Наша копейка
Не знаю, кто первый изрёк фразу: «Деньги не пахнут». Кажется, это был римский император Веспасиан. Нюхал он, стало быть, нюхал эти деньги и ничего не вынюхал. Может, что-то у него было атрофировано, может, где-то позакладывало, - у императоров, знаете ли, тоже бывают свои профессиональные болезни. Вот и сказал он, что думал, а другие, пониже, из тех, кто в рот ему смотрел, подхватили и понесли по векам и странам: «Деньги не пахнут».
Увы, император, не так. Деньги пахнут. У них есть свой запах. И цвет. И вес. Я знаю это совершенно точно. И расскажу об этом.
Шёл 1942Й год. Отец был на фронте и, кроме писем, по аттестату, мать получала от него деньги. И пахли они окопами, гарью пожарищ и пороховым дымом. Мать подолгу смотрела на эти деньги и вспоминала его – моего папу. А однажды принесли белую повестку. Мать вскрикнула и забилась в плаче. И не стало солдатского аттестата. Потому что не стало солдата. Не стало моего отца. Он погиб в средней полосе России. В деревушке с ласковым названием Васильки. Погиб под Васильками. И наши деньги стали называться пенсионным пособием. Они отдавали горечью утраты, они сжимали горло, они кричали: «Твой отец мёртв!» Ах, какие тяжёлые были эти деньги. И как ухитрялась мать выкраивать из них и на хлеб, и на учебники, и на то, чтобы я был не хуже других. Как ты ухитрялась, мама?! Это великая тайна. Тайна всех матерей.
Мама! Она платила за всё.
- Мама, дай на мороженое!
- Мама, дай на коньки!
- Мама, дай на кино!
- Нет, мама, пятьдесят копеек мне мало. Мне нужен рубль. Зачем, зачем? Ну, я пригласил сегодня… - и я покраснел до корней волос.
Был я тогда в шестом классе, а девочка, которую я приглашал, – в пятом. Мама больше не донимала меня вопросами и, как только я заикался, что хочу в кино, она выкладывала сразу на два билета.
Обычно я подходил к кассе, покупал билеты, но однажды, когда я полез в карман, девочка остановила меня:
- Сегодня плачу я, - мягко, но настойчиво сказала она.
- Чтобы девчонка платила?! Никогда! – у меня были свои представления о чести.
- Будем платить по очереди, - решительно настояла моя подруга. У неё тоже были свои представления о чести. И у неё тоже была мама.
А потом я пошёл на завод. И долго вдыхал всей грудью аромат первого заработанного рубля. В нём смешались запахи машинного масла и калёной стальной стружки.
Мой первый незабываемый рубль! Цвета моей первой рыжеватой мозоли. Я принёс домой получку и, стараясь изо всех сил не выдать своей радости, как само собой понятное, положил её на стол. Произнёс басом:
- Возьми, мама.
А мама почему-то заплакала. Глянула на деньги, потом на меня и сквозь слёзы сказала:
- Если бы он видел… Если бы он мог видеть.
Я стал работать и зарабатывать. Денег становилось больше, и маме уже не приходилось сушить себе голову по поводу каждого истраченного рубля. Нет, не то, чтобы их был избыток. Просто они перестали быть предметом постоянных забот. Они лежали в буфете, в коробке из-под конфет, и каждый из нас брал оттуда, когда хотел и сколько нужно.
Потом в моей жизни появилась Галя. У нас в цеху она была самой красивой. Да что там в цеху. На всём заводе. А впрочем, при чём тут и цех, и завод. Просто она была самой-самой. Я пригласил её в ресторан и, желая предстать перед ней в лучшем свете, решил показать ей всю широту своей натуры.
- Официант! – приказывал я. – Шампанского! Коньяка! А ля капрезе! Консоме! Челагач! Тар-тар-тар…- почему так плохо напечатано меню?
- Сию минуту, я поменяю, - услужливо сказал официант и умчался за другим экземпляром меню.
В этот момент я с горделивой улыбкой посмотрел на Галю, и улыбка сразу сползла с моего лица. Глаза Гали были холодны и бесстрастны.
- Не люблю купцов, - презрительно сказала она.
И я всё понял. Когда официант принёс меню, я взял его за рукав и виновато шепнул:
- Знаешь, друг, шампанское остаётся, а остальное мы переиграем.
С тех пор прошло много лет. Сейчас у нас сын, дочь, внуки. Квартира, налаженный быт. Утром я с радостью спешу на работу, а вечером – с радостью домой. Что ещё человеку надо.
Однажды я ехал автобусом и увидел, как у парня лет шестнадцати упала на пол монета. Он посмотрел на неё, хотел было поднять, но передумал. Пятак остался на полу, и парень наступил на него модной тупоносой туфлёй.
- Ты уронил деньги, - сказал я парню.
- Подумаешь, - ответил он.
И я подумал:
- Почему он не поднял монету? В чём причина?
Я потянул носом. Деньги запахли. Беззаботностью и беспечностью. Сытостью и барством.
- Неужели деньги стали такими лёгкими? – ударила в голову мысль. Но тут же я отогнал её.
Нет, деньги не стали лёгкими. Легкомысленней стал кое-кто из людей. Копейка – это та же корка хлеба. Грех на неё наступать. А вот нашёлся же, наступил. Не мореплаватель, не плотник. А кто?
- Кто ты? – спросил я у парня. – Что ж ты топчешь нашу национальную валюту?
Он не уловил тонкий юмор моей фразы, зато почувствовал скрытое в ней гневное осуждение. Вздрогнул, как от удара хлыстом, наклонился, поднял пятак и быстро выскочил на первой же остановке.
Да, император, ты был богат. Но я не беднее тебя. У меня есть сокровище, которое тебе и не снилось. Вот оно! Руки. Отними у тебя слуг, рабов, подданных и вассалов, и ты останешься нищим. А моё богатство всегда со мной. Мои трудовые руки. И какие бы катаклизмы не потрясали мир, я знаю, что мои руки и моя голова меня никогда не подведут.
Можно не верить лозунгам – они преходящи, политикам – они конъюнктурны, можно скептически относиться к астрологам и экстрасенсам – не так уж часто сбываются их предсказания, но верить в себя ты обязан всегда, ибо ты – самый надёжный гарант своего
благополучия, своего настоящего и будущего.
Свидетельство о публикации №209071600589
Владимир Туровский 27.07.2009 06:58 Заявить о нарушении