Невидимка

   Эта история произошла в одном из учебных заведений города Москвы. Не буду говорить в каком, а то ты мой дорогой читатель догадаешься. Могу сказать только одно, что это учреждение было для больных детей. Болезни  были у них разные и говорить о каждом из них было бы не правильно и некрасиво по отношению к этим детям. Дети и без того были беззащитны и жалки и делало их такими то, что были они все из неблагополучных семей. Ну, как из неблагополучных: может это было громко сказано, просто родители о них, как родители не пеклись. Жили дети пять дней в неделю в этом учреждении, который был по сути санаторием, а на выходные их забирали родители. Санаторий по площади был очень большой. Если взять всю территорию, то можно было его сравнить с футбольным полем. Само помещение было уютным; множество коридоров, переплетающихся между собой создавая тем самым своеобразный лабиринт в котором мог легко заблудиться незнающий здания человек; множество различных комнат, каждая из которых была предназначена для конкретного рода занятий; большой спортзал, с огромным количеством тренажеров; бассейн, куда бы с легкостью поместился небольшой прогулочный катер; сауна; несколько массажных кабинетов – вообщем созданы были все условия для этих детей. Им, конечно, нравилось больше в санатории ежели дома и поэтому они с неохотой уходили на выходные домой, но зато с большой охотой возвращались.
  В санатории работали высокого класса преподаватели, знающие свое дело и имеющие колоссальный опыт с такого рода детьми. Одного из таких преподавателей звали Анатолий Русланович Андрейченко. Он был учителем физической культуры. Довольно зрелый мужчина сорока одного года, спортивного телосложения, среднего роста, с приятной внешностью, что характерно для преподавателей физкультуры, блондин. Каким ветром его занесло в Москву? Все очень просто: два года назад простой сельский учитель выиграл конкурс, как лучший учитель области, а главным призом оказалась поездка в столицу нашей родины – город Москва. Его настолько зацепил этот город, что он решил остаться и изменить свою жизнь, так как в родном селе его ни чего не держало. Семьи у него не было, детей тоже, да и вообще жизнь как-то не складывалась, и он полностью ушел в работу, посветив ей свою жизнь. Переехав в Москву, Анатолий Русланович сразу же нашел работу в том самом санатории, о котором шла выше речь и неподалеку от своей новой работы снял небольшую комнатку, которую сдавала в своей трехкомнатной квартире гражданка Горохова. Это была очень жадная и скверная женщина лет пятидесяти пяти, которая наравилась каждый раз поднять плату за жилье, скрупулезно высчитывая сколько потратил в этом месяце Анатолий Русланович воды, сколько сжег света. Каждый раз она жаловалась ему какая у нее непростая жизнь и что все дорожает и что с того момента как он начал у нее жить, быстрее стал протираться ковер в прихожей, показывая ему вышарканные места и заставляя его ходить на цыпочках, как можно мягче ступая на ее предмет воздыхания. Но самым любимы ее занятием было заходить в отсутствие Анатолия Руслановича в его комнату, и шариться по шкафам, перебирая личные вещи постояльца. Анатолий Русланович об этом знал, но ничего не мог с этим поделать. Он был довольно скромен и стеснителен и старался, как можно реже встречаться со своей хозяйкой, так как он побаивался ее. Она ему напоминала болотное чудище: лицо ее было покрыто бородавками, сама по себе она была маленького роста, а полное тело держалось на кривых маленьких ножках и пахло от нее всегда чем-то несвежим.
   В силу своей нерешительности и стеснительности наверно Анатолий Русланович и был один. Он даже не пытался слиться с коллективом предпочитая пребывать одиночкой. На него засматривались все сотрудницы даже те, которые были счастливы в браке и не понимали, почему они были неинтересны ему. Анатолия Руслановича интересовала только работа. Он был фанатиком своего дела. Постоянно оставался допоздна, разрабатывая все новые оздоровительные программы для детей, которые делали чудеса, отражаясь только положительно на здоровье детей. Ему, как и детям ни сколько не хотелось идти домой. Ему было уютно и по-своему тепло в этих стенах. Иногда на выходных, когда дети разъезжались по домам, он оставался ночевать в санатории, расположившись на мате, у стенки. Наслаждаясь ночной тишиной спортзала, который пыталась наполнить светом, зависшая в небе луна: он не старался быстрее уснуть, а подолгу лежал и о чем-то думал, вглядываясь в полумрак. Но как приходят очередные будни, он печально, бороздя взглядом землю, шел домой и там-то уже старался быстрее уснуть, чтобы не слышать очередные упреки старой ведьмы.
   Но в последнее время жизнь Анатолия Руслановича резко изменилась. Он уже не шел домой, а «летел» и причина этому была. Он влюбился. Влюбился, как мальчишка, как никогда не влюблялся. Он не хотел, чтобы день кончался, а когда все-таки кончался, ложился, как можно раньше спать, чтобы скорее проснуться и снова видеть ее. Это была не на что непохожая любовь и главным ее недостатком было то, что он не мог о ней ни кому рассказать, даже той, которую любил.
   Ее звали Маша и было ей всего пятнадцать лет. Самый опасный для подростков возраст, самый непредсказуемый и самый влюбленный. Она была воспитанницей этого санатория. Конечно, на пятнадцать лет она не выглядела, лет так на восемнадцать – девятнадцать. Она была необыкновенно красивая, словно самый лучший скульптор вылепил ее. В ее больших, до безумия проникновенных глазах можно было утонуть, а приятным тонким голоском заслушаться. Она всегда была жизнерадостной, веселой, улыбка не сходила с ее лица, а смех был слышен везде. Ее длинные, обжигающе – черные волосы, всегда были аккуратно уложены и от них, постоянно пахло свежестью, а с боку еле видно, теряясь в густоте вьющихся волос, пряталась невидимка в виде миниатюрного цветка ромашки. И что самое интересное, что она была сама влюблена в Анатолия Руслановича, но не могла ему в этом признаться.
   Как они почувствовали друг друга, знают только они сами. Они любили друг друга взглядом, улыбкой, случайными прикосновениями понимая при этом, что врятли их отношения зайдут дальше, но в глубине души все-таки надеясь. Она под различными предлогами наведывалась к Анатолию Руслановичу и старалась задержаться, как можно дольше. И в те самые мгновения, когда они были наедине внутри каждого из них происходило что-то невообразимое. Они хотели броситься в объятья друг друга и сказать о своих чувствах. Каждый раз они смотрели на друг друга так, что можно было сойти с ума только от того, что они чувствовали, от того, что не могли признаться в своей любви в силу определенных обстоятельств, которые окружали их со всех сторон. И так было каждый день – мучительно и невыносимо больно, но ни чего нельзя было поделать. Анатолий Русланович утишал себя только одним, каждый раз, когда он видел Машу, он шепотом произносил: «Машенька, моя мила Машенька».
   Тот день не отличался от остальных, такой же обыденный, не предвещающий ни чего – день, как день, а вот вечер был для Анатолия Руслановича и наверно для самой Маши, необычен. Было довольно поздно Анатолий Русланович, как всегда задержался на работе и седел в спортзале за своим столом и что-то писал в тетрадь. Был полумрак, настольная лампа не справлялась с размерами помещения и освещала только тот уголок, в котором сидел Анатолий Русланович.  Неожиданно для него самого в зал зашла Маша. Он ни когда не видел ее такой грустной и безжизненной. Глаза ее были пусты и в них, читалось что-то страшное.
- Что с тобой, Маша? - встревожено, встав из-за стола и кинувшись к ней навстречу, вырвалось у Анатолия Руслановича. - Что случилось?
Он стоял, держа ее за плечи и не понимающе, смотрел на нее, дожидаясь ответа.
- Обнимите меня, - тихо сказала Маша, и не дожидаясь исполнения своей просьбы, сама обняла Анатолия Руслановича.
Она прижалась к нему настолько сильно, что Анатолий Русланович почувствовал, как бьется ее сердце. Он обнял ее, и они стояли какое-то время, молча, подбирая слова.
- Машенька, моя милая Машенька, - нарушил тишину Анатолий Русланович.
- Врачи сказали, - так же тихо преодолевая страх, начала Маша, - врачи сказали, что я скоро умру, что моя болезнь начала прогрессировать и что сделать ни чего нельзя.
- Нет, ты не умрешь, - снова взяв ее за плечи и встревоженным голосом, проговорил, - слышишь меня, не умрешь! Ты будешь жить, будешь! Я не дам тебе умереть!
   Анатолий Русланович все это говорил и не верил ни одному своему слову. Он боялся потерять ее и готов был отдать свою жизнь за нее, но понимал, что это не поможет, зная ее страшный диагноз.
- Я люблю тебя Маша, - сказал он и обнял ее.
Он не хотел ее отпускать из своих объятий, а она не хотела отпускать его.
- Поцелуйте меня, Анатолий Русланович, - неуверенно, с осторожностью произнесла она и, отслонившись от него, принялась ждать исполнения своего желания, - может мы видимся последний раз и я так ни когда и не поцелуюсь. Я хочу, чтобы мой первый и единственный поцелуй был с вами.
Анатолий Русланович смотрел на нее и понимал, что он должен это сделать, и он хочет это сделать. Он осторожно приблизился к ней и почувствовал ее нежные, теплые губы. Ее неумелый, девственный поцелуй, был для него дороже всего на свете. Они стояли посреди спортзала и наслаждались друг другом, а настольная лампа создававшая полумрак была всему этому свидетель.
   Наследующий день Анатолий Русланович шел на работу в два раза быстрее не замечая ни чего на своем пути. Дорогу переходил на красный свет и даже не слышал сигналящих ему в след машин. Он спешил скорее увидеть Машу. Зайдя в санаторий его сразу что-то насторожило. Но что, он не мог понять. Поднимаясь по лестнице он увидел как облокотившись на перила плачет одна из девочек, а две стоящие рядом склонились над ней и что-то ей успокаивающе говорили. У тех двух девочек тоже были заплаканные глаза. Это были подруги Маши. Анатолий Русланович взволнованный увиденным спросил у них, что произошло, они сквозь слезы, хлюпая носом, сказали, что Маша умерла, даже не проснувшись. Анатолий Русланович стремглав бросился бежать к комнате, где жила Маша. В его голове все перемешалось, он не чувствовал ни ног, ни рук и вообще своего тела, оно словно онемело. Возле дверей стояли преподаватели, некоторые из них плакали, некоторые просто держались за голову, потому что плакать уже не могли. Не спрашивая разрешения и забыв поздороваться, Анатолий Русланович зашел в комнату, в которой кроме лежавшей на кровати Маши ни кого не было. Он подошел к кровати и накопившимися от слез глазами смотрел на это прелестное создание, которое было прекрасно. Он не мог поверить, лишь только повторял: «Машенька, моя милая Машенька», а она лежала и молчала, как будто крепко спала, а ее румянец медленно сходил с лица и Анатолий Русланович понимал, что она не спит. Он склонился к ней и уткнулся лицом в ее плечо и зарыдал. Поплакав, он еще раз посмотрел на нее, поцеловал и провел рукой по ее волосам. Вдруг его рука почувствовала, какой-то предмет в ее густых спутавшихся ото сна волосах. Он в спешке распутывая пряди волос обнаружил в них невидимку, которой она всегда закалывала свои волосы. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что в комнате больше ни кого нет, он быстро положил невидимку к себе в карман и протерев глаза вышел из комнаты. Он поднялся к себе, сел за стол и снова заплакал. Потом, успокоившись, достал невидимку и стал смотреть на нее, поглаживая указательным пальцем и тихо говоря: «Машенька, моя милая Машенька». Это все, что напоминало ему о его Машеньке. Он каждый день доставал невидимку из кармана, гладил ее, шепча одно и тоже: «Машенька, моя милая Машенька», целовал и убирал обратно в карман.
   Но один раз, когда Анатолий Русланович вновь хотел вспомнить о Машеньке, невидимки не оказалось в кармане, вместо нее была небольшая дырка. Для Анатолия Руслановича это была ужасная потеря. Он ползал на коленях, просматривая каждую щель, каждый угол. Идя, домой своим привычным маршрутом он не сводил с земли глаз, всматриваясь в каждую блестяшку. Но не дома, не на работе и даже на улице ее не было. У Анатолия Руслановича от этого поднялось давление, сердце так болело, что дышать было трудно, а в один из вечеров у него поднялась высокая температура, под сорок.
   Он лежал в своей комнате и бредил, произнося знакомую фразу: «Машенька, моя милая Машенька». Он весь горел и обливался потом. Его то морозило, то кидало в жар, то лихорадочно колотило. Успокоилось все к утру, когда к нему в комнату зашла гражданка Горохова и напомнила про то, что сегодня день платы за жилье. Но Анатолий Русланович лежал не обращая на нее внимания. Она стояла над ним, толкая его в бок и стараясь разбудить, при этом громко крича: «Налакался, небось, вчера? Все какую-то Машку звал». Но Анатолий Русланович молчал. «Помер что ли? - испуганно вскрикнула Горохова, - вот сволочь! Не мог сперва заплатить, а потом помирать, - цинично выругалась Горохова, поправляя седую шевелюру в которой еле заметно пряталась та самая невидимка в виде ромашки.