Глава 8. Евгения. Исповедь

Глава восьмая. ЕВГЕНИЯ. «Исповедь»

Евгения строго постилась, почти голодала, накануне исповеди и Причастия. Тело было легким, голова слегка кружилась. Она раньше представить себе не могла, как это: встать перед зеркалом прожитого, вглядеться в него…  Со стыда можно умереть. А тут еще ясные, торжественные глаза отца Сергия…  Говорить-то надо о «самом-самом», сокровенном, в чем иногда и себе признаться боишься…

Каждая исповедь – маленькая катастрофа. Умирание и рождение. Отец Сергий сказал, что так и должно быть, любое Таинство – смерть ветхого человека и рождение нового. Но как же это больно – умирать! На всю жизнь запомнилась самая первая ее исповедь. На ней откалывались с души огромные, непомерно громоздкие куски застарелой вины. Их не изжить сразу, а что-то замолить – жизни не хватит…

В церкви почти никого не осталось, догорали свечи, было сумрачно. Низко наклонившись к аналою – церковному столику, на котором лежали крест и Евангелие, Евгения рассказывала свою жизнь. Детство, девичество… Особых грехов она в те периоды жизни не видела, много позднее стало открываться, что корни всех бед – в детстве, в юности, еще дальше – в грехах предков. Но пока это было для нее закрыто. Замужество… Рождение сына… Более-менее ровно вела речь, и вдруг будто ухнула в яму, стала заикаться, сбилась. Простит ли Господь смертный грех? Слово-то выговорить трудно – аборт.

… Было это в другом районе, в заштатной маленькой больничке, она гостила у мужниной родни. Пустынный коридор, кабинет врача с ядовито-желтыми занавесками. Опухшее после трехдневного запоя лицо красногубой деревенской врачихи.
- Вот деньги, - пробормотала Евгения.
- Потом. Таблетку пила?
- Какую таблетку?
- Обезболивающую! Тебе что, никто не сказал? На, запей, там – вода. Тапки, халат взяла? Переодевайся!

Зубы стучали от страха. Голос врачихи, поначалу глухой, в процедурке срывался на визг. Евгения почти теряла сознание от боли.
- Сама виновата! Надо было таблетки выпить. Идут, ничего не знают безмозглые! С мужичками любите спать? Сладко? Терпи вот!

Железяки со стуком падали на поднос. Кромсалась живая ткань, и будущий ребеночек Евгении, сыночек или дочка, был, живой, раскрошен на кусочки…  Господи! Но почему никто не сказал заранее, что это – так! Ну почему никто не остановил? За что же Господь отнимает у нас разум? За грехи родителей?
Прости, прости нас, Господи…

Позже, сунув врачихе деньги, Евгения, шатаясь, вышла из кабинета. Почти не помнила, как добралась до дома родных. Жаловаться, что ей плохо, не решилась. Ночью поднялся жар, на другой день началось кровотечение, болевые спазмы, и пока нашли машину, чтобы увезти в районную больницу, она была почти без сознания. Две недели она находилась между жизнью и смертью, едва вернулась с того света. Но она благодарна за эти муки. Что они по сравнению с душевными, запоздалыми. Не высказать.… Исповедала, покаялась, закаялась не только делать аборты, но и помышлять о них, а до сих пор больно…

Много было помрачений. Вот, хотела от мужа уйти. Надюшке тогда было месяцев шесть. Михаил остался без работы, месяц за месяцем слонялся бесцельно, днями лежал на диване, глядя в потолок. Дошло до того, что каждый день ссорились. Собрала она детей, Надю в коляску, Колю – за руку, и отправилась квартиру искать. «Сердобольные» подсказали, где дом пустует. Подошли – замок амбарный, сквозь пыльное окно видно разваленную печь.… Ужаснулась, образумилась. Сейчас страшно вспоминать. Ладно, Господь к такому страшному дому привел. А подвернись устроенная квартира, - и ушла бы, и лишила деток родного отца! Прости, Господи…

Тем временем Господь сжалился, послал Михаилу новую работу, все стало налаживаться. Но год размолвок и ссор дал о себе знать: Евгения стала раздражительной, срывалась по каждому пустяку. Тогда-то, и не случайно это, тетя привела ее в церковь…

«Неисповедимы пути Твоя, Господи»… Невидимо, немыслимо для нас ведет нас Господь к Себе. Как люди приходят к Богу? Из-за чего? Почему Он иногда не уберегает от ошибок, падений, скорбей, а иной раз так чудесно ощутима Его помощь? И начинаешь понимать: ты всю жизнь шел к Нему. Блуждая в потемках, сомневаясь, падая и поднимаясь – шел. У Него еще не было Имени, а душа, когда вспоминала о своем существовании, выдыхала: «Господи!» Всех, открывших Его для себя, роднит глубинное ощущение сердца: «Вот – главное. И нет иного пути».

После крещения Евгения начала страстно молиться, искренне прося Бога об одном: чтобы помог справиться ей с собой. Не сразу с души начала стекать обида, уходить печаль. Пришла тишина, а потом стала возвращаться радость. Не та, прежняя, полная громких звуков, цвета и запахов, как бывает в детстве, а неброская, нежная, дарующая покой.

Гневливые припадки мужа, его апатия перестали выбивать из колеи. Появилась надежда: со временем и он научится слышать в себе тихую радость, не будет сердиться на жизнь, на людей и обстоятельства.…  Сам же от этого мучается….

Так говорила Евгения в тишине исповедальной, и смахивала набегающие слезы. Кому она говорила? Себе? Священнику? Богу? Она и сама не знала. Говорила, и верила сердцем, что все будет хорошо, только надо набраться терпения…

Тогда, после первой исповеди, и открылось: если исповедоваться по-настоящему, не жалея себя, то душа – словно из баньки выходит. Парилкой обожженная, холодным душем потрясенная, розовая, чистенькая, без пятнышка…  Исповедь очищает душу, а Причастие освящает ее, силы дает. Можно дальше жить.