Зеркало. Часть 3

...А ночью ему приснилась Оленька...

  Подруга далёких школьных лет, с таким же вот хрустально чистым голоском, с такой же русой непослушной косой. Когда-то Михаил не представлял себе жизни без этой маленькой соседки по парте, без совместных домашних занятий по математике, в которой Оленька была не сильна.

   А объяснять он умел. Терпеливо, снова и снова заставляя её вспоминать правила и формулировки, выстраивая цепь уравнений, выводил её от простого - к сложному, иногда  удивляясь, а став старше - и возмущаясь, насколько проще можно было бы объяснить тему, поданную в учебнике очень многословно и оттого громоздко.

   Зато когда на неё после долгих совместных усилий находило просветление, и радость понимания начинала светиться не только в глазах, но и во всём облике,в румяных щечках, в том, как Оленька начинала нетерпеливо вскакивать, как зарывала свои ладошки в волосы, и, вытягивая их вверх, накручивала локоны на пальчик, почти пританцовывая от радости,- Михаил становился самым счастливым на свете...

   И готов был ещё часами, тщательно подбирая слова, вспоминая вместе с ней формулу за формулой, шаг за шагом  вести её по витиеватым лабиринтам  математики. Такой сложной, иногда страшноватой для неё - и такой понятной, стройной, логичной и бескомпромиссной науки для него. Вести, сопровождать в этом нелёгком пути,  радоваться её маленьким победам  и видеть этот свет в милых глазах...

 ...Она не вернулась с каникул. В то последнее школьное лето Оленька и её родители погибли в автомобильной аварии на далеком туристском перевале в окрестостях Мцхеты. Михаил узнал об этом не сразу. И ещё долгое время ждал её возвращения, надеясь на сверхъестественное чудо, на ошибку. Он ждал её, отправляясь утром в школу, ждал, выходя на переменку, ждал, вскакивая на каждый телефонный звонок.Понимая умом, но не принимая сердцем этой нелепой смерти, искал её на улице, в толпе...

   Oн закончил школу. Легко поступил в институт. Честолюбивый провинциал, знающий себе цену, Михаил был неприятно поражён, увидев, что в институте много таких, как он, и здесь уже не только он может похвастать  логичной стройностью суждений, умением найти изящный ход и оригинальное решение задачи.

   Его умение быть нужным, быть единственной соломинкой, тем спасательный кругом, каким был он в школьные годы для Оленьки, оказалось здесь невостребованным.
   И Михаил сник. Замкнулся в себе.

   Самоуверенных однокурсниц, раскованных, нахватанных,  умеющих вставить словцо в любой разговор на любую тему, он побаивался. Будучи всего лишь неплохим математиком, он оставался беспомощным в вопросах живописи или  поэзии. Он никогда не мог сразу, навскидку ответить,  чем отличается анапест от амфибрахия. А однокурсницы, уже нащупав в нем эту слабинку и частенько посмеиваясь, называли его "одноклеточным", тем самым ещё больше увеличивая пропасть между ним и собой.

 Конечно, не все были такими, учились рядом с ним и скромные приветливые девушки, но Миша невольно продолжал искать Её черты в каждой новой знакомой, Её прозрачный голосок, Её взгляд, полный доверия и благодарности...

   Через два года его взяли в погранвойска. Выносливый и неприхотливый, Михаил не скулил после многокилометровых марш - бросков, изматывал себя на тренажерёх, на занятиях по рукопашному бою, а на любопытные расспросы парней о личной жизни на "гражданке" отвечал неизменным вопросом: "Может, в  шахматы сыграем?.."

Не заметил, как пролетели два года. Только мышц прибавилось, да уверенности в себе.

   В конце пятого курса Михаил неожиданно для самого себя женился. Ненадолго и бестолково. На вечеринке по случаю дня рождения того самого Серёги, нынешнего жителя Иркутска, он познакомился с ироничной неглупой женщиной. Беседа текла так ненавязчиво и легко, что ему хотелось продолжать разговор до бесконечности.

   Михаил выбрал весь отпущенный ему лимит времени: и неловкое топтание  на месте обнявшись, которое сейчас почему-то называется "танцем", и провожание пешком до дома, и несколько неторопливых чашек горьковатого дешёвого кофе у неё на кухне, совсем невкусного, от которого уже подташнивало... Он уже не знал, как ещё оттянуть минуту прощания, когда она сама прервала его говор мягким, но настойчивым прикосновением губ, и всё потонуло в тёплом бредовом мареве из полупьяных слов и полузабытых стихов...

   ...В то утро Михаил впервые за многие месяцы почувствовал себя после пробуждения  по - настоящему выспавшимся.
   Она предложила ему остаться. И он остался, надеясь на то, что Чувство ещё придёт...

   Но независимый нрав и насмешливость его избранницы, её умение быть самодостаточной, так пленившие его поначалу, показались вскоре почти оскорбительными. Рядом с ней Миша не чувствовал себя нужным. Значимым. Мужчиной.

   Развелись легко: у них не было детей. И попыток жениться с его стороны тоже больше не было. Случайные  встречи и скоропалительные романы были ему даже удобны при его беспокойной командировочной  жизни. Так тянулись годы - 25,30, вот теперь уже 32...

   ...Он проснулся от громких голосов, не сразу сообразив спросонок, где находится. Да, голосок Марины, приютившей его прошлой ночью, чем-то напоминал голос Оленьки.. а может, ему это только показалось. Но сейчас голос этот был напряжённым, отрывистым.

   Михаил не разбирал слов, но почувствовал, что Марина недовольна, даже расстроена.
   Выпутался из глубоко просевшей под ним раскладушки, потянулся...

   Голоса в коридоре набирали всё более крутые, почти отвесные обороты, едва сдерживаемые, но готовые вот-вот сорваться в крик. Тихому негодующему шепоту Марины противостоял нетвёрдый тенорок, который время от времени срывался, взвизгивал, нарушая единый  шероховатый звуковой фон, и тем самым добавлял в напряженный   разговор особую нервозность.

  Теперь, окончательно проснувшись, Михаил смог различить слова говоривших. Незнакомец требовал денег. Марина отказывалась их дать. Он слышал, как её голос  постепенно слабел под натиском расхлябанного фальцета незнакомца. Её возмущение становилось всё менее уверенным, и даже нотка изо всех сил скрываемой, но уже назревшей слезы послышалась ему.

  Михаил кинулся в прихожую. Марина стояла всё в том же коротком халатике спиной к нему. Он видел только её напряженные лопатки  и чуть вздернутые плечи, но в большом  зеркале на противоположной стене отразились её глаза, потемневшие от гнева, от бессилия, от стыда.

   - Слышь, друг...Полегче на поворотах, - негромко сказал Михаил.


продолжение следует-
http://www.proza.ru/2009/07/22/109.
Собеседница   Ворс