***

       
        ***               
«Больше всего  боюсь сна, что нарисовала когда-то. Любящая, касаюсь тихо я твоих окровавленных рук, признаваясь этим движением во всем, выдавая себя трогательным взглядом. А ты лежишь у меня на коленях, ты ушел, тебя нет, нас обступают тени  и слезы катятся по моему лицу. Я боюсь, боюсь опоздать или не придти, но знай, верь, что всегда буду рядом. Нет, тихо, не просыпайся, не открывай глаза... Я только сон. Мне страшно потерять тебя, милый, ведь я влюблена... Вот сейчас поцелую твои теплые губы, но ты и не узнаешь о порыве сердца. Спи и забудь. Я знаю все, я вижу это. Люблю тебя. Спи...»
-Это эпиграф?
-Да, идея о смерти и жизни.
На столе горела, трепыхаясь, словно птица в клетке, бледная свеча. Тишина окутала дом, только два голоса нарушали покой. Чернила в ручке заканчивались, а значит нужно дождаться утра, где солнце сожжет своим ясным, едва осенним, золотым пламенем надежды ночи. Две подруги, романтик и реалист,  погрузившись в тайны снов, искали согласие в споре о сущности человека и его стремлениях.
-Мы живем во имя любви, - свет луны  колыхался с дыханием ветра. -  Я не понимаю и не хочу принимать попыток скрыть благородные порывы. Твои стихи и рассказы только о Ней...
-Я пишу как романтик? – вторая грустно улыбалась. – Да, это так. Одна моя сторона уставшей в суете души охвачена реальностью, как последний потомок короля в  борьбе  за трон. Но сердце живет иначе, стремясь к миру иного видения вещей, к миру, подобному твоему.  Мне сложно бороться с мыслию о том, что наша жизнь – жестокая, хотя и проще, и лучше сказать грубая, и вечная игра, где каждый сам за себя.
-Мир не борьба! Он создан нами!..
-Именно, мы – дети войны. Я не спорю с тобой, но заметь: что бы ни создал человек, он использует это во имя своих корыстных целей.
-Но есть альтруисты. – Щеки девушки покрылись румянцем, глаза сияли благородно и ясно -  истина слов романтика возбудила интерес мысли и колкость разума.
-Нет, все мы одинаковы. Святые и праведники  творили  добро во имя очищения, спасения вечной своей души. Великая, но эгоистичная цель. Ты стремишься к этому пути, чтобы не слышать гласа совести. Мы дети, ибо играем всю несправедливую жизнь, отрезок короткий времени,  а дети войны, ибо нам не хватает правды, стремлений, места, времени… Жадность зарождена в нас, вечно мы голодны и сердцем,  и умом. Вот современное несчастное поколение…
-А как же влюбленные, готовые  отдать жизни во имя спасения друг друга?
-Каждый  уверен в обратном: умирая ради Джульетты, Ромео знал – она сделала то же.
-Умение все раскладывать по полкам и жить лишь логикой разума убьет твой свет души, как это стало с Онегиным, с  Печориным. А попытка найти себя путем разделения людей может стать поводом подражания духу, охваченного идеей. Помнишь  Раскольникова? Его судьба, поиск, мысли…
-Но...
-Ладно, давай укладываться. Я устала оспаривать, критиковать твою реалистичную роль. Я романтик и умру романтиком, ибо в такой жизни есть смысл, а твоя сущность бытия лишена  стремлений, надежд, а значит и смысла…
-Давай спать...
***
Что-то ворвется в тишину
Млечного пути прозренья.
Отпускаешь, как птицу, мечту,
Предаваясь святому моленью.
В церкви тает иконостас,
Окруженный сияньем свечей.
Мир спокойнее станет без нас,
Без напоенных суетой дней.
Но любимое и дорогое
Что-то дышит, что-то живет
В пыли города; что-то простое
Манит к жизни, ясность поет.
И готов опалить крылья,
Чтобы снова ходить по земле.
Безмолвными становятся мысли –
Стремления к вечной звезде.
Дома, дороги, прах боли,
Дожди – слезы небес.
Летним вечером выйду в поле,
Синеет вдали лес.
Он, в лучах огненных времени,
Мудреет, тянется к солнцу.
Парит над главой вдохновение,
Не раскрашено, сизое просто.
Опьяняет, дурманит воля
И влечет поиском смысла.
Проходя дорогой страданий,
Постигаешь  таинство жизни.
Блеклые тают блики –
Зайчики солнечной пыли.
Лучи омывают пространство,
Где мгновения страшные плыли.
И войны волнами крови
Смывали с Земли ясность.
Отданность святой боли
Удел чистых; мир – странность.
Каждый рожден для великого,
Каждый способен на подлость.
Небесные помыслы ангела
Укажут лоно свободы…
***
Мгновения проплывали в туманном пространстве сознания вспышками сотен фотоаппаратов.
Среди белесой тишины и покоя больницы раскатами грома звучали в Ее голове воспоминания, мысли, чувства. Сердце не дышало, не билось от страха, неспособное верить в настоящее. Все Ее существо замерло. Появился рядом врач, раздражающий, режущий реальностью, цветом и отталкивающий своим медицинским запахом халата.
- Мне жаль…Слишком поздно привезли. Она умерла…- с грустью палача взглянул он.
Других слов слабое сознание не услышало. Из белесого безмолвия душа канула в бездонную пропасть. В новом пространстве тьмы умер на время разум; думало, вспоминало сердце, не дышащее в тишине.
***
- Куда ты?- Она никак не могла оторваться от шума и поглощающего дыма одной из десятков своих компаний, где так безобразно-весело, так пусто и бессмысленно проводят вечера молодые люди, радуясь своей деградации.
- Устала здесь, - вздохнула Романтик, наблюдая за подругой. – Ты со мной? – попросила девушка.
- Нет, езжай, я останусь.
- Ты все дни с ними. Так поменялась. – Она не слышала ничего, жадно ловив взглядом жизнь компании. – А я боюсь ехать с Мишей: он водит плохо.
- Едь на автобусе.
- Уже слишком поздно!..
- Так чего ты хочешь от меня? – нотки раздражения в голосе нарастали.
Так сложно стало слышать тишину, проникаться мелодией ветра, счастливыми слезами встречать рассвет…



- Пойдем вместе, пойдем пешком. Пожалуйста! Чувствую себя плохо… - Романтик слегка наклонилась вперед, стараясь схватиться за воздух, иной опоры не было. Голова кружилась, болела.
- Всегда тебе мерещиться. Глупые предрассудки. Может еще черный кот дорогу перебежал? – раздражением стали грубость и насмешка. Не хотелось уходить от вихря пустого суетливых событий…


Неожиданно все прервалось, остановилось, стало расплываться. Воспоминание утонуло во тьме. Пришло другое, яркое, плавающее, уносящее в глубокую даль тепла.
***
- Прочитай свое последнее.- Нежная улыбка романтика ответила на просьбу.
- А потом ты. Будем предавать эстафету. – Летний дождь будил самый свет души Ее – стихи, убаюкивая разум, орошая ростки веры. А Романтик, преданная слезам неба, как своим, обнимая тетрадь, вдыхала лучи сизые свободы.
        - Скрывают  рваные  облака
          Лик  луны  темно-сизой  вуалью.
          Удивительны  миг  и  мечта,
          Напоившие светлой печалью.
          Луч рукою нежно коснется,
          Таит в теплом сердце вера,
          Чистотой признанья прольется,
          Исчезают границы и мера.
          Пепел страха не властен больше
          Над  стремлением  ясным  жить.
          Красота редкая горя
          Рождена в пространстве парить.
          Утро дарит скользящее солнце,
          Согревая нежности лик.
          Мечты, ожидание тают,
          Оставляя на дне комнат блик.
          Серебро небес разливается
          Росой и летним дождем.
          Понимание помыслов ангела
          Приходит ночью со сном.
          Янтарь, отражая свет,
          Играет ярким пламенем.
          Накрыт белой скатертью стол,
          Из багрового дерева сплавленный.
          Простота гениального вновь
          Проводит дорогой страданий.
          Прольется слезами любовь.
          Мечта дремлет за облаками…
          На краю небесного рая
          Святость надежд и стремлений.
          Озаряет с восходом тайна,
          Дышит тихо познанья бремя…
  - Как полет, легко, свободно… Спасибо. – Глаза Ее сияли от понимания красоты.
- Я писала с мыслями о Тебе, о Нас.  Знаешь, познание таинств истины обретается, когда
проходишь путь страданий. Но еще, наверное, рано мне идти этой дорогой.
- Всегда ты ждешь чего, плачешь, смеешься, паришь… Я восхищаюсь твоими мечтами, помыслами, стремлениями, но ты ничего не добиваешься ими, они бесполезны. Я  всегда успеваю, получаю желаемое. Потому что я везде.
    - Вездесущ только Господь. Однажды ты не придешь, опоздаешь, не успеешь. И будет слишком  поздно…


- Ты побледнела.
- Мне плохо. Кажется будто что-то темное, но печально-красивое обнимает меня, пытается
 усыпить, рассказать. Оно шепчет ночами мне о воспоминаниях, о Нем, о Нас. И больно, но легко
 думать, что пора идти с ней, как за печально-светлой луной…
- Ты бредишь, успокойся. Это только твое воображение, слышишь?..


Картины, теплые солнечные блики стекали в Ее сознании, теряли четкость, яркость. Прошлое
настойчиво вело за руку именно туда…
***
- Пойдем… - попросила в последний раз Романтик. На бледное лицо падали блики фонаря. Осенний, еще теплый ветер ловил напевные строки стихов с губ уставшей:
«Как же я люблю тебя, бриз-мечта, гладь белая.
 Как же я зову тебя, возвышаясь к небу то…» - но в ответ невнимательная тишина.
«- Милый мой, не покидай, - стоном выхлестнуло горло.
Спутница молила: «В рай!..». Ей не слышно  было голос»…- снова молчание.
- Ладно, поеду с Мишей. Пускай так, прощай… - от боли, страха ожидания, обиды защипало глаза.
Что-то тянуло к земле, тяжелело в груди, мучило уже много дней. В памяти горели яркие строки воспоминаний, стихов. Казалось холодное дыхание в темя, печальный взгляд. Казалась даже мрачной
от неизвестности ночь, осенняя, с серебром, напоенная цветом…


Новый рисунок вытеснил остальное прошлое, заполнил сердце, заполнил все Ее существо.
Самое важное воспоминание, страшное и сильное. Самое…
***
Через 10 минут после аварии Она уже была там.
Ветер парил над суетой людей. Но девушка не замечала вечной песни таинства жизни, не восхищалась яркими бликами, плавающими как образы, луны. Легкой тенью облаков окружив себя, печальная ночная звезда наблюдала за чужой жизнью, освещая небо улыбкой Дездемоны.
В самом пустом участке дороги, без явных причин перевернулась лада. Молодой человек умер сразу, не дождавшись.
Девушку медленно, бережно вынесли и положили на носилки. Она едва дышала.
Пока ехала скорая, жизнь Реалиста менялась, изгибалась, ломалась, взрослела, умирая и возрождаясь,
          как феникс, из пепла надежд, веры.
Романтик закрыла глаза; своей духовной печалью и телесной болью она проходила путь глубоких
страданий во имя жизни.
- Милая, милая, ответь…посмотри на меня…ну же, милая…Куда теперь, зачем без тебя?..Не спи, не спи, скажи…что-нибудь…мне…Посмотри!..Ты слышишь? Больно?..больно, больно…Милая, я…Я не знала, прости…прости!..Все бежала, боялась не успеть…везде…пусто…Милая!..Что ты, нет…открой глаза…говори…что-нибудь…Господи…Милая!..прости…Ты права…всегда была….Все слилось…Милая…все боялась не успеть…и опоздала…опоздала!..опоздала, не пришла...Милая!..Куда я без тебя?..боже…Так боялась опоздать…везде… опоздала!..Милая…ты не можешь…не уходи…не уходи …Милая!...
Романтик зашептала что-то, пыталась говорить. А Она плакала, прислушивалась и плакала…
Не было рыданий. Только душащая боль, печаль, горечь, вина…Слезы крупными гроздьями орошали
пепел и израненное тело подруги. Самого любимого и близкого человека. Романтика…
- Возьми стихи…стихи…люби только…прощай…- прошептал умирающий цветок. Тишина…
- Милая…не уходи…Прости меня!..не пришла, опоздала…Милая!..


Тьма прервала свою таинственную жизнь. Ударили ярким светом по заплаканным глазам лампы
 больницы. Пустота, боль, осознание, потеря, вина… Сердце не билось.
- Опоздала…прости, милая!..

          
 

***
Ярко блистало сквозь крону солнце. Дерево сбрасывало одежду, сгоревшую дотла, на стоящих под ним. Желтые искры огня падали тихо, танцуя плавно свой последний осенний вальс с песней ветра. А голубой небосвод призывал окунуться в печальную ясность, забыв мелочность обид, оставив тоску понимания. «Кто мы?» - спросила душа. «Любим ли?» - вздрогнуло сердце. Она стояла посреди похорон, рядом с усопшей. А листья все так же кружили вверху, над головами людей. Выше их понимания жизни, не подчиняясь порыву настроения ближних. Мир был все тот же: проехал автобус, где-то раздавался смех, смешанный с руганью. Не было только ее, одного из миллиардов. И мир казался пустым. Девушка лежала пред толпой, украшенной венками. Многие женские фигуры плакали, мужчины - понуро стояли подле. В чем причина этих слез?..
«Вы просто боитесь смерти. А в ее лице - дыхание, взмахи крыльев царицы бытия и покоя. Вас пугает  участь ее, вы боитесь приближения своего конца...» - шепнуло глухо сознание реалиста. Мысли Ее иногда прерывал крик-причитание матери усопшей. Девушка ненавидела себя за любовь к свободе смерти, страх пред болью, за то, что не может плакать как все, смеяться и думать подобно им. Эта боль стала вечной печалью Ее глаз. Грустной, чуждой миру душе вдруг вспомнился старый рассказ, уже расплывшийся и забытый  в пожелтевшей тетради…
                ***
«Когда не было еще у каждого живого существа, у  каждого дерева своего имени, когда ветер приносил еще людям песни мудрые и  вечные, а человек понимал язык природы - стояла деревня посреди земли, в лучах солнца. Счастливы были там люди, ибо ничто не тревожило их, покой навечно поглотил сердца. Но  жила на краю деревни, без родных, без подруг, одиноко и тихо печальная дева. С луною выходила она на луг, танцевала под музыку восхода, отдавая себя ветру и звездам. Когда шел дождь, вместе с небом лила она слезы. Не любили ее люди, ибо все чуждое  пугает человека, отталкивает его. А звали девушку Ивой. От тяжести одиночества, сплетен, от созерцания, как в закрытых покоем людских сердцах рождается злоба, зависть, презрение, жадность и суета, проснулось в Иве горечь, печаль, что не смывали ни слезы, ни вечные песни ветра. Хотелось уйти бедной сироте, уйти от мира в святое безмолвие. Пошла она тогда к светлому озеру, блиставшему в лучах солнца. Упала Ива на колени пред ним, от бессилия и страданий. Спросили шепотом озерные травы:
- Что стряслось с тобой, дитя светлое, отчего льешь слезы горькие, отчего причитаешь одна в лесу?
И ответила им девица красная:
- Как же мне не причитать, не плакаться вам, ежели  одна осталась, а люди жестокой смуте сердца отдали. Предали себя  люди, не думая!
Но ответили ей травы озерные, пожелтев от горечи выпитой:
- Ступай же ты, Ива печальная! Не нам помогать тебе, милая, не нам хоронить, омывать твою душу чистую водами. Подойди к высокому дереву, поклонись корням его древним, дай испить ему чашу горечи. Может приютит тебя дерево, в корнях древних подарит пристанище. Ну а мы бессильны в твоей беде. Жить хотим, да у вод светлых шептать.
И отправилась Ива с тоскою своей искать  иного спасителя. Шла тропинками длинными, долгими, искала дерево крепкое, мудрое, которого  корни  удержали в земле бы. А пока дошла до поляны заветной, иссушила очи и землю слезами. Видит – стоит дерево белоствольное, стройное. И высокое оно, и крепкое. Подошла Ива тихо к нему, обняла, словно матушку родную, и просила дева прощения, причитая, умирая от горечи. Ответило с трепетом дерево, видя, как погибает несчастная от холода и неизбежности:
- Помогу тебе, красная  девица, выпью чашу печали с тобою.
Открыла Ивушка сердце, жизнь и душу отдавая спасителю, причитая, обнимая дерево. Три дня она плакала, три ночи горе свое изливала дереву белоствольному. А потом, когда всю тяжесть да печаль вымыла из сердца раненого, то увидела дева ужасное – иссохло, наклонилось дерево, опустила к земле листья, словно слезы то были от горечи, словно власы длинные распустила. Кора его на землю упала, стало серым оно, белоствольное. И взмолилась девица красная, понимая как тяжко было бремя ее:
- Прости меня, деревце милое, за печаль прости, тобой выпитую, за подаренное тобою пристанище моим бедным белым косточкам!..
Но ответило тихо дерево:
-Не кручинься, красная  девица. Коли слаб, то и другого не  тяни: обоих потопишь... Теперь спокойно уснешь ты в земле сырой. И не холодно будет тебе, и не страшно: укрывать стану летом тебя листьями, а зимой застилать снегами. Ты, дева жизни печальная, ветра слушайся да звезд небесных. Лес никогда не обманет, да травы озерные выручат. Слушай, дитя мое грустное, отдай имя мне свое светлое. Оно станет пусть благодарностью.
Согласилась юная, поклонилась корням спасителя, и ушла в мир светлый, заветный. А до сих пор стоит дерево, вниз ветви свои опустивши, а ежели есть рядом озеро – то слезы печальной Ивушки».

Ничего не изображало лицо девушки. Она было немного синей и желтой, тихой, покойной. Она не встанет сейчас, не заплачет вместе с другими, не засмеется, ничего не скажет. Она – равнодушна, молчалива и словно бы даже мудра. Смерть окутала своей простотой, забрав все соки разума и сердца. Лишенное чувств и осознания тело покоиться в новой, теперь деревянной клетке без стремлений, желаний, порывов. Мертво это лицо, не видят эти глаза. А что дальше? Быть может там – истина жизни? Истина света?
- Милая, я опоздала…прости…Милая!..
Стихи, воспоминания, печаль, свет… Вина…







                ***
В лучах восходящей над людской суетой, пробуждающей сиянием тепла пыль городов
дневной звезды, пылал, переливаясь сотнями языков святого костра янтарь, который,
в своей лишенной гармонии форме, отданной вечной жизни играющего пламени, покоился
на белой, сизой скатерти, на столе из багрового дерева; дом стоял в теплой тишине,
где не было потолков, не было дна, в лучах свободы парящей небес, плавающих в омытом
летними дождями, чистом, озаренном серебром господа пространстве, переливался, мерцал,
сиял звездою отрезок времени, заточенный в обрывке вечно живого камня, в обрывке единства,
и озарение выливается потоками лавы, теплой, янтарного цвета, заливает белесую, сизую
скатерть, капает со стола из багрового дерева.