Встреча с искусством

  - Ты страшный человек. Ты всё помнишь! - качает головой Раф. - Очень, очень опасный человек..
  И наливает еще пива.
  Я Рафа сто лет знаю, еще с астраханского стройотряда. Он там безуспешно учил меня играть на гитаре.
  Дело было так. Вторым днем по приезду я валялся под марлевым пологом. Со скуки голосил что-то громкое. Привычка такая, петь в минуты безделья.. Пустовавшая до того соседняя кровать скрипнула. Я откинул полог и увидел перед собой невысокого, кряжистого, сравнительно молодого, но уже начавшего лысеть человека, с интересом смотревшего на меня умным взглядом.
  - Лабаешь где? - спросил он с утвердительной интонацией.
  - В смысле - пою ли? Так, для друзей.. Интимно.
  - А чего без гитары?
  - Не умею, - со вздохом признался я.
  - Равиль, - он протянул руку. - Или просто - Раф. Минуточку..
  Скоро он вернулся с инструментом, ленинградкой за семь рублей. Подтянув струны, взял пару рифов. Не Блэкмор, подумал я.. Мы стали перебирать песни, которые и я могу спеть, и он сыграть. Список получился короткий. Но поорали с удовольствием.
  Следующие дни Раф пытался обучить меня своему мастерству. Ломал мне пальцы, пугал названиями аккордов:
  - Вот это доминант-септ, в просторечии девятка. Первый зажми, мизинец не убирай..
  Вскоре он осознал, что никаких перспектив его наставничество не имеет. Всё моя лень-матушка, да к чему талант распылять? Уроки мастерства ожидаемо перешли в совместную пьянку.
  Однако лавры теоретика современной музыки не давали Рафу покоя. Время от времени он вспоминал что-то из свеженького и даже пробовал напеть. Но, стиснутый рамками природной полуоктавы, его голос частенько уходил в ультразвук. В такие моменты Раф, по-детски громко хохотнув, начинал в смущении поправлять остатки прически.
  Вообще, волосы - главное воспоминание Рафа о юности. Демонстрируя старые фотографии, он непременно обращает внимание окружающих:
  - Вот, были волосы, были! - и тычет пальцем в бурый венчик по краям головы. - Не всегда я таким ходил..
  Теперь он сед и лыс. Стрижется под новобранца. Сядет в кресло, посмотришь на него со спины - ну просто Ильич в Горках!
  Зато главное сохранил - умный взгляд и юную непосредственность. Большая редкость по нынешним временам.
  Вот такая преамбула непосредственно к сюжету.

  Были мы тогда молоды, счастливы и неженаты. Работали в завалящих конторах, получали копейки и наслаждались советской жизнью, не зная другой.
  Звонит мне как-то Раф:
  - Сто лет не виделись. Есть маза побалакать. Ты как, петь не бросил еще?
  - Это всегда со мной, - отвечаю. - Для друзей, для подруг, на танцах с ансамблем.. Женщинам очень нравится.
  - Лабух ты. Подтягивайся ко мне в воскресенье с утра. С серьезными людьми познакомлю.
  Я скривился:
  - Это надолго? У меня свидание с девушкой. На футбол идем.
  - Куда?! - рассвирипел Раф. - Тут новая эпоха в музыке грядет, а он - девушки, футбол.. Давай подтягивайся!
  Стоим возле метро, ждем трамвая. Рядом у пивной бочки митингуют неопохмеленные синяки. А продавщица задерживается.
  Для начала Раф меня отругал:
  - Нифига ты не петришь, слушаешь всякую мотню, ее же и поёшь. Время диктует свежий подход. - И неожиданно: - Ты "Урлайт" читал? Или "Ухо"?
  - Чьё ухо? - насторожился я.
  - Темнота.. А о дэдэтэшках с Цоем слышал?
  - С чем?! Ты по русски говори.
  - Все ясно. Ничего, оно может и к лучшему. Избежишь штампов.
  Старые заслуженные рокеры помнят те времена. Списки запрещенных ансамблей, рукописные альманахи, секретные концерты по рваным билетам и прочие гонения. От которых музыкальный народ крепчал только. И восстал в полный рост, лишь только спали оковы марксизма-ленинизма. И, выкрикнув громкое "Бля! Мы свободны!", без остатка растворился в попсовом дерьме.
  Подошла продавщица к бочке. Затихшие синяки построились в очередь.
  Подошел трамвай к остановке. Мы сели в пустой вагон.
  - Значит, так, - начал Раф. - Забудь о дипёплах с макаревичами. Старье и прошлый этап. Пост-панк-авангард - вот что спасёт современную музыку. Настоящий уличный, низменный сленг в сочетании с вибрирующими интонациями. Плюс глубина атональности. Это наш единственный путь.. - Раф вдруг поскреб ногтем по моей коленке: - Джинсы почем покупал?
  - Двести рублей. Полторы зарплаты.
  - Лабух. Я б тебе такие же за сто семьдесят нашел.. Так, продолжим..
  Суть его дальнейших слов состояла в следующем. Едем мы на репетицию группы под названием "ДК". Сокращение от "Диван-кровать". Или "Девочка Катя". Или всё, что угодно, включая поганые слова. Раф убеждал, что в этом-то вся суть. Что любой может расшифровать эти две буквы по своему, и для любого эта группа станет, таким образом, как родная.
  - А репетируют они, - спрашиваю, - тоже в каком-нибудь ДК, доме культуры?
  - Почему в ДК? - искренне удивился Раф. - В школе репетируют обыкновенной.
  - А ты там кем числишься?
  - По электронике я.. Не перебивай.
  Дальше он вкратце обрисовал их творческую концепцию. Что авангард, то есть непохоже ни на кого, это понятно. Что тексты меня поразят доступностью и новизной - это тоже само собой разумеется. Мозг коллектива, ударник Сергей Жариков, является известной личностью в узких кругах подпольной музтусовки. Раньше он стучал по всяким филармониям, но однажды его посетила муза в телогрейке и валенках, и теперь он - глашатай народных глубин. По натуре - философ с диктаторскими замашками. Автор всего материала группы. Спорить с ним нежелательно.
  Воображение рисовало взлохмаченного титана с горящим взором и изможденным челом, нервно гнущего в руках кленовые палочки.
  - Во-о-от, - протянул в заключение Раф, - такие дела..
  И замолчал.
  - А еще там кто-нибудь играет? - поинтересовался я. - Не совсем привычно под одни барабаны петь.
  - Есть народ, не волнуйся, - успокоил Раф. - Гитарист-виртуоз Дима, внук известного актера. На басу тоже постоянный чувак. Остальные - приглашенные. Каждый раз новые. Вот сегодня ты участвуешь, по моей рекомендации. Не подведи.. Приехали, выходим.
  В рекреации школьного зала была развернута целая студия. Посередине стоял облезлый от возраста рояль. Вокруг него громоздились угловатые динамики и сутулые микрофонные стойки. Чуть в стороне звукооператор, напоминавший тощим скорбным лицом инока, хмуро тыкал паяльником в кишки разобранных магнитофонов. У стенки располагалась свалка барабанов с тарелками. Слившись в змеином экстазе, шевелились электрические провода под ногами.
  Нас встретил сам Жариков:
  - Привет, Равиль, - и протянул мне пухлую руку: - Сергей.
  Нда.. По-другому я себе представлял лидера московской рок-альтернативы. Передо мной стоял, простодушно улыбаясь, плотный круглолицый мужичок в свободной рубахе и брюках фабричного пошива. Смотрит твердо, уверенно, но с ироничной хитринкой. Слегка бородатый, я бы назвал это контролируемой небритостью.
  - А где флейта? - спросил он.
  Я с недоумением покосился на Рафа.
  - Это вокалист, - коротко сказал тот.
  - Ну да, ну да, - Сергей закивал, - обознатушки. Проходи, знакомься с народом.
  Народ был представлен в двух ипостасях. Первая - гитаристы, - настраивала инструменты, крутя ручки микшеров. Обращала на себя внимание соло-гитара. Клееная-переклееная, схваченная кое-где голубой изолентой, она напоминала старую хоккейную клюшку, на которую намотали струны. Ее хозяин о чем-то шептался с басистом, поглядывая на меня.
  Раф заметил:
  - Легендарный инструмент. Дима сам собирал. Даже статья была в каком-то журнале техническом.
  Познакомившись с музыкантами, Раф повел меня ко второй ипостаси народа, болельщикам. Неизменное сопровождение любой музыкальной тусовки тех времен. Не играют, не поют, но в любой момент помогут чем могут. Передвинуть рояль, сгонять за портвейном. Вот и сейчас они толкались у окна, развернув на подоконнике скромный фуршет из вина, пива и колбасы с хлебом. Ребята молодые, но лет через десять вижу их стоящими в очереди у пивной бочки возле метро, неотличимыми от других синяков.
  - Давай по стаканчику, - радостно предложили они. - Для тембра..
  Закусив, я вернулся к музыкантам.
  После настройки Сергей предложил мне спеть. Точнее, поимпровизировать вокалом.
  Дали ритм и басовый квадрат. Я заголосил в верхнем регистре абы-что, но старательно. Демонстрируя всю палитру обертонов. С легкостью меняя октавы, подчеркивал широкий диапазон. После вина это давалось без труда.
  Минуты через две Сергей меня прервал.
  - Голос у тебя, конечно, есть, - сосредоточенно начал он. - Но это не нужно. Площади и переулки так не поют. Давай-ка пониже.
  Я спел пониже. Сергей попросил максимальных низов. Это далось мне с большим напряжением. В связках исчезла упругость, обозначились какие-то унитазные нотки.
  - Уже лучше! - подбадривал меня Жариков. - Но надо еще ниже!
  В углу давился от смеха гитарист Дима.
  На каком-то этапе я, поперхнувшись, чуть не проглотил кадык. На этом спевка закончилась. Сроду так не уставал от пения.
  Сергей похлопал по плечу:
  - Неплохо. Можно использовать. Главное - меньше рока, меньше музыки. Рулады и каденции - прочь! Больше улицы, больше свободы.
  Мне подумалось, что для такого исполнения вовсе не обязательно иметь певца. Достаточно было пригласить любого из публики, гужевавшейся у подоконника, там улицы через край будет. Но возражать не стал, помня наставления своего друга.
  Тут звукооператор, допаяв с помощью Рафа магнитофоны, дал знак, что готов к записи.
  С целью моего постепенного погружения в концепцию пост-панк-андеграунда Сергей посоветовал посидеть да послушать их новую инструменталку. С пылу с жару, так сказать.
  И они втроем начали играть. Создавалось впечатление, что каждый исполняет только свою, исключительно ему одному известную партию. Единой тональностью и не пахло. Что-то из фанки, что-то из джаза. Бас временами напоминал ходы из дипёпла.
  Короче, не врубился я в концепцию.
  Записались с четвертого дубля. Руководил всеми Жариков. Подсказывал, упрекал, советовал. Сыпал музыкальными терминами: тоника, субдоминанта, параллельный минор. Со стороны послушать - Моцарт симфонию пишет.
  Раф сидел рядом и восхищенно причитал:
  - Глыба, человечище..
  Я посмотрел на часы:
  - Надолго это затянется? Мне к девушке надо. На вечер обширная программа намечена.
  - Не ной, сиди смирно. Скоро остальные подойдут.
  Остальные не заставили себя ждать.
  Сначала появился флейтист с инструментом. Поздоровавшись, он поболтал о чем-то с Сергеем и, отсев в сторонку, прикимарил.
  Следом пришел клавишник, косоватый на один глаз блондин. Как-то сразу мне он понравился.. Улыбчивый, легкий в общении. Сел за рояль, потрогал клавиши и тут же сбацал попурри на блатные темы, подпевая в полголоса. Затем откинул крышку рояля и начал колдовать с молоточками в поисках свежего звучания.
  - Саша Белоносов, - подсказал Раф. - Обалденный чувак! Лучший аранжировщик Москвы. Лозе последний альбом как конфетку сделал.
  - Лоза - это который "девочка танцует в баре"?
  - Он самый.
  Прочие музыканты тем временем закусывали бутербродами и курили в окно.
  - Чего ждем? - спросил я Рафа.
  - Летов должен подойти.
  - Кто такой?
  Раф аж подпрыгнул:
  - Сергей Летов - это легенда! Первый джаз-авангардист страны! Ну и деревня..
  Надо же, думаю, в какой компании оказался. Все сплошь лучшие да первые. А я кто? Неуютно что-то..
  Жариков нервно расхаживал по рекреации. Поправлял стойки, двигал барабаны. Потом, что-то вспомнив, вытащил из кармана мятый блокнотик и подошел ко мне.
  - Вот, - говорит, - текстовочка для песни. - И сунул листок: - Посмотри пока.
  Я стал читать. Текстовочка оказалась как бы стихами, но из какого-то другого, страшно незнакомого мира. Первые же строки вогнали меня в транс. Звучало это так: "Опять смеешься без причины/ зубами мятный жвак жуя/ безумным званием дивчины/ желаешь опорачивать меня".
  Дальше шло в том же духе.
  И это - петь?! Я в восьмом классе лучше стихи писал. А главное - грамотней.
  Показал листок Рафу. Тот пожал плечами:
  - Не мне судить гения. Тебе-то какая разница? Скрипачи из Большого театра, может, тоже не согласны в чем-то с Бетховеном. Но играют как миленькие. И ты старайся, вникай, ищи интонации. Глубину ищи.
  И правда, мне-то что? Буду петь, как на китайском языке.
  Все равно ужас.
  Тут в рекреацию энергично вошел человек удивительной наружности. Маленький, тощий, лобастый, с жидкими патлами до локтей и такой же бородой в пояс. Вылитый гном из сказки.
  Раф привстал:
  - Летов..
  Жариков уважительно засуетился. И куда сразу девалась его властная натура? Стало понятно, что в Летове он видит титана, равного себе.
  Обкричав все углы помещения, они нашли идеальную с точки зрения акустики точку для духового сопровождения. Летов вытащил из футляра огромный саксофон. Поставил его на пол в рабочую позицию. Ростом они были примерно схожего.. С помощью Сергея приладил микрофон.
  Потом они стало оживленно обсуждать текст песни. Судя по одобрительным кивкам косматой головы, Летову текст нравился.
  Вскоре Жариков скомандовал общий сбор:
  - Готовимся к исполнению!
  Встрепенулся флейтист, гитарная группа прекратила закусывать. Взяв контрольный аккорд, удовлетворенно хмыкнул Белоносов.
  Начали распределяться. Тут выяснилось, что не хватает микрофонов. Изначально их было четыре. Стали считать. Один у Летова, один для рояля. Оставшиеся два, хорошие, австрийские, были засунуты внутрь барабанной секции.
  А мне куда петь?
  Проблема разрешилась просто.
  - Свистеть и вокалировать будете в рояль! - заявил Сергей мне и флейтисту тоном, не терпящим возражений.
  - Это как?! - остолбенел я. - Микрофон-то под крышкой там.
  - Просунешь голову внутрь. - Жариков оживился: - Это даже интересно выйдет! Новое звучание, наложение тембров. Надо попробовать.
  Я замялся:
  - Извини, но на какую мелодию петь?
  Жариков попросил клавишника дать ля-минор. И пояснил:
  - Вот в этой тональности ни в коем случае не пой! Она для рояля. Возьми на тон ниже. Или выше, как хочешь.
  - А мелодия-то?
  - Односложно бубни, растягивая концовку каждой строки. Короче, придумай сам. Так, пробуем..
  Под крышкой рояля было гулко и сухо. Флейтист, тоже не в восторге от диспозиции, поместил свою дудку практически в моем левом ухе. Листочек с текстом пришлось засунуть между струнами.
  Заиграли. Я тут же пропустил свое начало. Немудрено в такой какофонии.
  - Слушаем друг друга! - серчал Жариков. - Сконцентрировались!
  Со второго раза пошло лучше. Но себя я практически не слышал. По голове стучали молоточки клавиш, от невыносимого свиста флейты болело ухо. Изредко вдалеке слышался ритм ударной секции. Ориентировался я главным образом по нему, благо, не был ограничен никакой тональностью.
  Наконец, отбубнив свое и дождавшись финального проигрыша Летова, я с облегчением вынул голову из рояля.
  Саксофон солировал минут пять. Оглушительно и всепобеждающе. Больше сказать ничего не могу, поскольку плохо разбираюсь в джаз-авангарде. Но похоже, данный вид музыки не только громок, но и чрезвычайно зрелищен. Наблюдать за вывертами присосавшегося к инструменту Летова было весьма занятно.
  Закончив, Сергей подсел к звукорежиссеру, нацепил наушники и прослушал запись. Потом, дав несколько руководящих указаний музыкантам, обратился ко мне:
  - Все хорошо, особенно шикарно получились воющие оттенки в конце.
  Это когда у меня шея неметь начала.
  - Только помни, - продолжал Сергей, - ты там не один. Флейту тоже к микрофону пускай, далеко она что-то. В остальном все прекрасно. - И уже громко: - Так, пишемся! И повнимательней, ленты мало!
  Второй и решающий дубль дался мне легче. Видимо, начал понимать концепцию.
  Соло саксофона длилось уже в два раза дольше. Судя по блаженному лицу Рафа, это был высший класс. Жарикову даже пришлось, прерывая свою партию, давать знаки скрещенными руками.
  Ну вот и всё. Инок включил запись через динамики. Услышав свой голос, я невольно поморщился. Сроду бы не узнал. Как из помойки. Впрочем, общей картины он испортить не мог.
  Свои сомнения и тревоги по поводу качества музыки я шепотом высказал Рафу:
  - Муть какая-то..
  - Лабух ты, - ласково отвечал мой друг, готовя катушку с пленкой для копии. - Это останется в веках.
  Болельщики тем временем сбегали за портвейном. Началась подготовка к обмыву события.
  В дальнем углу рекреации Жариков и Летов обсуждали планы по дальнейшей работе.
  Я с извинениями отозвал Сергея:
  - Ну как?
  - Вполне себе ничего даже, - мягко улыбнулся вождь альтернативы. - В интонациях у тебя большой запас. Поработаешь - будет прорыв. Ждем в следующие выходные. Готовимся записывать композицию про тренера московского "Торпедо". Текстовочка уже готова.
  - Значит, я свободен? - с надеждой в голосе.
  - Погоди, а сфотографироваться?
  Аудиторию для группового снимка собрали быстро. В ракурс все едва поместились. Я притерся с краю. Кнопку затвора нажимал бухой кудрявый болельщик, до крайности довольный возложенной на него миссией.
  Стараясь быть незаметным, я попрощался с Рафом:
  - Извини, но девушка ждать не должна. Тем более футбол.
  - Давай, не пропадай. Оттачивай мастерство. Позвоню через неделю.
  Я сел на трамвай и вскоре оказался у метро. Посмотрел на толпу вокруг бочки. Может, кружечку?
  Через неделю на связь я не вышел. Два выходных, два свидания, две девушки. Ни на что не променяю.

  О чем этот рассказ?
  О том, что мы были молоды и полны надежд. Что в друзьях видели продолжение самого себя. Что не делали различий между сиюминутным и вечным. Что наслаждались каждым мгновением жизни, выстраивая из них собственную вечность.
  Раф между тем допил пиво.
  - Да, были времена. - Он с блаженством откинулся на стуле, закуривая. - А пленочки-то сохранились, представляешь?
  - Чирканул бы мне на память.
  - Никак катушечный мафон не починю. Раза три сам паял, людей подключал - не пашет, зараза.
  - А фотографии?
  - Молодец, что напомнил. Надо порыться в архивах, найти. Я ж там с волосами!
  И он провелся ладонью по бритому затылку.