Приключения журналиста Минкина часть 3 и последняя

«Русский листок»
(Последние известия)
На Выборгской стороне открывается первая в России фабрика для производства экипажей и судов с механическими двигателями. Во главе дела стоят три крупных русских капиталиста.
(Заграничная жизнь)
Один 44-летний парижанин Жюльен Анвель влюбился в ресторанную служанку. Та отвергла его ухаживания. Анвель пришел в ресторан и, став рядом со своей возлюбленной, поджег папироской принесенный с собой динамитный патрон. В результате смерть обоих, тяжелые поранения еще трех людей и полное разрушение соседней парикмахерской. Сам ресторан по странной случайности уцелел


Минкин медленно приходил в себя. Он лежал навзничь на жестком топчане, под головой было тоже что-то жесткое, похожее на конское седло, по крайней мере, от него несло застоявшемся лошадиным потом. Все тело Минкина ныло и было покрыто противным липким потом. Во рту пересохло, язык был шершавым как наждак, а голова напоминала чугунное ядро. Он с трудом поднялся и сел, обвел глазами свое узилище. Помещение представляло собой сарай вероятно для хранения всякой лошадиной упряжи размером где-то три на четыре аршина. Скорее всего это было так потому, что у противоположной стены громоздились старые хомуты, дуги, седла. На самой стене весели кожаные и брезентовые вожжи, шлеи, уздечки. Посередине стоял круглый колченогий стол, на котором лежали подковы, гвозди  и другая мелочь. Свет в сарай проникал через щели в двери и маленькое оконце, через которое вряд ли  пролез даже тот рыжий кот, который сам того не ожидая, явился виновником случившегося с Минкиным. Аркадий нетвердой походкой подошел к двери и попытался ее открыть, но не тут то было. Дверь оказалась закрыта снаружи. Вернувшись к топчану, он сел и в этот момент услыхал грузные шаги. Обладатель шагов явно направлялся к дверям, за которыми сидел узник. Послышался звук отодвигаемого засова, дверь распахнулась и в проеме почти весь его заслоняя, возник человек. Минкин про себя сразу окрестил его «амбалом». Из-под низко скошенного лба на Минкина смотрели маленькие, глубоко запавшие глазки. Волосы на голове, подстриженные под скобку и борода лопатой были всклокочены, большой нос картошкой и оттопыренные уши удачно гармонировали между собой. Расстегнутая на груди свободного покроя косоворотка, не скрывала тугие мышцы, перекатывающиеся при каждом движении «амбала». Серые полосатые штаны были заправлены в смазные сапоги. 
Немного постояв, «амбал» подошел к столу и поставил глиняную кружку с водой, которою в его громадной руке Минкин сначала и не заметил. «Амбал» еще раз взглянул на Минкина ничего выражающим взглядом и вышел. Закрыв дверь на засов, он удалился. Минкин подошел к столу и напился, вода была холодной и показалась ему необыкновенно вкусной. Снова усевшись на топчан, Минкин стал обдумывать свое положение. Он снова вспомнил рыжего кота и голубя и представил себя в положение последнего, но, к сожалению, у Минкина не было крыльев, чтобы улететь от сюда. Но надо было что-то делать.
В конце концов, Минкин был не из тех людей, у которых страх или неожиданные жизненные обстоятельства могли парализовать волю и они отдавали себя в руки проведения. Он же в таких ситуациях наоборот мобилизовывался и каким-то образом, иногда осознано, иногда интуитивно, находил выход. И в этот раз он был уверен, что найдет его.
Но для начала нужно было  обдумать свое положение.
Во-первых, зачем и кому он понадобился? Единственным человеком, которому он каким-то образом перешел дорогу в последнее время, мог быть только приказчик из антикварной лавки, который все-таки заметил его в окне того злополучного дома и когда Минкин явился к нему в лавку, решил, что тот за ним следит. Но при этом была совершенно не понятна цель похищения. Если приказчик опасался, что Аркадий выдаст его полиции, то его проще было бы просто убить, а тело сбросить в Обводный канал, как это делалось в большинстве случаев. С другой стороны, откуда приказчик мог знать, что Минкин не полицейский, а журналист.
Во-вторых, Минкин абсолютно не представлял, где он находится. Через щели в двери был виден только угол дома и дальше стоявший стеной лес. Он посмотрел на часы, прошло не более четырех часов, как он вышел из антикварной лавки. Вряд ли его везли куда-то поездом, это слишком был бы большой риск, любой жандарм мог поинтересоваться, куда это везут бездыханное тело. Скорее всего его сюда доставили  лошадьми и таким образом, он был где-то в окрестностях Петербурга. Впрочем это было сейчас не столь важно – нужно было решить как выбраться из этого сарая.
Он еще раз осмотрел помещение. Стены были сложены из грубо отесанных бревен, пол и потолок настланы неструганными досками приличной толщины, оконце под потолком, как Минкин отметил про себя раньше, так же не подходило для побега. Таким образом, оставалась дверь. Дверь была сколочена из толстых горбылей и снаружи заперта на засов, который держался на вбитых в стену здоровенных крюках. Аркадий достал складной нож, который был у него всегда с собой в заднем кармане брюк, вероятно похитители его не обыскивали тщательно, а может, совсем не обыскивали, так как бумажник был так же на месте. Просунув лезвие ножа в щель между горбылями, он попытался сдвинуть засов. К его радости, засов поддался и немного сместился влево. Минкин, орудуя ножом, молил Бога только об одном, что бы в этот момент не появился кто-то, кто сможет помешать ему. Через некоторое время один конец засова упал с крюка на землю и Аркадий смог приоткрыть дверь настолько, чтобы можно было протиснуться наружу. Не теряя времени Минкин закрыл дверь и заложил засов на место, чтобы тюремщики сразу его не хватились. С бешено стучащим сердцем, он опрометью бросился в лес. Отбежав на некоторое расстояние и не обнаружив пока погони, он немного успокоился и стал думать, что делать дальше. Единственное, что можно было сделать в данный момент, это попытаться найти дорогу, по которой его привезли сюда. На его счастье, она обнаружилась сравнительно быстро и начиналась сразу у дома. Таким образом идя по ней, он мог бы выбраться из леса. Идти прямо по дороге Минкин не решился, опасаясь похитителей, которые рано или поздно обнаружат его исчезновение. Он углубился в лес, правда так, чтобы не терять из вида дороги. Его окружал сосновый лес, под ногами расстилался ковром мох, скрадывающий его быстрые шаги; иногда мох сменялся зарослями папоротника или черничника, тогда он шел осторожней, стараясь не наступать на сухие ветки, чтобы не выдать себя. Конечно, в другое время, Минкин, не лишенный чувства прекрасного, любовался бы стройными соснами, дышал густым смолистым лесным воздухом, слушал бы пение птиц. Но сейчас ничего этого не замечая, он прошагал с версту, все время оборачиваясь в ожидании погони. Минкин постепенно начал уже успокаиваться. Он стал было подумывать о написании статьи, а может даже нескольких статей, о своих приключениях. О том, что сможет получить за них приличный гонорар и наконец справить себе бобровую шубу, о которой давно мечтал,  когда услышал звук приближающейся конской упряжки, идущий ему навстречу. Мгновенно забыв о статьях и о шубе, он бросился на землю в заросли папоротника, благо их оказалось здесь в изобилии, и осторожно выглянул. Мимо него пронеслась одноколка, в которую был запряжен белый жеребец. Правил ею человек в плаще с капюшоном, почти закрывавающим лицо. Как только одноколка миновала, он вскочил и ускорил шаги. Прошло немного времени как он снова услыхал звук копыт, но  он его уже догонял. Снова упав на землю, Минкин увидел ту же упряжку, но теперь в ней было двое: «амбал», дико озирающийся по сторонам дороги, явно ища глазами беглеца, и седок, правящий лошадью, в котором несмотря на его бритое лицо, Минкин сразу признал приказчика.  Когда звук пролетки стих Аркадий встал и двинулся дальше. Сосновый лес начал переходить в лиственный. Под ногами  зачавкало, так как Минкин угодил в небольшое болотце. Так он прошагал еще с полверсты пока местность стала вновь повышаться. Аркадий почти уже бежал, стремясь выбраться из этого леса. И тут страшный удар по голове опрокинул его на землю.

«Русский листок»
Санкт-Петербург
(По телефону)
Почетный член петербургского отдела Российского общества покровительства животным барон Шадуар пожертвовал петербургскому отделу 2 тыс. рублей на объявление конкурса среди воспитанников учебных заведений Петербурга на тему "о пользе покровительства животным" и практических мерах, могущих способствовать достижению конечной цели - искоренению людской жестокости.

Придя в себя, потирая ушибленный лоб и проклиная чертов сук, о который он на бегу ударился со всей силы, Минкин уже более осторожно двинулся дальше.
Вскоре лес стал редеть и показались дома дачного типа. Они стояли вразброс, окруженные невысокими заборами. Где-то играл граммофон, слышны были веселые крики детей, но людей поблизости не было видно. Между заборов вились тропинки, протоптанные обитателями дач. За домами был виден широкий тракт с упиравшейся в него лесной дорогой. Минкин сначала решил зайти в первый же дом и попросить о помощи, но потом передумал, кто знает, не ждет ли его там  встреча с похитителями. Он решил лучше  воспользоваться одной из тропинок и миновать, по возможности незаметно, дома. Подойдя к тракту Минкин осторожно выглянул из-за забора дома, стоящего рядом с трактом. Тракт был пуст в обоих направлениях. Минкин перебежал его и сразу обнаружил широкую расщелину, полого спускающуюся глубоко вниз. По дну расщелины бежала хорошо утоптанная тропинка заканчивающаяся у самого железнодорожного полотна. Минкин кубарем скатился вниз по тропинке и сразу, буквально в двадцати саженях, увидал перрон железнодорожной станции, по которому важно вышагивал высокий усатый жандарм при полной амуниции.
Не помня себя от счастья он бросился на перрон и подбежав к жандарму стал сбивчиво объяснять, что ему, Минкину необходимо срочно связаться с розыскным отделом, по вопросу государственной важности. Невозмутимый жандарм, как будто к нему каждый день обращались с такими просьбами, провел журналиста в дежурку при станции и молча указал на телефон, висевший на стене. Минкин крутанул ручку телефона и назвал ответившей ему барышне номер сыскного отдела. Ему повезло – чиновник особых поручений Константинов еще был в отделе. Выслушав сбивчивый рассказ Минкина, он попросил последнего ждать его в дежурке жандарма и никуда не выходить, обещав вскоре приехать. Потом он велел передать трубку жандарму. Получив указания жандарм повесил трубку на рычаг, дал отбой и только после этого впервые заговорил густым и сочным басом.
– Не хотите ли перекусить? – спросил жандарм, – в буфет вам идти не надо, мало ли что, я пришлю полового и ему велю держать язык за зубами, если кто-то будет вдруг его расспрашивать о вас.  И он показал кулак с голову  ребенка. Только теперь Минкин почувствовал как он устал и голоден.
Половой узнав, что желает Минкин, мигом обернулся и явился с подносом уставленным закусками, большой рюмкой водки и стаканом крепко заваренного чая.
Где-то через час к перрону подкатил пригородный поезд, из которого вышел Константинов в сопровождении двух агентов. Жандарм заранее организовал «ваньку» и полицейские с Минкиным уселись в коляску. Аркадий еще раз, но теперь живописно и даже с юмором, рассказал о своих приключениях.
Небо затянуло тучами, стал накрапывать дождик, потемнело. В этих сгустившихся сумерках издалека стали отчетливо видны всполохи пламени в том месте, где находились дом и сарай, где еще недавно томился Аркадий.
–  Гони! – крикнул вознице Константинов.
Когда они добрались дом еще догорал, а на месте сарая уже дымились головешки,  потрескивая  и сыпля искрами. Посреди сарая лежал обгоревший труп, в котором Минкин сразу признал сегодняшнего амбала. Жар стоял такой, что ничего для следствия еще сделать было невозможно.
Оставив агентов охранять пепелище и обещав прислать людей из местного околотка Константинов и Минкин вернулись на станцию, где чиновник отдал необходимые распоряжения и попросил прислать полицейский автомобиль, так как последний поезд на Петербург уже ушел.
Пока ехали в город Константинов при помощи Минкина составил словесный портрет приказчика антикварной лавки. Они договорились на следующий день посетить антикварную лавку, правда мало надеясь застать там приказчика.
На следующий день в одиннадцать часов Константинов, Минкин и сопровождающий их полицейский агент появились на пороге лавки. Войдя в помещение Минкин, чуть не потерял дар речи, когда их, как ни в чем ни бывало, приветствовал приказчик во вчерашнем одеянии и самое главное, его лицо окаймляла та же черная борода.
Показав приказчику полицейский значок, Константинов спросил
–  Скажите сударь, где вы были вчера с 12 часов дня до 8 часов вечера?
– Как где?- удивился приказчик, – здесь и находился в лавке.
– А кто может это подтвердить?
– Как кто? Хозяин, мы с ним здесь были оба допоздна.
– Ну, так проводите нас к хозяину, сказал чиновник.
Хозяин, мужичок невысокого роста, сильно плешивый, с густыми,  как у гоголевского Вия, бровями сидел и под сильной лупой рассматривал какую-то безделушку. Подняв голову и увидав ввалившуюся в его кабинет компанию, удивленно спросил
– Что изволите, господа?
Константинов вновь продемонстрировал свой значок, чем подверг хозяина лавки в уныние.
– У нас все законно, – быстро заговорил хозяин, – ворованного не держим. Мы себя блюдем. Наша фирма существует с 1856 года и ни разу не было никаких нареканий. Если хотите, можете проверить все книги и он приготовился доставать амбарные книги из сейфа за его спиной.
 Константинов успокоил антикварщика и спросил, может ли он подтвердить, что его приказчик весь день был в лавке.
– А как же! –  вскричал антикварщик, мне вчера поступила партия товара от моего Стамбульского агента, замечу все законно – и таможенные правила соблюдены и все акцизы уплачены, и мы с ним, – тут он указал пальцем на приказчика, – до восьми часов вечера распаковывали и расставляли товар. Я его отпустил домой в начале девятого. А что случилось?
– Случилось преступление, – ответил чиновник, – и его совершил человек очень похожий на этого господина. Но раз вы подтверждаете, что он весь день был  с вами, то к вашему приказчику у нас претензий  нет.
 Он повернулся к приказчику и неожиданно сильно дернул того за бороду. У приказчика от неожиданности открылся рот и он промычал что-то невразумительное.
– Простите Бога ради, – сказал чиновник, – у преступника вероятно была фальшивая борода и я еще раз убедился в вашей невиновности. Приказчик  промолчал в ответ.
–У меня к вам будет просьба, – обратился Константинов к еще находящемуся в замешательстве приказчику, – не соблаговолите ли сейчас проехать с нами,  фотограф сделает снимки и отретуширует их как надо, просто вы ну очень похожи на преступника.
– Надеюсь вы не будете возражать? – обратился Константинов к хозяину лавки.
– Ну что вы, что вы, раз надо пусть едет, я же все понимаю.
Полицейский фотограф сделал снимки и приказчик был отпущен восвояси. Как только фотографии были получены и отретушированы при помощи словесного портрета составленного со слов Минкина и под наблюдением последнего, Константинов распорядился их размножить. С этими фотографиями он послал несколько агентов на вокзалы, с целью установить не покупал ли там лжеприказчик билета. Не прошло и часа, как позвонил агент посланный на Николаевский вокзал. Один из билетных кассиров признал в изображенном на фото, человека который покупал у него билет на Архангельск. По словам кассира, некий господин явившийся в билетную кассу почти перед самым отходом поезда приобрел один билет в купе первого класса. Кассир обратил на него внимание потому, что покупатель как-то сильно нервничал, хотя может это было и понятно, вот-вот поезд должен был отойти, но еще и потому, что на мизинце у него был довольно большой перстень с изображением какого-то жука.
Сходив к начальнику отдела и заручившись его согласием на поездку в Архангельск, Константинов велел забронировать билеты на поезд, для себя, Минкина, который с радостью согласился отправиться с чиновником в Архангельск, в качестве важного свидетеля и непосредственного участника последних событий, а также для двух агентов. Ехать в Архангельск надо было до Вологды с пересадкой в Москве, а от Вологды  по узкоколейке. Железную дорогу от столицы до Вологды начали строить только в 1900 году и ее еще никак не могли закончить. Так что путь из Петербурга в Архангельск занимал почти трое суток.
К этому времени подоспело сообщение, что труп «амбала», несмотря на повреждения при пожаре удалось дактилоскопировать и составить формулу, по которой в архиве были обнаружены ранее снятые отпечатки, принадлежавшие бывшему жителю деревни Заречной Тульской губернии, Василию Ерофеичу Громову, в своих кругах имевшему кличку Васька-Бык и имевшего специализацию уличного громилы. Раньше он был молотобойцем в кузне, но потом стал на скользкую дорожку, отбыл срок за разбой и теперь вот его обгоревший труп будет зарыт, где-то в общей могиле. И еще указывалось в сообщении, что смерть Васьки-Быка наступила из-за попадания револьверной пули в лобную часть головы. Вероятно между подельниками возникла ссора и Васька-Бык оказался менее проворным.
Ехать до Архангельска надо было, как уже говорилось, сначала до Москвы, где вагон из Петербурга должны были прицепить к московскому поезду, следующему в Вологду.
Посадочная суета на перроне Николаевского вокзала подошла к своему завершению. Пассажиры заняли места в вагонах, обер-кондуктор надул щеки и дал свисток к отправлению, загудел паровоз, лязгнули буфера и окутавшись паром и дымом, паровоз потянул за собой вагоны. Стали уплывать и отставать провожающие. Вот уже кончился перрон, побежали назад все быстрее и быстрее пристанционные постройки, наконец и они скрылись из вида. Завели свою песню колеса, постукивая на стыках рельс и грохоча на стрелках. Скрылся город и потянулись перелески, лоскутки полей, вдалеке на пригорках иногда возникали деревеньки с господским домом и кое-где с церквушками и снова за окном тянулись перелески, луга и пустоши. Белые облака бежали навстречу поезду отбрасывая тени. Иногда мелькала речушка, грохотал мост, который торопливо проскакивал поезд и опять колеса вели свою монотонную песню.
Минкин с Константиновым плотно пообедав в вокзальном ресторане решили не ходить в вагон-ресторан, а заказали себе в купе бутылку сухого хереса из подвалов князя Голицына, бисквиты и сигары, решив коротать время на английский манер. Константинов вспоминал разные случаи из своей практики. Зашел разговор  о смерти Филиппова.
– Странное это дело, Аркадий Михайлович, – потягивая херес говорил чиновник, – помните я вам говорил, что доктор установил смерть Филиппова от апоплексического удара. Но как быть с вмятиной на лбу у покойного величиной приблизительно в пол дюйма? При падении вряд ли он должен быть получить такое повреждение, так как никаких предметов, о которые он мог удариться, поблизости от тела не было. Правда при тщательном обыске, под лабораторным столом, был найден металлический шарик примерно такого же диаметра как рана. Но следствие посчитало это не существенным и даже не занесло в протокол осмотра. Если этот шарик имел отношение к смерти Филиппова, то повреждение должно было быть нанесено тогда, когда последний должен был стоять на ногах, скорее всего повернувшись лицом к окну. Тогда возникает вопрос с какой же силой надо было направить шарик в голову бедного Филиппова, что бы его попадание вызвало смерть.
– Первое, что приходит в голову это рогатка, – сказал Минкин.
– Нет рогатка отпадает, какая бы ни была тугая резинка у рогатки, вряд ли при помощи нее можно убить. Да и стрелять надо было бы с близкого расстояния, а вы не забывайте, что с улицы выстрелить можно только с крыши или из окна соседнего дома, все-таки пятый этаж, не архангел же с крыльями был убийца. А если  убийца был в комнате, использовать такое оружие просто глупо, проще кастет или нож. Но к тому же следов борьбы и вообще следов проникновения мы не нашли. Использовать пращу, но убийца не легендарный Давид. Самое простое было бы использовать винтовку или карабин, но убийца, как мне кажется, не хотел, чтобы был слышен звук выстрела, он же не предполагал, что ночью разразиться гроза. Да и для него наверно было выгодно, чтобы смерть Филиппова выглядела как несчастный случай.
– Тогда, что же остается? – спросил Минкин.
– Единственное, что приходит на ум это воздушное ружье, ну по типу того, что используется в тирах при увеселительных садах. Этакое «Монтекристо». Правда такого воздушного ружья  чтобы имело убойную силу на расстоянии в десять – двенадцать аршин я лично не видел, но доходили слухи, что такие существуют. Однако они были сделаны под пулю и давали невысокую точность стрельбы, но кто знает, может, нашелся такой умелец, сделавший воздушную винтовку для стрельбы шариками, да еще с хорошим попаданием в цель. Стреляют же охотники из дробовика дробью белке в глаз. Но это только мои предположения.
– А если его убили, то для чего? – задал вопрос Минкин.
– Тут тоже не понятно. При обыске в квартире покойного не нашли почти никаких бумаг относящихся к его изобретению. Пожалуй кроме записи о необходимых покупках для опытов, которые надо было произвести на следующий день. Ни в лаборатории, ни в кабинете, ни в несгораемом шкафу не было ни одной бумажки. При чем ключи от шкафа находились в кармане брюк покойного, а на замке несгораемого шкафа никаких следов отмычек не было замечено. Если бы грабитель или грабители убив Филиппова, проникли в дом, достали ключи из кармана покойного, открыли сейф, выгребли бы оттуда все бумаги, закрыли снова сейф на ключ, то зачем было класть ключ назад в брючный карман. Бросили бы ключи на стол и дело с концом. На письменном столе лежали бумаги по его издательской деятельности, переписка и тому подобное. Все в полном порядке – не было видно, чтобы кто-то рылся в бумагах. В общем  отсутствовали бумаги только относящиеся к изобретению. Но если их не похищали, то где-то они должны быть. Нельзя же все держать в голове. Может они спрятаны где-то в доме? Правда он ездил испытывать свое устройство в Ригу, но мы пока не знаем к кому он ездил, так как в гостиницах он записывался.
Константинов отпил глоток хереса, пожевал кусочек бисквита и продолжил
– С другой стороны у меня не выходит из головы этот дом на Песках. Какая здесь может быть связь между Даниром ар-Риядом, Филипповым и этим лжеприказчиком ? Теперь я уверен, что это был он во время вашего похищения. Опять вопрос, как вы тут замешаны? Ведь он не знал, что вам известно о том доме, чтобы выпытать у вас. А в связи с египтянином – прошло почти три года и, если бы он хотел, он давно бы добрался до вас.
Вы известный журналист, ваши данные есть в адресном бюро, известна газета в которой вы работаете. Значит произошло нечто и в последний момент. Вас похитили сразу после посещения антикварной лавки, значит за вами уже следили. И причем скорее всего следил он за вами сам. Похоже, что кроме Васьки-Быка у него в компании ни кого не было, а Васька годился только для того, чтобы кого-нибудь вытряхнуть из пиджака или отнять бумажник.
– Тогда получается антикварная лавка, - сказал Минкин.
– Да, именно она, а в лавке приказчик. Но он по заверениям хозяина весь день был в лавке.
– А если они с хозяином в сговоре? –  спросил Минкин.
– Ну, вряд ли. Хозяин конечно еще тот жук, наверно поторговывает контрабандой, но на большее не пойдет. Себе дороже. Ого, уже за полночь! А не лечь  ли нам спать, Аркадий Михайлович?
Кликнули проводника постелить. Константинов уснул почти сразу, Минкин долго еще ворочался на постели, слушал неумолкаемый стук колес, перебирая в уме состоявшийся купейный разговор, пока его наконец не сморило. Под утро Аркадию приснился сон, что за ним гонится здоровенный рыжий кот с лицом лжеприказчика, а позади кота бежит Васька-Бык, держа инструменты для бальзамирования, которые были в кармане у покойного египтянина, непонятно как у Васьки оказавшиеся. Минкин бежит по дороге, ноги увязают в глубокой пыли, и уже кончаются силы, а кот с Васькой все ближе и ближе. Кот-лжеприказчик уже раскрыл зубастую пасть, уже его огромные когти чуть ли не впиваются в ногу Минкина. Аркадий обо что-то спотыкается и падает в густую, нагретую солнцем пыль, пыль забивает нос и рот, нечем дышать, бешено стучит сердце. И тут проклятый кот впивается ему когтистой лапой в руку. Аркадий начинает вырывать руку, но кот не отпускает ее. В этот момент Минкин проснулся. Рядом в одной пижаме стоял Константинов и тряс его за плечо.
– Аркадий Михайлович! Аркадий Михайлович! Проснитесь!
– Что случилось, Иван Петрович? – с бешено стучащим сердцем и еще пребывая под впечатлением сна спросил Минкин.
– Я только что получил срочную телеграмму сыскного отдела, сбежал приказчик.
– Какой приказчик? Куда сбежал?
– Приказчик антикварной лавки. Тот самый приказчик, которого мы подозревали в нападении на вас и которого потом посчитали непричастным к преступлениям.  Я на всякий случай установил за ним наблюдение, но он каким-то способом умудрился уйти от филеров. Подробности в телеграмме не сообщаются.
– Странно, – сказал Минкин, – если он ни в чем не виноват, зачем он скрылся? Может он кого-то испугался?
– Пока не знаю. Ясно одно, что его надо искать. Розыск по вокзалам я думаю уже идет. Когда будет стоянка поезда в Вологде, я дам телеграмму начальнику сыскного отдела с просьбой, что бы он организовал сыск сбежавшего приказчика в Одессе. Помнится он говорил, что он оттуда родом.
– Да, – подтвердил Минкин, – по его словам в Одессе до сих пор живут его родители. А не могло так случиться, что возможные сообщники лжеприказчика, оставшиеся в Петербурге просто убили бедолагу, а труп сбросили в Обводный канал.
– Все может быть, – задумчиво ответил Иван Петрович, – но сейчас версий можно выдвигать много, но все равно их нам не проверить. Я думаю вскоре это проясниться.
 Из Вологды в Архангельск вела узкоколейка. Пока пересаживались, пока к вагонам цепляли паровоз, Константинов пошел давать телеграмму, а Минкин вышел прогуляться по перрону. Он здесь бывал пару раз. Ему нравился этот патриархальный городок, с множеством церквей, с одноэтажными домами, летом утопающими в зелени, с узкими деревянными мостками вместо тротуаров. Мостки были разновысокими и тут требовалось целое искусство ходьбы по ним. На перроне был киоск, где продавали вологодские кружева и многочисленные покупатели из числа приезжих толпились возле него. Вскоре был дан сигнал к отправлению и Минкин, и вернувшийся с телеграфа, Константинов поспешили занять свои места в поезде.
Наконец поезд дотащился до конечной станции Архангельск. Собственно это был еще не город. Поезда останавливались почти за версту до города, на правом берегу Северной Двины, а в период разлива реки даже за шесть верст и чтобы попасть в сам город необходимо было воспользоваться извозчиком.
Сойдя с поезда чиновник первым делом направился к жандарму по обыкновению и по долгу службы всегда встречавшего и провожавшего поезда. Опытный служака с первого взгляда узнал на фотографии лжеприказчика.
– Да, ваше благородие, этот человек сходил с прошлого поезда, я уверен в этом.
Мы встречали в тот раз политического, было такое указание, поэтому смотрели во все глаза, а этот вышел из вагона первым. Мне еще бросилось в глаза, что с ним был только саквояж и больше ничего. У нас так не ездят. Обычно с парой чемоданов. Так это обязательно. Я еще подумал вот ведь ферт какой.
Чиновник распорядился, после того как агенты устроятся в гостинице, начать немедленно проверку гостиниц и опрос извозчиков и уговорился с агентами о времени и месте встречи. Сам же с Минкиным решил поселиться в другой гостинице, чтобы меньше привлекать внимание обывателей к такой большой и подозрительной компании. Поле того как вещи были оставлены в номере, чиновник с Минкиным направились в местное сыскное отделение.
–  Знаю, знаю. Получил телеграмму о вашем приезде с указанием оказать всяческое содействие. Дмитрий Федорович Карпов, –   представился начальник сыскного отделения.
Минкин с Константиновым тоже назвали себя.
–  Не желаете ли выпить чаю, господа? –   спросил Дмитрий Федорович, указывая на кипящий самовар на столе в углу его кабинета, –  за чаем и поговорим. Отказа не последовало.
–  И так, чем могу быть полезен? –  спросил Карпов, когда все расселись за столом.
Чиновник особых поручений вкратце рассказал, о причинах приведших их с Минкиным в Архангельск.
Ну, что же, –  сказал Карпов, прихлебывая чай, если ваш лжеприказчик еще в городе, то мы его конечно найдем. Он кликнул посыльного.
–  Слушай, голубчик, ты сейчас обойди всех околоточных и от моего имени вели им проверить свои околотки, пусть аккуратно выяснят, не появлялся ли у них такой человек.
–  Иван Петрович, не позволите карточку? – обратился он к Константинову.
–  Вот держи, –  продолжил он разговор с посыльным, только передай им, чтобы аккуратненько, чтобы не вспугнули. А потом сходи, предупреди пограничную стражу, чтобы тоже посматривали. Ну, иди голубчик, с Богом.
Так, что не волнуйтесь, Иван Петрович, все сделаем. Вы сейчас погуляйте, посмотрите город, пообедайте, часика через три милости прошу ко мне, может к тому времени что-то и проясниться.
Константинов с Минкиным решили последовать совету Карпова, все кто надо приставлен к делу – надо ждать, а город посмотреть не мешало.
Вышли на Поморскую улицу.  Здесь располагалось большое количество питейных  заведений с присущей для таких мест в любом городе  Российской империи криков, мата, выяснения отношений при помощи кулака, а иногда и ножа. Поэтому постарались миновать эту улицу поскорей, от греха подальше, и оказались на берегу Двины. Направо виднелось подворье Соловецкого монастыря, налево торговые ряды, а прямо, стоило перейти Торговую улицу, рынок. Рынок представлял из себя пристани и плоты стоящие у берега, к которым были причалены шхуны, пришедшие с моря, и карбасы из левобережных деревень. Здесь было все: треска лежащая на дне шхун штабелями, привезенная с Терского берега; палтус в плетеных корзинах с Летнего берега; блестящая на солнце чешуей семга из Лапоминки,  груды камбалы из Конецдворья, в больших бочках окуни и щуки. Торговки громко нахваливали, перекрикивая друг друга, молоко, сметану и творог, доставленные сюда из Рыболово, Чуболы и Пустоши.
За Соловецким подворьем виднелись маковки Свято-Троицкого собора. И там, за Троицким собором уже начиналась Немецкая слобода, часть города, застроенная деревянными особняками архангелогородцев, чьи предки приехали в Россию из Германии, Англии, Голландии, Швеции. Повернули налево и медленно двинулись мимо торговых рядов. Мясные и хлебные лавки, сменялись галантерейными и москательными, к ним прижимались мелочные и снова шли продовольственные. Среди них каким-то диссонансом с остальными лавками явилась книжная лавка. В единственном окне лавки стояли, лежали книги в красочных переплетах для детей, строгие коленкоровые – научные трактаты, золотым тиснением отливали фолианты и среди этого множества литературы стояла одна, которая сразу привлекла внимание Минкина – на обложке были изображен верблюд на фоне пирамид и заглавие книги «Тайны Египта». Минкин предложил спутнику зайти в лавку.
Звякнул колокольчик входной двери и они оказались в помещении сплошь заполненном книгами. Книги стояли на полках, лежали стопками у стены, гордо расположились на столе и на двух стульях.
Из-за небольшой ширмы в глубине комнаты появился человек очень похожий на сельского дьячка. Узкое лицо, высокий лоб, длинные волосы ниспадающие до самых плеч и умные проницательные глаза за круглыми стеклами очков. Но что его делало особенно похожим на дьячка, так это клиновидная редковолосая бороденка.
– Что желают купить господа? – спросил, по-видимому хозяин лавки.
Минкин указал на стоящую на окне книгу.
– Интересно встретить на дальнем севере книгу о Египте.
– А что вас удивляет? – пожал плечами хозяин лавки, – я думаю вас больше удивило бы если бы я сказал, что предки египтян вышли с нашего русского севера.
– Как это? – удивленно спросил Константинов.
– Как? – переспросил хозяин, – ну если у вас есть время, могу рассказать.
Минкин с Константиновым дружно кивнули.
– Одну секунду, господа. Хозяин засуетился: освободив стулья от книг и предложив их гостям, сам уселся на скамеечку используемую для того чтобы доставать книги с верхних полок.
– Для начала разрешите представиться, Савва Григорьевич Карпов, так сказать недоучившийся студент исторического факультета Санкт-Петербургского университета. Был отчислен с четвертого курса, скажем за грешки молодости, участвовал  в студенческих волнениях. Решил уехать на север, давно сюда тянуло. Жить на что-то надо было, вот и открыл книжную лавку, а основное мое занятие сбор легенд и сказаний северных народов.
Минкин с Константиновым представились в свою очередь, правда Константинов умолчал, что он полицейский чиновник.
– Так вот, продолжил Савва Григорьевич, жил когда-то давно, в 16 веке один картограф и звали его Герард Меркатор. И после его смерти сучившейся в 1594 году его сын опубликовал необычную карту, на которой посреди Ледовитого океана нарисован был материк и название ему было Арктид. Вряд ли Меркатор это придумал, потому что остальное на его карте совпадало с действительностью. Географы изучавшие его карту высказывали предположение, что в своей картографической деятельности он пользовался более ранними картами, которые теперь нам неизвестны. На этом материке текли четыре крупных и полноводных реки, деля этот материк на четыре части, а в центре материка стояла высокая гора под названием Меру. Но не только Меркатор своей картой сообщал об этой земле, а еще много древних историков упоминали об этом материке. Они писали, что здесь в Арктике до всемирного потопа свободно могли  расти хоть виноград, хоть лимоны  с мандаринами. Было тепло как в тропиках. И в этих благодатных местах была страна, которую эллины назвали Гиперборей. Вот что писал Гомер в своей «Одиссее», а перевод сделал наш Жуковский:
“Ты за пределы земли, на поля Елисейские будешь
Послан богами — туда, где живет Радамант златовласый
Где пробегают светло беспечальные дни человека,
Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает;
Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном
С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженный"
А вот, что писал Аристотель:
Мы заселяем среднее пространство между арктическим поясом, близким к северному полюсу, и летним тропическим, причем скифы-русь и другие гиперборейские народы живут ближе к арктическому поясу…".
  Это цитата из собрания сочинений Аристотеля, изданного Берлинской академией наук в 1836 г.
Плиний Старший –  один из самых беспристрастных ученых – старался излагать только бесспорные факты, воздерживаясь от каких-либо комментариев. Вот что дословно сообщал он в "Естественной истории" (IV, 26):
"За этими [Рипейскими] горами, по ту сторону Аквилона [Северный ветер - синоним Борея. - В.Д.], счастливый народ (если можно этому верить), который называется гиперборейцами, достигает весьма преклонных лет и прославлен чудесными легендами. Верят, что там находятся петли мира и крайние пределы обращения светил. Солнце светит там в течение полугода, и это только один день, когда солнце не скрывается (как о том думали бы несведущие) от весеннего равноденствия до осеннего, светила там восходят только однажды в год при летнем солнцестоянии, а заходят только при зимнем. Страна эта находится вся на солнце, с благодатным климатом и лишена всякого вредного ветра. Домами для этих жителей являются рощи, леса; культ Богов справляется отдельными людьми и всем обществом; там неизвестны раздоры и всякие болезни. Смерть приходит там только от пресыщения жизнью. После вкушения пищи и легких наслаждений старости с какой-нибудь скалы они бросаются в море. Это – самый счастливый род погребения... Нельзя сомневаться в существовании этого народа"
  О Гиперборее писали многие ученые древности. Считалось, что там жил веселый свободный народ, что дома для них были рощи и поля, что весь народ чтил одних богов.
Но потом случился всемирный потоп и Арктида или Гиперборея также как и ее сестра Атлантида скрылась в пучине вод. Изменился климат и над бывшей Гипербореей возник ледяной панцирь. Часть Гипербореи под воздействием катаклизма космического масштаба сразу ушла под воду, а часть осталась в виде архипелага, а потом островов. Единый народ распался и разошелся по всей земле. Раньше всех ушли «китайцы» и «индийцы», но тем не менее у них осталось нечто общее с остальными гиперборейцами – и в языке, обычаях, культуре. Следом начался распад группы «индоевропейцев», по мере того как мигрировали составляющие ее народы, у них менялись языки, культура, обычаи.
В результате этой миграции происходила деградация народов, забывались знания.
 Например, Египтяне появились в Средиземноморье 3,5 тысячи лет до Рождества Христова. А пришли они туда с полярным календарем. С таким же полярным календарем пришли 2500 тысячи лет до рождества христова на Средиземное море этруски. Затем там появились эллины – 2000 лет до н.э. – тоже с полярным календарем в 350 солнечных дней (по этим цифрам, кстати, нетрудно рассчитать, где обитали прапредки этих народов, когда создавался их полярный календарь). Причем, пришли деградированными полностью.
Но не только в легендах и мифах остались воспоминания об этой стране, на островах Белого моря можно найти камни с выбитыми на них древнеегипетскими иероглифами. Откуда они могли здесь взяться? Очень трудно предположить, что отважные египтяне на своих папирусных лодках смогли доплыть сюда.
– Скажите Савва Григорьевич,  а как же библия, ведь все люди произошли от Адама и Евы.
– Ну во-первых библия часто содержит аллегории, а во-вторых, почему Адам и Ева свой земной путь не могли начать на территории Гипербореи. Ну так продолжим. Вы наверно что-нибудь слышали о Маген-Довиде? Маген-Довид – это шестиконечная звезда. Вы ее могли видеть на куполах Троицкого собора у вас в Петербурге.
 Жрецы Гипербореи знали, что на свете смерти нет. Всё когда-нибудь умирает. Но и всё когда-нибудь возрождается вновь. В существовании и в обратном совпадении этих великих противоположностей Смерти и Возрождения есть Высшая гармония мира. Эта Гармония поддерживается Высшим Мировым Законом, который древние египтяне именовали - Маат, индийцы - Рта, эллины - Логос, буддисты - Дхарма, русские - Правь, славяне - Ладо. Один из главных геометрических символов этого Закона жрецами разных народов мира был выражен посредством двух переплетённых треугольников. Как объяснял Гераклит:
 «Путь вверх и путь вниз один и тот же... В нас всегда одно и то же: жизнь и смерть, бдение и сон, юность и старость. Ибо ЭТО, изменившись, есть ТО, и обратно, ТО, изменившись, есть ЭТО». У древних египтян владыкой и хранителем Мирового Закона был «благой бог» Осирис, у индийцев - Вишну, у русских - РА, у славян – Дажьбог».
             Этот символ многие народы мира считают своим. Иудеи считают, что этот      символ связан с именами царей Давида и Соломона, индусы – с Вишну. Кельты, жители Месопотамии и Теотиуакана, последователи ислама и православия на законных основаниях считают его своим. И что становится очевидным в свете появления египетских иероглифов на камнях островов Белого моря, так и распространение Маген-Довида, как символа шло с севера на юг. Кстати, одним из самых распространенных вариантов толкования символики Маген-Довида среди иудейских комментаторов, является следующее: Маген-Довид отражает модель мироздания, символизирует шесть дней творения, а центральный шестиугольник – это символ священного дня отдохновения и дня посвященного молитвам – шаббат. И опять же по словам охотников-промысловиков, они встречали в лесах мегалиты, то есть огромные  камни,  в форме шестиугольников.
Ну и последнее, а то я вас совсем заговорил, хочется все же кому-нибудь рассказать о том, чему я посвятил все свое свободное время.
Так вот. Царь Петр Алексеевич дважды побывал на Соловках. В 1694 году он недалеко от Соловецких островов попал в жесточайший шторм и только проведение спасло жизнь царю. Второй раз Петр Алексеевич прибыл на Соловки после своего «Великого европейского посольства» в августе 1702 года и на острове Большой Заяцкий воздвиг разборную деревянную церковь в знак своего чудесного спасения в 1694 году. Но как свидетельствуют Соловецкие предания рядом с церковью по приказу царя солдаты вложили булыжными камнями лабиринт, который жители беломорья испокон веков называют «Вавилонами». Отбыв с эскадрой от Соловков, дальше где волоком, где по протокам корабли были доставлены в Онежское озеро, переплыв Онегу по реке Свири добрались до Ладоги и захватили в истоке Невы шведскую крепость «Нотебург», в переводе на русский язык «Ореховую». И затем смотрите, какое совпадение, на Заячьем острове Петр заложил крепость, шестиугольную в плане. Возможно это только совпадение, но перед отплытием от Соловков царь Петр долго беседовал со старцами Соловецкий пустоши.
– И о чем это говорит? –  спросил Константинов.
–  А говорит это о том, что умный и просвещенный царь всерьез воспринял  символизм Маген-Довида, о котором он узнал находясь с «Великим посольством» в Голландии.
Время уже поджимало, поэтому даже не успев пообедать Константинов и Минкин, купив книгу о тайнах Египта, направились в сыскное отделение.
Там их уже ждало сообщение, что беглый лжеприказчик обнаружен, к сожалению он уже как два часа тому назад на попутной поморской ладье отбыл на Соловки. Но начальник сыскного отделения уже договорился с начальником морской пограничной стражи и Константинова с Минкиным ждет корабль пограничной стражи «Сметливый».
Когда Константинов и Минкин поднялись на борт «Сметливого» корабль был уже под парами. Тут же последовала команда «Отдать швартовы» и корабль поднимая бурун воды за собой вышел в устье Северной Двины. Минкин стоял на корме. Слева были хорошо видны соломбальские верфи со строящимися кораблями, лесоторговые склады с армадой барж разгружающихся или стоящих под погрузкой. Справа – одно из первых каменных строений – Гостиный двор, одновременно крепостное и торговое сооружение, плавучий рынок и купола церквей и храмов. Корабль шел ходко, обгоняя нередкие беломорские ладьи, встречая пароходы следующие со Соловков. Но той ладьи, ради которой был затеян выход в море, пока  не было видно.
– Догоним! – уверенно ответил капитан на вопрос Милкина, – поморская ладья идет со скоростью до 12 узлов в час при попутном ветре, а так как ветер все время меняется, то ее средняя скорость 5-6 узлов, мы же делаем 15-20 узлов в час. Так, что скоро увидим ее корму.
Минкин решил пока спуститься в каюту, любезно предоставленную вторым помощником капитана, и немного подремать. Но долго дремать ему не пришлось. Звук мерно журчащей воды за бортом, почти не слышимой за шумом машины, сменился звуком ударов волн в борта корабля. Судно стало то проваливаться в ямы, то резко взбираться  вверх. Пол каюты все время кренился в разные стороны. У Минкина желудок стал подкатываться к горлу. Сдерживая тошноту, он надел прорезиненный плащ висевший на вешалке в каюте и с трудом сохраняя равновесие и стукаясь ногами о ступеньки крутого трапа вылез на палубу. То, что он увидел, повергло его в смятение. Еще некогда гладкая вода блестевшая золотой чешуей на солнце, превратилась черную холмистую местность, изрытою оврагами. Ветер рвал пену с гребней волн и эти волны неслись навстречу судну. Корабль то разрезал острым форштевнем эти черные валы, то зарывался в них до самой палубы. Волны догоняли, били то в корму, то в борта стараясь раздавить, смять, это теперь казавшееся маленьким и утлым, суденышко. Минкин вцепился в леер протянутый вдоль борта, широко расставив ноги, стараясь удержать равновесие, в оцепенение смотрел на штормовое море. Иногда какая-нибудь шальная волна перекатывалась через палубу, стараясь сбить его с ног. Но внизу, в замкнутом пространстве каюты, было еще страшнее. Минкин хотел было подняться на ходовой мостик, куда не доставали волны, где в черных мокрых от дождя и соленых брызг волн плащах стояли капитан и рулевой, источая спокойствие и надежду на благополучный исход борьбы со штормом. Но едва он оторвал руки от леера и сделал первый шаг в сторону трапа ведущего на ходовой мостик, как очередная, но огромная черная волна  перехлестнув через борт сбила Минкина с ног и подхватив, швырнула его в бушующее море.
– Погиб, – молнией пронеслось у него в голове и он инстинктивно замолотил руками и ногами по воде. Но следующая волна подхватила его, вознесла на гребень и что есть силы бросила его вниз. Минкин потерял сознание.

Новости дня.

ПОРТ-АРТУР. По сведениям китайских газет, недавно 20 разбойников ворвались в Пекине в летний дворец императрицы и награбили ценностей на 100 000 таэлей. В деле замешаны евнухи. Пока арестовано из 200 человек всего 6.

ЗА ГРАНИЦЕЙ
Интернациональный конгресс танцмейстеров
В Бильфельде, под почетным председательством императора Вильгельма состоялся конгресс танцмейстеров и балетмейстеров. <...>
Кэк-уойк был торжественно проклят конгрессом, который единогласно вотировал желательность возвращения к старым танцам - гавоту, менуэту и др.

Очнулся он от сильного удара всем телом о твердую поверхность. Вероятно море не захотело на это раз взять себе человеческую жертву и выбросило ее  на каменистый полого уходящий вверх  пляж. Убегая волна хотела прихватить с собой назад в море Минкина, но он раня руки об острые камни, вцепился в эту спасительную землю. Еще несколько раз волны предпринимали попытку утащить его в пучину, пока он, собравшись с силами и выждав, когда схлынет очередная волна, встал и шатаясь не сделал несколько нетвердых шагов вверх по склону, так что следующая набежавшая волна только слегка ударила его по ногам и шипя от злости отхлынула назад. Сделав еще несколько шагов вверх, так что волны не могли уже его доставать, а только обдавали солеными брызгами, он в изнеможении сел. Впереди, куда хватало взгляда, было видно одно черное бушующее море, сливающееся с таким же черным небом и только где-то там вдалеке точно игрушечный кораблик боролся со стихией «Сметливый». Минкин закрыл глаза. Ясно было, что его падение в море никто не заметил, а если даже и заметили разве мог кто-нибудь предположить, что он не утонул, а сидит здесь на этом Богом забытом острове. То что это остров Минкин был уверен. Немного придя в себя Минкин встал и огляделся. Он находился на узкой, языком спускающейся с каменистого холма сравнительно ровной полоске суши. Слева и справа громоздились вдоль берега, выглядывали из воды острые скалы. Аркадию дважды повезло, что он во-первых не утонул, а во-вторых его бросило не на скалы, где он бы неминуемо погиб, а на этот спасительный пляж. Охая от боли и ежеминутно отдыхая, он с трудом вскарабкался на вершину холма – кругом маленького и без какой-либо растительности саженей приблизительно 200 на 300 острова, была одна  соленая вода. Видимо не утонув, ему было суждено погибнуть здесь от голода и жажды.
На вершине холма лежал огромный диаметром сажени  в две камень. Ветры, время или человеческие руки так причудливо обработали камень, что он представлял правильный шестигранник. Минкин на секунду вспомнил рассказ хозяина книжной лавки о Маген-Довиде. Он опустился на землю таким образом, что бы камень хоть немного заслонил его от ветра. Сил хотя бы отжать мокрую одежду у Минкина уже не было и он стал замерзать. Но прислонившись спиной к камню, он неожиданно почувствовал идущее от него тепло. От усталости и пережитого ужаса Аркадий провалился в глубокий сон. Сколько он спал, он не знал, проснулся же оттого, что вдруг спина начала терять опору. Камень, к которому он сидел прислонившись, медленно стал отъезжать в сторону. Оглянувшись Минкин увидал пологий со ступеньками ход ведущий в недра земли. Удивленный  он поднялся с земли и с любопытством и страхом стал спускаться по ступенькам вниз. Идти было неудобно, высота ступенек, несмотря на то, что Минкин был пожалуй выше среднего роста, была рассчитана на каких-то гигантов не менее трех аршинов роста. Спустившись сажени на четыре вниз, ход сделал поворот и резко расширился в стороны и вверх, образовав высокое вытянутое помещение с покатым каменным полом и стенами отливающими зеленым цветом. Как Аркадию показалось, оно освещалось теплым солнечным светом, льющимся с потолка. По середине помещения стояли три человека неправдоподобно высокого роста, одетые в золотистые туники с вытканной на груди зеленым цветом шестиугольной звездой. Лица у них были правильной формы. Великаны были голубоглазы,  белокурые длинные и слегка вьющиеся волосы и лоб опоясывали золотые обручи. А у гиганта, стоявшего посередине и, как понял, Аркадий главного среди них, спереди был вставлен в обруч большой драгоценный камень, который отливал рубиновым цветом. Щеки и верхние губы у них были выбриты, а бороды на древнеегипетский манер перевязаны золотистыми ленточками. Такие бороды Минкин видел на картинках у египетских фараонов. В руках хозяева держали деревянные посохи, которые венчали шары с золотистым отливом. На ногах у них были сандалии, при помощи кожаных ремешков крепившиеся к икрам ног. Стоявший по середине человек жестом показал приблизиться Минкину к ним и когда тот подошел, повернулся к нему спиной, двое других гигантов встали позади Минкина и вся процессия двинулась в глубь помещения. Подойдя к торцевой стене предводитель процессии нажал на стене невидимый Аркадию рычаг и часть стены отъехала в сторону, образовав проход в другое помещение. Новое помещение оказалось меньше первого и было окрашено в золотистые тона, с потолка также как и в первом помещении лился солнечный свет. Вдоль стен были расставлены небольшие скамейки, с обтянутыми кожей сиденьями. Перед скамейками стояли небольшие круглые столики на резных ножках. Предводитель опять жестом предложил Минкину сесть на одну из скамеек, сами гиганты расселись напротив. С легким мелодичным звоном слева в стене от него образовался проем, через который в помещение прошла высокая стройная женщина, в такой же тунике как и у мужчин, встретивших Минкина. Белокурые свободно ниспадающие вьющиеся волосы окаймляли смуглое лицо правильной формы с огромными голубыми глазами и длинными ресницами.
С легкой улыбкой на губах поставила перед Минкиным кубок с какой-то темной маслянистой жидкостью пахнущей неведомыми фруктами и также молча удалилась. С тем же звуком проем в стене закрылся. Минкин сделал глоток из кубка, и почувствовал как силы сразу стали возвращаться к нему. Заметив это, человек с рубином на золотом обруче, заговорил с Милкиным не разжимая губ. Но Милкин где-то в середине головы, как показалось ему, услыхал мягкий и мелодичный голос
– Кто ты и как ты оказался на этом острове?
 Минкин сам не зная почему, стал рассказывать всю свою одиссею. Его слушали не перебивая и не задавая вопросов. Когда он закончил, человек с рубином вновь заговорил.
– Ты конечно хочешь знать, кто мы такие?
Минкин утвердительно кивнул головой.
– Тогда слушай. Много, много  веков,  тому назад на месте Ледовитого океана, как вы его теперь называете, был огромный и цветущий континент и носил он имя Арктид. Населяли этот континент тогда веселые и здоровые люди, не знавшие ни войн, ни болезней и жившие столько, сколько хотели, пока они не утомлялись от жизни. Тогда они шли на берег океана окружавшего континент и бросались в воду с высокой скалы.
Континент был разделен на четыре части полноводными реками с чистой и прозрачной водой. Здесь было тепло и земля изобиловала травами, цветами и деревьями. Нивы давали огромные урожаи, сады изобиловали плодами и всем и всего хватало. У жителей этого континента были инструменты позволяющие размягчать камни, поэтому в городах везде стояли красивые здания из камня, украшенные резьбой и прекрасными статуями, но больше всего жители любили жить на природе в полях и лесах в деревянных легких домиках. У них были летательные машины и они совершали полеты в разные точки земли. Но случилось так, что в нашу солнечную систему залетел нежданный гость – огромное небесное тело. На небе тогда вспыхнуло сразу семь лун и земля повернулась к солнцу по другому. По земному шару прокатились гигантские волны, покрывая водой целые континенты. Не обошла беда и нас, земная кора пришла в движение и наш континент стал медленно погружаться в воду. Тогда Высший Совет Жрецов бога Тота принял решение – для того чтобы спастись, народ наш должен уйти в новые земли. Многие наши машины погибли, погибло много наших ученых и инженеров, поэтому Совет принял и другое решение – наши знания не должны погибнуть  или потеряться во время странствий переселенцев, путь предстоял им долгий как по расстоянию так и во времени. И этот исход будет происходить не один век, а по мере того как будет спадать вода в океаны и освобождать землю и та снова покроется растительностью. И в этом походе будет много трудностей и жертв. Поэтому Высший Совет решил построить здесь подземный город и поселить там жрецов-хранителей знаний с их семьями и чтобы они из поколения в поколение передавали наши знания, и когда потребуется и наступит для этого время передали эти знания людям. Но это должно произойти только в том случае, если эти знания не смогут принести вред людям. Как и предвидели члены Высшего Совета, выходцы из великого материка Арктид медленно двигались вперед, разбиваясь на отдельные потоки, которые потом превращались  в племена. Постепенно умирали или гибли первые переселенцы и уже через несколько поколений постепенно менялся язык, обычаи и даже Боги. Люди отдельных племен переставали понимать друг друга, стали возникать недоразумения, которые перерастали в кровавые войны.
Иногда мы посылали жрецов-хранителей в разведку и по возвращении они докладывали нам, что происходит с переселенцами. Но, чем дальше, тем труднее стало путешествовать разведчикам, летательные аппараты стали выходить из строя и уже некому было создавать новые и ремонтировать старые. А племена переселенцев стали потихоньку деградировать от трудностей и условий жизни. Изменились не только их язык и нравы, стал меняться  облик отдельных племен. Люди становились меньше ростом, у некоторых менялся цвет кожи и разрез глаз. Поэтому белокурые гиганты, которыми были жители Арктиды, и каковыми оставались жители подземного города, не могли быть уже разведчиками, так как их зачастую встречали враждебно и даже иногда убивали. Тогда мы стали использовать в качестве разведчиков переселенцев. Каждому такому разведчику-переселенцу надлежало каждые десять лет прибывать сюда и рассказывать то, что он знает о жизни своих соплеменников. Каждые десять лет, его охватывала необъяснимое и непреодолимое желание прибыть на север. Не всегда это у него получалось, многие гибли в пути, но кто-то добирался и мы знали о том, что происходит на земле: о войнах, о вновь возникающих государствах, о возникновение новых религий. Каждый такой разведчик имел на мизинце золотой перстень с изображением священного жука скарабея.
Тут Минкин вздрогнул, сразу вспомнив рассказ билетного кассира, продавшего билет на поезд лжеприказчику.
– Ты кого-то из них знаешь? – спросил главный жрец.
– Мне кажется да! – ответил Минкин. – Он преступник и я преследовал его, пока меня не смыло волной с палубы корабля.
– Да, – продолжил главный жрец. – Не все разведчики оказывались достойными людьми. Некоторые из них использовали те знания, которыми мы им давали для облегчения их деятельности, во вред людям. Но мы не могли вмешиваться по разным причинам, но основное – наши законы не позволяли наказывать этих людей. Поэтому мы вручали их судьбы нашему главному богу Тоту.
– Когда же человечество будет достойно охраняемых вами знаний? – спросил Минкин.
– Много, много сотен лет пройдет, пока человечество станет достойно этого. Много еще случится страшных войн на земле, много еще прольется человеческой крови и твоя страна тоже переживет очень много невзгод. Но потом наступит Золотой Век и мы жрецы-хранители выйдем из нашего подземного города и передадим людям знания их праотцов.
Снова раздался мелодичный звон, сопровождающий появление молодой женщины. Вновь перед Минкиным оказался кубок с ароматной жидкостью.
– Выпей, – сказал жрец.
Минкин проснулся снова лежа у огромного шестиугольного камня. Он не понимал, была это явь или все это ему приснилось. Голова была светлой, а в теле была бодрость. Он не чувствовал ни голода, ни жажды. Как человек разумный он прекрасно понимал, что это ему все приснилось и сам сон был навеян рассказом хозяина книжной лавки. Но в тоже время ему очень хотелось верить, что это было на самом деле. Минкин вскочил на ноги. От шторма не осталось и следа. Белые кудрявые облачка бежали по небу, солнце ласково светило с небосвода и по воде вновь бежали солнечные чешуйки. Теперь оставалась одна проблема – поскорей отсюда выбраться, пока голод и жажда не сделают свое дело. Аркадий  надеялся, что все-таки мимо пройдет какое-нибудь судно или рыбачья лодка и его заметят и вызволят с этого острова.
Минкин посмотрел  в сторону того каменистого пляжа, куда его выбросило волной и вдруг увидел у самой кромки воды распростертое неподвижное человеческое тело. Бегом, оскальзываясь на камнях, Минкин бросился вниз. Подбежав, он сразу узнал лжеприказчика. С первого взгляда было видно, что тот был мертв. Судя по пробитому виску, волной его сначала ударило об острые прибрежные камни, а затем выбросило на берег. Что-то блеснуло на солнце между камнями рядом с телом лжеприказчика. Нагнувшись, Минкин поднял перстень, на плоской грани которого была гравировка с изображением жука-скарабея. Неожиданно за скалами послышался звук работающего двигателя корабля. Минкин сунул перстень в брючный карман  и в тоже мгновенье из-за высокой скалы показался нос «Сметливого». Аркадий сорвал с себя плащ и, размахивая им, как флагом, дико заорал. На судне заметили Минкина – раздались команды, послышался звук спускаемого якоря и визг шлюпочных талей. Через несколько минут, радостный Константинов, сияя улыбкой, обнимал Минкина. После объятий и взаимных похлопываний Константинов, все еще обнимая Минкина, сказал, незаметно для себя переходя на «ты»
– Аркадий, как я рад, что ты нашелся. Я не мог себе простить, что вовлек тебя в эту поездку!
– Полно, Иван! Все обошлось, не кори себя, я сам виноват, что стал разгуливать по палубе. Просто мне стало страшно и я захотел подняться на мостик, но тут набежала волна и меня смыло. Но видимо провидение было на моей стороне.
Он на секунду замолчал и указывая на тело, спросил
– Узнаешь?
– Да! Тут только и можно сказать –  похожи как братья-близнецы. Наверно ладью загнало на камни штормом, мы тоже едва  на них не налетели.
Лжеприказчика похоронили по морскому обычаю, зашили тело в парусину  и привязав к ногам старые колосники, опустили в море. И море приняло еще одну человеческую жертву. Тело помора, на ладье которого плыл лжеприказчик, обнаружено не было.
 Обратный путь прошел без приключений. По прибытии в гостиницу их ждала телеграмма о том, что бежавший приказчик антикварной лавки арестован в Гельсингфорсе и вскоре будет доставлен в Петербург в сыскной отдел. На ближайшем поезде Константинов, Минкин и оба агента выехали домой в Санкт-Петербург. О своем сне и перстне с жуком-скарабеем Минкин  никому не рассказал.
Дней через пять по приезде Минкину позвонил Иван Петрович Константинов и пригласил вечером в ресторан, отметить награждение его  Анной 3 степени. А также  сообщил грустное для Аркадия известие, что хотя Константинов и пошел на повышение по службе, но его переводят начальником следственного отделения в Харьков.
В назначенное время Минкин приехал в ресторан и был проведен в отдельный кабинет, где его ждал Иван Петрович.
– Рад тебя видеть, Аркадий! Жаль только, что мне завтра уезжать, но надеюсь буду бывать в столице или ты навестишь  меня в Харькове.
– И мне искренне жаль с тобой расставаться, но давай лучше выпьем за твою «Аннушку». Приятели отдали дань закускам, а потом в ожидании горячего Константинов рассказал Минкину, чем кончилось это дело.
– Приказчик на допросе рассказал следующее:
В семье коннозаводчика Христиана Канделаки, обрусевшего грека, проживавшего в Одессе, родились два брата-близнеца Харитон и Дмитрий. Мать мальчиков умерла вскоре после родов и вся забота о детях легла на плечи отца, который в них души не чаял. Но насколько братья были похожи внешне, настолько были не похожи их  характеры. Сидевший теперь перед товарищем прокурора и чиновником особых поручений, Харитон был в детстве спокойный и рассудительный мальчик, второй – Дмитрий был, сорви голова, с авантюрным складом характера. Мальчики росли в заботе и ласке отца и когда пришло время, отец отдал их в гимназию. Поначалу оба они учились хорошо, но потом Дмитрию стало учеба наскучила и, начитавшись авантюрных романов, в седьмом классе бежал с бессарабскими контрабандистами по слухам в Бесарабию и о нем с тех пор ничего не было слышно. Отец очень переживал случившееся, стал болеть, запустил дела и ко времени окончания гимназии Харитоном разорился и почти сразу же за тем умер. Харитон после гимназии собирался поступать в Петербургский университет, но средств на учебу не было и он поступил в антикварную лавку приказчиком в надежде накопить денег на учебу. И уже через несколько лет ему удалось накопить нужную сумму. И когда он уже собирался поступать в университет, на Невском, случайно встретил своего пропавшего брата-близнеца. Брат плохо выглядел, был бедно одет и жаловался на судьбу. Дмитрий собирался организовать свое дело, но денег у него не было. Харитону стало его жаль и он решил отдать ему деньги накопленные на учебу. Какое дело хотел открыть брат, Харитон поначалу не знал. Встречались братья редко. Однажды Дмитрий рассказал брату чем он занимается и обещал вскоре отдать долг. Как оказалось, он организовал, по его словам, египетское общество по образцу графа Калиостро. В свое общество брат привлекал пресыщенных жизнью богатеев. На поддержание этого общества они вносили необременительные для них суммы, но существенные для брата. Члены общества не знали друг друга – на собрание они приходили уже в масках. Членов общества в лицо знал только брат.
Как-то три года тому назад он получил письмо от одного богатого египтянина, с которым он познакомился  во время своих блужданий по миру. В свое время Дмитрий рассказал этому египтянину, что у него в России есть кусок гранита в форме бороды фараона. Откуда он знал как выглядела борода фараона и где он взял этот кусок гранита, Харитон у него не спросил. Дмитрий его приобрел для своего будущего общества, создание которого он задумал уже давно. Египтянин очень заинтересовался этим куском. Дело в том, что по словам брата, этот египтянин был очень похож на египетского фараона Аменхотепа, умершего  много веков назад, египтянин показывал брату рисунок, на котором был изображен этот фараон. И этот египтянин возомнил себя ожившим фараоном, так как по легендам этот фараон мог оживать и умирать помногу раз. Когда-то у этого фараона была усыпальница, которую охраняли два сфинкса, с лицами Аменхотепа. Прошло три тысячелетия с той поры, как правил этот фараон. И однажды этих сфинксов, откопанных в Фивах, отправили в Петербург. У египтян считалось, что если у сфинкса, олицетворяющего фараона есть борода, то фараон продолжает править своим государством. То есть остается фараоном Верхнего и Нижнего Египта. Малый был конечно не в себе и брат решил погреть на этом себе руки. Они договорились, что когда египтянин приедет в Петербург, то брат продаст ему этот кусок гранита. Так вот, Дмитрий неожиданно получил письмо, в котором говорилось, что этот египтянин в ближайшее время приедет в Россию. Харитон потом из газет узнал, что этого египтянина звали Данир ар-Рияд. Через некоторое время этот ар-Рияд приехал в Санкт-Петербург. Брат зная, что за всеми иностранцами ведется полицейская слежка, не хотел чтобы его видели с этим египтянином и он каким-то образом сообщил тому, что назначает встречу в антикварной лавке, где работал Харитон. Хозяин лавки был тогда в отъезде и Дмитрий наклеив фальшивые бороду и усы, стал похож на брата как две капли воды. Это он сделал на случай если бы зашли завсегдатаи лавки и удивились бритому лицу приказчика. О чем они разговаривали Харитон не слышал, так как сидел в это время в кабинете хозяина. Прошло несколько дней и Дмитрий, как он рассказывал брату впоследствии, снова договорился о встрече с ар-Риядом для завершения сделки. Он взял на прокат пару лошадей с коляской и встретившись с египтянином в условленном месте поехал вместе с ним  к  сфинксам. Этот кусок гранита в форме бороды был у Дмитрия с собой и он показал его ар-Рияду. Остановив коляску около Академии художеств, они подошли к сфинксам и начали торговаться, но никак не могли сойтись в цене. Дмитрий заломил такую цену, что у египтянина вероятно с собой таких денег не было, а получить этот несчастный кусок гранита ему очень хотелось сейчас. Разозлившись египтянин схватил Дмитрия за горло и тот защищаясь сильно толкнул ар-Рияда в грудь. От неожиданности ар-Рияд отпустил горло, сделал шаг назад и поскользнувшись на мокрой ступеньке и потеряв равновесие, упал в воду. Падая он вероятно ударился головой о подводные камни или просто не умел плавать и к тому же вода была уже очень холодной, но он сразу скрылся под водой и на воде осталась только его красная феска. Дмитрий очень испугался, что его мог кто-нибудь видеть, поэтому он постарался поскорее уехать с места происшествия. Но волновался брат напрасно, следствие установило, так писали в газетах, что это был несчастный случай. Потом было несколько статей на эту тему, но вскоре все забыли о несчастном египтянине.
Дмитрий никак не мог вернуть долг брату. Дела его были не блестящи. Заседания общества, которое было его основным источником дохода, все время переносились так как дома, где они проводились, периодически брались на заметку полицией, а одним из условий существования общества была полная конспирация – члены общества не желали огласки. Прошло еще три года. Однажды в июне месяце Дмитрий  пришел к брату поздно вечером домой, что делал крайне редко и сообщил, что есть возможность заработать много денег и он сможет наконец отдать брату долг. По словам Дмитрия он узнал, но откуда он не сказал,  что один ученый работает над важным изобретением и уже почти завершил его. И если, в этом месте Харитон задумался, подбирая слова помягче, забрать его бумаги и продать одному покупателю, то можно получить большие деньги. Как говорил Харитон, он долго отказывался от участия в этом деле, но потом брат его все же уговорил – перспектива вернуть свои деньги уж очень прельщала. Дмитрий предложил следующий план. Он уже несколько дней следил за домом ученого и выяснил, что тот всегда работает очень поздно за полночь и окно его на пятом, последнем этаже дома всегда при этом открыто. У Дмитрия есть воздушное ружье, которое он некогда привез из-за границы, стреляющее металлическими шариками и есть некая жидкость, капля, которой в случае попадания на тело человека, даже через одежду вызывает у того крепкий сон на несколько часов. Поэтому если смазать шарик этой жидкостью и выстрелить через окно в ученого с крыши дома напротив, тот быстро уснет. Стрелять должен был Харитон, а брат должен был спуститься по веревке в открытое окно ученого и забрать бумаги и опять по веревке забраться на крышу дома. На следующий день в полночь они заняли позиции на крышах. Харитон на крыше  дома напротив окна ученого, а брат расположился на крыше самого дома, над окном. Шел мелкий дождь, все небо заволокли тучи, похоже было на то, что собиралась гроза и, несмотря на стоявшие белые ночи, город окутал сумрак, что было братьям на руку. Харитон снарядил ружье, смазав шарик жидкостью из бутылки, стараясь не попасть жидкостью на себя и посмотрел в окно напротив. Там в окне как раз показалась фигура ученого. Харитон стал целиться, но руки у него дрожали и он все никак не решался нажать курок, наконец кое-как наведя ружье он выстрелил. Ружье издало негромкий хлопок, человек за окном на секунду застыл и затем рухнул на пол. Харитон дал знак брату и завернув ружье в мешковину, крадучись как кошка, по скользкой от дождя крыше, покинул место преступления. Что делал дальше брат он не видел. На вопрос товарища прокурора, как же брату удалось не оставить следов на подоконнике, Харитон ответил, что еще при подготовке к преступлению, брат собирался затереть свои следы специально взятой с собой тряпицей. На  улицу он выбрался тем же путем, как и пришел, то есть через крыши соседних домов, чердак и черную лестницу доходного дома во двор, где не было дворника и ворота не запирались на ночь. На улице он поймал извозчика и поехал домой. Через пару часов на пороге жилища Харитона появился Дмитрий. Он был очень расстроен, так как никаких бумаг ему найти не удалось. Через несколько дней, когда Харитон  как раз должен был встретиться с братом неподалеку от лавки, в лавку зашел один господин, нервы у Харитона были на пределе после ночных приключений, и этот господин показался ему очень подозрительным. Когда подозрительный господин вышел, а это несомненно был Минкин, приказчик подождал немного, выскочил из лавки и перебежав Невский проспект, подбежал к ждущему его брату, он рассказал ему об этом господине. Когда Харитон вернулся в лавку хозяин его отлучки не заметил. Потом, когда к нему явилась полиция, он очень испугался. Когда же после фотографирования, его отпустили ему показалось, что за ним следят. Но сразу бежать он решился. Выждав пару дней, Харитон ночью поднялся на чердак своего дома и также по крышам, как несколько дней тому назад, выбрался на соседнюю улицу. Он решил бежать через Финляндию. Он хотел добраться до Гельсингфорса, а там пробраться на какое-нибудь иностранное судно и уплыть за границу. Харитон понимал, что ехать поездом это огромный риск, его могут опознать как брата, фотографии которого наверняка были на вокзалах у жандармов и тогда арест неизбежен. Поэтому он добрался до станции Белоостров, идя где пешком, где подъезжая на попутных подводах. За Белоостровом формально уже начиналась Финляндия. Там Харитон благополучно сел на поезд и добрался до Гельсингфорса. И тут у него вышла промашка. Он надеялся, что фотография брата еще не дошла до жандармов Гельсингфорса, а так как от голода у него уже кружилась голова, то он решил поужинать в ресторанчике на привокзальной площади, но тут случайно зашедший по своим делам жандарм опознал его по словесному портрету и после проверки документов арестовал его.
Константинов закончил свой рассказ. Они помолчали.
– Что теперь будет с ним? – спросил Минкин.
– Будут судить, но каторга ему светит точно, – ответил Константинов.
Приятели еще немного посидели в ресторане. Потом Константинов расплатился и они вышли на улицу.
– Ну, даст Бог, еще свидимся! – чуть ли не хором сказали они и пожав друг другу руки, разошлись в разные стороны.
Минкин пришел домой, разделся в прихожей и пройдя в свой кабинет, уселся в глубокое и покойное кресло. Сидя  в кресле, он долго смотрел на книгу купленною в Архангельске с египетскими пирамидами на обложке. Потом встал, подошел к конторке, открыл потайной ящичек, достал перстень с жуком-скарабеем, несколько раз задумчиво подбросив его на ладони, надел на мизинец.