Странные вопросы

Мне девять лет. Мы с отцом идём по улице.
Папа задаёт какие-то странные вопросы. Например: «Даня, тебе девочки нравятся?»
Я смотрю на него, как на слабоумного, и молчу.
- Даня, не стесняйся. Просто я думаю, что пришло время поговорить на эту тему. Тебе уже десятый год, ты не маленький. Главное – не пугайся, если тебе вдруг захочется поцеловать какую-нибудь девочку, ну, например, - свою одноклассницу.
Мы заходим в автобус, я думаю про себя: «До, чего же глупый у меня отец!»
Если бы он на минутку заглянул в мои сны, то – понял бы, что поцелуи - давно пройденный этап, и, что мне давно уже хочется гораздо большего удовольствия.

Израиль. Год 99-ый. Мы с отцом в кабаке.
- Данька, а ты у меня красавец. Знаешь, меня беспокоит,
что у тебя до сих пор нет подруги. Ведь, - нет, правда?
- Ну, нет, и что с того?
- Хочешь, прямо сейчас закажу такси, - доедем до Беер Шевы.
Я сниму тебе любую проститутку.
Я поднимаю на него глаза, - Если ты думаешь, что я такие вещи одобряю, то сильно ошибаешься.
Отец разочарованно вздыхает, - Ну, что ж, - остаётся только  ждать, что какая-нибудь баба возьмёт тебя и трахнет.

Год 2001-ый. Я и моя подруга сидим и травим байки на скользкие темы. Мы дошли до такой степени доверия и непосредственности, что можем рассказывать друг другу
о своих прежних влюблённостях и похождениях.
Делаем вид, что нам всё равно, и безразлично, но где-то в глубине всё-таки ревнуем.


- У меня был парень, - говорит она, - мне нравилась его спонтанность и иногда даже непредсказуемость.
Он выкуривал косяк, потом швырял меня на кухонный стол
и брал меня сзади. Вы с ним чем-то похожи: никогда не знаешь, где тебя настигнет желание – на асфальтовой дороге или – на грунтовке.

- Кстати, ты никогда травку не пробовал?
- Нет, - отвечаю я совершенно наивно.
 Я ещё не понимаю, на что мне намекают и во что меня вовлекают.
- Что? Ни разу…?  Хочешь попробовать.
- А что я буду чувствовать?
- Смеяться будешь. Расслабишься…
У меня есть немного. Не суррогат. Сушёные цветочки. Качество.

Я подхожу к окну, выкуриваю первую рыхлую сигарету.
Жду минуту, две, но ничего не чувствую.
- Набей мне ещё одну.
Она смотрит на меня озабоченно, - А много не будет?
- Что значит – много?
- Может так возбудить, что потом не вернёшься.
- Насыпь, насыпь, я не боюсь.
Выкуриваю вторую у того же окна, потом захожу в зал.
Она сидит на кровати, поджав колени и обхватив их руками,
и смотрит на меня с любопытством, как человек ожидающий
представления.

Внезапно, я почувствовал, что электрический свет в комнате
сделался тусклым и желтоватым.
В ту же секунду, в моём горле булькнул первый глупый смешок, такой же непроизвольный, как икота.
Потом целая тирада смеха, похожая на продолжительную отрыжку.
Я посмотрел на свою девушку, - она чего-то ожидала.
- Кажется, - началось, - сказал я и снова захохотал.
И тут мне, представилось, что вокруг меня находятся люди,
и, что они наперебой задают мне вопросы. Сначала я пытался отвечать, но потом схватился за голову и стал кричать, -
Пожалуйста, задавайте свои вопросы по очереди: вас тут много, а я – один.
Девчонка, начала смеяться в голос, но это была та разновидность смеха, которая обнажает всю женскую животность.

При этом я изменено воспринимал свои мысли.
Если в нормальном состоянии они «невидимы», то теперь приобрели зрительный образ: сотни золотых позванивающих
нитей одновременно пронизывали мой мозг. А мышление моё
меняло форму, в зависимости от мысли, которую я продумывал, выбрав из других.      

Свет продолжал тускнеть, мир сделался жёлтым, и это заставило меня думать о его болезненности. Все эти «умные» и «серьёзные» мысли проходили на фоне оглушительного хохота…

«Я вижу месяц бездыханный
  И небо мертвенней холста.
  Твой мир болезненный и странный
  Я принимаю, Пустота…»

На полу стоял включенный  магнитофон. Музыка, хотя звучала тихо,
начинала мне мешать. Закинув правую ногу на правое плечо, я присел на левой ноге, и выключил аппарат. Девчонка забегала вокруг меня и стала кричать, - Йог! Йог!
За этим последовало пять минут хохота. Я повалился на пол и стонал так громко, что моя любовница носилась по квартире и закрывала окна и жалюзи.
- Ты с ума сошёл! Соседи прибегут! Нам полицию вызовут!
Мне было смешно. От чего? – От того, что я существую. От того что всё существует.

Она отвела меня в душевую. Заставила чистить зубы. Паста из тюбика никак не попадала на щётку и падала большими кусками на палас. Под конец она сама взяла щётку и начала чисть мне зубы, как
ребёнку. Я продолжал смеяться, и паста, разлетаясь, падала на наши рубашки.

Она привела меня в спальню и уложила на заранее приготовленное чистое постельное бельё.
Я разделся и склонился над её телом.
- Иди ко мне…
Она всегда произносила эти слова, когда мы начинали заниматься сексом. Они – эти слова – подспудно ассоциировались у меня с какой-то старой, зловещей русской сказкой. Их могла бы произнести
баба яга или вампирша…
Я склонился ещё ближе и увидел свою смерть.
- Ты когда-нибудь видела лицо своей смерти? – спросил я.
- Нет. Почему ты спрашиваешь?
- Да, так, - ничего.

Она стала плавно водить ладонями по моим рукам, груди, спине.
И тут мне стало ясно, зачем мне подсунули этот дурман:
ощущение полного блаженства. Нет – не блаженства, - это выражается грубым словом КАЙФ. Напряжение и волновая вибрация
в каждой клеточке тела.
Я почувствовал, как ко мне подкатывает какой-то неопределённый,
рассеянный оргазм.
Я вырвался из её рук, побежал на кухню, нашёл где-то лист бумаги и ручку, сел и стал записывать.
Она появилась в дверном проёме с не то удивлённым, не то рассерженным видом.
- Почему ты не кончил?
Я посмотрел на неё, -  То, что происходит сейчас у меня в голове, для меня гораздо важнее, чем дешёвый оргазм.
Она повернулась и ушла. Я сделал несколько записей и виновато
поплёлся назад в кровать.
Минуту мы молчали.
- Ани охев отах, кусит шели, - попытался я разрядить обстановку.
- Что такое – КУСИТ? – спросила она.
Я задумался, - Ну, если перевести дословно, то получится – «пиписечка».
- Слышишь, ты, пиписечный, чтобы завтра духу твоего здесь не было!
 
Утром я вышел на кухню, закурил. Она ещё спала.
Потом стал читать свои записи…
«Мы, как серые мыши, на битом стекле…»
Фраза показалась слишком знакомой. Я напрягся и вспомнил,
что это слова из Апокалипсиса Наших Дней.

И чуть ниже было написанно: "Боги не потеют"