит, - восхитился шеф. - Ладно, иди.
   
5.
Выйдя из офиса, Илюша купил в винном бутике бутылку "Chardonnay", истратив почти всю наличность. Но прежде чем поехать к матушке, решил заглянуть в художественный музей. Может быть, картины отрегулируют душевный лад, избавят от гнетущего томления, от чувства, будто он заблудился на мусорной свалке.
Поднявшись на второй этаж, Илюша принялся бродить по пустым залам, пока, наконец, не остановился перед полотном Волошина "Крым". Долго всматривался в синие разломы далеких скал, в холмы, похожие на коричневые океанские волны. На сердце становилось все тревожней, но Дрожжин не мог понять, что беспокоит его. И только когда начал разглядывать небо на картине, понял - оно такое же, как на приснившейся свалке. Илюша развернулся и бросился вон. На первом этаже заглянул на выставку современного абстрактного искусства. Но здесь всё показалось ему жалкой мазней.
Он уже собрался уходить, когда подошла музейная дама:
- Извините. Вы так внимательно рассматривали каждую картину. Вам понравилась экспозиция?
Дрожжин закатил глаза, изображая восторг.
- Может быть, оставите запись в книге отзывов?
- Легко, - согласился Илюша. Он открыл гроссбух в коричневом переплете и, не раздумывая, написал: "Ржунимагу. Валялсо пацтулом. Аффтар, убей сибя ап стену".
- Спасибо, - сказала женщина. - Художникам приятно всякое доброе слово.
В ответ Илюша скромно потупил взгляд и вышел.
   
   6.
Матушка выхватила бутылку, едва Дрожжин переступил порог.
- Ты зачем взял дорогой портвейн? - возмутилась она, рассматривая этикетку через очки. - Иля, ты сошел с ума. Наверное, две моих пенсии. - Но, несмотря на упрек, глаза старушки блестели в предвкушении выпивки.
Дрожжин открыл бутылку и налил вино в бокал.
- А себе? - сказала матушка. Она знала, что сын не пьет ничего, кроме пива, но каждый раз притворно изумлялась: - Хотя бы две капли - чокнуться со мной.
- Мама, я без вина чокнутый, - произнес Илюша дежурную фразу.
- Это всё из-за нее.
Матушка выцедила бокал до дна, крякнула по-утиному и замерла. Илюша знал, что в эти мгновения ее лучше не беспокоить - идет процесс перестройки. Сонливость уступает место бодрости. Прямо на его глазах дряблая кожа матушки подбиралась, а щеки наливались румянцем.
Выпив второй бокал, матушка начала укорять Илюшу:
- Помнишь, как я просила тебя - не женись на этой пиндоске? На колени становилась.
- Мама, она ждала ребенка от меня.
- От тебя? Ой, ли.
- Мама!
- Единственный сын, - продолжала матушка. - Я возлагала такие надежды. Золотая медаль. Университет с красным дипломом. Нет, ты вспомни, что тебе предлагали! Ах, Иля, Иля, мы бы давно жили в Европе. Если бы не эта стерва.
- Мама, прекрати. Ты, кажется, пьяна.
- Я?!... Это я пьяна? Подожди, она еще рога тебе наставит. Вот такие! В гараж не пролезешь.
- До свиданья, мама, - сказал Илюша, вставая из-за стола.
- Уходишь? - язвительно спросила матушка. - Ладно, уходи. А я отравлюсь. Возьму и отравлюсь. У меня есть кое-что.
Прежде чем уйти, Илюша открыл ящик стола, где у матери хранились лекарства, и обнаружил таблетки промедола. И тут же вспомнил, что это лекарство сам же и доставал, причем с большими трудностями. Еще бы! Промедол - сильный наркотический анальгетик. А получилось так. Однажды матушка решила, будто у нее рак, и во что бы то ни стало хотела приготовиться к худшему. Боль, даже незначительную, она выносить не могла. Поэтому поручила Илюше раздобыть средство, которым можно глушить боль. Нужно выбросить от греха подальше, решил Дрожжин и сунул таблетки в карман.
На улице уже стемнело. Шел косой дождь со снегом. Прохожие месили ногами мокрую кашу. Илюшины туфли наполнились влагой и хлюпали при каждом шаге. Но Дрожжин не замечал ни ветра, ни хляби. Он даже забыл поднять капюшон куртки. Только поеживался, когда ледяные струйки соскальзывали за ворот рубашки.
Он шел, не озираясь по сторонам. Перед его отрешенным взглядом простиралась свалка. По лежалому мусору кувыркались старые целлофановые пакеты, как перекати-поле.
Неожиданно сбоку плеснул свет фар, Илюша успел повернуться спиной, но машина толкнула его в зад с такой силой, что Дрожжин пролетел метра два и упал под самым бордюром.
Открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним женщину. Она была в коротенькой шубке с капюшоном, из которого на Илюшу смотрели огромные глаза, полные отчаяния.
   
   7.
Женщину звали Ириной. Первым делом она предложила ехать в "травму". Но ее голос панически вибрировал. Было ясно - дамочка боится последствий.
- Ирина, - сказал Дрожжин, садясь и ощупывая левую ягодицу, - кажется, я легко отделался. Если вам не трудно, помогите встать на ноги.
С ее помощью Илюша забрался в кабину и теперь полулежал на заднем сиденьи.
- Сейчас поедем ко мне, - сказала Ирина с явным облегчением. - Я должна убедиться, что с вами все в порядке.
- Неудобно, - засомневался Дрожжин.
- Вы даже не представляете, до чего удобно.
Пока ехали, пока шли к подъезду и поднимались на второй этаж, Ирина без перерыва болтала. Дрожжин узнал, что она в разводе и живет с отцом, а взрослая дочь вышла замуж и переехала в другой город. Дрожжин прихрамывал, Ирина вела его под руку. От нее веяло духами. Илюша успел ее рассмотреть: высокая, с надменным лицом и неподвижными глазами, она напоминала Дрожжину самку леопарда. Таких женщин он обходил десятой дорогой.
- Прошу, - сказала Ирина, пропуская гостя вперед.
Войдя в квартиру, Илюша немало удивился. Ему показалось, что он попал в антикварный магазин. В розовом свете абажура перед Дрожжиным предстала старинная мебель. В углу примостилась бамбуковая этажерка. Справа - комод с выпирающим, как живот, фасадом. Слева - трюмо. Зеркало - венецианское стекло - потемнело от времени. На стенах висели картины, отображающие библейские мотивы. И воздух здесь был особенный. Как в часовне, где соприкасаются вечность и смерть.
Дрожжин обернулся, удивленно вскинув брови.
- Да, - кивнула Ирина, - антиквариат - моя профессия. Этими секстанами и канделябрами я зарабатываю на хлеб с маслом. Удивлены?
- Не ожидал, - признался Илюша. Он с любопытством разглядывал фарфоровые статуэтки и кресла с круглыми сидениями. - Что это? - спросил он, останавливаясь напротив парусинового свитка. Краски на полотне выцвели, но в россыпи светлых точек, соединенных тонкими, как паутина, линиями, прочитывалась какая-то тайна.
- Карта звездного неба, - сказала Ирина. - Испания, 1519 год. Ею пользовался штурман корабля "Виктория" во время кругосветного похода Магеллана.
- Оригинал?
- Ну, прямо! Но, кроме вас, никто не должен этого знать. У меня магазин на Одесской. А всё, что здесь - это капризы сердца.
Они прошли в комнату, забитую старинной мебелью. Дрожжин не сразу обратил внимание на старика в кресле-качалке. На коленях, укрытых пледом, лежали тонкие беспомощные руки.
- Знакомьтесь, - сказала Ирина, - это мой папа. Известный писатель. Может, слышали - Лев Николаевич Тургенев?
- Что-то знакомое, - согласился Дрожжин. - Случайно не родственник классикам?
- В какой-то степени, - уклончиво ответила Ирина. - А это, - теперь она говорила, обращаясь к отцу, - это Илюша. Папа, ты слышишь? Это Илюша Дрожжин. Красивый молодой человек, не правда ли, папа?
Старик закивал высохшей головой и улыбнулся, обнажая верхнюю десну с одним серым зубом.
- Эвв хы, - пытался он выговорить какую-то фразу. При этом постоянно сжимал и разжимал кисть правой руки.
- Кажется, он что-то просит? - предположил Дрожжин.
- Бумагу и перо, - сказала Ирина и погладила старика по жиденьким волосам.
- Неужели будет писать? - засомневался Илюша.
- Сейчас увидите, - Ирина положила лист бумаги на картонку и подала отцу. Затем вставила в его дрожащие пальцы шариковую ручку.
- Папа, ты помнишь, на чем остановился вчера? - спросила Ирина.
- Ду-у, чук-чук, - закивал головой старик.
- Правильно. Сцена - прощание на перроне.
Дрожжину казалось невероятным, что этот старик, похожий на дебила, способен выводить парализованными руками буквы алфавита и складывать слова в подобие художественного текста.
- Обратите внимание, какие у нас книги! - сказала Ирина, постукивая ноготком по дверце старинного шкафа. - Весь цвет мировой литературы. Папа давно хотел стать писателем. Но судьба распорядилась иначе. Сорок шесть лет он трудился на ниве общественного питания. Зато теперь счастлив. Папа, ты счастлив? - спросила она, наклоняясь к отцу.
- Сё, сё, сё - в нетерпении запричитал старик, брызгая слюной. Руки его задвигались, совершая перед лицом некоординированные движения.
- Всё, всё, папа, мы уходим, - согласилась Ирина. - Пойдемте в спальню, - предложила она Илюше, - папа любит творить в одиночестве.
   
     И в спальне было тесно от мебели. Приходилось лавировать, огибая массивные тумбы и ажурные туалетные столики. Илюша с любопытством разглядывал фарфоровые статуэтки, кресла с круглыми сидениями и кальян, стоящий на подоконнике. И даже вздрогнул, когда услышал голос Ирины, властно позвавший его:
    - Илю-ша.
    Он обернулся. Ирина лежала поперек кровати голая, и только низ ее живота и бедра оказались укрытыми полой шелкового халата. Длинные ноги были перекрещены, а грудь, как показалось Дрожжину, вздымалась от волнения. Хочет расплатиться со мной, подумал Илюша.
     – Поцелуй меня, - сказала Ирина.
     Дрожжин пошел, петляя по мебельному лабиринту, остановился перед кроватью. Наклонился и вскрикнул. Боль обожгла спину, как будто его лопатой огрели.
     – Что!? Что случилось? – забеспокоилась Ирина.
     – Извини, - простонал Дрожжин, переходя на «ты» вслед за женщиной, – я сегодня не боец.
          – Хорошо, не будем торопиться, - она надела халат и взяла Дрожжина под руку.
   
Они вернулись в большую комнату, к ее отцу.
- Садись, - сказала Ирина. - Тебе принести пепельницу?
Илюша посмотрел на часы:
- Вообще-то, я не курю. Посижу пару минут и пойду.
- Ладно, - Ирина и подошла к отцу. - Как наши успехи, папа? - спросила она, огибая кресло, в котором сидел старик. - Ты не спишь? - полы ее халата взметнулись, как крылья, скользнули по рукам отца.
- Феэ, феэ, - запричитал обеспокоенный старик.
- Как наша рукопись? Готова? Позволь-ка взглянуть, - она забрала с коленей отца изрядно потрепанный листок и подошла к окну.
Дрожжин увидел, как заволновался отец Ирины. Гримаса исказила его лицо, на губах вздулись пузыри. Старик хотел поднять руку, но это оказалось ему не по силам.
- Зёо, зёо, - нервничал старик.
- Хорошо, папа, - сказала Ирина. - Сейчас я прочитаю все, что ты написал, - она повернула к Дрожжину красивое лицо с разгоряченными щеками и спросила: - Хочешь послушать?
Илюша вздохнул:
- Ну, если там не много.
- Одна страничка.
- Одна? Тогда давай.
Ирина встала за конторку и принялась читать.
- В середине этих забот, - читала она, - случилось обстоятельство хотя и не важное, но в то время помучившее Евгения. Он жил свою молодость, как живут все молодые, неженатые люди, то есть имел сношения с разного рода женщинами.
Илюша слушал и пытался вспомнить: откуда он знает этот текст? Знакомая интонация. А Ирина между тем продолжала:
- Началось это с шестнадцати лет. И до сих пор шло благополучно. Благополучно в том смысле, что он не предался разврату, и не увлекся ни разу и не был ни разу болен. Была у него в Петербурге сначала швея, потом она испортилась, и он устроился иначе. И эта сторона была так обеспечена, что не смущала его.
Ирина замолчала, потом внимательно посмотрела на Илюшу и спросила:
- Ну, как?
- Гениально, - сказал Дрожжин. - Твой папа пишет, как Лев Толстой.
- Браво, - улыбнулась Ирина и приподняла над конторкой томик Толстого, откуда она читала.
- Зя, зя, - заволновался старик, постукивая себя в грудь кулачками.
- Да, папа, - сказала Ирина, поднося смятый листок к губам и целуя его, - это ты написал. Ты у нас гений.
   
В коридоре она не удержалась, прильнула к Дрожжину телом, запустила руки под куртку и с жадностью, причинив боль Илюше, вцепилась пальцами в его спину.
- Ты запомнил дорогу ко мне? - спросила Ирина, протягивая визитку.
- Еще бы, - сказал Дрожжин.
Он улыбнулся и вышел. На улице смял визитку и обронил ее в мокрый снег.
   
   8.
Поднимаясь на свой этаж, Дрожжин изобретал причину: как объяснить жене и дочери, почему он вернулся домой в одиннадцатом часу вечера, и почему его телефон полдня был отключен. Придется, как однажды он сделал, повторить историю про корпоративную вечеринку. Хотя какая, к черту, вечеринка во вторник? А, вот еще! Нужно соврать, что шеф продал новую Илюшину игру.
Дверь открыла дочь. Ее макияж испугал Дрожжина в первую секунду. Губы дочери казались вывернутыми наизнанку, на щеках лежали мертвенные тени. А глаза искрились холодным сатанинским светом.
- Господи, Светка! - воскликнул Илюша. - Не узнал, богатая будешь.
- Тогда позолоти ручку, - сказала Светлана, не давая Дрожжину опомниться.
- С какой радости?
- У меня сегодня именины. Светланов день.
Дрожжин открыл портфель и, порывшись в нем, вытащил флешку.
- Поздравляю, - сказал он, протягивая флешку. Заметив кислую мину на лице дочери, добавил: - Ты чего? Нормальный подарок. Новая, 16 гигов.
- Вставь ее себе... В компьютер, - сказала Светлана, отворачиваясь от отца.
- Да ладно, не обижайся. Возьми деньги у матери. Скажи, я верну через пару дней.
- Мамы нет.
- Нет? А где она?
- На корпоративной вечеринке.
Дрожжин вынул мобильник и, заметно волнуясь, стал давить на кнопки.
- Даже не пытайся, - сказала Светлана. - Абонент недоступен.
   
   9.
Дрожжин разделся. Остался в трусах и в белой рубашке. Время от времени он выглядывал в окна: нет ли на месте «фольксвагена»? Потом несколько раз звонил жене, но механический голос отвечал: «Абонент недоступен».
Спустя полчаса, когда Илюша из окна спальни всматривался в уличную темноту, он услышал, как в прихожей открываются замки. Бросился встречать жену, но столкнулся с дочерью.
- Ты что - уходишь? - удивился Дрожжин. - Двенадцатый час. Куда?
- Тебе что - интересно?
- А как же? Ты моя дочь, - сказал он и подумал, что на самом деле желает одного: избежать забот, которые обрушатся на него, если дочь попадет в неприятную историю.
Прежде чем уйти, Светлана посмотрела на Дрожжина нехорошим взглядом. Илюше показалось, что она прочитала его мысли.
   
   10.
Когда дверь за Светланой закрылась, Дрожжин выключил телевизор и замер посреди комнаты, как соляной столб. Из ступора его вывел телефонный звонок.
- Дрожжин, - произнес шеф, как всегда, развязно, - я на досуге подумал и принял решение - повысить тебя по службе. - Судя по всему, шеф был не один. Он сделал паузу и что-то прошептал, но не в трубку, а в сторону. В ответ на его шепот раздался женский смех. Илюше показалось, что смех был грудной, как у оперной певицы. - Станешь у меня генеральным менеджером, - продолжал шеф. - Ты понял, Дрожжин?
- Рувим Каримович, - заныл Илюша, - почему меня? Есть талантливые ребята...
- Запомни, Дрожжин, - перебил его шеф, - талант можно пропить, а мастерство - вечно. Зарплата больше в два раза. Но дисциплина, как в армии! В офис - ровно в восемь. И пахать до ночи. Дрожжин, ты меня слышишь?
- Слышу.
- Как тебе предложение?
- Великолепно, Рувим Каримович.
- Вот видишь, продвинутые пацаны растут у меня, как бамбук.
- Спасибо, - сказал Илюша, но шеф уже отключился.
   
   11.
Дрожжин присел на край дивана и начал растирать колени. Тер долго, пока не почувствовал боль под лопаткой. Это душа ноет, подумал он. Теперь Илюша знал, где помещается в человеке душа. Там, откуда растут крылья у ангелов. Как и его матушка, Дрожжин не мог терпеть боли. Он обшарил карманы своей куртки и обнаружил таблетки промедола - слава Богу, не выбросил. Выпил одну за другой несколько штук и опустился в кресло. Несколько минут он сидел, не шевелясь, не отводя взгляда от окна. Слушал, как дождь стучит по подоконнику. Время от времени крепчал ветер, и тогда капли шелестели по стеклу, как будто царапались и просились в дом.
Дрожжин вытащил из принтера чистый лист бумаги и, порывшись в столе, нашел карандаш со сломанным грифелем. Заточил карандаш канцелярским ножичком с выдвижным лезвием, острым, как бритва. Потом встал, выключил свет. Снова сел в кресло. И тотчас кот Тимофей запрыгнул к нему на колени и принялся умащиваться поудобней.
Постепенно воздух в комнате сделался прозрачным и светлым. Но теперь вместо мебели здесь пышно цвели кусты жасмина. Далеко, до самого горизонта, простиралась липовая аллея. Несколько пар прогуливались в тени деревьев. Женщины в белых платьях, с тонкими талиями, держали в руках кисейные зонтики. У мужчин были трости.
Боже, как стало ясно вокруг. Как солнечно. И как радостно сделалось внутри. Кажется, что каждая клеточка Илюшиного организма улыбается и приходит в восторг. Впрочем, нет, нет у него никакого организма. Он весь соткан из воздуха. Он легок. Он невесом. Он свободен. Он никому ничего не должен. Он всех прощает. Он любит весь мир.
- Эй вы. Я люблю вас, - сказал Дрожжин и понял, что наступает главное.
Илюша погладил кота:
- Извини, Тим, я улетаю, - сказал он и опустил кота на пол.
Господи, до чего же легко! Сейчас он способен делать всё, что пожелает душа. Он может сделать такое, чего не делал никогда в жизни. Захочет - возьмет лезвие и проведет им по дорогим шторам. Или нет. Нет. Он лучше порежет все платья жены. Ха! Вот будет номер! Он распустит их на длинные полоски. Жена вернется, откроет шкаф, а там гора цветных ленточек. Ха-ха! Смеху-то будет. Хотя, нет, не то. Не то, лузер. Нужно такое сотворить, чего не делал ни разу. До чего даже додуматься не мог. Но что это может быть? Что?
А-а-а, вот оно - нашел. Классно! И он сделает это! Сделает! Илюша вытянул левую руку и с размаху полоснул лезвием по сгибу локтя, через рубашку, по венам. Боль обожгла остро, но затем отплыла куда-то и стала казаться далекой, словно не его, болью.
- Эх, гулять, так гулять! - обрадовано воскликнул Дрожжин. Переложил лезвие в левую руку и полоснул по правой.
Прошли тысячи упоительных мгновений.
Илюша поднял правую руку и ощутил ее тяжесть - рука была чугунной. Пальцы не отвечали посылам мозга. Они совершали свои, бессмысленные, движения.
- Сё, сё, сё, - произнес Илюша, обращаясь к окну. Язык тоже не слушался его. Он стал деревянным, как будто в десну вогнали обезболивающий укол.
Дрожжин улыбнулся и с детской радостью начал выводить каракули на листе. Острый кончик грифеля то и дело прокалывал бумагу, но от этого Илюше делалось еще веселее. Непослушная рука дергалась из стороны в сторону, оставляя на листе хаотические линии.
Неожиданно Илюшино сердце распахнулось, и из него полились чудесные слова, сплетенные в рифмы. Илюше казалось, что это творит Всевышний, а он, Дрожжин, всего лишь инструмент в руках Бога. Илюша почувствовал, как на глазах у него выступили слезы благодарности. Но эти слезы не мешали записывать строчки, которые рождались в его голове одна за другой.
   
  По вечерам над ресторанами
  Горячий воздух дик и глух
  И правит окриками пьяными
  Весенний и тлетворный дух
   
Илюша заплакал навзрыд. Аллея и кусты жасмина померкли, но тотчас перед взором Дрожжина открылся просторный зал со множеством столиков, укрытых белыми скатертями. С потолка струился несильный свет. На столах, в канделябрах, горели свечи. В глубине зала, на подиуме, пела цыганка в сопровождении скрипки. У соседних столиков торчали сонные официанты. А где-то справа, в разгулявшейся компании, раздавались пьяные выкрики "In vino veritas!"
Дрожжин еще крепче стиснул карандаш. Бумага рвалась в клочья. Цыганка пела. Огромные напольные часы фирмы Буре показывали восемь с четвертью. Илюша отодвинул стул и, повернувшись налево, стал глядеть в ресторанное окно.
   
  И каждый вечер в час назначенный
  Иль это только снится мне
  Девичий стан шелками схваченный
  В туманном движется окне
   
  И медленно пройдя меж пьяными
  Всегда без спутников одна
  Дыша духами и туманами
  Она садится у окна
   
Илюша привстал, одернул фрак и коротко, одной головой, поклонился Незнакомке. Однако нужно было торопиться, пока не иссякло вдохновение. Тем более что рука устала и едва поспевала фиксировать счастливый поток мыслей.
   
  И странной близостью закованный
  Смотрю за темную вуаль
  И вижу берег очарованный
  И о-ча-ро-ван-ну-ю да-а-а-а ...
   
   12.
    Глубокой ночью жена Дрожжина и его дочь возвращались домой на «фольксвагене». «Дворники» не успевали смахивать ледяную кашу с лобового стекла. Светлана сидела рядом с матерью, изредка бросала взгляды на ее застывшее лицо. Неожиданно подбородок матери задрожал, и впервые за всю ночь она дала волю нервам.
    – Черт бы побрал этот снег! Падает и падает. Падает и падает, – повторяла мать, всхлипывая и размазывая слезы по щекам.
    – Мама, успокойся, - сказала Светлана. – Всё уже позади. Доктор сказал – будет жить. Ты меня слышишь, мама?
    Илюшина жена несколько раз шмыгнула носом и затихла. Какое-то время она вела машину молча, всматриваясь в снежное марево, подсвеченное уличными фонарями. Потом сильным движением отбросила назад пышные волосы и сказала грудным голосом:
    - Я тебе покажу - вены резать! Будешь ишачить до глубокой старости.
    Улыбнулась. Посмотрела на дочь заплаканными глазами и свернула под арку своего дома.
Приехали.