князь приехал!!! конфликт

(эээх....сразу извиняюсь - конфликт натянут за уши....не мастак...
но "не писать" уже - не можно...
руки чешутся.. голова  образами и фразами исходит...))))... иногда я живу своими сказками....(кстати имеется у меня сказка всей жизни.. зову ее....потому как в ней уже 300 страниц..к концу не собирается....и пишется только когда - плачу, или сильные эмоции накрывают...)( хммм - авторское отступление.. - точнее - как обычно "забредение" в дебри..._)))))))).....)))) %)))

итак Вверена....
****
Так и прошло пол года. Я училась, ела, жила с ними.  Девушки наши так похорошели – к ним ужо и сватов зазвали. И при деревенских любавушках не опускали глаза, не уступали.  А мне,… а что мне… – у меня Снегирь. Бывалые старики быстро объяснили молодчикам, кто Снегирь, и кто я. Мне только и  оставалось, иногда  досадливо хмыкать,  но, в общем,  была благодарна, а то: – не было напасти,..  да  то вот навалит полна чаша…
  Поздне-осенний сон укрыл деревню,  лес тоже  готовился смежить очи.  Живое утешалось утепленными шкурами, даренными Матерью и Дочерью. Боги кликали отставших.  А солнце поднималось все выше, на одно небо вверх, что б воцаряющаяся зима -  только лютовала, но не язвила, не смогла б Марена  его достать.
Тут в тиши размеренной жизни и приплыл легкий корабль с вестью:
 - Соратнички, радуйтесь, возвращается жизнь в ваше захолустье! – прибывает князь Всеволод 1 - Ярославич Черниговский князь,  с воеводой – Гораздом Храбровичем.
Деревенские и вправду проснулись, сбросили грезу, стали гадать -  с гостями ли князь?  если с ними, то быть торгу. - Если один - быть  собирательству дани. Мздаимствовать начнет. 
Тут  уж - я стала расспрашивать, что б не «опростоволоситься» перед чином.
- Ну что ж слушай.-  Мы повалились с Твердом на шкуру медведя перед очагом в гриднице, ожидая скорого  ужина.  Ночь переждут, не  всполошат  же честной люд, - утром причалят, всего скорее.  Потому мы лежали, глядели в притолоку, наслаждались покоем, – ни дать, ни взять – дед с внучкой.  Я опустила голову на широкую грудь, приготовившись слушать, и замерла. Он вздохнул – весь мир перевернулся, и, прикрыв глаза, начал.
- Всеволод грозный  и отчаянный был всегда вояка. Точнее будет сказать даже - отчаявшийся. Любил одну – да жениться не успел – отец опередил.  Он и принял это, как знак, и взялся  не щадить себя в боях. « Раз мирной жизни  не дают – стану  испытывать  живот, и судьбу на прочность».  «Вихлял перед смертью», - смеялся отец. Остановить не пытался – понял раньше самого Всеволода, – таким ладом - он не смерть накличет, – а соседей застращает, и скоро не с кем будет воевать.  Стороной примутся обходить, – особенно литовские племена и  угро – финские.   Истинно, старость князю, он бы обеспечил спокойную, – но не нужно войнам спокойствие и старость.  Предчувствовав смерть – повел Стрый сам отряд войной. Залихватски начал бой, а в конце подоспел Всеволод – у врагов начался переполох, а Ярослав, привыкший к порядку в строе,  вмиг оказался среди бегущих неприятелей, режущих и своих и чужих. Так бессмысленно он и  получил свою часть нелепицы, которой за жизнь не взял.   Всеволод тогда остыл, остановился, и тоже понял – даже приуныл, и для разнообразия - таки принял княжество над  Переяславлем. Но не сиделось ему на месте – рядом слишком  слабым был Чернигов – и он загорелся сделать  город столицей своего княжества, и - началом  пути к Киеву.
Ну, если кратче – совсем он голову потерял – тут и появился я.   Князь смеется и называет меня своей бедой. Потому как я обуздываю его порывы, кстати говоря, Горазд – наоборот их поддерживает, как щедрый огонь поливают маслом.  Несколько лет я  ходил с ним рядом тенью, и учил его милости, разуму, усмирению себя. Постиг он мою науку, - иначе уж не знаю – перегорел ли бы князь, погиб бы, расшибившись об  какой-нибудь город.  Или уже  завоевал  всю Русь матушку. Но тогда – я б не позавидовал  всем нам, потеряй он чуть своей мощи и силы –  собственный латный кулак  полетел бы в него. Вот – как раз своей главной заслугой я считаю – что хоть через пень да колоду, научил его дальновидности. Вскоре появился Снегирь – здесь уж рассказ может затянуться на целый вечер.  Он был первым, и единственным, кого  не смог сдержать  князь. Да и никто не смог его обуздать, притом, что силой  брать - Всеволод не посмел. – Честь!.. во… - Признал:  - « он сильнее  меня, хоть и некрепче нас всех.  Пускай ярится,  у него своя голова, лишь бы наши не подставлял, а так, - пусть рискует, – отмахнулся князь, щуря глаз и цокая языком. Главным образом Всеволод видел в Снегире  себя, - все это поняли. Даже Горазд.  Ох, он его невзлюбил. Думал, сделает вторым воеводой и все. И путь закрыт. Но  Снегирь сам отказался – видите ли, это скучно – хочу, мол, с тобой биться, а учить других и на заставе  сидеть не любо. И ходил с нами в полку, пока Всеволод не сделал таки Горазда вторым воеводой. Мне стало труднее. И так мы решили отдать власть. Потом оказалось Горазд ополчился против нас, охаял перед людом, что в пору -  и врагами считать. Вот так мы и осели здесь, что б князь остыл и подумал: - верить - не верить. До сих пор и думает. Да видно с Гораздом бок о бок в походах легшее. Одеснели они, а мы ошуяли. *(они обрели милость, а мы остались виноваты). Снегирь демонстративно  помог нам начать строить заставу, а потом ушел - никто не смирил. Сказал: - жена соскучилась – а я тут тону в болоте.  Я тогда и поехал за ним следом. С тобой вот и познакомился, - Воислав потрепал меня по голове. Ох, славная ты моя. Побольше бы таких людей как вы со Снегирем..
- Не пришлось бы тогда тебе из рода извергаться,- добавил Святозар. Они с Гайдамаком  пришли к трапезе первыми, за их спинами маячили девчушки, с посудинами.
а с Гайдамаком – толи лихо какое случилось, – страх смотреть.  Осунулся, сед как лунь, да лохудрый, – как с неделю дебоша. Воислав    тоже приметил – за локоть цапнул, и на крыльцо – погуторить.
- сердцем молви – что стряслось, содеялось? 
- Сердце молчит. Только от тоски и рычит. – Буркнул друг его верный.  Нет ему покоя – бой бы уже какой-нибудь,.. приедет Всеволод не серчай –  с ним опять напрошусь.
- Не осерчаю. А вот на счет   битв – не кличь беду. Услышит кто не добрый, и на твою седину еще снега насыплет – не снесешь, надорвешься ведь.  Иди  уж, старый ворон – может посестра сжалится – ласково глянет.
- Уж лучше б и не видеть мне ее.
- Эх…  так и знал я что беда твоя в Ражной.  Это ж теперь житья некому не будет… голову твою затуманит – так хоть  - из дружины ее гони...     - что  встрепенулся? тоже - не хочешь?.. то-то же…что делать станем?
- жить - поживать. Совсем ошалею – найдешь на меня управу, чай.
- Найду ой, накормлю тебя боем – все ристалище личиком твоим вспашу – зло  толкнул его в плечо воевода.  Шапка упала в снег.  Воислав  захлопнул дверь.  Гайдамак в сердцах рванул бороду, потоптал шапку,  упал рядом, да нашел в небе звезду, - усмирился.  Снег смахнул, и тоже на порог избы взошел. Гридница имела иное строение, чем дружинная. Дом, служивший трапезной, гостевой и  вечевой – был сколочен  из дубовых досок, а не из цельных бревен. Был изрезан  умелой рукой, охочей до красоты. Венчали крышу гордые коньки,  и над Князевой слегой восседал главный охлупенный конь.  Стамик в виде  диковинной птицы, толи сокола, толи кречета. Причелины, крыльцо  и балясины, и основные держащие столбы внутри  строения - сохи, - ветвились, сползали из-под кровли резными змейками, цветы распускались невиданные, чьим-то живым и борзым умом рожденные, да справными - трудолюбивыми руками  лаженные.
      Я  все так же сидела у очага, и - вмиг  почуяла холод со двора.  Гайдамак  проволочился,  оставляя мокрый след по половицам, на свое место.
– Ты бы, господине, к огню наперво подошел, – первый раз я осмеливалась выказать заботу о нем – сдернула  с крюка свой полушубок, набросила на необъятные плечи, и усадила  на медвежью шкуру.   Он покорно вытерпел.  В окончании всего уж  руки его стала греть.  А вот этого не снесло старческое сердце - покатилась слеза.   Замутило вежды бестрепетные, – прижал он меня к груди, задохнулась я вся.  Хорошо никого не было из молодчиков, никто не засмеялся.  Девчушки шарахались, и с замиранием проходили рядом, боясь нарушить покой  кметя.
С утреца  вдарил мороз. Зубы мимо стучали.  Не пускало нутро густой воздух.  Всполошилась крепость: - это сейчас заморозит протоку, и застрянет Князь – Темны очи,  посередь реки доброй.
Кто же из нас первым додумался,- толи я, толи Святозар,  речку-то задобрить, угостить, - попросить стряхнуть лед.  Кинулись – ринулись – Воислав сам замешал тесто,  Гайдамак  лепил, форму придавал,   я – в печь сажала.  Голыми ладонями вся дружина – из рук в руки перенимали подать. Потом Воиславу воротили перед ликом реки, – ему почет. Воевода, поклонился, коснулся рукой тонкого льда, и пустил хлебушек – теплый  вобравший наши силы и желания – ушел по воде, – выходит приняла матушка.  Водяной вскоре разомкнул теплые ключи и лед заплакал.
Ох, и удивились же на кораблях.  А они уж чаяли - до вечера им пробивать носами  кораблей упрямый настил.  Гости подметили – не простые то войны, раз река их так слушается. К князю  со словом, с вопросом, тот посмеялся лишь:
– да что вы, дорогие наши? нешто не знаете  люда русского? 
- то-то и оно - что слышали, знаем, даже видывали, а понять простому человеку то не по силам.
- не всем дано, друг мой. Мы здесь дома.   А коль мы к вам приплываем - и тоже  ведь  дивиться станем – вашей жизни…- Всеволод  снова рассмеялся, его поддержала вся дружина, смех вроде успокоил людей. Да затаилось сомнение, недоверие.
Первым со сходней выкатился мальчишка в подвязанном полушубке – точно медвежонок, или щенок рыжего волкодава. Шапчонка упала в снег, а он, не останавливаясь, к Воиславу порскнул. От такой ласки  еле на ногах вояка устоял – и с гордостью  потрепал малыша по вихрам:
– дюжий, вырастишь – как отец,  нет   - еще могутнее станешь.  Карапуз наверно и был, единственный – кто возрадел   земле твердой и нашей ватаге. Рыжий мальчонка  повис на руке  Гайдамака, и тот  подкинул его рывком в воздух – шалун радостно - взвизгнул, а ни то  победно заголосил.
      Медленно, мягко, как, подкрадываясь, следом спускались  напряженно северяне – дружина Горазда,  лица воинов  там-сям хмурые,   только первые два мужа как на подбор, схожие статью с Воиславом – снисходительно  ухмылялись, – сюда - так почти домой.  Всеволод ухмылялся оттого, что чувствовал, -  не мало здесь дел  и случаев приключилось.  Горазд – тому, что пир  горой закатят   нехилый.  Были бы одни, а так с гостями -  значит, стол надломится, сокрушится враз, коль сразу не смести половину.
три корабля  жались  к княжьему – не только потому, что протока была не широка, но и добро раньше времени сберегая.  Засуетились на берегу лишком люди, да и  спугнули их стойкость, да храбрость.
Сипло  крикнул на ближайшей ладье муж – и остальные  ожили, стали  сходить, кланяться земле, что даст им приют почитай на неделю.
Сегодня деревенские еще могут  крутиться, вертеться. Завтра - торг пойдет.   Сегодня  - только пир горой.
последними с ладей охая и ахая, подгоняемые присланными  Гораздом людьми, – покачиваясь сошли чернавки и няньки Ставра.
Ставра все здешние девки, все бабы деревенские переобнимали.  Снова будет он шалить. Ох, пуще прежнего.  Вырос – ох, как вырос и руки длиннее и ножки устойчивей. Было ему уже пяток да еще годок лет.  А с отцом плавал.  Мне помстилось – а, может, я бы не стала бояться тяти, коль хоть раз взял меня с собой в поход.  Сын воеводы остановился  возле новоиспеченных кметей  и знакомился с ними.   Ревниво прищуривался, разглядывал. От стариков он чаще получал ласку и советы, а от молодчиков - пряников, леденцов.
зоркий его глаз быстро приметил меня среди Стрый – кметей, так и распахнулся рот.  Вот  ему счастье-то мерещилось – вот кто станет выполнять его волю, пуще своей.  Потом увидал среди коих мужей стою – и совсем задумался.  Как девку туда занесло? – пошел через ряды ко мне. Все, улыбаясь, расступались и подмигивали, я  удивлено нахмурилась.  Заметила его у ног и тоже невольно улыбнулась – ну вот он и победил.  Но нет – отец его не вовремя одернул – и подозвал к себе. Я  скосилась на Воислава - сейчас укажет князю на меня или повременит, пока сам заметит?
Но заметил меня  Горазд – кивнул своим молодцам, те, изумленно рассмеялись и стали оглядываться, в поиске  кметя с женскими оберегами.
Князь сел на свое почетное место,  рядом - слева Воислав, подле с ним и старейшина деревенский.  Справа же княжеской длани -  Горазд. Да, так было не обыденно - видеть Твердята не во главе стола. Метко сразу явил младших кметей на суд князя – тот тяжелым оком  полоснул по их лицам, ни один не дрогнул, тогда - кивнул, и они расселись по лавкам.  Я ютилась рядом с Гайдамаком, как обычно – а значит, не минула глаз Горазда и его старших кметей,  что слишком оживленно стали обсуждать.
- Может мне лучше уйти,  к младшим  или вообще отрокам? – задохнулась  тошнотой и отвращением я.
-Сиди, неженка – мни, - дырки не проглядят. А может, повезет - и князь их  осадит.
- На это я уж не надеюсь. – Пришлось, вымученно усмехнуться. 
- Чего как чайки разошлись? – ну девка и девка. – Тихо пробасил Воислав.
- Тьфу ты… хоть кормили бы, смотреть не радостно.  А ли гоняете ее пуще остальных? – его поддержал согласный смех ватаги.
- Что это? чем выслужилась?- князь тоже подавился смехом. И стал разглаживать усы,  успокаивая ходуном идущие брови.
- Не для их ушей – не поймут, не доросли. Расскажи нам, княжа лучше - чем  радует тебя земля и люди миряне? али  пришлось, где и повоевать? – князь в миг нахмурился, недовольно скрипнул зубами. Не всякому дозволялось так смело переводить темы. Но  поход, и впрямь, выдался славным – и он согласился поведать, взяв Горазда в  подсказчики.
  В скором времени Хоробрович стал худым  сказителем  – дав лишку браги и заморских вин.   Те самые гости – завидовали, – им бы так расслабиться, – все не  успокаивалась нутро. Знать недолго здесь пробудут, от беды подальше - улетят с первым попутным ветром.

Всеволод теперь чаще  угрюмился,  поглядывая на Горазда, а довольно  пощипывал бороду, слушая  Твердята.
- ну, так расскажешь ты, наконец, лиходей, или нет? – тихо стукнул по столу князь - кто такая? и почему середь гридней восседает? – никак дочь у Гайдамака нашлась – далекая и побочная, – напросилась чай, -  покуда  взыграла отцовская кровь, и ей самой  опостылела мирная жизнь  с коровками  бок о бок?
- Коли не забыл ты Снегиря своего строптивого, то приглядись и запомни, кого из моей дружины еще - унять - тяжким трудом покажется.
Хоть и тихо сказал, да Горазд расслышал и подавился медом, рог треснул в руке, и глаза  сошлись в кучу, как у не в меру разъяренного тупого молодого быка.  Воислава он растерзал взглядом, мне досталось больше – в одной фразе, все его отношение к девкам, как я.
князь даже стукнул по столу:
– Тише ты – не костери мне так  война при гостях-то.   
Не сказать,  что б унизил.  Но  моя голова не выдержала, я схватилась за руку наставника,  и посмотрела на него – он почему-то побелел, а князь расхохотался. 
Я расслышала через туман.- Хороша девка. Сильна…
Гайдамак осторожно освободил руку и странно  на меня посмотрел - подозрительно и потрясенно.
– Споешь ли девица? хоть чем оправдай – свое прозвание здесь!
- хулить меня – скоры.  – вскинулась я. - Да еще  и оправдываться ни за что ни про что… - я осеклась и замялась, потому что князь поперхнулся куском,  удивленно вскинул бровь, и поджал губы, не то обиженно ни то оценивающе.
Я набрала поболе воздуха в грудь, и затянула:
И заклятьем и проклятьем
Прорывалась в лунный свет,
Превращая все в распятье …
Бред, о, стоп, все это – бред.
Шел по миру ждал ответ,
Так когда же побледнея,
Она с неба скажет «да»
- У меня ее роднее
Нет на свете, вот беда..
Оба гордые, оба хладные,
Оба бой ведем не на жизнь.
Разговаривая взглядами,
Каждый своим чудом дорожит.
Дорожит и оплакивает.
Золотой лепесток,
Тот, что плыл и вздрагивал,
Он уплыл на восток.
И луна вся заплакана,
Опускает лицо.
Я, не дожидаясь слов,  рассмеялась.  Не могла терпеть.  Здесь не привыкли смеяться  без причины, и только князь да Воислав ответили тем же – задорно и весело.
тут Ярославич, отсмеявшись,  нахмурился и замер, знамо, я всколыхнула в нем  память. А может статься и не я.
Я воевал и видел смерть,
Домой вернулся и она со мной….
- Еще не встало солнце, как посмела петь?!-
Я с болью обратился к той.
Испуганные очи встретили клинок
Моих, привыкших покорять вершины…
- Зачем ты среди тысячи дорог,
К моим дверям прийти решила?..
Девица тонко песнь возобновила …
Во гневе конь мой вороной встал на дыбы…
-..Зачем ты так же, как она красива -
Я сдернул плащ с саней, и вновь захолодели жилы…
.. –Я смерть принес своей любви!….
Смотри, невинная (несчастная), пой и смотри!
На это время  все забыли себя – страхи,  радость и горести – князь умел завладеть вниманием…
- Пой мне девица… подойди ко мне, и пой.  Горазд - заскрипел зубами.
- Эта песнь, мой господине,  о том, что  почти никто не знает, кого он любит.
- ну-ка, ну-ка  как это? – осторожно удивился Всеволод.
- А я спою – может,   тогда  моя  речь понятней  и станет.  А нет,  не гневись за косноязычие,  поведаю уж словами. 
Стояло небо на распутье:
В кабак пойти, или к тебе.-
Прильнуло к сосенке, и грудью
Помяло ветки, не узрев…
Оно отправилось в кабак,
И до утра кутило с солнцем.
А на рассвете, на губах,
Их принесло добро в оконце.
В обнимку сели и запели,-
Зоря истомой изошлась.
Проснувшись, зашептали ели:
«А наша - то гуляет, по ночам, сосна.
Смотри, - истрепана, худа,
Почти гола, ну, ни иголки..
Стоит одна, и у пруда
Задумчиво лохматит челку»…
А в полдень настает похмелье,
У неба с солнцем от вина,
А у сосны от ветра, пенья…
А к ночи небо на распутии опять…- небо ее даже не заметило, и она сослепу обозналась, подумав на ветер… да …и у людей так же, – часто и на толику не знаешь своего возлюбленного.
Потом было много девок, кто пел.   Потому едва ли,  запомнил ли князь меня? хотя к себе он больше никого не подзывал.
Хорбровичу поднесли новый рог – с самым добрым заморским вином и он не стал  затевать  ссору. Уж не знаю со мной ли, с Твердятом?
И все-таки странно приключилось.  От напряжения, от тревоги ли – гости таки полезли на рожон. Хотя явной опасности от нас не исходило, а уж тем более от деревенских.  С княжьими людьми знались, водились, – а с нами тошно и тяжко. А  князь он и над нами властен.      Ну да значит, сами виноваты. – Начали лаять с меня. Раз и свои не уверенно посматривают, - как раз - начало положить, не сразу же смертно обижать. С того же вечера определили все  последующие события. Винюсь, не могла умолчать, и удержать не успели. Потом к ночи стала вещи собирать – снаряжаться  - утром уходить прочь от позора.
Но пока  - я вскочила, повернулась в сторону того самого мужа, что мне показался главным еще на берегу.
- Чем я гости дорогие не удружила вам? – спросила вроде беззлобно – но это было и не важно.  Начало ссоре было дано. Князь нахмурился:
- Больно ты болтлива  нынче, – сядь!
и спросил Твердята:
– Как думаешь, это просто пьяная перепалка или  они зуб точат, нож вострят?  и уже пытался унять обе стороны  тихим ворчанием, доводами, напоминал кто здесь кто.  Воислав кивнул и скорбно  встал - ко мне.  Я виновато подняла на него глаза.  Он тихо осклабился:
-  дура ты. Ну, чего смотришь? – ты, что ль виновата? иди отсель. Пока не съели, утром поговорим.
Тоже мне иди. А ведь страшно вдоль этих разъяренных  мужей красться.  Спас меня, однако  Ставр – потянул за рубаху на двор, где потише, вспомнив - что еще со мной не спознался. Отпрыска воеводы задеть  не решились: - потому как - знай, какого зверя  с лежбища поднимаешь.
Но девки с писком-визгом обступили кроху и увели плясать с собой.
Я замешкалась лишь на миг, хмуро задумавшись о смысле всей нашей перепалки. …
Да-да не поленились выйти за мной и не побрезговали снизойти до девки на мечах.  А вот землю зря решили осквернять невинной кровью. Мне не по-хозяйски  им  подобное спускать,  и не попенять.
- говорить – не станем – все сказано, знаешь, поди.
- разумею, – а как же. - Только зря – в свидетели себе нашу родную землю вам не взять, – как не крути я правой выйду. – Вздохнула поглубже и покрепче сжала меч Снегиря, самого верного моего очистника.
- немотствуй, ососок. (?) (выскочка). И будто решил отмахнуться  от меня, только мечом.  Я увернулась, отвечать не спешила, может опамятствуют.  Ярость накаляла мечи и взоры,  стало непосильно тяжко уходить невредимой от этой мешкотни смертоносной. В очах зарябило, не стряхнешь навь.  Ох, пропала я… главное не дать прижать себя к стене... загомонили  и победно зарычали неблагодарные гости, видя мою слабосильность. 
А через несколько минут князь распахнул двери гридницы, и оттуда полилась  тишина, заполнившая тут же и двор.
- При очаге  бранного слова не допущу, помните  свои и чужие границы. А кормить мечом булатным отрока моего,  прежде меня, -  и подавно мне обида. – Недовольно пророкотал наш правый вождь, - и люд так же без словесно  вышел. У всех потяжелело на душе.  А гостям и того хуже – легче от драки-враки не стало… а ино совсем невмочь.      
- Уплывайте. Завтра же вас проводим до пути торного…и на глаза нам пока не попадайтесь.
    Уйти мне не дали. Гайдамак поймал за кузовок – цокнул:
- Оставляешь нас? а  хотя бы совета испросила? чего уж там – поблагодарила….   попрощалась бы,  в крайнем случае, а? - и рывком привлек к себе, и произнес такую речь.   - Полно тебе быть беглецом оттуда, где тебя любят. Полно чернить душу, и думать, что тебя предают. Нет, – здесь мы в обиду тебя не дадим.

Гости на утро уплыли и обещали вернуться… - откуда не ждали, – значит, обиделись.    Диковинно, ведь это нам  в пору было оскорбляться, а здесь же редкий муж – воспринял это  обидой. Разве что - гости за это и серчали. Но то совсем смех и абсурдица.
–Чудной народ!.. ну да ладно - уплывут, не воротятся - и мы с ними может, больше и не увидимся, не повстречаемся никогда уж.
       Деревья  лежали на земле в  следующую ночь. Такой несся по земле ветер, жуть. Он рыскал, искал кого-то.  Я собиралась выбежать к нему, испросить – что потерял голубчик.  Да подоспел Гайдамак, прижал меня к себе  и  сказал:
- ну вот, а была бы ты сейчас в дороге… и не жалко себя?
- а что сейчас-то думать - жалко ли? я же осталась - хмуро высвободилась я, и, заложив палец  за пояс, горделиво убрела - повесив буйну головушку. 
я не знала, радоваться ли мне? никто не спешил  корить меня за прыткость.  Не косил ярым оком. Не оглядывался досадливо в след – бросить камушек.  Только Горазд издевался. Но что мне? - после того как князь сам мимоходом бросил:
– не  обращай внимания.  Он злится не на тебя, а на весь белый свет.      Странно, я даже остановилась подумать.  Воислав подмигнул  – очень тепло и добро.  И я не слушала Горазда.  Для меня не было второго воеводы, коль он не приказывал.  А  приказывал – я как кметь исполняла.  Тогда он гонять меня за гордость и за нрав, перенятый у мужа, принялся. Я скрипела зубами – искала помощи в окружающих лицах.  Иногда Святозар и смягчал мне задание. Но его слово  было не столь весомо. Даже Гайдамак был Храбровичу не ровня. Лишь князь и Воислав на него управа.  А еще не было печали – Ставр тоже – как подговоренный проказничал – не всегда мне удавалось его перехитрить. Везде сынок тянулся за тятей. 
А потом, что не ночь - камни метает злая колдунья.  Дружинная изба тяжко гудела, принимая волшбу на себя – славная, как мать заботящаяся о чаде. Войны в свою очередь ее не отстаивали – не давали в ней - слова бранного сказать.  Вот только разве, что  на днях – когда  пропустили, да и то от неожиданности – гость сквернословил, ведь. В хозяйском доме  при очаге и  добрых ликах Перуна, Семарогла,  и  здешнего  строгого домового – чудно осмелиться чужому…
   Ан может, потому и вился  Стрибог вокруг крепости, выметая, выдувая скверну со стен, да со двора.  Меня – недоростка не слышал.  Занят был  долгом, не до разговоров, - смел с пути. Задохнулась от снега в лицо, и к стене прижалась.  Лопатками почувствовала уверенность каждого бревнышка.  Эх, жаль Перун далече, замкнулся на зиму в Ирии – а то он как, и - одной молнией, да на своей колеснице – проехал по двору и конец  нечисти рыщущей, вынюхивающей наши секреты и слабые места.   Я аж обернулась, а вдруг и правда  кто-то следит….
Всем было не по себе – и от погодины, и от случая, уж явно не к добру.  Князь, верно приказал - проверить  броню.  Так, - одним оком.
Авось не придут – вздохнул Всеволод тихо.  Даже ему захотелось передышки. С одного похода  домой с  добычей приехал, и как не уезжал.  За ним следом пришла и судьба. 
– Ан не сам ли ее пытал? – теперь терпи и знай себе оглядывайся.
Мы конечно и про море не забывали, но в основном стены крепили, рвы,  колья,  ворота – железом  опоясывали. Но  пришла таки беда с воды – заставив нас забыть – «о той - другой стороне».