Хедэйк

Жуткая пылища. Надо стереть хотя бы эту пыль. Лезет в нос, не дает дышать. Я ведь болею. Я больна. Упасть в кровать и болеть сутками. Я болею, это раздражает. Разговаривать неприятно. По окружности головы в мозг впиваются железные шипы, медленно вдавливаются, шевелятся внутри. И еще болты – два здоровых ржавых болта ввинчивают мне в виски, я вижу все это. Я могу лежать с закрытыми глазами и наблюдать за головной болью. Утром, днем, вечером и ночью. Не разговаривать. Спать. Сон – это молчание, осудительное, нездоровое молчание. На дворе сейчас ночь. Так говорят, «на дворе», а все происходит здесь. По проспекту ездят машины и мотоциклы. Грузовики. Грохочут, воют сиренами, визжат. Элисон что-то печатает. Со всей ее экспрессивностью она бьет по клавише «Enter» в знак окончания абзаца, так что остальные клавиши подпрыгивают сантиметров на двадцать. Я лежу с закрытыми глазами, болит голова.

Духотища. Голова стала болеть по ночам. Ночью начинает болеть. Я сплю и чувствую, что болит голова. Просыпаюсь в глухой тяжести боли. Что там происходит ночью? Снов я не помню. Я провожу дни лежа, в безделии, я могу лежать и смотреть на стену, или просто лежать. В то время как на дворе жаркое лето. Поток хорошей погоды, ни к чему не обязывающей. Ни к каким действиям. Дайте нам немного денег, и мы утонем в своей лени. В доме шаром покати. Все съели, пока я болею. При болезни каждое действие невыносимо. Неплохо бы почистить зубы, во рту вкус гнилья. Что-то кислое. Прыгают мелкие клопики перед глазами. Пылища лезет в нос. Клубы и тучи пыли, ее не вытирают годами. Элисон рисует на ней пальцем фигурки, а потом дует на палец. И никому ничего не докажешь. Как без рук и без ног.

Неплохо было бы чего-нибудь съесть. Есть нечего. Какие-нибудь вафли, может быть, остались. Хлеб с маслом. Можно и хлеб с маслом. Голова непрерывно болит, и к этому привыкаешь. К тому, чтобы постоянно болела голова. Если выпить таблетку, то боль забивается в уголок, в правый верхний уголок черепа, и там тихонько ноет два или три часа. А потом опять - сильнее, сильнее, сильнее. Есть совершенно нечего. Донт ворри. Как говорит Элисон. Думай не о еде, думай о вечном.

Мы все свалились с разных небес. Я бы попробовала ваши пирожные. Конфеты, мороженое, зефир в шоколаде, мишку на севере или мишку косолапого, красную шапочку, фруктовую корзинку, лимонные эклеры, профитроли, чиз-кейк, с клубникой или ежевикой, есть у вас? Доставайте! Я бы съела сосиску. Я спала очень долго, часов двенадцать. «Ты, по-моему, очень долго спала,» - сказала Элисон. У меня опять болела голова во сне.

Не важно, я не знаю, что важно, мне надоела головная боль - и эти губы. Они складываются в какую-то фигуру, замысловатую, кривляющуюся, обезьянью. У шимпанзе ДНК на 98% сходна с человеческой ДНК. О-го-го. Такие большие проценты, они могут испугать кого угодно. Губы, не забывай про губы. Так писать и можно, и нельзя. Даже при таких губах, как у меня. Шевелящихся в разные стороны. Медленно шлепающих как во сне. Можно ли так писать, спросите вы. И я скажу, что наверняка нельзя. Кофе осталось на пару чашек. Удается урвать еды на день, отмотать туалетной бумаги в чужом доме. Найти несколько рублей на улице. Поневоле задумаешься, что есть завтра. Голова гудит, и думать невозможно. Очень уж душно.

Больно, но привыкаешь. Это привычно как слой пыли на компьютерном столе. Может быть, завтра кто-то достанет денег. Просто невозможно встать, невозможно встать. Пойти. Поднять руки. Поднять голову и посмотреть. Голова пустая, ватная, гудит. Как это «ватная гудит». Не важно. Ночь коротка. В пыли я бью баклуши. Дрожь по телу, неприятные сны, не запоминаются. Все, что я могу – смотреть внутрь и наблюдать за болью. Даже с открытыми глазами. Элисон нет дома. Телефон не отвечает.

«Серенькие козлики. Козлята. Ну что вы, козлята. Что вы плачете, козлята. Это не волк. Это просто овечка. Овечка. Обычная маленькая овечка. Открывайте. Нет, мы не откроем. Страшный серый волк. Здравствуйте, козлята. Хотите послушать сказку. Жил-был серый волк. Он ушел на работу. Его волчата остались одни дома. И пошли на дно. Вы – конченые волчата, сказали им, вы сейчас пойдете на дно. Волчата захохотали.»

Я просто больна, поэтому все вот так - черт знает как. Или наоборот. Ночь кончилась, четыре часа утра, на дворе светло. Элисон нет дома. У меня голова. Кофе и сладкое. Enter.