Яркие Дни

1

- Ты полон загадок, - сказала она, положила руку мне на плечо и снова посмотрела хитрым взглядом.
Она издевалась. Я никогда не был ни загадочен, ни таинственен, ни оригинален. Я прост как ботинок и не способен на генерацию и последующее сохранение каких-либо тайн. Другое дело - она. Ей жизненно необходимо что-то скрыть, недосказать, ей доставляет большое удовольствие, когда я ее не понимаю. Она может внезапно уйти, и я никогда не пойму, обиделась она или нет, сказал ли я что-то неправильно или наоборот, растрогал ее до глубины души. Она лишь смотрит на меня, слегка прикрыв глаза.

Через час мы выключили свет и легли спать. Она, как всегда, прижалась ко мне спиной, а я, как всегда, обнял ее стройное тело левой рукой - только так могла она заснуть, а мне понадобилось много времени, чтобы научиться именно так засыпать. Через белую занавеску прорывался лунный свет и смешивался с густым комнатным мраком. Я хотел ее, но она уже спала, и мне оставалось лишь целовать ее плечи.

Когда мы спим вместе, а в последнее время мы только вместе и спим, я просыпаюсь не меньше дюжины раз за ночь, хотя в одиночку сплю очень крепко. Я чувствую легкий аромат ее тела, мои руки постоянно находят ее пальцы и сжимают их несильно, губы так и тянутся к ее шее, а ее длинные черные волосы щекочут мой нос. Так, встречаясь друг с другом в мутном полудреме, в темноте, мы чувствуем друг друга, а соприкоснувшись, заряжаемся тонкой истомой и вновь сладко засыпаем... Хотя, может, чувствую все это только я.

Утром я просыпаюсь первым. И здесь, в этом незнакомом для нас городе, ничего не меняется. Поэтому я несколько минут лежу на спине, потом провожу рукой по ее бедрам, и, окончательно проснувшись, встаю с кровати. Мою чашки, варю кофе, потом смотрю в окно, где уже заливисто смеется утро и солнце нагревает двор. Проснувшись, я лишаю комнату сонной ауры, а потому она открывает глаза уже через несколько минут. Как раз готов кофе. Она говорит: "Доброе утро". Я отвечаю поцелуем.

Потом мы гуляем по этому странному городу. Чистые, выметенные до блеска улицы, свежевыкрашенные, словно игрушечные, дома, низкие заборы и бескрайнее море цветов: на подоконниках, в саду, во дворах, вдоль дорог. Все это кажется нам невероятно странным. Воздух пахнет дождем, а небо серебрится солнечным светом. Огромные деревья выстроились в ряд и шелестят листвой, а ветки махают в сторону густого леса, что на горе.

Прохожих мало, но почти на каждой лавочке сидят по несколько старушек в белоснежных, но разрисованных диковинными узорами кафтанах. Каждая компания ведет себя по-особенному: где-то уже тихо запевают песню, где-то спорят, где-то молча, лузгают семечки, а где-то пристально следят за прохожими. Мы же шли и наслаждались природой. Узкая тропинка рядом с асфальтированной дорогой вела нас к восточной части этого городка. На глаза нам так и не попалось ни одного здания выше второго этажа, однако впереди нас ожидало чудо, ради которого мы сюда и приехали.

Она, будучи еще ребенком, случайно уже попадала в этот Странный городок. Вышла прогуляться и добралась до окраины селения, где увидела нечто, что потрясло ее. Что это было, мне она не говорила, однако всегда, когда вспоминала тот день, ее глаза блестели, а зрачки заметно расширялись. И тогда я понимал (может быть, это были единственные моменты, когда я действительно мог ее понять), что Это для нее на самом деле невероятно важно.

Однако, сейчас, когда мы шли к тому заветному месту, ни в ее глазах, ни в ее выражении лица и поведении ничего знаменательного не обнаруживалось. Она шла со мной под ручку с тем же настроением, с каким мы прогуливались ранее по, например, Невскому проспекту. Она подставила лицо свежему ветру, вдыхала ароматы трав и цветов, которые кружили голову и, конечно, полуприкрыла глаза. Мы шли молча. На том краю неба начался дождь.

Когда наша тропинка ушла в сторону от дороги, я не заметил. Дома кончились, осталось только поле. Дождь приближался. Два больших раскидистых дуба взмахнули листьями на ветру и Она остановилась.

- Дальше не пойдем, - сказала она, и на секунду остановила на мне  испуганный, лишенный гордости и обычной своей непредсказуемости, взгляд, - сейчас пойдет дождь.

Дождь хлынул тут же. Мы побежали. Земля мгновенно превратилась в грязь, тропинка исчезла, а вокруг плотным занавесом скрыл от нас происходящее дикий, невиданный ранее, ливень. Было чрезвычайно душно, одежда промокла до последней нитки, ветер застыл в оцепенении, а сами капли неслышно, беззвучно падали на землю, крыши домов, карнизы.

Я добрался до дома лишь через полчаса. Первое время прятался под карнизом, но дождь и не думал проходить: все небо затянуло грязными тучами. Поэтому пошел пешком. Она, как только начался дождь, быстро побежала к дороге, потом я увидел, что открылась калитка старого дома и кто-то впустил ее. В результате весь день я провел один в темной комнате: электричество во время дождя здесь всегда отключают.

Порыскав в шкафах, нашел небольшую свечку и пару спичек. Обнимая тусклый свет, я переводил взгляд с предмета на предмет. Потом взял в руки ее сумочку, на пол упала тетрадь. Я поднял, открыл — это были ее записи, ее небольшие миниатюры, которые она писала раз в неделю. В один момент она прекращала дело, которым занималась, брала в руки эту тетрадь, ручку и ближайшие полчаса проводила наедине со своими мыслями. Мысли прочитать какую-нибудь из этих записей у меня никогда не возникало, но сейчас тетрадь была раскрыта, а ливень тихо нашептывал приятные слова. Беглым косым почерком буквы летали по страницам, в необузданном порыве перескакивая со строчки на строчку. Перевернув страницу, увидел заголовок «Мое утро» - несколько раз она провела ручкой по буквам, неопрятно, но очень поэтично:

Quel admirable air...
J’ aimer le fraicheur.
Белые занавески колыхаются на ветру и не могут улететь.
Какой чудесный воздух…
Я люблю свежесть. Люблю свежесть утреннюю.
Когда просыпаешься и чувствуешь его движение, чистоту и мягкость. Видишь его. Как он колышет белые занавески, пролетает мимо тебя, огибает невысокий деревенский мостик, летит за тысячи километров и возвращается снова.
Встанешь медленно, сладко будет просыпаться тело. Вытянешься, руки расставишь в стороны и вдохнешь…
Что-то сказочное пронесется быстро, не успеешь заметить, просто почувствуешь, глаза заблестят и мысли прояснятся, увидишь все, все вокруг. Землю гладкую, деревья голые, свет увидишь утренний, тусклый и красивый. Дрожь мелкая и осторожная пронесется по тебе, доберется до макушки и ты встрепенешься. Глаза протрешь – не веришь?  Все наяву. Все здесь.
Когда лист упадет медленно на землю, потом поднимется вновь на секунду и скроется из виду, ты посмотришь на небо. Ничего не увидишь. Синие лоскутки неба проплывут, не торопясь, перемешаются и исчезнут в нежной синеве.
Для солнца пока не пора. Его еще тихое утро не ждет. Трава молодая не проснулась и не требует тепла, земля холодная дышит прохладой.
Я дышу.
Я люблю прохладу. Люблю прохладу утреннюю.
Дрожь мелкая снова пробегает и подзадоривает меня, кусается ветерок, и дождь случайный, невидимый, легкий и, похоже, тоже спящий, опускается на землю. Сон навевает. Скучный красивый дождь. Беглый, сильный ветер.
Quel admirable pluie.
Il petit farcuire…


Я захлопнул тетрадь. Читать ее миниатюры под тихий плач дождя было почему-то грустно. Когда я посмотрел в окно, беззвучно сверкнула молния. Когда я лег на кровать, прогремело небо. Когда я закрыл глаза, передо мной явилась Она. Ее легкое платье промокло, волосы растрепались, но смотрела она на меня по-прежнему: легкая ехидная улыбка тронула уголки рта, глаза полуприкрыты.

Эту ночь я провел в одиночестве. Но выспаться мне не удалось. Меня что-то тревожило, а свежий воздух, колыхая занавеску, успокаивал: не заснуть, не проснуться. Лучше бы мне проснуться окончательно, накинуть на плечи старый твидовый пиджак, выйти на улицу и услышать запах леса. Я бы сделал несколько шагов по мокрому асфальту, сорвал бы листок с придорожного деревца... но, самое главное, не думал бы ни о чем.

А так я проснулся рано утром с головной болью и затекшей шеей. Ее рядом не было, и в дом не заходила пока я спал — иначе, я бы понял. На улице опять было тепло и солнечно — казалось, в этом городе другого утра не бывает.

Я оделся и вышел из дома, не позавтракав. Две минуты назад нашел в сумочке ее телефон — ну почему же ты никогда не берешь его с собой? Тревоги я не испытывал, ведь оставалась еще одна версия, за которой, впрочем, зияла пугающая пустота. Я направился по тропинке, пытаясь вспомнить все детали вчерашней прогулки. Меня беспокоило то, что задумавшись тогда, я не заметил, когда точно тропинка увела нас вдаль от дороги.

Дома все редели, лес становился ближе, гора, на которой он стоял, увеличивалась. Вдруг на моем пути показался мост... Мост? Не помню его. Внизу текла грязная речка, по ней проплыло несколько уток. Тропинка исчезла. Значит, - подумал я, - я прошел то самое место, где мы встретились с дождем.

Возвращаясь обратно, я искал глазами какую-нибудь тропинку, уходившую в поле, но ничего такого не увидел и вернулся обратно к хлебопекарне, рядом с которой находился арендованный нами дом. Хуже всего было то, что я абсолютно не помнил, как выглядел дом, в который зашла Она, а также домик, под карнизом которого прятался я.

Открыл дверь в надежде встретить ее. Но меня встретила пустая комната, окно открылось и сквозняк поднял бумаги, которые я уронил на пол утром. Скрипнула кровать, сжалась подушка, солнечные зайцы запрыгали по потолку, я закрыл глаза — твоя загадочность в данный момент слишком жестока.

2

Мне было бы на самом деле тяжелее перенести ее внезапное исчезновение, если бы Она не была такой. А так, я лишь редкими вечерами сидел на кровати и ронял свои почему-то нескупые мужские слезы. В городке я остался на максимально возможный срок — еще на неделю. Денег на проживание у меня бы хватило. А вот отпуск уже кончался и необходимо было ехать обратно в Питер.

Особые поиски я предпринял лишь на третий день и провел несколько часов в полицейском участке. Это было, казалось, единственное место в городе, где не витала эта убийственная деревенская романтика. До границ разрисованный и выкрашенный в одинаковые цвета городок здесь незаметно умирал и превращался в сухие деревянные оконные рамы и грязные стены.

Меня слушали внимательно несколько человек в форме и без формы, особо ничего спрашивали и очень много писали. После чего они прощались со мной и обещали позвонить, несмотря на то, что телефонного аппарата я не видел ни здесь, ни в городке, ни тем более в арендованной мною хижине. У меня же возникал лишь один вопрос и задавал я его каждому, с кем появлялась возможность завести разговор.

Есть ли здесь какое-нибудь особенное место, уникальное для города?

Никто не мог ничего такого вспомнить и обязательно заканчивал разговор словами: «городок то маленький и очень уж здесь все однотипное». Так и было. Дома — одинаковые, дороги — одинаковые, бабушки — одинаковые. Скрытый за густым лесом, этот городок забыл о разнообразии.

Тогда что же могла здесь увидеть Она? Почему мы поехали в этот глухой край, убив свой отпуск. К чему так стремилась она и чего хотела увидеть...

Меня кто-то окликнул.

- Это ты ищешь жену?
- Да, я. Но она мне не жена, - я обернулся и увидел, что сам нахожусь на горе, а в нескольких метрах от меня стоит пастух, рядом несколько десятков овец.
- Ну так и что?
- В смысле? - я поднес ко лбу ладонь и зажмурился, солнце было очень ярким
- Нашел или нет?
- В поисках, - я отвел взгляд: еще один любопытный.

На самом деле, в течение почти недели ко мне постоянно подходили люди и интересовались о результатах поисков. Казалось, что все были в курсе и настолько в курсе, что не показывали на меня пальцем, не перешептывались, а просто сочувственно смотрели. Такое ощущение, что я успел стать давней и известной историей.

Однако, реально помочь мне никто не был готов. Хозяйка дома без стеснения потребовала дополнительную плату, рассказывать о городе мне тоже никто не хотел, даже показать дорогу или объяснить как добраться до того или иного места пока никто не удосужился.

- Говорят, ты ищешь какое-то здание? - пастух вновь подал голос за моей спиной
- Моя жена хотела увидеть что-то интересное. Что это — я не знаю.
- Может быть, бывшее графское имение? - предположил он и почесал свою бороду
- Я не знаю...

Потом он подозвал меня к себе. Пряча взгляд, опустив голову, он рассказал, как добраться до места.

Это имение принадлежало графу Володарскому. Его земли — все, что восточнее. Деревни, которые ему принадлежали, уже давно опустели и разрушены. А наш город никогда к ним не относился, потому тебе никто ничего про имение не сказал.

Я прошел пешком километров пять. За горой, на самом краю леса я действительно увидел разрушенное здание. Несколько метров длиной, оно представляло собой одноэтажный дом с небольшой башенкой посередине. Рядом — маленький разрушенный домик, наверное амбар.

Интересной или уникальной эта постройка лично мне не показалась. Но, кто знает, что может показаться интересным ей? Я вот не знаю. Если я даже нашел то самое место, то что дальше: сидеть здесь и караулить ее?

В самый последний день, за четыре часа до отъезда, я вышел из дома и направился в сторону пирса - отсюда раз в день уходил паром. Особой цели это мое путешествие не преследовало, но что-то делать было необходимо, ведь в этом городе я оставил все свои силы и желания.

К пирсу вела узенькая тропинка, и на ней я впервые встретил такое большое количество людей. Вот, оказывается, где они все находятся в течение дня. Семейные пары, молодежь и пожилые люди с сумками, рюкзаками шли туда и обратно с какой-то невероятной для этого городка скоростью. Вокруг — шум, смех, суета. Меня вся эта, непонятно откуда взявшаяся активность, сначала повергла в шок, а потом встряхнула и  зарядила похожим настроением. Я быстрым шагом дошел до пирса и занял место у решетки, за которой начиналась река.

Как раз подошел паром, ударился об пирс и люди, собрав свои вещи, ринулись на него. Пирс быстро пустел, а крики стали тише. Подул ветер. Мимо прошел паромщик, поправив свою фуражку. Я смотрел на зеленую воду, на тот берег, примерно определил путь движения парома. А в это время на нем заиграла музыка. Раздались аплодисменты и снова я услышал множество голосов. Среди них тонкой ниткой прорывался знакомый и черезчур настойчивый. Я поднял голову — паром как раз начал отплывать от пирса. Ее увидел сразу. Она без умолку болтала с каким-то мужчиной  отчаянно жестикулировала. Она казалась мне совсем другой — яркой, открытой, веселой. Рассказывала какую-то смешную историю и постоянно прикрывала ладошкой свой рот, хихикая. Мужчина слушал улыбаясь. Я смотрел во все глаза.

Паром удалялся. Она меня так и не увидела. А я перевел свой взгляд на высокое дерево, которое виднелось на том берегу.

- Ну что, как поиски?

- Я обернулся. Рядом стоял тот самый пастух и пристально смотрел на меня.

- Не нашел

Он улыбнулся, потом снова дотронулся до своей бороды.

- Ничего страшного. Не зря ты потерял ее именно здесь. Это хороший город: спокойный, нетребовательный и до каждого последнего камешка понятный и ясный.

Паром уже казался черной точкой. На той стороне реки ярко горел солнечный диск. Я вспомнил, что все эти дни в городке были солнечными и очень теплыми. Хотя нет: в тот самый день здесь шел дикий ливень. Не удивлюсь, если он стал для горожан самым значимым событием последней недели.