Тоска

Зверь очнулся и сразу ощутил вокруг себя страшный запах человека. «Бежать» – инстинкт, словно дернул за невидимые ниточки все конечности животного. Обезьяна резко соскочила из своего еще минуту назад неподвижного и даже какого-то неживого положения. Но бежать было некуда. Прыжок в пространстве натолкнулся на цепочку стальных прутьев, каких-то неприятно холодных, немного липких и опять же напоминавших о человеке. Мозг оценивает ситуацию, пытается совладать со своим нарастающим страхом и отчаянием. Выхода отсюда нет. Повсюду только преграды и цементный пол цвета каолина, на котором разбросаны жалкие клочки засыхающей травы. Горилла тревожно принюхалась своим черным носом к умирающим увядшим былинкам, в этом запахе она уловила свое прошлое, где жила.

Нужно просто все вспомнить, что было с ней. Она была в джунглях, в родном лесу, неторопливо шла к водопаду. Потом ей тогда стало страшно, оттого что уловила запах человека, наводящий ужас на любого, наверное, животного  здесь в зеленом многокилометровом пространстве природы. Это были существа с белой гладкой кожей и ходящие на двух лишь конечностях, в руках они держали палки смерти, издающие громкие звуки и дым. Сам их облик тогда сильно поразил ее, заставил панически убегать от тех неизвестных пришельцев. Но что было потом? Цепочку воспоминаний трудно было восстановить. Потом она ощутила боль похожую на укол об колючее растение. Но тогда обезьяна даже не задумалась над ней, мало ли что может приключиться с ней в бегстве по густым зарослям джунглей. Муть в глазах нарастала. Животное как во сне продолжало бежать по лесу. Изображение расплывалось, сознание все больше погружалось в пелену забытья. И пришел момент, когда грузное тело гориллы бессильно рухнуло в джунглях на радость преследователям.

А теперь она очнулась здесь в замкнутом пространстве. Где-то слышались голоса тех белолицых, которые поймали ее.
– Ее мы решили назвать Анжела. Да, Анжела? – обращаясь к животному, произнесла каким-то певучим голосом женщина с улыбкой на лице. У нее были длинные светлые волосы, одета была в джинсовые штаны и сероватую кофточку. Эту женщину нельзя было назвать красивой, однако определенная доброта сияла из ее глаз. Кроме этой женщины, на которую первую обратил зверь, здесь около клетки стояло трое мужчин. Один высокорослый и с рыжеватой бородой, какие-то стекляшки отражались под солнцем у него в глазах. Двое других были загорелыми и невысоки, но широки в плечах. От них несло какими-то незнакомыми запахами. Они очень были похожи на тех охотников, которые ловили ее в джунглях.

Горилла оскалилась и прижалась к противоположной стенке клетке. Она боялась этих созданий-людей, но обезьяна также была готова к последней схватке, если эти попытаются опять с ней что-то сделать. Но никто ничего не делал. Они переговаривались между собой на каких-то звуковых тембрах недоступных обезьяне.

– Не бойся! Мы тебя не тронем, не причиним тебе вреда. Я буду о тебе заботиться и кормить, – опять заговорила женщина с ней, когда осталась одна. Мужчины ушли, и горилле стало немного спокойнее. Своими черными глазами она изучала стоящего перед ней человека. А в голове было лишь желание вырваться отсюда и убежать обратно в джунгли.

***

Время проходило чередой серых однообразных дней в замкнутом пространстве. Горилла успела немного привыкнуть и освоиться к новой окружающей ее реальности. Приступы ярости и отчаяния все больше уступали меланхолии и тоске. Бесцельно сидя на своей объемной попе, обезьяна жевала принесенную женщиной еду, разглядывала мир вне клетки. В высоте синело синее небо, оттуда же на животное смотрело лучистое солнце, которое здесь почему-то было не таким теплым, как раньше. Видимо, во всем были виноваты эти люди, которые нарушили ее старый образ жизни, вырвали ее из природной среды обитания.

– Анжела, завтра ты переедешь в зоопарк, где ты будешь удивлять многих-многих людей. Я знаю, ты хорошая девочка, справишься и будешь и там себя хорошо вести, – говорила женщина. Голос человека сейчас казался опять певучим и чуток грустным. Горилла внимательно посмотрела на женщину, пытаясь понять, какую информацию пытается та донести до нее. Может она ей говорит, что вернется скоро домой обезьяна?

Сумерки поглотили день. Ночь мягко пришла, проступила в ярких звездах и в черной темноте. Обезьяна долго смотрела во мрак, мир ей уже казался каким-то полосатым, от того что, постоянной преградой видимости были стальные решетки. А потом животное погрузилось в полудрем. Во сне виделись родные джунгли. Водопад мощно гремел на многие километры в округе, низвергая воды с высоты скал. Обезьяна неслась куда-то вперед в густой растительности леса. А наверху было синее небо, и солнце было жарким. Не было людей. Были только насекомые, животные и птицы. Каждое существо точно знал свой кусочек мира и не претендовал на что-то большее, не вторгался бесцеремонно туда, куда не полагалось. Здесь были мириады запахов и таких ярких и свежих, не заглушенных ничем. Все они абсолютно были знакомы животному. Километры родного пространства сейчас вызывали у обезьяны чувство безопасности и радости. Она радостно попыталась воздеть руки к верху.
А потом пришло утро. Легкий сумрак. Железные полосы решеток чернеют на фоне светлеющего неба. Звук железной миски разбудил необычайно крепко заснувшую обезьяну. Она действительно утратила за последнее время чутье и способность ощущать мир за ее пределами даже во сне. Женщина придвинула к ней еду, но обезьяна не притронулась к большой миске. Ей хотелось сейчас, чтобы сон вернулся к ней снова. Бесцельно развалившись в углу своего заточения, животное медленно ворочало глазами. За клеткой начинали ходить люди, делали какие-то приготовления. В их голосах ощущалась какая-то озабоченность. А потом один мужчина подошел к ней. Горилла забилась в угол, исподлобья смотрела на него. На ее черной морде была видна угроза. Снова укол. Животное безумно заметалось по клетке, замедляясь в действиях со временем. Бушующее от отчаяния и злости сознание погрузилось во что-то похожее на сон или вечное успокоение. Она заснула.   

***

Гул множества людских голосов. Запахи этих белолицых созданий здесь был ее сильнее, чем раньше. Обезьяна приоткрыла глаза в надежде, что это был лишь дурной сон или наваждение. Но, увы! Вокруг нее опять была решетка, а животное опять, как и в первый раз лежало в какой-то неестественной позе. Но сейчас прыгать и бежать прочь уже не хотелось. Инстинкты ею уже не руководили, так как раньше. Левая лапа затекла от обездвижения, и обезьяна принялась ее разминать, чтобы прекратить неприятное покалывание.

Эта клетка была значительно просторнее первой. И пол был не только бетонным, а местами здесь даже росла невысокая трава, и была махонькая лужица воды, которая видимо, олицетворяла водоем. За решеткой были люди, все они смотрели на нее. Большие и маленькие они что-то говорили почти враз, размахивали руками, жестикулировали, улыбались, смеялись, кричали. А некоторые пытались ей что-то подкинуть через стальные прутья решетки.

– Анжела! Анжела! – кричал кто-то из толпы этого сумасшествия.   
От всего этого обезьяне становилось дурно. Хотелось где-нибудь спрятаться, где никого не будет и будет относительно тихо.

***

Опять дни канули в прошлое, слились во что-то единое, громко кричащее человеческими голосами. Изо дня в день за решеткой сновали люди, но обезьяна никак не реагировала на их действия. Исчезли почти все чувства и желания. Инстинкты притупились, осталось лишь тупое чувство равнодушия и тоска. Беспросветная тоска, такая же затяжная, серая и длинная, как и новая жизнь гориллы. Ковыряясь в своей железной миске животное, старалось отключиться от окружающей ее реальность и оказаться в прошлом. Вспышки ярости уже теперь скорей напоминали искры легкого недовольства и отчаяния. Черная морда невыразительно дергалась, при пережевывание еды. А в глазах, черные как вишенки, была только тоска…

(2009).