Третья смена

Третья смена

       В детстве я был шкодливым ребенком. За месяц успевал провиниться неоднократно и за это меня «ссылали» в пионерский лагерь. Отец работал заместителем директора автобазы, в ведении которой был лагерь, и проблем с путевками для меня никогда не было. «Ссылать» за различные провинности меня начали с шести лет. Поначалу я по ночам тихо ревел в подушку от большой тоски по родному дому и своим дворовым товарищам, но со временем освоился и стал в лагере своим человеком.
       Лагерь был расположен в Калужской области рядом с деревней Високиничи.
       Провинившись в очередной раз в начале июля, я обеспечил себе третью смену в лагере, не особо об этом горюя. Было мне тогда десять лет.

       В ту смену была повальная мода делать из желудей и спичек человечков и животных и ставить их на свою тумбочку. Собирать желуди мы ходили в лес рядом с лагерем. В тот теплый солнечный день я, тихонько покинув очередное массовое мероприятие, пошел в лес за желудями.
       Рядом с лагерем все желуди были собраны, и я решил углубиться чуть дальше, чем обычно. Пройдя метров триста в глубину леса, я увидел на поляне девочку. Она была одета в светлую рубашку и сатиновые шаровары («униформа» октябрят и пионеров того времени).
- Привет!
- Привет!
- Ты из лагеря?
- Да!
- И я!  Ты в каком отряде? Я в четвертом. Меня зовут Юля!
- А я в третьем. Мишка!
       Девочка была контактная, красивая и чем-то притягивала к себе как магнитом.
- Ты желуди собираешь?
- Да! А ты?
- Тоже! Только я нашла всего пять штук. Все уже собрали.
- Давай искать вместе?
- Давай!
       Мы искали желуди, но я смотрел не на землю, а на красивую девочку Юльку, и поэтому ничего не нашел. Мне хотелось, чтобы день этот не кончался, но время неумолимо шло.
- Юль! Надо идти в лагерь! Скоро построение на обед и нас будут искать.
       С этими словами я повернулся и пошел в сторону лагеря. Юлька пошла рядом со мной. При этом она взяла меня за руку. Так, держась за руки, мы подошли к лагерю, и только тогда Юлька отпустила мою руку. Мы договорились, что завтра, после утренней линейки опять пойдем на наше место.

       В лагере меня ждал неприятный сюрприз. Вожатая отряда Валентина  за час перед построением на обед проверила наличие вверенных ей пионеров и обнаружила мое отсутствие.
- Ну, Сергеев, где ты болтался?
- Возле лагеря! Желуди собирал!
- А кто тебе разрешил выходить за территорию?
- Я рядом с лагерем был!
- Теперь ты точно будешь рядом! Только не с лагерем, а со мной!

       Вторую половину дня мне пришлось, как привязанному, ходить за Валентиной и стоило отойти на несколько метров, как сразу раздавался Валентинин голос: « Сергеев!
К ноге!». Спать я лег в подавленном настроении.
       Валентина была вожатой в нашем лагере первый раз и  фамилия «Сергеев» ей ничего не говорила.  До нее со мной так никто не обращался. Вторая вожатая Женя прекрасно знала, чей я сынок, но, почему-то, не спешила сказать об этом Валентине. А, может быть, ей просто хотелось посмотреть, чем закончится это противостояние.
       Утром до линейки я от Валентины несколько раз успел услышать «Сергеев! Рядом!», но, несмотря на это, решил, что все равно пойду с Юлькой за территорию.

       После линейки я сразу побежал к дырке в заборе и увидел там ожидавшую меня Юльку.
- Юль! Тебя искать не будут?
- Нет! Не будут! Я считаюсь примерной девочкой, и мне разрешили ходить за
желудями, но только рядом с лагерем.
      Мы отошли за деревья, опять взялись за руки и пошли на наше место.
Как же мне тогда было хорошо рядом с этой девочкой! Я любил ее больше всех на
всем белом свете.  Я нарвал букет лесных колокольчиков и протянул ей. Мы оба краснели и смущались. Она взяла протянутые цветы и поцеловала меня в щеку. Я был безмерно счастлив!  И она тоже светилась счастьем.
   
       Когда я вернулся в лагерь, то первая фраза, которую мне пришлось услышать, была: «Ну, что, скотина? Доигрался?! Теперь-то ты у меня точно вылетишь из лагеря!» - Валентина была в ярости, и тут я еще добавил масла в огонь:
      -    Ну…, это вряд ли!
- Что?!!! – Валентина подскочила ко мне. Если бы человека можно было испепелить
взглядом, я осыпался бы на землю горсткой пепла. Она задыхалась от  злости и была готова меня разорвать. -  Можешь собирать свои вещи!!



       После ужина меня отозвал в сторону наш лагерный баянист Коля. Еще четыре года назад, когда я первый раз попал в лагерь, папаша подвел меня к нему и попросил Колю присматривать за мной. С тех пор Коля решал многие мои проблемы. Он рассказал, что после полдника он сидел в домике старшего пионервожатого. Туда пришла Валентина и потребовала, чтобы меня выгнали из лагеря. Чеботарев ей разъяснил «Ху из ху». Потом доверительно рассказал, что Сергеев-младший, за время неоднократного пребывания в лагере, уже совершил много «подвигов». Он (т.е. я) был пойман: за курение;  за ужение рыбы на речке; за разведение костра и выпечку на нем свистнутой в столовой картошки; за пачканье девочек ночью зубной пастой; за хождение в тот участок леса, который оставался заминированным со времен Великой Отечественной войны и т.д. и т.п. И за все эти «подвиги», Сергеев не только ни разу не был отчислен из лагеря,  а, напротив, в конце каждой смены регулярно награждался за примерное поведение очередной художественной книжкой. И, если она (Валентина) будет раздувать этот огонь, то, скорее всего из лагеря вылетит она. С большим треском. За неумение работать с детьми.
- Так, что не дрейфь, в обиду мы тебя не дали! – сказал напоследок Коля.

       Больше, до самого конца смены, я ни разу не услышал от этой истеричной дамочки «Сергеев!», а только «Миша» и даже «Мишенька» (народ от такого обращения со мной просто балдел). Валентина нашла себе других жертв, а от меня отстала, и я получил возможность бегать каждый день на наше с Юлькой место.
       На следующий день, после линейки, я побежал в лес. Юлька сидела на поваленном дереве. Я сел рядом и взял ее руку в свою. Она что-то рассказывала мне, а я молча смотрел на нее. И тут она сказала:
       -    Миш! Поцелуй меня!
       Я, млея от счастья, ткнулся губами в ее щеку.
- Миш! Ты всегда будешь любить меня? – спросила она.
- Да! Больше всех на свете!
       Это было правдой. В то время я и любил ее больше всех на свете, и думал, что буду любить всегда.
- Миш! А мы будем с тобой встречаться после лагеря?
- Конечно, обязательно будем! Мы с тобой сегодня обменяемся адресами, а когда
разъедемся по домам, сразу напишем друг другу письма, и потом встретимся!

       В этот день адресами мы не обменялись, не помню уже, что помешало. А, когда я пришел к нашему бревну на следующий день, Юльки не было. Прождав до обеда, я пошел в лагерь. И только вечером я узнал, что в предыдущую ночь ее увезли с приступом аппендицита. Больше я ее не видел. До конца смены я каждый день уходил в лес, садился на бревно и, беззвучно плача, вспоминал Юльку.

       На следующий год я провел в лагере все три смены. Ее не было. Я продолжал почти ежедневно ходить к нашему бревну. Не знаю за чем. Мне тогда казалось, что если Юлька вдруг появится, то она придет именно туда. Я вспоминал, как мы собирали желуди. И целовались. И плакал….
       В зрелом возрасте, в те моменты жизни, когда мне было особенно плохо от семейных скандалов, я уходил из дома, покупал бутылку вина и закуску и шел в лес. Пил вино и вспоминал свою жизнь. Почему-то, не вспоминались те знакомые девицы, которые в изобилии были у меня и в юности, и в зрелом возрасте, а вспоминалась Юлька. Я прекрасно понимал, что мысли мои и глупы и наивны, но все равно  мне казалось, что жизнь могла бы сложиться по другому, если бы я тогда не потерял Юльку.