Беседа двух литераторов

"–        Надо писать легко, чтобы для тебя это было таким же обычным делом, как естественные отправления, как дыхание, как желание женщины, как потребность в покладистом и веселом друге, как... как пьянка, как смерть, наконец! Надо довериться языку, отдаться ему, раствориться в нём. А мы всё пытались подчинить себе язык, подмять его, поставить себе на службу, по-толстовски анатомировать его. Вся русская литература двадцатого века утонула в философском болоте Льва Николаевича, ни разу не усомнившись в правильности его воззрений.

–       Кроме Андрея Платонова...

–       Это исключение, которое только подтверждает сказанное... Мы все поклонялись гению Толстого, а надо было следовать, идти, ползти за Достоевским, который единственный понял, что, только доверившись языку, можно приоткрыть завесу над истиной...

–       Графоманы тоже доверяются языку, и ты посмотри, что они вытворяют...

–       Помолчи, ядовитый змей! Графоманы доверяются не языку вообще, а только своему персональному языку.

        Раф задумчиво смотрит на Тита и продолжает:

–       Русская литература ушла не только от Достоевского... Она ушла в сторону от мирового литературного процесса. И, кроме того, на нее оказали губительное воздействие
грандиозные масштабы страшных событий двадцатого века. Революция и страшная война отвлекли русскую литературу от эволюционных творческих процессов, которые спокойно протекали в правильном западном мире. Я не говорю, что потрясения и войны обошли Запад стороной. Но наша литература с военной тематикой явно переборщила. Если окинуть взором всё, что у нас написано за последние восемьдесят лет, то мы увидим бескрайние поля сражений, кровь, виселицы, концентрационные лагеря, разрушенные города, подбитые танки, пикирующие бомбардировщики, пушки, изрыгающие огонь, и трупы, трупы, трупы... Я бы никого за это не осуждал, если бы многие писатели на теме войны не паразитировали... Все бросились писать о великой войне, причем больше всех писали те, кто войны и в глаза-то не видел, а на западе искусство тем временем уходило вперед...

–        Понимаю, – кротко замечает Тит, – настоящий писатель должен самостоятельно
совершенствоваться, то есть, заложив уши ватой, каждодневно в одиночку прорываться к высотам творчества. Для этого ему надо удобно устроиться у раскрытого окна, обращенного в черноту ночного небосвода, и приступить к созерцанию луны и звезд. При этом автор должен сосредоточиться на мыслях о вечном, подсознательном, иррациональном, о трансцендентальной апперцепции, о неясных томлениях мятежного духа, об амбивалентности всего сущего, о бесконечности времени, о неисчерпаемых и загадочных свойствах языка. И только тогда он научится выпекать штучные шедевры..."


                (Отрывок из романа «Дважды войти в одну реку»)
               







.