Белый танец

Памяти Андрея П.
1.
     В полярную непогоду снежная канитель изводит заблудшего путника монотонными мотивами и дьявольской пластикой Белого танца. Страх потерянности вынуждает человека уступить неотвязной метущей «партнерше». И он принужденно втягивается в драматичную динамику северной стихии. Она набрасывает на своего «избранника» шлейф искрящейся мертвой материи и глумливо затягивает кольцо своих объятий все туже и туже.
     Завершая первый тур Белого танца, метель отступает в своем замысловатом реверансе. Снежный заряд редеет. Вглядываясь в окружающую белую муть, путник вдруг различает желанный свет охотничьего зимовья и устремляет к нему весь остаток своих сил.
     Но мятежный порыв разбивается о коварство яркой звезды, одиноко и низко нависшей над размытой линией горизонта. Ее голубовато-белое мерцание вытягивается к обессилевшему путнику тонкой нитью обмана. Он в отчаянии понимает, что через прорехи белого занавеса к нему пробивается не спасительный свет человеческого жилища, а стылый звездный луч…
     Зачем далекая звезда уводит путника из жизни? Неразрешимая загадка. А может быть, она просто мстит людям за свою обреченность на величие без любви в темном бездонном небе…
     Так рассказывает одно из северных преданий.

2.
     Причудливым самотеком судьбы Алексея прибило к берегу Ледовитого океана, где год за годом он безвыездно жил и работал метеорологом на одной из полярных станций.
     В пределах небольшого зимовья благодатно соседствовали и дом, и работа полярников. Здесь не надо было челночить, следуя ежедневному расписанию выживания, раздраженно пробиваться через пресловутые дорожные пробки, раздвигать локтями толчею пешеходов, запирать свою «обитель» полудюжиной ключей, путая их очередность... Это был Маленький упорядоченный мир вдалеке от Большой неустроенной земли.
     Вместе с напарником Алексей ежедневно готовил бюллетень о самочувствии природы. Через каждые три часа в любую погоду - и при штормовых ветрах, и при жгучих морозах - они по очереди шли на метеоплощадку и снимали показания приборов. Закодированными радиопосланиями слетались бюллетени еще с трех десятков таких же полярных станций и ложились на стол к синоптикам, которые составляли свои научные метеопророчества.
     Досужее время не ограничивалось тем самым «часом потехи», а вытягивалось в череду степенных саморазвлечений. Для этого хороши были любые дарования, особенно - умение с фантазией кухарничать, которое, к зависти домохозяек, здесь почтительно считалось работой.
     Способности Алексея также были сродни его работе и требовали воображения, но ценились меньше, чем кулинарные. Он умел рисовать, и это позволяло ему не только наблюдать натуру во всех климатических проявлениях. Отдельными мазками открытого сочного цвета он выстраивал контрастные цветовые гаммы, созвучные настроениям арктической природы. А уплощенные объемы и крепко сбитого зимовья, и длинноруких антенн в паутине растяжек, и покосившихся хозяйственных пристроек, и разбросанных ветром пустых поржавевших бочек из-под горючего - всего, чем человек обозначил свое пребывание в Арктике, ложились выразительными вкраплениями в пейзажи и выдавали авторские ощущения затерянности и скрываемой грусти.
     Полярная станция стала его мастерской, а посеребренная льдами вечной мерзлоты окраина Земли напоминала убеленную сединой классную руководительницу, к которой Алексей в годы своего оголтелого отрочества регулярно приводил родителей, «повинных в недостатках его воспитания и в избытке генов непослушания». И теперь казалось, что во искупление школьных грехов Алексей регулярно берет в арктическом краю уроки мудрости и терпения.
     Свои размышления о событиях минувших дней он записывал в дневник. Точнее, это были несколько общих тетрадей, неторопливо исписанных его крупным изящным почерком. Будучи человеком терпимым к чужой категоричности, равно как и мнительности, Алексей самовыражался ненавязчиво, но убедильно. И если «язык дан нам для того, чтобы скрывать наши мысли», как утверждал мастер дипломатической интриги, то рука при письме открывает тайные изгибы наших чувств. Что и подтверждали дневники Алексея, раскрывая сокровенные мысли, изложенные без утайки на расчерченных в линейку страницах.
     Небольшая библиотека, собранная его предшественниками сообразно их литературным предпочтениям, была прочитана за первый же год зимовки.
     Вклад Алексея в общую книжную копилку был  не велик - всего четыре книги. Три из них он купил на книжном базаре прямо в аэропорту. Они, скорее, отвечали вкусу симпатичной кареглазой брюнетки, бойко торговавшей ими и попутно кокетничавшей с Алексеем, убивающим время в ожидании своего авиарейса. Она суетливыми движениями перемещала свой товар на лотке, будто раскладывала пасьянс на исполнение желания, и украдкой поглядывала на романтического вида парня. Казалось, еще на пару часов отложат вылет самолета, и девушка вкупе с книгами соберется и улетит верной подругой за героем-полярником осваивать советскую северную целину. Но саднящий слух дикторский голос  объявил о начале регистрации на авиарейс и рассеял девичьи грезы.
     Четвертой книгой был сборник стихов Бодлера «Цветы зла». Их трагический аромат казался Алексею наиболее гармоничным с его осуществившейся мечтой о бегстве с Большой земли, на которой он увяз в топи житейских неурядиц и разочарований, приходящих с первым опытом прикладной любви. Позднее он уже не разлучался с небольшим томиком, обернутым в сафьяновую обложку. Живя на полярной станции, он с удивлением обнаружил: тот самый бодлеровский сплин прочитывается в угрюмой задумчивости арктической природы, где «тени прошлого так тихо пролетают под вальс томительный, что вьюга нам поет». Но подспудно Алексей надеялся, что время размоет эти «тени», как наносной темный пласт, под которым скрыты светлые и дорогие ему поэтические настроения Максимилиана Волошина - умозрительные и тонкие, как  его же, Волошина, «жемчужные акварели». И эта надежда была для Алексея отложенным выздоровлением от хандры.
     О событиях в мире полярники узнавали по радиосвязи да из газет, жадно прочитываемых от корки до корки. Нередко газеты вместе с письмами просто сбрасывались увесистой посылкой с пролетающего над ними вертолета. Время от времени в этих посылках Алексей находил листы белой бумаги, краски и карандаши, которые для него заботливо упаковывали в поселке его сослуживцы.
     Упиваясь уединением, Алексей не торопился расстаться с ним. Напарники менялись, отработав договорные сроки, а он будто вмерз в нетающие льды.
     В годы зимовок Алексея уложились переломные события 90-х, раскроившие карту Союза на множество государств. Сеть полярных станций тоже начала рассыпаться. Закрытие любой из них, как разрубленный узелок, делало эту сеть все более уязвимой. Но самое печальное, что люди, первыми попавшие под эти ветры перемен, выдавливались из Заполярья. «Материк», взбудораженный крайностями новых веяний, встречал приезжающих северян отчужденно, почти враждебно. И это вносило разлад и смятение в человеческие судьбы, а зачастую надламывало их.
     Попал «под раздачу» и Алексей с очередным напарником. Получив предупредительную депешу от начальства о закрытии полярной станции, они недолго погоревали, а потом забылись навалившимися хозяйственными заботами и сборами.
     К прибытию вертолета уже экс-зимовщики сбрили по арктической традиции бороды, обнажив рельефно-белые щеки и подбородки, что делало их похожими на актеров-мимов, по-енгибаровски грустных и задумчивых, которые растерянно передвигались по вертолетной площадке среди вороха собранной ими поклажи, словно готовились к следующему акту пьесы из их бродячей жизни…
     Не поднимая друг на друга глаз, они спешно загрузили вертолет и вылетели в поселок, сделав прощальный круг над обезлюдевшей и постепенно остывающей станцией. Сверху она походила на поверженную пургами крепость, отданную на разграбленье победителю.

3.
    3.
     Два обращенных друг к другу берега, обжитых полярниками, и были поселком. Один берег - краешек материка, второй - часть острова в Карском море недалеко от устья Енисея. А в сущности это два небольших вполне самостоятельных поселения, разделенных четырехкилометровым проливом и объединенных общим легендарным названием, которое десятилетиями манило и прагматиков, и романтиков.
     Все земли, которые по-казенному определяются «постоянным местом жительства» человека, лежали южнее этого поселка. Даже коренные северные «бедуины», веками пасущие стада оленей в тундре, на этих широтах не кочевали. Не выжить. Да и таежные сибирские чащи отсюда виделись райскими кущами… Но душа от осознания причастности к этому северному пределу здесь почему-то не холодела.
     Обычно поселок становился транзитом для тех, кто выезжал с зимовок на Большую землю. Но там, в далеких пенатах, Алексея никто не ждал. Так казалось ему. И он осел на островном побережье.
     Покинув зимовье, в котором строгим и ограниченным порядком, как в ледяном ските, текло его бытие, бывший отшельник вдруг бесшабашно распахнулся для всех радостей жизни.
     Соскучившись по лицам, он охотно рисовал портреты, передавая им свой особый эмоциональный подъем. Тем более что рисовать приходилось в основном северянок. Мужчины позировать не любили и пренебрежительно считали это занятие сродни женскому кокетству.
     Его эротические фантазии многолетней выдержки неминуемо должны были выплеснуться. Образ каждой из представляемых ему женщин он силою своего художественного воображения мог довести до совершенства и увлечься им.
     Так уж сложилось в поселке, что какой-нибудь доморощенный Казанова, осчастливив чужую жену, оставлял жителей безучастными к своим похождениям, порождая только очередной анекдот. Но к Алексею отношение было настороженным, как к человеку, приподнятому над другими людьми внутренней свободой и одаренностью. Он не заметил, как попал в окруженье кривотолков и домыслов, которые складывались поленницей в его порочную репутацию.
     Здесь у него был друг Сергей, связанный с ним годами юности, течение которых не спотыкалось о дутые спичи юбилеев, а безрассудно оглушало откровенностью желаний. Сорвавшись с насиженных родителями семейных гнездовий, они, каждый движимый своей первопричиной, встретились в арктическом поселке, как залетные птицы.
     Вернувшись с полярной станции, Алексей нашел многих своих приятелей уже состоявшимися отцами семейств. Вольная холостяцкая жизнь еще волновала их остротой воспоминаний, но не больше, чем дежурная тема на мужских посиделках, когда хотелось ностальгически поскулить под водочку.
     Первым разыскал Алексея на острове Сергей, обосновавшийся с семьей на противоположном берегу поселка.
     - Леха, привет! С возвращением, дружище! Ты, брат, даешь: приехал и залег. Только по слухам и узнал, что ты здесь, - радостно и с укором приветствовал друга Сергей, похлопывая его по плечу.
     - Здорово, Серега! Да ведь распутица была – к вам не доберешься.
     - А позвонить ты не мог?!
     - Ладно, не бухти. Лучше расскажи, как ты.
     - Новостей куча! На бегу не расскажешь. Сейчас вот отправил жену с дочкой на юга. Так что подгребай на пивко. Все и обсудим. Кстати, у меня к тебе просьба. Хочу жене сюрприз сделать. Портрет ее по фотке нарисуешь? А я рамку сооружу. Идет?
     - Готовь фотографии, разберемся! Приплыву рейсовым катером завтра, - уверенно пообещал Алексей.
     - До встречи!
     Алексей зачастил к другу. Творческий процесс под пиво пошел радостно и успешно. Портрет к приезду семьи Сергея был готов и торжественно повешен на стену.

4.
     Прошло несколько месяцев. Карнавальные краски впечатлений и бронза загара, прихваченные вернувшимися из лета отпускниками, были выбелены и стерты нескончаемыми метелями полярной ночи.
     Алексей устроился на работу, оброс новыми знакомствами и втянулся в размеренные будни островного поселка.
     За это время он так и не навестил семьи своих приятелей и от всех предложений отметить вместе тот или иной праздник под любым предлогом отказывался. С некоторых пор вечеринки семейных пар Алексей избегал. Он считал их церемонными и даже притворными, где на холостяка мужчины смотрят с тайной завистью, а женщины с готовностью к интрижке. Это отторжение напоминало побочную реакцию на неудачную прививку от одиночества после возвращения с зимовья.
     Однако приглашение Сергея на его день рождения принял с интересом. Алексея удивляло, что его друг, не отличающийся сентиментальностью, с почти детским азартом готовил для жены подарок – ее портрет. Он дотошно подбирал для рамки нужные сорта дерева и лака, тщательно ее выпиливал и потом шлифовал до безупречности. Алексей даже не осмелился предложить просто прикнопить его рисунок к стене - столько усердия было вложено в обрамление. Вера, по словам Сергея, была растрогана их совместным произведением, что давало Алексею определенную фору перед этой встречей.
     Он переступил порог знакомого дома вместе с клубами холодного воздуха, занесенного им с мороза в теплую атмосферу жилища, разогретую праздничным настроением и обильно готовящейся на плите едой. Друзья обменялись приветствиями. И Сергей, с видом успешного фокусника, нарастяг прокричал:
     - Ве-роч-ка, у нас еще гости!
     Не успев снять передник, продолжая на ходу разговор с добровольными помощницам из числа уже пришедших гостей, Вера вышла к мужчинам, окунувшись в очередную порцию коридорной прохлады.
     Отсутствие красоты на ее лице не было броским, оно скорее было предупредительным. Открытые серые глаза говорили: «Я все о себе знаю. Но если вы потрудитесь, если вы захотите, то и вы узнаете многое. Я же приму ваше отношение ко мне таким, какое оно есть». Это внутреннее состояние женщины, живущей в гармонии с данностью, придавало ей особое обаяние.
     Переведя дух, она улыбнулась и протянула гостю руку.
     Алексей поднес ее к своим обветренным губам и после короткой паузы осторожно, будто держал фарфоровую миниатюру, выверенным движением опустил ее.
     - Здравствуйте, Алеша. Вы ведь Алеша, я не ошиблась? 
     Сергей, стоя за спиной Веры, сильными руками обхватил ее, опустил колючий небритый подбородок жене на плечо и негромко произнес:
     - Вот, Леха, моя Верочка.
     Алексей молча кивнул. Он снял тулуп, засунул в рукав шапку, не найдя на вешалке свободного места, смущенно пристроил свое верхнее облачение на полу.
     - Алеш, - Вера беззвучно рассмеялась. - Вы спальное место для кого-то готовите? Дорогой, помоги гостю. Вы уж извините, а я на кухню.
     И тихо добавила:
     - Спасибо Вам. За портрет.
     Застолье было щедрым, разговоры непринужденными. Вера умело и дружелюбно направляла общий поток праздничного многоголосия в русло живого и остроумного общения, не давая образоваться какой-либо мутной заводи. Ее приятный грудной тембр голоса был различим в словесном ассорти из тостов, шуток и прочей бодрящей мишуры.
     Нетрудно было понять, что случайных людей на семейные праздники здесь не собирали. Всех присутствующих связывали особые братские отношения, не кичливые и плакатные, с размытыми и бравурными лозунгами, а хранимые от чужих глаз, как в благополучных многодетных семьях.
     Алексей, сидевший поодаль от хозяйки дома, открыто присматривался к ней. Он вдруг понял, что, заочно изображая Веру, правильно уловил ее харизматичность, прикрытую  мягкой женственностью. Таким личностям отпущено с лихвой природного темперамента, находящегося под опекой нравственности. Они умны, изобретательны, всегда притягательны для мужчин, при этом умеют заручиться женской солидарностью. Про них не говорят сочувственно «умница» - им завидуют.
     Алексей поймал на себе встречный взгляд Веры.
     - Алеша, Вы не скучаете? – негромко спросила она. - Я знаю, что у Вас тоже недавно был день рождения. Хотелось бы и Вас чем-нибудь порадовать. Может, подскажете чем?
     Алексей не спеша поднялся, перевел взгляд  на Сергея, привычным жестом провел по своим пышным, с легкой бесовщинкой, русым волосам, собранным в узел, и размеренно произнес хрипловатым голосом:
     - Серега, силы тебе, чтобы все это не потерять и не превратить в привычку. А пожеланий у меня целых два. Первое, чтобы ты взял гитару и спел «Плотик». Второе, перейти с твоей женой на «ты».
     Второе пожелание утонуло в одобрительном шуме, вызванном первым. Все собравшиеся любили эту песню Лозы, считали ее гимном компании. Сергей, приняв поздравление, вышел за гитарой в комнату, где пировали дети, а Вера, пытаясь быть услышанной Алексеем, ответила, сложив ладоши рупором:
     - Спасибо, Алеша. Какие у Тебя легко выполнимые желания!
     Плотик пытались петь все. Те, которым не было дано ни слуха, ни голоса, ритмично и воодушевленно проговаривали текст, порою заглушая поющих. Единение «отрядной» песней было одной из примет этого дома.
     Когда веселье перевалило за свой апогей, утомленная радость стала искать лирического продолжения. Сергей обнял жену и, наклонив к ней голову, спросил:
     - А мой любимый романс?
     Гости ответили одобрительной готовностью слегка разбередить свои чувства.
     Хозяйка, прикрыв глаза, чувственно, но без вальяжности, с едва уловимой иронией умоляла: «Не уезжай ты, мой голубчик…». Ее голос с бархатной вибрацией и трогательными интонациями звучал проникновенно, ему витиевато вторила гитара.
     Нежная шея Веры была перехвачена тонкой черной лентой, украшенной кристалликом хризолита – «вечерним изумрудом», утонувшим в родничке между ее ключицами. Камешку передавался трепет Верочкиного пения. Прозрачный кристалл, вбирая энергию искусственного света, наделял ее своими волшебными свойствами, а затем возвращал одушевленным, золотисто-зеленым мерцанием, словно обещал своей обладательнице по древнему поверью  сохранить ее любовь, предостеречь от неразумных поступков и наделить даром предвидения.
     «Не зря предлагают потрудиться ее глаза. Есть ради чего», - завороженно подумал Алексей, вспомнив самое первое впечатление от встречи с ней.
     Друзья попросили Веру спеть еще что-нибудь для души, но она понимала, что так можно укачать подвыпившую компанию, и убедительно предложила:
     - А давайте потанцуем. Белый танец!
     В этот момент распахнулись двери детской комнаты, из которой с шумом  высыпали что-то не поделившие ребятишки. Маленькая кудрявая девчушка уткнулась лицом в колени Сергея, поднявшегося к музыкальному центру подобрать танцевальную музыку.
     - Машенька, что случилось? Разве хозяйки плачут? - Сергей взял дочку на руки, чмокнул в щеку и, обращаясь к друзьям, добавил: - Вы уж тут сами, а меня дама ангажировала. Пойду занять детей, а то они устали праздновать.
     Кто-то из гостей подхватил эстафету и поставил подобранный Сергеем диск. Томно зазвучал саксофон.
     Вера решила воспользоваться выкроенной паузой и подготовить стол к чаепитию. Пронося груду грязной посуды между танцующими, она  заметила одиноко сидящего Алексея. Быстро вернувшись с кухни, она пробралась к нему и решительно взяла его за руку.
     Уводящая из реальности мелодия, волнующее дыхание привлекательной женщины возле его плеча, луговой аромат духов, чувственный изгиб ее тела, затягивающая магия кристаллика на  ее шее возымели свое колдовское действие на Алексея.
     Ему вдруг показалось, что он танцует на выпускном балу в родном Питере со своей первой школьной любовью, еще не закрутившей мимоходом его судьбу, как подброшенную в воздух монетку. Он почти с юношеской неловкостью прижал партнершу к своей груди, боясь выдать свои мысли и громким стуком сердца, и блеском глаз, и неуклюжими движениями…
     Казалось, что на них смотрят его родители, еще не увязшие в паутине нелепых разборок и не потерявшие друг друга безвозвратно, и любимая сестра, веснушчатая барынька-попрыгунья с величавой спинкой и непреклонной мечтой о балете, и еще много-много светлых лиц из прошлого… На сцене, ослепляя собравшихся бликами парадной меди музыкальных инструментов, беззвучно играл школьный духовой оркестр… Было слышно только соло. А солировал, волшебно извлекая звуки из саксофона, звездный Фаусто Папетти…
     Скептическая неволя и хандра Алексея пятились под напором обновленных ощущений…
     Зазвучала следующая мелодия, которая не разрушила эту иллюзию. Алексей не отпускал Веру и та, понимающе, не отстранялась…
     Но его взгляд неожиданно остановился на Сергее, увлеченно танцующем с дочкой на руках. Эта трогательная пара неожиданно приземлила фантастическое путешествие Алексея, незримо соединившее память о лучшем и сегодняшний вечер. С последним аккордом он вернулся в гостеприимный дом своего друга.
     - Алеш, мне надо напоить всех чаем. Ты поможешь мне? – с облегчением произнесла Вера.
     - Да… Конечно.

5.
     Сомлевшие, но довольные гости прощались с хозяевами, отпуская последние недосказанные шутки, и благодарили за гостеприимство.
     В ожидании финала затянувшегося расставания Алексей курил на кухне у приоткрытого окна. На ночном небе, не зачехленном тучами, были хорошо видны звезды, устроившиеся отдельными скоплениями в «семейные кланы». Что делало их узнаваемыми созвездиями? Какие силы не давали им рассыпаться по небу и затеряться среди миллионов других одиноких звезд? Может быть, в этом звездном раскладе есть какое-то тайное послание?…
     Сергей был настроен категорично и не хотел ночью отпускать друга идти пешком на остров.
     - Не придумывай и не усложняй. Останешься у нас, а завтра вахтовым автобусом доберешься. Вер, это он тебя стесняется. Скажи-ка ему пару ласковых.
     - Нет, ребята, мне надо проветриться. На улице уже не метет. Я за полчаса дойду, - сопротивлялся Алексей.
     - А медведи?! Если они уже по улицам за людьми бегают…- возражала Вера.
     Она вспомнила недавний случай, когда в центре поселка пересеклись маршруты ее коллеги, школьной учительницы, и двухгодовалого белого медведя. Точнее, он шел вплотную сзади, привлеченный то ли запахом провизии из авоськи, то ли  пышной фигурой  ее приятельницы. Женщину окликнули из открытого окна, желая предупредить об опасности. Она резко повернулась на крик. И неожиданно отвесила сумкой пощечину своему незадачливому юному, по-медвежьим меркам, преследователю. Зверь на минуту отпрянул, ошеломленный таким непочтением. И этого времени ей хватило, чтобы мгновенно взлететь на крыльцо ближайшего дома, словно не было ни земного притяжения, ни длиннополой зимней одежды на ее кустодиевских формах. Молва об этой истории разошлась по поселку, обрастая анекдотичными подробностям о неудачном флирте медведя с дамой, в подтверждение извечного коммунального соседства смешного и трагичного.
     - Верочка, мишки не дураки - они только за женщинами бегают! - отшучивался Алексей. - Ладно, Серег, решаем так: я возьму твою ракетницу для вашего спокойствия. Ты говорил, что завтра с бригадой у нас на острове работаешь, тогда и заберешь ее на обратном пути.
     - Ну, хорошо, Леха. Ты только сразу позвони, как придешь домой. Обязательно позвони, знаю я тебя пофигиста.
     Завершив напутственное слово, Сергей достал из сейфа наторелый в охотничьих переделках сигнальный пистолет, привычно зарядил его и, взяв за короткий ствол, передал Алексею.
     - Спасибо, ребят. Я надеюсь, не испортил вам праздник? - и, заполучив вместо ответа усталую улыбку Веры, Алексей направился к выходу, беззвучно ступая войлочными подошвами унт, покрытых «пелеринами» меха полярного серого хищника.
     Не прошло и часа, как раздался телефонный звонок, и Вера взяла трубку.
     - Алло, все в порядке. Я на месте, - отрапортовал Алексей.
     - Я рада. Отдыхай, Алеш. Мы сейчас с посудой закончим возиться и тоже рухнем.
     -Ты знаешь, Верочка, тебе отдельное спасибо за пение, за белый танец… и за исполнение желаний… Думаю, после такого я вряд ли усну в ближайшее время.
     - Жениться тебе надо, Алеш. Тогда будет кому тебя угомонить. Посмотри сколько красивых молодых женщин…Да ты лучше меня об этом знаешь.
     - Красивых много, теплых мало. А мы, тундрюки, больше всего тепло ценим. Спроси у своего Сергея. Он уже правильный выбор сделал.
     - Спасибо. Твой выбор впереди.
     И, желая переменить тему разговора, Верочка засыпала Алексея вопросами:
     - Как добрался? Устал? Видимость нормальная? Дорогу сильно перемело?
     - «…Ступни горят, в пыли дорог душа… Скажи: где путь к невидимому граду?..» - Алексей неожиданно для себя процитировал строки подзабытого им Волошина.
     - «…Остановись. Войди в мою ограду и отдохни. И слушай не дыша…», - продолжила Верочка после небольшой паузы. – Здорово. Считай это очередным приглашением к нам в гости.
     Она задумчиво улыбнулась:
     - Хотя признаюсь, удивлена таким попаданием, да еще здесь на краю света…
     Сергей подошел сзади, решительно забрал у Веры трубку и наигранно грозно сказал:
     - Не наболтались еще?
     И, обращаясь к жене, добавил:
     - «Дыши, не дыши» - устроила рентген по телефону. Все – отбой!
     Алексей действительно не смог уснуть до утра. Он вдруг понял, как не хватало ему в его растрепанной жизни теплоты этой женщины, ставшей для него в одночасье и желанной, и  по-музейному неприкосновенной. Все годы, проведенные им безвыездно на полярной станции вдали от Веры, уже казались досадной ошибкой, которая позволила разминуться двум схожим душам. И хватит ли теперь сил, чтобы прийти в дом друга гостем, не поддаваясь соблазну вторжения?..

6.
     Прошло несколько дней. После ночной смены Алексей вернулся в общежитие, где занимал отдельную комнату, которую окрестил Пиратским приютом.
     На девяти метрах полезной площади гнездилась казенная мебель, давно утратившая свой первозданный вид. Стены были увешаны выцветшими журнальными фотографиями, доставшимися ему по наследству от прежнего постояльца, да оленьими рогами, довершавшими всю несуразицу интерьера временного холостяцкого жилища. Рога, по задумке того же постояльца, должны были придать жилью величавый северный колорит. Ни меньше, ни больше. Однако их раскидистые ветви, как бюро находок на дому, были практично увешаны шарфами, ключами и другими мелочами, которые в нужное время труднее всего отыскать.
     Особой достопримечательностью считалась отгороженная фанерным листом личная кухня, придающая комнате общежития облик почти квартиры. Она была обустроена самодельным столом, прозванным тараканником по имени рыжих кочевников, с набегами которых жильцы вели затяжную войну.
     Дом как ветхое жилье планировали снести, поэтому он, поскрипывая под атаками пурги, допевал свою лебединую песню.
     Пейзажные зарисовки увесистой кипой пылились на полке. Иногда Алексей дарил их на память уезжающим с Севера приятелям или просто раздавал без повода.
     Он лег на диван и подтянул к уху одеяло, чтобы не слышать шум утренней коридорной сутолоки. Усталость помогла быстро забыться легким сном…
     …В комнату мягкими осторожными шагами вошла Вера. Она подошла к окну и присела на стул, прикрыв рот ладонью, словно боялась быть услышанной. Его меланхолично опущенные к подбородку усы дрогнули под ее ласковым и пристальным взглядом. Он приподнялся и подошел к ней.
     - Верочка, а у меня есть еще одно, третье желание, - прошептал Алексей, не удивившийся этому визиту. Он аккуратно перехватил ее руку и сел напротив.
     - Я знаю. Мне Сергей рассказывал, что когда долго и безвыездно живешь в Арктике, очень скучаешь по дождю. Бывает много снега, много солнца и темноты. А дождя, настоящего теплого дождя не бывает никогда.
     - Да, ты права. Это так. Мне очень хочется попасть под проливной дождь, почувствовать его очищающее прикосновение, подышать воздухом, замешанным на запахе полевых цветов и скошенных трав - твоем запахе… Хочется слышать и разгадывать вместе с тобой прерывистую «морзянку» дождевых капель и кружиться с тобой под эти звуки… А ты хочешь этого?
     Верочка не отвечала.
     - Ты молчишь?
     - Алеш, ведь это твои чувства. И я хочу отвечать тебе так же – не произнося ни слова, разговаривать сердцем.
     И, повременив, печально добавила:
     - Но думаю, что это твое желание никогда не исполнится.
     - Почему? Ведь все ясно и просто.
     - Потому что тебя пригласит на белый танец другая...
     - Но я не хочу быть с другой.
     -  Партнера на белый танец выбирает дама…
     В дверь громко постучали, и Алексей очнулся ото сна, который неизменно являлся ему после знакомства с Верой и прочно цеплялся за память подробностями. Так зонтики белой пушицы цепляются за свой колосок, противясь губительным северным ветрам.
     В полуоткрытую дверь просунулась нечесаная голова Сашки - соседа и доброго приятеля. Только год назад он окончил Арктическое училище и был на девять лет моложе Алексея, которому стремился безоглядно во всем подражать, искренне и наивно видя в этом основу для мужской дружбы. Сашка понимал надуманность разговоров об Алексее, которыми грешили некоторые доброхоты, ханжески припудривая моралью свою зависть, и отсекал все сплетни и пересуды.
     - Леш, привет. Пойдем партийку распишем. У нас одного человека не хватает.
     - Иди к черту. Дадите вы мне хоть раз выспаться? - Алексей схватил увесистый унт и швырнул им в сторону двери.
     - Леш, - не унимался Сашка, - ты продрых восемь часов. Пойдем, перекинемся в картишки, а вечером - в клуб. Между прочим, вчера о тебе Нинка спрашивала. Почему, мол, не появляется. Около нее Длинный из порта крутится. Смотри, уведет твою бабу. Пойдем.
     - Я тебе, по-моему, адрес подсказал.
     И после паузы, смягчившись, предложил:
     - Кузьмича возьмите для комплекта. Я не могу, мне в поселок к Сереге надо, насчет рыбалки договориться.
     - Так и мы с Кузьмичом собираемся на недельку под отгулы выскочить. Поедем с нами, сподручней же. Чего тебе с поселковыми связываться?
     - Надо мне! Понял?
     Он резко поднялся, попутно содрал со стен попавшие под руку журнальные картинки, приклеенные кем-то с любовью, оделся и вышел.
     Лед в бухте был еще очень прочным. Метель застелила его плотными белыми простынями, и поземка тщетно пыталась разгладить торчащие под ними небольшие торосы. Сполохи северного сияния неоновой рекламой арктического великолепия перекатывали прозрачный свет миллионами игольчатых трубочек. Видимость позволяла различать огни в домах материкового поселка. Вглядываясь в них, Алексей прокладывал свой курс.

7.
     Заброшенную мастерскую порта Сергей с разрешения начальства отремонтировал и переоборудовал в балок для своих хозяйственных нужд. Он соорудил здесь коптильню для рыбы. Часть помещения отгородил под гараж, где хранил и постоянно ремонтировал вездеход и снегоход «Буран». В центре сложил небольшую печь. Смастерил лавки, стол и поставил их у заколоченного окна. На вбитых в бревенчатые стены гвоздях висели рыболовные сети на манер театрального занавеса, словно дожидались открытия сезона. В этой протопленной и колоритной «гостиной» иногда собирались мужики потолковать о делах насущных, попить пива и просто удрать от домашних забот. На растянутой проволоке всегда аппетитно вялилась рыба, так что закуска была под рукой.
 Вера не одобряла эти пирушки. Но женские назидания делали Сергея раздражительным и дерзким. Его не по возрасту лысеющая голова набычивалась, губы напрягались и сыпали обидными и грубыми словами. После выброса этого эмоционального сгустка гордыни и несдержанности он быстро приходил в себя и неловко отшучивался: не обращай, мол, внимания, дай мне пары спустить. Она понимала, что издержки его норова и были одной из причин недолговечности его первого брака. К тому же, основными занятиями мужа-добытчика вне работы были все-таки «железки» (так он называл свою технику), рыбалка и охота.
     Продвигаясь по бухте, Алексей разглядел свет в окне балка. Со смешанным чувством досады и облегчения он принял решение идти на этот огонек.
     В прокуренном балке, заняв каждый часть своего пространства, витали насыщенные запахи свежекопченой рыбы, бензина, древесных опилок и легкий матерок.
     За столом, наморщив лбы, сидели Сергей и трое его приятелей. Они с докучливостью самовыдвиженцев деревенского масштаба, вынашивающих замыслы государственного размаха, обсуждали  предстоящую поездку на зимнюю рыбалку. И эта скрупулезность была не столько потешной, сколько уместной. Проговаривались все детали, так как малейшая оплошность при подготовке могла в дороге стоить жизни.
     Алексей присоединился к тактическому сбору, внутренне усмехнувшись над своей прозорливостью.
     Подводя итоги, Сергей с нарочитостью глашатая зачитал с тетрадного листа:
     - На продукты, бензин и напитки сейчас скинулись. Патроны, Иваныч, за тобой. И оформи на всякий случай лицензию на пару оленей, на это соберем дополнительно. Федор с Димкой закупают продукты. Я готовлю технику. Что еще? Все остальное обсудили. Лех, а ты по каким делам?
     - Пятым возьмете? - буднично спросил Алексей, обращаясь к честной компании.
     - Без проблем, если тебя отпустят. У вас, вроде, котел на ремонт встал? – спросил  Сергей.
     - Латаем, пока на резервном работаем. А с подменой на дежурство я договорюсь.
     - Хорошо. По подготовке ты расклад слышал. С вечера у меня останешься, а рано утром «на коня». Но это еще через недельку, по погоде сообразим.
     Все одобрительно закивали в предвкушении экстремальной мужской забавы и стали расходиться по домам. Сергей и Алексей выходили последними.
     - Лех, пойдем к нам поужинаем, - предложил Сергей.
     - А твои дома? – посмотрев в заветную сторону, спросил Алексей.
     - Да где ж им быть? Мама, наверное, на телефоне висит. Трубку под ухо сунет, на кухне крутится и с подружками успевает болтать. Спасу от них нет! Невозможно дозвониться… Дочка книжками шуршит, интересуется. Любит истории всякие слушать, особенно про зверюшек. И в садике им рассказывают воспитатели, и ребятишки сами придумывают. И мы сочиняем байки по очереди. Без крови, конечно. А в жизни, когда дело с хищниками имеешь, таких историй мало. То они нас, то мы их. Сам знаешь.
     Алексей отсутствующе кивнул.
     Добравшись до развилки, он вдруг остановился. Ему так нестерпимо захотелось увидеть Верочку, почувствовать ее женскую заботу, побалагурить с ней. Но он понимал, что не готов к этой встрече. Пробудилось непреодолимое желание ясности.
     - Серег, я не пойду к вам, - неожиданно выпалил Алексей. – Не пойду, потому что мне нравится твоя жена. Сильно нравится. Прости.
     И, набравшись духу, движимый инерцией признания и мужским принципом «размахнулся – бей!», уверенно добавил:
     - Я люблю ее.
     Молчание накрыло обоих... Между друзьями никогда не стояла женщина. Они единодушно считали мужскую дружбу выше отношений полов и прочей лирики. Была уверенность, что их проверенный временем дружеский тандем никогда не даст сбой. Тем досадней для них оказалась эта осечка.
     - И когда же ты успел? Всего-то один раз виделись. Тебе что, других баб мало?.. Ладно, о чем я? Дай бог, пройдет. А не пройдет – вылечим. Ты уж меня тоже извини. Надеюсь, ее ты этим известием не обрадуешь? - Сергей говорил приглушенно, раздергивая свои мысли на отдельные фразы.
     - Буду радоваться один, - заверил друга Алексей с большой долей самоиронии.
     Опустив глаза, они стиснули друг другу руки, будто подтвердили каждый свое намерение, и разошлись в разные стороны.

8.
     Возвращаясь на остров, Алексей с удивлением почувствовал облегчение после своего объяснения с Сергеем. Груз недосказанности был сброшен, и на душе стало раскрепощенно и радостно. Внутренние монологи ложились на красивые мелодии. И не было сил сопротивляться будоражащей волне желания.
     Подходя к общежитию, он вдруг помедлил и пошел в сторону клуба, куда так настойчиво звал его Сашка. И громко бухающие басы, и пульсирующий цветовой хаос, исходящие от Дома культуры, или клуба, как по старинке его называли, - все говорило о том, что дискотека в разгаре. Здесь традиционно мирно уживались все танцующие: и работающая молодежь, и старшеклассники, и даже подгулявшая компания родителей. А редкие конфликты улаживались всем благородным собранием.
     В лихорадочных всплесках разноцветья Алексей увидел свою подругу Нину, явно скучающую в компании Длинного и нескольких поселковых ребят. Она сосредоточенно присматривалась к снующей у входа публике и поддерживала незатейливый разговор со своими кавалерами.
     Алексей подошел ближе, чтобы наверняка попасть в поле зрения Нины, облокотился о стену и огляделся.
     Сашка среди юных девушек смотрелся крупной птицей на току. Он танцевал спиной к Алексею. По его порхающим рукам и расторопно переминающимся ногам, обутым в паркие унты из черной крашеной овчины, было видно, что Сашку ничего не тяготит и сегодняшний вечер прогулом Алексея не испорчен.
     К Алексею пробились возбужденные интонации его подруги, по которым он понял, что его заметили.
     - Ты знаешь, - демонстративно обращаясь к Длинному, с воронежским говорком чеканила Нина, - я думаю, что в нашей дыре тоже можно все страсти жизни испытать. Недаром наш поселок называют «маленький Париж».
     «Дурашка, - с умилением подумал Алексей, - парижанка с Енисейских полей».
     И, не дожидаясь окончания многообещающих танцевальных ритмов, отправился в свой «приют».

9.
     Через раздвинутые гардины пробивался голубоватый свет уличного фонаря. В полумраке Алексей подошел к большому сколоченному из крепких сосновых досок ящику, стоявшему в углу его комнаты, и приподнял крышку.
     - Ну что, приятель, залежался? Выбирайся на свет божий. Помоги.
     Об истории появления этого трофея знали немногие. Алексей не любил рассказывать, что этого белого медведя завалил он. Его душа не принимала неоправданной крови. Он часто вздорил по этому поводу с одним из своих очередных напарников на полярной станции Михеем, который втихомолку проворачивал свой убойный бизнес, используя только ему известные связи с нужными людьми.
     Вечерами они собирались за ужином в уютной, располагающей к эмоциональным разгрузкам и общению кают-компании. И пронырливый Михей, изловчившийся сменить коней на переправе через ухабистые годы перемен, частенько пытался преподать Алексею мастер-класс по умению сыто жить. При этом он неизменно прохаживался по периметру комнаты и жестикулировал короткими ухватистыми руками. Произнося свою речь, Михей поглядывал в продольно вытянутый овал зеркала, висевшего над столом. Оно в ответ беспристрастно отражало своим серым блестящим глазом и вечернее дефиле Михея на поскрипывающих половицах, и вкушающего хлеб и зрелище Алексея, и статику опрятной, приближенной к домашней обстановки кают-компании.
     - Учись, - категорично заявлял Михей. - Пару шкур для заказчика - и у меня квартира в Тамбовской области. Ну любят они своих баб экзотикой побаловать. Наверное, в сказку попадают, лежа на шкуре-то. В тыщу и одна ночь!
     Наставник, напряженно покрякивая, улыбался. И, повременив, глубокомысленно продолжал:
     - Их, богатых, хрен поймешь. Как вывезти шкуру - проблема заказчика, чаще всего через посредника. Нужные людишки везде есть! За большие бабки и в цементной стене брешь найдешь!..
     И, замирая у зеркала, победоносно изрекал мораль нравоучений:
     - Бить надо тараном в одну точку, а не дрейфовать по жизни! Это тебе не мазней по бумаге заниматься и не Бодлера у окошка читать, - делая ударение на первый слог  фамилии, авторитетно заканчивал напарник.
     Такое явление, как Михей со своими ограниченно шкурными интересами и пробойными принципами, в особую атмосферу полярных станций надолго не вписывается. И действительно, в подтверждение своих постулатов он уехал уже через год в новую квартиру улучшенной планировки, обещая жениться и привести хозяйку в свое благоустроенное гнездо.
     Изменить себе Алексея заставил случай, едва не ставший для него трагедией.
     Как-то летним ясным днем он спустился к морю «поработать карандашом» и по обычаю прихватил карабин, без которого старались от зимовья не отлучаться. К тому же, Алексей использовал его как опору для устойчивости так называемого этюдника, сделанного им из фанерного ящика для консервов, завезенных в навигацию. Любуясь красками редкого солнечного дня, что-то негромко напевая под шум прибоя, он не почувствовал приближающуюся к нему смертельную опасность.
     Прозрачный морской воздух незримым проводником молниеносно донес сумбурные и громкие крики. Алексей поднял глаза и увидел на крыше зимовья Михея, кричащего и жестикулирующего в его сторону.
     Крыша была тем местом, где можно не спеша полюбоваться круговой панорамой обжитого ими пространства. В ясную погоду горизонт ложился ровной непрерывной линией, отделяя от небесного купола огромную площадь земной тверди и морской глади, либо подернутой скоплением белых льдин, плавника и чаек, либо скованной льдом. Зимовье темной точкой определяло центр этой символической окружности. Занимаясь хозяйственными работами, напарники забирались на крышу, чистили ее от снега или латали дыры, при этом каждый раз испытывая чувство свободы и полета. Когда горизонт размывался маревом и стирались границы обозримого, Алексея будто затягивало в гигантскую сферу, где нет времени и земных ориентиров. Михей тоже бывал на крыше и тешил свое самолюбие, ощущая себя продолжением символической оси Земли, вокруг которой на расстоянии вытянутой руки вращаются  все материальные блага.
     Теперь их маленькое развлечение помогло Алексею выжить. По сигналам, которые Михей подавал с крыши, он вдруг обо всем догадался. Схватив карабин, он резко повернулся. Прямо за его спиной в угрожающей стойке на задних лапах стоял, приготовившись к нападению, белый медведь. Все решили мгновения. Алексей разрядил карабин, и медведь огромной смертоносной лавиной обрушился всего в нескольких шагах от него.
     Михей торжествовал. Вечером они распили бутылку разбавленного спирта, припрятанную для праздничного случая, и Михей начал торг.
     - Давай я все организую, вместе обдерем, обработаем, тушу сожжем и привет. Бабки поровну.
     - Дарю. Помочь помогу, чтобы за ж… не взяли. Замучаешься потом от органов отписываться. А торгуй уж без меня, извини.
     - Не кисни, Леха! Считай, в рубашке родился! А этих людоедов все равно передавят, когда придут какую-нибудь нефть качать или золото мыть, которое здесь к подметкам липнет. Руки не дошли еще до здешней кладовой. Прикинь, я еще и помогаю, в светлое будущее дорогу расчищаю,- самодовольно ерничал напарник. – Ты же сам нашего племени рыбаков-охотников! Чего в позу-то «зеленую» становишься?
     - Какая же на фиг это охота, когда ты недоросля годовалого запросто укладываешь? Хотя спорить с тобой - что звонить Благовест среди безбожников. Я свое слово сказал, - подытожил Алексей, уставший от впечатлений прошедшего дня и бесконечных препирательств с Михеем.
     На том и порешили. Михей выехал с полярной станции раньше Алексея и вывез шкуру.
     Но, когда Алексей перебрался в поселок, его ожидал сюрприз. На складе в заколоченном огромном ящике лежала замаскированная под домашние вещи шкура, спущенная с его несостоявшегося убийцы.
     Уезжая на «материк», Михей крупно написал фамилию Алексея на ящике и сдал груз на хранение. Что заставило Михея отказаться от такого «куска», не известно. То ли контейнеры с домашними вещами тщательно проверяли при отправке на «материк», то ли память о себе добрую хотел оставить…

10.
     Алексей не любил вспоминать эту историю. К тому же, он был подмят сегодняшними событиями, хотя побежденным себя не чувствовал. Напротив, он смог перешагнуть через барьер двусмысленности.
     Он по-прежнему не представлял, что будет дальше. Но как же все ясно было сейчас! Хотелось быть с любимой женщиной, ощутить, как она, движимая силою взаимного влечения, податливо вторит каждому твоему, и только твоему, прикосновению…
     Он перевернул ящик на бок и сильными движениями начал вытягивать его содержимое на пол. Грузная шкура крупного белого зверя, распластавшись, будто в падении, укрыла все изъяны старого полопавшегося линолеума, придавив своею тяжестью и сорванные накануне картинки, и неприбранную обувь. Огромная, с полуоткрытой пастью медвежья морда, ставшая усилиями рук человека просто продолжением шкуры, легла на диван грозным чучелом. Тесно было зверю в ограниченном пространстве человеческого жилья.
     Повседневная убогость и скудость интерьера, припорошенные мехом, искрящимся в монотонном свете, идущем через окно, отступили.
     Маленький старый кассетник внес в атмосферу ожидания негромкие романтические мелодии, под которые плавно скользило время.
     Дверь, скрипнув, резко и без стука отворилась. В дверном проеме контрастной аппликацией вырисовывался женский силуэт.
     - Проходи и, пожалуйста, ничего не говори.
     Нина недоуменно повременила, но одолеть искушение не смогла, забыв сразу все заготовленные обвинения и недовольства.
     Алексей крепкими руками стиснул худенькие женские плечи, беззвучно требуя покорности. Затем бережно, словно боясь упустить пойманную руками рыбку, уложил Нину на жесткую и лохматую шерсть и, не торопясь, раздел ее.
     Ощутив обжигающие прикосновения ворсинок шкуры некогда могучего зверя, Нина что-то невнятно зашептала. Но Алексей прикрыл ее рот поцелуем и укротил язык словоохотливой девушки.
     Его губы ласково вбирали и отпускали тонкую кожу ее шеи, словно что-то искали и не находили.
     - Камушек, - едва слышно прошептал Алексей, проведя меж ключиц влажным языком.
     Нина, растворяясь в незнакомом обожании, ничего уже не спрашивала, боясь упустить счастливые мгновения.
     Густая медвежья шерсть, впитав всю страсть разгоряченных тел, еще долго оставалась теплой. Казалось, что ее навестила жизнь.

11.
     Нина очнулась в белом море медвежьего меха, сбившегося волнами от шквала ночных эмоций и согревающего своими объятиями. Ее рыжие кудри были рассыпаны вокруг головы завитками пламени и напоминали о ночном  «пожаре». Тонко очерченные ноздри уловили аромат свежезаваренного кофе, доносившийся из-за фанерного листа. Она открыла счастливые глаза, легко поднявшись, взяла со стула скомканную Алешину рубашку, поднесла ее к лицу и жадно втянула запах. Потом набросила ее на обнаженное тело, игриво застегнув только на одну пуговицу, и заглянула за условную стену.
     Осторожно подкравшись к Алексею сзади, крепко обвила руками его шею и прижалась щекой к его щеке.
     - Доброе утро, дорогой! – прочирикала Нина.
     Она мысленно отметила, что продолжения не будет, так как Алексея обтягивали тельняшка и рабочие джинсы. И разочарованно спросила:
     - А ты чего это так упаковался? Ты же сегодня выходной?
     - Доброе, - не вдаваясь в объяснения, тихо ответил Алексей.
     Девушка сама взяла «ее» чашку, налила себе кофе и пристроилась рядом с любимым.
     Нина понимала, что прошедшей ночью случилось что-то значительное, так не похожее на все, что было между ними раньше. Она тайно мечтала выйти замуж за Алексея, расчищая все помехи на пути к ее милому, лубочному представлению о семейном счастье. Но никакой встречной инициативы не было. Алексей принимал их свидания как естественную потребность жизни и не хотел ничего менять. К тому же, его отстраненность в последнее время приводила ее в отчаяние.
     И вот ей показалось, что наступил звездный час. Она решила не упускать его и наконец-то выяснить отношения.
     - Что это было вчера, Леш? Ты вел себя как ненасытный вампир, - вкрадчиво начала Нина.
     - А ты знаешь, как спать с вампирами? - пытался вяло шутить Алексей.
     - Леш, я серьезно, мне все очень понравилось. Только почему ты мне даже в такую ночь не говоришь о любви? - переходила Нина в атаку, не желая упустить той самой инициативы.
     - Я не мог.
     - Что значит «не мог»? Язык от счастья проглотил, что ли?
     - Я твой чуть не проглотил, болтушка, - улыбнулся Алексей, пытаясь предупредить назревавшую ссору.
     - Ты не увиливай. И шкуру расстелил. Впечатление хотел произвести?
     - Не мог, потому что обещал. А шкурой дырки в полу прикрыл. Ничего другого ею не прикроешь. И в сказку не попадешь. Не прав был Михей.
     - Что за бред? Кому ты обещал и что ты обещал? Какой Михей? Какие дырки? Ты где витаешь, больной? Ты понимаешь, что я элементарно хочу замуж?! Я детей хочу, в конце концов, - набирая силу голоса, возмущалась Нина.
     - Нин, извини. Умерь свой темперамент. Давай будем общаться спокойно, без истерик.
     - Да это ведь ты меня истеричкой сделал, чертов бабник.
     - Что ты несешь?
     Накалившуюся атмосферу разрядил телефонный звонок. Нина схватила трубку.
     - Алло, - и через паузу она злорадно и подчеркнуто громко констатировала: - Ну вот, я же говорила. Баба тебя какая-то спрашивает.
     И сунула трубку в лицо Алексею.
     Алексей не шелохнулся и раздраженно произнес:
     - Извинись и спроси, кому перезвонить.
     На том конце провода, не дожидаясь от Нины извинений, представились и положили трубку.
     - Какая-то Вера. Сказала, что сама перезвонит.
     Алексей вышел за перегородку, встал у окна, посмотрел на фонарь, чей свет рассеяли утренние солнечные лучи, и закурил.
     - Ну что запсиховал?! Лечиться тебе надо! - продолжала Нина, пытаясь спровоцировать перебранку.
     - Уже и лекарь есть, успокойся.
     - Я вчера, как дура, бросила ребят и к тебе! А ты… вот скотина!
     - Никого не надо бросать ради меня. Прости и устраивай свою жизнь, выходи замуж, воспитывай детей. Но меня уже поздно перевоспитывать. Прощай.
     И Алексей, не оглядываясь, вышел.

12.
     Этажом ниже в такой же, как у него, комнатушке обосновался Сашка. Алексей постучал. Сашка с заспанной физиономией открыл дверь и, просияв, пропустил Алексея в комнату.
     - Саш, оставь меня на полчасика, мне позвонить надо,- хмуро попросил Алексей.
     - А че не из дома? Наверное, кого-то разбудить боишься? - домогался  Сашка.
     - Много вопросов задаешь. Мне уйти?
     - Погоди, оденусь хоть. Я у Ивановых буду. Закончишь - стукнешь.
     Сашка торопливо оделся и оставил гостя одного. Алексей подошел к старенькому телефонному аппарату, задумчиво провел пальцем по трубке, а потом, присев, снял ее и набрал нужную комбинацию цифр.
     - Алло, Верочка, здравствуй. Это Алексей. Я тебя слушаю.
     - Алеша, ты уж меня извини. Я, кажется, совсем некстати позвонила? И здравствуй, конечно!
     - Ты не можешь быть некстати.
     - Алеш, у меня к тебе такой деликатный вопрос! Я знаю, что ты вчера с Сергеем в балке вместе был. Поездку обсуждали, да?
     - Да. И это весь вопрос? – улыбнулся Алексей. - Ты не волнуйся, начинай с самого главного. Я сам волнуюсь.
     - Понимаешь, он пришел какой-то взбудораженный, отказался от ужина, потом полночи мучил меня какими-то дурацкими вопросами. Даже к Маше перед сном не зашел. Вы же друзья. И ты знаешь его взрывной характер. Может, повздорил с кем-нибудь из мужиков или, что еще хуже, подрался. Он ведь скор на расправу, когда выпьет.
     - Ну, во-первых, не переживай. Если Серега приложит кулак, то всегда за дело.
     - Вот успокоил! Алеш, не шути так. Он прикладывает, а потом в милиции объяснительные строчит. Было и такое.
     - Верочка, прости. Не учел твоего волнения. Все было и будет хорошо. У тебя замечательный, умный, любящий муж. У меня друг. Не поел на ночь – для здоровья польза и экономия. Дочка перед сном его физиономию не увидела - тоже хорошо, спокойнее спать будет. Вопросов тебе много задавал – любит тебя, потерять боится. Я вот тоже… с такой радостью с тобой разговариваю.
     - А куда же пропал? Приходи, Алеш.  Посидим, расскажешь о себе, о зимовках своих. Я же о тебе почти ничего не знаю, а тянет к тебе, честно. Ты, наверное, очень хороший друг для Сергея. А я тоже умею быть другом для мужчины, проверено.
     - Я приду, обязательно приду. Да, Серега говорил, что дочка любит рассказы о зверятах слушать. Понимаешь, я на полярке дневники вел, и там у меня много всяких историй из серии «В мире животных». Правда, в дневниках еще и самоковыряния всякие, но ты их Маше не читай. Я тебе  передам, а заодно и обо мне все узнаешь. Надо же нам с чего-то нашу дружбу начинать.
     - Дневники, конечно, замечательно, но ты лучше сам приезжай.
     - Я приеду, вот только сгоняем на рыбалку, затаримся рыбкой, а потом можно и покутить всем вместе.
     - Спасибо, Алеш, ты меня совсем успокоил. Пусть это будет нашим тайным разговором.
     - С детства люблю секреты.
     - До встречи, Алеша!
     -  До встречи, Верочка!
     И, положив трубку, добавил:
     - До встречи, любимая.
      
13.
     Алексей поднялся на второй этаж и, увидев полуоткрытую дверь своего «приюта», понял, что Нина его покинула. Он задумчиво присел на диван, вспоминая телефонный разговор с Верой.
     Взгляд Алексея, непроизвольно блуждающий по пределам комнаты, вдруг встретился с пустыми глазницами медвежьей морды, лежавшей рядом на диване. От этой слепоты повеяло потусторонним холодом. Алексей подтащил шкуру к ящику и несколькими захватами перетянул ее в сбитую из досок «берлогу».
     Он присел передохнуть и вспомнил о своем обещании передать Верочке дневники. Изменяя привычке, он давно ничего не записывал и даже не заглядывал в них. Последние события были такими сумбурными, что не ложились на четкие параллели тетрадного листа.
     Стопка общих тетрадей была глубоко задвинута на верхней полке. Он взял одну, самую толстую и взлохмаченную временем. Здесь были собраны его впечатления от событий первых месяцев пребывания в  поселке, еще до выезда на полярную станцию. Он начал просматривать тетрадь, наугад открывая страницы. Не погорячился ли он, обещая интересные истории для Маши? И нужно ли Верочке знать о перипетиях его жизни?
     И, зацепившись  вниманием за одну из этих историй, углубился в чтение.

     «10 августа 1989 года…
     Пару дней назад был с мужиками на рыбалке. Как же это затягивает! Рыбой затарены уже все мало-мальски прохладные места. Накормлены ею и соседи, и знакомые. Да и я скоро начну светиться фосфором. Завтра Серега на вахте, а у меня выходной. Но я ищу повод выбраться порыбачить снова, пусть даже один и не улова ради. Есть в летней рыбалке ценное отличие от зимней. Это возможность любования природой, которую дарит долгий полярный день.
     11 августа 1989 года .
     Собирался основательно, хотя и ехал в ближний Серегин балок, что в нескольких километрах от поселка. Уже по своему опыту знаю: Север даже летом может отомстить за суету. Уложил в вездеход снасти, хлеб, соль, консервы, горючее.
     Только выехал из поселка – чем-то зацепило гусеницу вездехода. Пришлось тратить время на вынужденной стоянке. Поломка оказалась не сложной, за помощью в поселок возвращаться не пришлось, а вот зритель объявился. Некрупный пес с почти утраченными признаками одной из северных охотничьих пород и с любознательной мордой. Таких бесхозных симпатяг в поселке и в его окрестностях водится немало, особенно у поселковой свалки. Они умеют самостоятельно как-то устраивать свою собачью жизнь даже в этих суровых широтах, при этом не теряют надежду на расположение человека.
     От моих попыток наладить знакомство пес вначале диковато шарахнулся в сторону. Но, поборов опаску, завилял хвостом и сам доверчиво подлез  под протянутую руку, мол, почухай меня для начала. Однако нужно было торопиться наверстать упущенное время, и вместо сентиментальной трепки я открыл дверцу кабины, сел за рычаги и похлопал по сиденью рядом. Пес радостно занял место штурмана.
     По тому, как он вел себя в пути, было ясно, что это не первый его выезд в тундру на вездеходе. Его не пугали ни лязг металла, ни дорожные ухабы. Он спокойно смотрел вперед. За эти повадки я и окрестил его Бывалым.
     Неказистые времянки островками надежды разбросаны вдоль всего побережья. Они дают рыбакам приют, а нередко и спасение.
     И вот уже через четверть часа ближний балок принял нас. Он «корнями» врос в середину небольшого склона, по-летнему принаряженного желтым «кокошником» из полярных маков.
     Разгрузил вездеход. И прежде чем спустить лодку на воду, решил передохнуть.
     Помещение балка служит и кухней, и спальней, и убежищем, и кладовой, в которой хранятся запасы непортящихся продуктов. Сначала, после Питерских дверных засовов и цепочек, меня удивляло, что балки свободны от этих оков и не закрываются на замки от людей. Наоборот, каждый может здесь остановиться на привал, переждать непогоду и найти для этого самое необходимое. Таков закон выживания в Арктике.
     Я достал термос с горячим чаем, чтобы разогреться перед работой в ледяной воде, да пару банок. Сгущенкой обильно залил большой ломоть хлеба (есть у меня такая сладкая слабинка). Да и Бывалому разрешил устроиться в балке, а не за порогом, где обычно держат собак. Он растянулся у моих ног и закрыл глаза то ли от блаженства, то ли от желания скрыть от меня накопившееся чувство голода. Всем своим видом он говорил: «Может, это сон мой собачий? Поверь мне и не гони».
     Я открыл ножом банку тушенки, вывалил в плошку куски размазанного в желе мяса  и поставил у приоткрытой двери.
     Пес степенно поднялся, подошел в указанное ему место и развернулся ко мне спиной. Только по его вздрагивающей холке стало ясно, что он спешит насытиться.
     После трапезы мы отправились к морю. Бывалый, разомлевший от еды и предвкушений, радостно бежал впереди.
     Тонны прозрачной воды под магией земного притяжения и солнечного проникновения плавно перекатывались и светились морской лазурью. Как это у Волошина: «Живая зыбь, как голубой стеклярус…Пустыня вод…». Похоже, хотя и о других морях, о южных. Спасибо солнцу, редкому гостю, которое иногда так балует воображение.
     Улов обещал быть весомым. В эти дни рыба охотно заходит в сети и обманывается на удочку. Решил отдать все, что поймаю, девчатам в столовую, там сгодится.
     В сапогах-болотниках я вошел в воду и начал стягивать лодку с берега. Занятие это заставляет попотеть.
     Бывалый, поднимая тяжелые брызги и радостно повизгивая, бегал с берега в море и обратно, будто швея, прокладывал небольшие стежки между водой и сушей, пытаясь сострочить их в одно полотно.
     Вдруг неожиданно пришло ощущение остановившегося времени и тревожной тишины.
     Согнувшись над лодкой, я медленно перевел взгляд на Бывалого. Пес опустил хвост и в оцепенении смотрел на вершину холма, лишь подергивая чуткими ушами, как будто там была черная зловещая дыра, затянувшая в себя радостное настроение нашего маленького праздника.
     Никаких сомнений не осталось. Там, на холме, во весь свой звериный рост, не черной дырой, а огромным белым комом, возвышался медведь. Он не просто стоял - он принюхивался и, судя по всему, был готов идти на сближение.
     Быстро оценив ситуацию, я понял: шансов нет. Если сесть в лодку, то буду приманкой на воде. Медведь плавает значительно быстрее лодки. Рассказывали, что его агрессия и сноровка в воде изощреннее, чем на земле… Забежать бы в балок, взять ружье… Но балок располагался как раз посередине между мной и медведем. Опередить медведя по суше – бредовая идея. Да и времени на раздумья не было.
     Зверь медленно сделал первый шаг. И вдруг, очнувшись от испуга, Бывалый кинулся навстречу непрошеному гостю. Всю свою ярость, отчаяние, собачье мужество он вложил в этот рывок.
     Медведь, очумевший от дерзости пса-одиночки, притормозил. Осадив медведя, Бывалый с громким лаем начал бегать вокруг него, соблюдая нужную дистанцию.
     Я слышал, что так могут рисковать охотничьи собаки только в стаях. Они кружат зверя, доводя его до исступления и увертываясь от его лап. Но чтобы собака-бродяжка противостояла огромному и хитрому хищнику?!
     И я использовал шанс, подаренный Бывалым. Я рванулся к балку. Заскочив в него, не переводя дух, схватил ружье, зарядил его и выбежал на крыльцо.
     Как же я удивился, когда  увидел, что посрамленный медведь поспешно косолапил в сторону моря.
     Почуяв, что опасность миновала, Бывалый подбежал ко мне, весь как-то обмяк, и только в его умных и мужественных глазах можно было прочитать радость от того, что мы оба живы и наша дружба состоялась».
     Алексей закрыл дневник и подумал: «Вполне  можно пересказать Маше».
     Старая история о четвероногом спасителе имела грустное продолжение, и об этом Алексей писать не хотел, не мог. Они действительно стали неразлучными. Но однажды с приступом аппендицита Алексея срочно уложили в поселковую больницу. Бывалый неотлучно караулил Алексея у крыльца больницы и часто отбивался от нападений сбившихся в стаю собак, на чью условную территорию вторгся по воле обстоятельств. Но своих позиций он не сдавал. Медсестры подкармливали пса, потрепанного в собачьих разборках, а между собой судачили, сравнивая мужское непостоянство с преданностью Бывалого, и завидовали его хозяину. Алексей, оправившись от операции, украдкой спускался пообщаться с Бывалым. Но накануне выписки Алексея из больницы пес исчез. Алексей «прочесал» всю округу, облазил сараи и коробы, но пса не нашел. Он уже знал несколько печальных случаев пропажи собак, которых отлавливали скорняки. Но от мысли, что с его  друга кто-то спустил шкуру на унты или на шапку, становилось больно… и стыдно.

14.
     Зависшее молчание угнетало обоих друзей.
     Впервые за годы семейной жизни Сергей так пошатнулся от ревности. Он вспоминал, как трудно завоевывал Верочкино расположение, лавируя между обломками своей прошлой семейной жизни. Как в условиях, ограниченных поселковым укладом возможностей, обдумывал хитроумные уловки, чтобы встретиться с утонченной и, казалось, недосягаемой для него женщиной, склонив в свои союзники и посредники ее любимую подругу. И однажды, взяв на вечер служебный ГАЗик, долго кружил Веру вокруг поселка по накатанной снежной дороге, увлекая непридуманными веселыми историями, приправленными свойственным ему ершистым юмором. Вспоминал, как остановил машину за поселком и среди обволакивающего безмолвия оглушил Верочку, размягченную радостью непринужденного общения и укачивающей дорогой, объяснением в любви. Он понимал, что она согласилась выйти за него замуж не потому, что хотела стать его женой, а оттого, что ничьей женою не была, несмотря на тесное кольцо поклонников. Потом они оба старались настроить свою совместную жизнь на единый лад, но, как виолончель и походная труба, не звучали в дуэте и выводили каждый свою сольную партию. Только после рождения дочери, очнувшись однажды ночью в тесных объятиях своей спящей жены и чуть не задохнувшись от ее проникающей в кровь близости, Сергей ощутил, что они наконец вместе…
     Первым, под натиском Вериных просьб, нарушил молчание Сергей. Он навестил друга во время его дежурства в котельной. Какофония водогрейных шумов сгладила неловкость их разговора.
     Сергей объяснил, что их поездка на рыбалку откладывается на неопределенное время. Бедолага вездеход, несмотря на свой бронированный облик, по сути давно уже был грудой металла, покоробленного пургами и морозами, и перед дальней поездкой нуждался в замене одного из сработанных жизненно важных «органов», который должны были вот-вот привезти ледоколом из Мурманска.
     Но Алексей предложил другой план. Он был готов в одиночку добраться до озера, где рыбачили  знакомые промысловики, и вывезти несколько мешков отборной рыбы на прицепленных к «Бурану» нартах. Озеро находилось километрах в семидесяти от поселка, и при удачном раскладе можно было бы обернуться за два дня, включая ночевку на зимовье.
     Сергей и сам не раз так рисковал, вторгаясь в бесконечные просторы ледяного ристалища, где испытывал свое право называться мужчиной. За плечами были десятки километров промерзлой арктической тундры, «протараненные» им пешком, чтобы выжить и вернуться домой после того,.. как под нападками пурги сдавалась и останавливалась техника... Но соглашаться с другом не спешил. Да и прогноз на ближайшие трое суток был предостерегающим от таких путешествий.
     Одержимый идеей обуздать навалившиеся на него события, Алексей настаивал на своем и пообещал за день подготовиться к поездке. Но чем усерднее пытаешься накинуть на свою жизнь уздечку, тем круче повороты судьбы. И эти потуги становятся всего лишь ненужным вмешательством в драматичный жизненный ход, определенный свыше.
     На следующее утро друзья встретились в балке у Сергея. Попытки отговорить Алексея от этой затеи встречались с непрошибаемой стойкостью. Подготовленный и заправленный «Буран» с подцепленными нартами стоял на улице.
     Дверь балка неожиданно отворилась, и, нырнув под дверную перекладину, вошел Длинный. При высоком росте и широкоплечей фигуре его нельзя было назвать статным из-за несоизмеримо длинных, хлипких и поджатых ног, как у кузнечика. Все в нем было немного наперекосяк, недотянуто, недожато. В руках он держал небольшой сверток, завернутый в плотную бумагу.
     - Привет, мужики! - наигранно произнес Длинный. - Слышал, на озеро едете. Вчера по рации на связь мужики с озера выходили, просили посылочку собрать и с вами передать.
     - Ну, не с вами, во-первых. Леха один едет. Во-вторых, чего они на тебя-то выходили? Я с ними вчера разговаривал, предупреждал, чтобы Леху ждали, они меня ничем не озадачили,- недоумевал Сергей. - Мы сами тут сообразили, прихватили кое-что. Ладно, давай и твой кулек довезет.
     - А когда отправляешься, Леш, - глядя мимо своего соперника, поинтересовался Длинный.
     - Да вот минут через десять и поеду, чего тянуть?
     - Легкой тебе дороги, - выдавил Длинный, словно зачитал приговор.
     - Иди уже, не отвлекай, - ворчал Сергей, выпроваживая своего сослуживца.
      И после ухода Длинного, покрыв его отступление крепким сибирским словцом, добавил:
     - Чего шлюхается, чего  шакалит? Чего вдруг такая расторопность у байбака?
     Сергей клокотал, памятуя о своих шершавых отношениях с Длинным, который умел манерно отлынивать от всех бригадных авралов даже на аварийных выездах, прикрывая свою лень красноречивой демагогией на беспроигрышную тему о нерадивости начальства.
     Праздность в сочетании с недоброжелательностью была основным злокачеством Длинного, и уже расползлась в его душе метастазами неприятия чужого успеха. Он завидовал даже собственным родителям, признанным в крае врачам-иммунологам, которые в постоянных поисках новых целительных вакцин от человеческих патологий проглядели в сыне порочную болезнь духа. Он оставил их три года назад в Красноярске, а сам перебрался на Север, желая им в доказательство своего превосходства слепить из собственной жизни нечто уникальное и выразительное. Под напором этого желания временно ретировалась даже неповоротливая лень. Но, как суррогатный скульптор, вместо задуманного шедевра изваял только расхожую парковую статую. И дальше не продвинулся.
     - Да прикопай ты это, как кошка д.. прикапывает, - гасил горячность друга Алексей, шаркнув для наглядности пару раз ногой об трухлявый пол.
     Успокоившись, друзья прощались.
     - Лех, как доберешься, выйди со мной на связь. И вообще, поосторожней. Надо бы тебя тормознуть, да где там!
     И, помолчав, уверенно сказал:
     - Как приедешь, приходи к нам, Вера всю плешь проела. Умеешь ты баб зацепить. Ну и я тебя, в общем, жду…
     - Не переживай, я быстро проскочу туда и обратно.
     Сергей от сердца ударил друга кулаком в плечо и потом долго смотрел вслед снегоходу, пока тот стремительно удаляющейся точкой совсем не вдавился в белый воск обозримой дали.

15.
     Разгоряченный добрым напутствием друга, Алексей не заметил, как преодолел часть пути.
     Слабая поземка намела крутые заструги, снег еще не подтаивал, но был рыхловат. «Буран» с трудом преодолевал неудобную трассу, нарты  бросало из стороны в сторону.
     Неожиданно закряхтел движок и снегоход остановился. Алексей с недоумением обнаружил, что бензобак пуст.
     - Вот это мы приехали! – пробасил  он с присвистом.
     Обследовав снегоход, он ничего подозрительного не заметил. К тому же, отчетливо помнил, что они заливали горючее вместе с Сергеем.
     Но настоящее потрясение Алексей испытал, когда обнаружил, что и запасная канистра, которую сам положил в нарты, тоже была пустой. Уловив характерный концентрированный запах, Алексей немного приподнял ее над нартами и увидел большое пятно бензина, который через деревянное дно нарт стек по дороге на снег.
     Тщательно осматривая дно канистры, он заметил маленькое отверстие, сделанное то ли тонким гвоздем, то ли спицей. Такие же повреждения были и на бензобаке.
     Спрятавшись от набирающего силу ветра за прозрачное лобовое стекло снегохода, он присел на сиденье и закурил.
     «Теперь понятно, почему шакалил этот доброжелатель. Облегчил мне дорогу», - подумал Алексей, вспомнив напутствие Длинного. И, докурив сигарету, принял решение идти к озеру пешком. Путь предстоял нелегкий, но при хорошей погоде шансы дойти были. Погода же придерживалась прогноза, слегка опережая его.
     За несколько часов Алексей прошел километров десять. Ноги постоянно вязли в снегу. Ветер наотмашь хлестал лицо холодными иглами. Мороз немного ослабел, но метель набирала силу и начинала кружиться в своем Белом танце.
     Поселившаяся в его сердце любовь горячими волнами крови согревала его замерзающее тело и крепким стержнем распрямляла сгибающуюся от порывов ветра спину. Он прошел еще несколько километров.
     С приближением темноты агрессивность снежного заряда ослабела. Луна рассеянно проявилась высоко в небе раздавленным желтком. Она тщетно пыталась пролить спасительный свет сквозь вуаль непогоды. И коченеющий Алексей видел только мутное мерцание яркой, зависшей над горизонтом звезды. Она почти лежала на снегу, как затаившийся в засаде хищник. В этом коварном ожидании угадывалось желание отнять у человека то ли жизнь, то ли любовь…
     Сердце Алексея, скованного заиндевевшими одеждами, еще дрожало с надеждой воскресить жизненные силы…
     Здесь, в арктической пустыне, где никто его не слышал, напрягая из последних сил губы, покрытые коростой куржака, под звуки уже надорванной сердечной дроби он признавался Верочке в любви. Ему хотелось успеть оставить с нею свою любовь, ее оберегающую силу.
     Воздушная зыбь расслаивала видимость звезды на два огромных светящихся кошачьих глаза. И Алексей встретился с ними взглядом. То ли в бреду, то ли наяву ему показалось, что обманутый хищник метнулся в сторону и отступил, проиграв поединок. Упущенная звездою любовь человека уже пустилась в свое земное странствие, чтобы среди миллионов людских сердец найти единственно нужное…
     Заполнявшее упокоение Алексей встречал без внутреннего разлада, осаждавшего душу всю его недолгую жизнь.

16.
     Алексея нашли через двое суток под большим наметенным сугробом, который навис над ним белым медведем, расправившим могучие лапы.
     Похоронить Алексея мать попросила в Питере. Все скорбные заботы взяли на себя его друзья и сослуживцы.
     Сергей должен был найти необходимые документы и разобраться с личными вещами Алексея.
     Он сидел в осиротевшем Пиратском приюте и перебирал бумаги, раскладывая их на две стопки.
     В дверь кто-то осторожно постучал. И без приглашения вошла заплаканная Нина.
     Сергей недовольно отвел глаза и продолжал озлобленно ковыряться в документах.
     Нина всхлипнула и кротко попросила:
     - Сергей Петрович, я хотела бы взять на память его рисунки. Можно?
     - Нет, нельзя, - обрезал Сергей.
     И, немного подумав, пояснил:
     - Я их матери отвезу.
     Нина села за фанерной перегородкой, укрывшись от колких фраз Сергея. Она съежилась, как подраненная пуночка, и беззвучно плакала.
     Сергей открыл сейф, где хранилось оружие, достал оставшиеся патроны, коробку из-под обуви со сложенными в нее помятыми тетрадями, письма с уже размытыми штемпелями и несколько записок на небольших листах, перегнутых уголком как неотправленные послания. На крышке коробки рукой Алексея было написано: «Для Веры». В ней лежали подготовленные дневники, которые он обещал передать Вере. Сергей положил письма на кипу картин, развернул записку и прочитал.
     Его глаза нервно дернулись. Он молча посидел минуту, а потом распрямился и подошел к Нине.
     - Ладно, иди сюда.
     Нина покорно встала. Он подвел ее к закрытому ящику с медвежьей шкурой и спросил:
     - Ты знаешь, что здесь?
     Она кивнула.
     - Забери себе. Только потом заберешь, когда мы уедем. Нас все равно с таким грузом не пропустят, да и не до него, честно говоря. Мужикам скажу, помогут тебе ящик перетащить.
     - Спасибо, Сергей Петрович. Если бы вы знали… - встрепенулась Нина, промокая нос платком.
     Сергей не дал ей высказаться и перебил:
     - Иди, пока я не передумал. А Длинному передай, что я его обязательно отправлю посылку искать. Он поймет.
     Нина промолчала и вышла.
     Сергей обвел хозяйским взглядом небогатое Алешино наследство. На самодельной полке, проморенной крепким раствором марганцовки, сомкнув разноцветные переплеты, ровно выстроились десятка три книг. Сверху, как не вписавшийся в их стройный ряд отшельник, лежал томик в сафьяновой обложке.
     «Надо бы книжки в библиотеку передать, - подумал Сергей. – Да ладно, с этим без меня разберутся».
     Он плотно прикрыл дверь Алешиной комнаты, спустился на первый этаж и заглянул к Сашке. Тот упаковывал небольшую дорожную сумку. На его бледном лице провалами под глазами лежали две бессонные ночи.
     - Готов? Ты, брат, сам-то держись. Ты мне сильным нужен. Сегодня бери себя в руки и спать, – вразумил Сергей своего попутчика, не углубляясь в печальные подробности.
     - Я собрался, только вот котенка пристрою к Ивановым. Он просил, ну, … перед поездкой той котенка ему достать. К вам собирался, хотел, вроде, вашей дочке подарить.
     У белого чайного блюдечка сидел двухмесячный пушистый серый котенок, настоящий сибиряк.
     - Маше и подарим, - определил Сергей судьбу несмышленыша. – До завтра.
     Он осторожно взял котенка, сунул его за пазуху, спустился с крыльца, окруженного снежным туннелем, по обе стороны которого величаво, будто высеченные из камня, лежали охотничьи собаки. Предусмотрительный хозяин, вернувшийся с зимовья, уродливыми полосами забрил им холки и спины, чтобы не искушать кустарей, подкармливающихся скорняжным делом. Сергей сел в рейсовый вездеход и отправился домой, где предстоял непростой разговор с женой.

17.
     Вечером Сергей выложил коробку на кухонный стол, рядом положил свернутые записки и пошел в комнату за Верой.
     Она, уткнувшись в подушку, лежала на диване. Присев рядом, Сергей погладил ее плечи ладонью и негромко начал:
     - Я должен тебе рассказать, Верочка. Там на столе лежат дневники. Алексей приготовил их для тебя. И еще он оставил тебе записки, в них стихи. Его стихи о любви к тебе. Он прятал их в сейфе, чтобы никто об этом не знал. А я знал. Я очень боялся тебя потерять, потому что он лучше меня...- Сергей, выговорив самое сложное, передохнул и после паузы продолжил: - Не плачь. Теперь я знаю, кто виноват в том, что случилось. Мы нашли «Буран» и дырявую канистру. Тундра умеет хранить чужие секреты… На это он, с…, и рассчитывал. А теперь убедится в этом на своей шкуре… Я его прикопаю. Обещаю…
     Вера присела на диване и, не сводя припухших глаз с мужа, пыталась понять сказанное Сергеем. Ей трудно было сосредоточиться и ухватить главное в его словах. Дневники, стихи, любовь, тундра, месть… Все смешалось. Не стало человека, он выпал, как связующее эти понятия звено, все рассыпалось и потеряло смысл.
     Вера усилием воли встряхнула себя и негромко, но убедительно сказала:
     - Сереж, не надо таких обещаний. Давай лучше себя наружу вывернем. С друзей спросу больше. Я думаю, он туда от одиночества рванул, не за рыбой же. А мы закрылись. Теперь вот и рады открыться, а пусто. И снаружи пусто, и внутри пусто.
     - Не накручивай, прошу тебя! – перешел  Сергей на повышенные интонации. - Он просто вошел в «вираж» и не справился. Твое самоедство не по делу. Ты замужняя женщина, как ты для него могла открыться? А я, а Машка? Ему ведь половины тебя не надо! Да и кто ему даст эту половину!
     - Ты себя слышишь? Человека нет, а ты с ним бабу делишь!
     Отвернувшись от мужа, Вера встала. Но Сергей никому не позволял отнимать у него право последнего слова. Он тоже поднялся. В соседней комнате повизгивала Маша, забавляясь со своим новым пушистым другом. Глядя с высоты своего роста на Веру, подмятую и свалившимся горем, и внезапными откровениями, он вдруг неожиданно для себя  проникся к ней какой-то отеческой жалостью. И, смягчившись, подвел черту:
     - Все, хватит. Не доставай меня высокими материями. Мне завтра лететь, лучше собери в дорогу. К твоему сведению, мы помирились с ним перед расставаньем, может тебя хоть это успокоит…
     Сергей приоткрыл окно и нервно закурил.
     - И еще… Он ведь сбился с нужного маршрута. Думаю, на звезду пошел, на Ирбис. Так ее наши бывалые охотники между собой называют за хищные повадки и светло-серое мерцанье, похожее на окрас снежного барса. Она как раз на нашей широте висит, градусом выше ее уже не видно. И похожа звезда Ирбис на свет в окне зимовья. Уже не один путник так погиб. Леха ведь знал об этом, но обманулся… Говорят, она уводит тех, кто любит. Бред, конечно…
     И, стиснув жене руку, тихо произнес:
     - Пойдем, я все тебе отдам.
     Сергей подвел Верочку к столу. Она взяла одну из записок, развернула и прочитала искренние Алешины слова, похожие на стихи:

Я не буду своим вторжением
Объявлять в твоем сердце войну.
Пусть затянет льдом отрешения
В полынье чистых вод глубину.
 
Я себя заклинаю в этом.
Сам себе отвечаю: «Врешь!
Никогда таким отворотом
Не унять в своем сердце дрожь!»

Может, это и не случится,
Но я жду, что дождем
                придешь,
Чтоб в твоих волосах умыться,
В родничке меж ключиц напиться…

А в висок слово друга стучится,
И теперь говорит он мне:
                «Врешь…»

18.
     Алексея хоронили на старом  кладбище в пригороде Питера, где теперь жила его мать. Общая беда собрала близких ему людей вместе впервые за долгие годы.
     Темные кряжистые деревья, обнесенные кладбищенскими оградками, сдержанно простирали к небу еще голые ветви, на которых кое-где примятой грудой прутьев громоздились вороньи гнезда. Небольшая каменная часовня виделась  символом тихой скорби и угасших человеческих страстей.
     С годами,  когда взрослеет душа и накапливается опыт потерь, детские страхи от посещения этих мест меняются на осознание печальной сути их финальной неизбежности. И чем весомей этот опыт, тем мудрее и спокойнее воспринимается эта суть.
     Сашка впервые прощался с близким человеком. Он, словно контуженный взрывной волной от этой чудовищной, несправедливой потери, пытался найти точку опоры и сильно вжался своим плечом в крепкое плечо Сергея.
     Небо, не предвещавшее никаких неожиданностей, вдруг затянуло тяжелыми тучами. И в непривычное для этих мест время года пошел проливной дождь. Крупные капли стучали о  металлическую крышку и стекали в небольшое застекленное окошко, под которым, прикрыв глаза, лежал Алексей.

19.
     Прошло пятнадцать лет. Верочка вернулась в родное Подмосковье вместе с Машей, которая успешно окончила школу и поступила учиться в один из московских институтов.
     Сергей остался работать на Севере, взяв на себя материальные заботы о семье. Чредой привычных событий тянулись его будни и праздники. Раз в неделю в условленное время  он звонил своим женщинами и после нескольких общих фраз с Верой, подолгу разговаривал с  Машей. Родительская любовь к дочери стала смыслом  его жизни, и сердце сбивалось с ритмов при мысли, что между ними когда-нибудь встанет ее мужчина.
     Вера, окунувшись в суетливую, поверхностную, как ей казалось, городскую жизнь, тосковала о Севере, о друзьях… Но неожиданно к ней пришло радостное успокоение. Она ощущала себя окутанной незнакомым обожанием, которое никогда раньше не испытывала. Оно защищало ее от разрушительной силы унылой повседневности. Это состояние северным послесловием передавалось ее строкам, которые стали продолжением дневников Алексея.
     Она получала много писем и от друзей, и от знакомых северян и старалась не оставлять их без ответа. За эти годы Вера поняла, что безразличие - это леденящая боль для открытого сердца, но еще больнее любить уже обледеневшее сердце.
     На днях Вера получила письмо из Воронежа от Нины, в котором та писала, что сразу после смерти Алеши она уехала домой и вышла замуж. Совсем недавно, на четырнадцатилетие старшего сына, ездила с ним на экскурсию в Питер, где они навестили могилку Алеши. Она просила у Веры прощения за тот телефонный звонок и приглашала ее в гости.
     Нина писала, что очень хочет познакомить ее со своей семьей и поделиться женскими секретами, предопределившими ее судьбу, и за что-то благодарила Веру.
     За оконным стеклом, на безоблачном ночном небе, между узнаваемыми созвездиями мелким рассыпанным бисером искрились одинокие звезды.
     На широком подоконнике, по-ветерански похрапывая, дремал кот Сибиряк – старый волокита, уже утративший нюх и вкус к своим заполярным похождениям, благополучно обменявший их на удобства городской квартиры. Верочка запустила руку в его поредевшую шерсть и слегка потрепала загривок.
     Весна еще очень деликатно пыталась занять жизненное пространство. Она заявляла о своем приходе витающими ароматами обновления, зарождающегося в почках на деревьях и кустах. Воздух, насыщенный влагой, придавал этим запахам особую остроту.
     Вера распахнула окно. Немоту полночной улицы изредка нарушало жужжание такси, пролетающих по шоссе на чей-то зов. И, ностальгически ощутив прикосновение прохлады, прошептала:
     - Действительно все просто и ясно.
     И, задумавшись, добавила:
     - Когда ты рядом…
     Маша осторожно подошла к матери и обняла ее мягкими, родными руками.
     - Маш, а ты что-нибудь о Воронеже знаешь? – задумчиво спросила Верочка.
     - Не много, - ответила Маша, удивившись вопросу. - Областной центр. Говорят, очень красивый город. Да, еще там замечательные мультяшные котята живут на улице Лизюкова, – Маша улыбнулась и по отцовской привычке положила подбородок на Верочкино плечо. - А почему ты спрашиваешь?
     - Меня в гости пригласили.
     - Знакомые?
     - Нет, скорее подруга. Поедем?

Январь 2008 г.
Город Фрязино