Человек в леднике. Галерея родственников

«Жить, жить, жить…» - каждый раз, когда человек выговаривал это слово, из его рта вылетал клуб пара, который почти сразу превращался в лёд, и оседал вниз. «Сколько часов прошло с того времени, как меня запихнули в этот ледник? Какая здесь температура? Вся стальная камера во льду. Минус пятнадцать или двадцать? Только бы не упасть…Только бы не упасть…» Мужчина прыгал и прыгал на месте,  на брошенной под ноги тряпке. Час, второй, третий…Сколько осталось? «Жить, жить, жить…»

Дядя Серёжа, или Сергей Александрович Ковлер, был старшим ребёнком в той многочисленной семье, о которой я так часто упоминаю в своих рассказах. Его отец, а мой прадед, говорил и писал на идиш, польском и немецком; говорил на русском, но писать не умел. Документы подписывал крестом, а под ним ставила свою подпись, как заверение, моя прабабушка. Прадед очень переживал по поводу своей безграмотности, и делал всё, чтобы дать образование своим многочисленным детям.

Дядя Серёжа прекрасно учился в классической гимназии. Там увлёкся древними языками, что дало толчок к чтению греческих и латинских рукописей в оригинале. Однажды, в библиотеке, ему попался латинский текст по медицине. И это так его затянуло, что через некоторое время к нему пришло решение посвятить жизнь лечению людей. С годами это решение окрепло, и превратилось в твёрдую убеждённость в правильности выбора жизненного пути.

Выбор профессии, жизненный путь, твёрдая убеждённость…Красивые слова для юноши, окончившего гимназию в городе Омске. Достойны всяческой похвалы. Ну, что, дядя Серёжа, в какой институт будете поступать? В Омске, Москве или Санкт-Петербурге?  Ни в какой.   Для получения высшего образования иудеями действовала норма в пять процентов от количества студентов на всей необъятной территории Российской Империи. Но, для желающих учиться в медицинском институте - три процента. Нашлось место в Москве, но не для дяди Серёжи. В Москве еврею можно было  проживать при условии наличия звания купца первой гильдии, или приравненного к нему чина. Или членам их семей.
Мой прадед был купцом второй гильдии.

Собрался семейный совет, на котором было  разрешено дяде Серёже для достижения высокой цели принять лютеранство, и получить образование в Риге. Там, вскоре, и началась медицинская карьера моего дяди. И из-за этого, чуть не закончилась раньше срока.

Надо было оправдывать лютеранство, и поэтому дядя Серёжа учился блестяще. Пришло время выбирать специализацию. К слову сказать, мой родственник был обаятельнейшим мужчиной. Женщин тянуло к нему, как магнитом, что он принимал с преогромным удовольствием. И когда он принял решение стать гинекологом, никто не удивился. Даже мой прадед. Правда, ему об этом не сказали.

При специализации, дядя Серёжа показал всяческие таланты, в том числе и хирургические. И попечители университета нашли возможным послать лютеранина Ковлера для окончания обучения в Германию. «Он из Германии туманной привёз учёности плоды, вольнолюбивые мечты…» Таки, да. Дядя Серёжа вернулся в Россию уже врачом с отличными рекомендациями.

Вернулся он, опять же в Ригу, где стал очень популярным врачом за очень короткое время. Всё шло удачно, но, благодаря латвийским стрелкам, свершилась ВОСР. Латвия от России со своими стрелками отделилась, а дядя Серёжа с женой Варей выехали в Самару. Шла Гражданская война, дядю Серёжу призвали в Красную армию, и ему пришлось на время стать простым госпитальным хирургом.

Однажды, дядю Серёжу послали в командировку в Москву. Отбыл он из Самары, а наследующий день начался чешский мятеж, город перешёл в их руки на несколько месяцев, и, когда дядя смог туда вернуться, жена Варя оказалась беременной. Дядя-гинеколог посмотрел на живот жены, заглянул ей в глаза, и развёлся. Интересно, а если бы дядя тогда знал, что любовник его жены станет президентом Чехословакии по фамилии Бенеш, он развёлся бы, или нет?

Когда Гражданская война окончилась, дядя переместился в Москву, где вернулся к своей обожаемой гинекологии. И через короткое время стал ведущим хирургом-гинекологом очень известной клиники. И всё шло удачно до 1937 года. А в указанном году на Лубянку пришло письмо, в котором было написано, что мой дядя – шпион. Ну, раз так написано, значит С.А.Ковлер и есть шпион буржуазной Латвии, только надо это слегка доказать.

Взяли моего дядю ночью, привезли в Большой Дом, и сразу начали «доказывать». И кулаками, и ногами, и резиновой дубинкой по почкам. И «доказывали», и «доказывали», но согласия на шпионство латвийское и другое какое, не получили. «Ну, сука Ковлер, из Сибири, говоришь?! Значит, к холодам привыкший?! А мы это на раз проверим!» - сказано-сделано. И, вот теперь мой дядя Серёжа прыгает в проклятом леднике с одной только мыслью: «Жить, жить, жить…»
Говорят, что лишь детям пристало верить в чудеса. Говорят, что чудес в жизни не бывает. Мне всегда было странно это слышать, потому что сама жизнь – чудо. А раз так, то и чудеса свершаются. Их просто надо заметить. Причём, вовремя.

Чудо номер раз. Приволокли избитого до посинения дядю Серёжу к леднику в одних кальсонах, втолкнули в него, и захлопнули дверь. На секунду окошечко  в двери открылось, и услышал дядя: «Ковлер, брось кальсоны под ноги, и прыгай на них, сколько сможешь!». Врачу не надо было повторять эти слова. Отморозишь ноги, перестанут они держать, упадёшь на лёд, и замёрзнешь насмерть. Как ему сказали, так дядя и сделал. Кто подсказал, почему…Может быть муж или отец пациентки? Ответа не было, нет, и не будет.

Через шесть часов дверь в ледник открылась, и люди с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками очень удивились. А Ковлер-то живёхонький, глянь-поглянь, как прыгает…Только Ковлер в этот момент упал, и потерял сознание. Видимо, более шести часов морозить живого человека не полагалось. Отволокли дядю в камеру, и оставили там гнить в прямом смысле этого слова.

Чудо номер два. Гниёт мой дядя Серёжа в камере в нижнем этаже дома на Лубянке, а в это время у комиссара НКВД, по ведомству которого он проходил, заболела гинекологическим любимая жена. Собрался консилиум, пошушукались светила, а потом уполномоченный от них сказал комиссару, отводя глаза в сторону: «Скрывать нечего, дела у Вашей супруги плохие, и спасти её может только один человек – Ковлер С.А. Но где он, мы не знаем…» Они не знали…

Вызвал комиссар адъютанта, и приказал: «Два дня на розыск Ковлера С.А! Из-под земли, с неба…меня не интересует!»
Стал адъютант носом землю рыть. День роет – ничего. Второй – то же самое. Но, на утро третьего дня, когда с докладом уже надо было к начальству идти – нарыл таки! Приходит весь счастливый такой, и рапортует: «Товарищ комиссар такого-то ранга! Указанный Ковлер С.А,  мною отыскан на минус шестом этаже нашего здания! Находится в очень плохом состоянии здоровья, и поднят в кабинет быть не может!»

Спустился комиссар к дяде Серёже, подошёл к куче лохмотьев на нарах, и говорит: «Слушай меня Ковлер очень внимательно, поскольку от слов моих зависит твоя сраная жизнь. Отвезут тебя сегодня же на спец.дачу, где наши спецы-диетологи за две недели поднимут тебя на ноги. И сделаешь ты моей любимой жене операцию, которую только ты и можешь сделать. Спасёшь, я твоё дело сам в камине той дачи сожгу. Если нет, в саду сам шлёпну. Согласен?! Так я и думал». Погрузили моего дядю в санитарную машину, и перевезли на спец.дачу. Но, не через две недели, а через три поставили его на ноги, и ещё неделю ждали, когда тремор в руках прекратится.

И через месяц дядя Серёжа сделал операцию жене комиссара. Дня через три стало ясно, что должно сгореть дело по дядиному шпионству в камине, что и свершилось. Посмотрел комиссар на пепел, перемешал его кочергой, и сказал: «Что ж, повезло нам с тобой Ковлер…Только жить в Москве не сможешь. Если что, то и я с тобой на минус шестой этаж загремлю. Вернёшься в Омск, там за тобой присмотрят»

Вернулся мой дядя Серёжа в Омск, где и жил до окончания войны, а после в свою любимую Ригу вернулся. Работал врачом, подарил Рижскому историческому музею свою редкостную коллекцию Будд, водил экскурсии. В Риге и умер, от почечной  недостаточности. Вспомнили почки резиновую дубинку.

Но, если бы, дядя Серёжа, желая прекратить побои, подписал бы признание в своём шпионстве, хлопнули бы его выстрелом в затылок, на каком-нибудь минус этаже.
Сила воли, желание жить, но жить с честью.  Сейчас и это является чудом.