Эти странные моральные табу

Галка Макаревская была хулиганской.
Первое воспоминание о ней , сделанное моей женой, которая ,как и я, была ее одноклассницей, такое: Галка вместе с нашим классным хулиганом скачут друг за другом по партам. В пятнашки играли что ли?
У меня нет таких четких воспоминаний, однако хорошо помню ощущение чего-то резкого, колкого и совершенно независимого.
Галке было совершенно наплевать , что о ней подумают или скажут, в любой момент она была готова сказать что-нибудь колючее, неприятное и не всегда справедливое. Кстати, могла и подраться, защищая свое мнение.
Ее, тогда еще совсем маленькая, биография была не совсем обычна. У большинства наших сверстников не было отцов, у многих и матерей. Нет, они не считались сиротами, их воспитывали какие-нибудь тетки, бабушки и другая родня. Были и те, у кого были и отец и мать. Это случалось, когда отец был инвалидом, незаменимым специалистом или высоким начальником.
Но такое как у Галки было редкостью. У нее всегда был отец, а вот с матерью….
Ее мать посадили сразу же после «освобождения» за «связь с немцами».И хотя она сидела не так уж долго потому, что кроме «связи с немцами» , у нее была «связь с партизанами»; они ее и выручили. Семья, конечно, распалась и Галка снова увидела мать уже будучи совсем взрослой. Ее отцу, Федору Захаровичу, преподавателю литературы, здорово «повезло».  Мобилизованный в ополчение, он при первом же налете немецкой авиации получил ранение в ногу. Это повредило кость  и хотя ногу удалось спасти, он получил хронический воспалительный процесс , хромал всю жизнь и ходил с тростью. Его школьная кличка была «папа с палочкой».
Война для него тогда и закончилась. Федор Захарович запомнился мне многим, по большей части его отношением к отметкам. Он мог поставить «отлично» за оригинальную мысль, за собственное , личное толкование какого-либо произведения. При этом для него не имели значения грамматические ошибки и неряшливое оформление работы. Это составляло удивительный контраст с поведением его второй жены, преподававшей у нас математику. Она была явно удивлена тем, что на экзамене я доказал какую-то теорему не «общепринятым способом», однако поставила мне все же «четверку» за то, что я не знал «стандартного» доказательства. И еще она постоянно мне снижала отметки за «грязь» в тетрадях и неаккуратное оформление.
Галка училась с нами всего лишь год. Потом ее отца назначили директором в другую школу и  она ушла вместе с ним. Но почему-то Галка выбрала именно нас своими друзьями и это было непреодолимо.
Конечно, Галка была красавицей. Ее «беспутная» мать своими «связями» сумела спасти ее от наших обычных тогда детских заболеваний: рахита, дистрофии, авитаминоза и последствий в виде деформации костей, сколиоза, сутулости и прочих.  Высокая, стройная, с великолепной осанкой она была очень эффектна. В нее влюблялись. Я был на ее свадьбе и помню бесконечно счастливого жениха. Галка родила сына, но , увы, как это часто бывает при «большой любви», все закончилось разводом. Он женился вторично и, казалось, все было хорошо, однако через некоторое время он, без видимых причин, покончил с собой.
Галка успешно закончила какой-то технический ВУЗ, уехала во Владимир, где успешно преподавала в тамошнем ВУЗе и училась в аспирантуре. Уже была готова диссертация и вдруг она отказалась ее защищать, что, конечно, вызвало скандал. Галка бросила все и на три года уехала в Норильск, где работала рядовым преподавателем. Вернулась во Владимир, снова стала работать в ВУЗе, правда другом. Ее ценили, кафедру даже называли «хозяйством Галины Федоровны». В отпуск она приезжала в Ленинград, к родным и всякий раз заходила к нам. Рассказывала о своей жизни и проблемах. Однажды, когда она рассказывала о том, как оболтусы среди студентов (обычно дети высокопоставленных родителей) старались обойти ее, чтобы не сдавать ей экзамен, где она ставила им вполне заслуженные двойки, я посоветовал ей: «Слушай, а попробуй хоть один раз взять и нахально поставить такому студенту «отлично» ни за что, просто интересно, что будет». Бывшую хулиганку эта идея явно заинтересовала. Но когда каждый ее приезд я спрашивал о этом, она честно отвечала: «Нет, не смогла».
И я с некоторым самодовольством понял, что это для нее моральное табу. Себе-то я казался совершенно свободным от подобных мелочей: ведь я спокойно и без колебаний давал «больничный» безо всяких оснований, обманывал начальство , причем врал даже не тогда, когда мне это было выгодно, но и тогда, когда это было просто интересно.
Но, немного подумав, я понял, что я, как и множество других, просто опутан множеством моральных запретов. Чаще всего это «положительные» табу: не можем ударить ребенка, , обругать пожилую женщину даже тогда, когда они причиняют нам и другим массу проблем и вреда. Да что говорить! Литература, кино просто переполнены случаями таких ситуаций: киллер, уложивший десятки людей, не в состоянии убить очередную жертву
(даже не женщину или ребенка), преступник не может бросить своего бестолкового сообщника и так далее.
У старика Гюго Жан Вальжан не может не спасти совершенно чужого ему ребенка, хотя и знает, что этот поступок выдаст его с головой. В свою очередь инспектор Жавер нарушает служебный долг, отказываясь арестовывать беглого каторжника.
Обычно это трактуется как результат воспитания, влияние положительных примеров (сработал обезьяний эффект подражания) или как результат самопостроения личности, осмысления жизненного опыта.
Ой ли!
Вы краснели в детстве? Неужели только после того, как ваши родители объяснили вам когда и по какому поводу нужно заливаться краской?
 И разве чувство стыда, иногда мучительное, разве вы испытывали лишь тогда, когда вас убеждали: «Стыдитесь!»?Воспитание и размышления только лишь совершенствовали систему ваших табу. Иногда действительно их подавляли, но уж никак не рождали.
Моральные табу - это наше богатство. Часто их соблюдение делает нас счастливыми в любых обстоятельствах. Но немного грустно: вы считаете себя хорошим человеком, вы гордитесь, что вы себя таким сделали, что вы свободно выбрали столь «благородный» путь…
Увы! Во многом это заслуга нашей генетической запрограммированности. Немного обидно быть автоматом, даже автоматом Господа Бога! И уж тем более требовать за это награды как-то некорректно.
Галка умерла без «продолжительной болезни». Просто внезапно остановилось сердце, непонятно отчего.
А Федор Захарович долго болел, война все-таки догнала его, остеомиелит отравил весь организм. Людмила Евдокимовна ненадолго пережила мужа. Не знаю как она умерла.
Галка похоронена во Владимире, ее отец и мачеха лежат на Сестрорецком кладбище. Иногда я прихожу на их могилу. Чаще всего вспоминаю, как мне рассказали о том, что Людмила Евдокимовна всплеснула руками, узнав, что я поступил в Медицинский Институт: «Да как же Вадик будет без математики?» Она так хотела мне добра, хотела, чтобы я стал математиком.
И ведь она была совершенно права, выставляя мне оценки.
Мое «оригинальное» доказательство было более сложным и трудоемким, чем «стандартное» и я просто обязан был его знать. А аккуратность и точность просто необходимые качества для математика и мне необходимо было их воспитывать.
Мне повезло в жизни - столько хороших людей я встречал!