Глава 6

- Не так! Совсем не так! Ох, какое же сильное у меня желание ударить вам по пальцам! Ну, что это за «лыжи»? Играя на фортепиано пальцы должны быть гибкими, как характер молодой леди, упругими, как ее фигура, и целеустремленными, как ее желания. Вы все делаете не так!
Тома готова была плакать крокодильими слезами. Надо прилагать адский труд и все возможные усилия, потому что когда у тебя нет таланта к чему-то – этого добиваться в тысячи тысяч раз сложнее. И вот Тома, сидя за элегантным старинным инструментом, от которого пахло старой пылью и веяло величием, старалась, чтобы «ее пальчики не были, как лыжи».
Ее преподаватель была очень мудрая и старая женщина. В ее внешности и характере смешивались очень интересные, и с первого взгляда, казалось бы, несовместимые вещи. Женщина была очень элегантна и справляла впечатление настоящей леди, то, тем не менее, по словам ее бывших учеников, могла пропустить крепкое словцо, когда выходила из себя. У нее на шее всегда висели очки, в позолоченной оправе. Тома не знала, сколько именно им лет, но, судя по тому, что «золото» в некоторых местах подло откололось, по бокам повыпадали, когда-то красивые вкрапления данбурита, которые некоторые, по незнания, наивно путают с топазом или цитрином, очки были достаточно старые. Возможно даже, за них можно было выручить неплохие деньги в антиквариате. Но эти камешки… они просто завораживали взгляд. От них веяло таким же запахом пыли, вечности и благородности, как и от инструмента, за которым сейчас сидела Тома.
Волосы, по которым нежно пробежала холодная седина, были затянуты в тугой узел сзади, потому длину их определить было невозможно. Есть такие дамы, которым обязательно надо красить волосы, потому что седина им вообще не идет. Ее учитель была не из таких женщин. Седина удивительно ей шла, она подчеркивала ее темные, почти черные, глаза. и они становились еще темнее, еще глубже. Казалось, что там, внутри, целое бездонное озеро. Казалось, что именно с ее глаз, писались образы многих благородных девиц. Глаза эти всегда смотрели строго, не упускали ни одной оплошности. Они видели все.
Характером же, это была удивительная, неповторимая и просто уникальная женщина. Несмотря на то, что была она строга и непоколебима, ей можно было доверять. Вот знаете, есть такие люди, которым даже при первой встрече хочется рассказать про всю свою жизнь, все своим радости и беды. Такие люди, от рождения, должны быть музыкантами. Это им суждено. Потому что, что-то свыше, может быть Бог, дал им возможность трогать не только холодные металлические струны гитар или арф. Нет, им дана возможность намного благороднее и выше. Эти люди могут трогать струны человеческой души.
- Ну, Тамара, не отвлекайтесь, что вы смотрите на мои очки? Вы на клавиши смотрите! Ведь не попадаете же!
- Прошу прощения, - вяло промямлила Тамара, понимая, что ничего у нее не получается.
- Я, иногда, бываю слишком строга. Но, Вы к этому привыкнете. Вы только начали свой путь в музыке, и я, наверно, много от Вас требую. Знаете, Фрэнка Винсента Заппы, есть очень знаменитая фраза, которая в переводе звучит так: «Говорить о музыке — всё равно, что танцевать об архитектуре». Потому, постарайтесь представить себе, что перед Вами стоит не простой кусок древесины с металлическими стержнями внутри, а то, что помогает Вам выражать себя. Найдите в себе ту искру, которая толкает Вас на подвиги. Фортепиано – это всего лишь инструмент, главная опора Вашей игры, находится вот тут, - и преподаватель мягко-мягко коснулась груди Томы.
После того урока, и этого маленького «откровения» ее игра пошла к лучшему. Правильно все-таки говорили про эту учительницу. Она - одна из лучших.

Жутко выли собаки, было темно и холодно. «Ну, кой черт меня дернул задержаться?» - думала Тома, шагая домой. Движения ее были резкими, как оборванные куски бумаги. Она всегда становилась раздражительной и злой, слушая этот пронзительный вой. Он въедался в одежду, в волосы, в кожу. Он обволакивал как грязь или слизь. Тома начинала чувствовать себя грязной. Ей срочно нужно было домой, в душ.
- А люди накрывались с головой
В деревне, ожидая лишь напасти,
Не понимая слов любви и счастья
А слыша только жуткий волчий вой – нараспев и с чувством горечи продекламировал кто-то.
- Как ты всегда знаешь, где я?
- Это не я. Это Город.
- С чего ты сказал это четверостишье? Чье оно?
- Это Елена Гусева. Я долго уже иду за тобой, и вижу, как ежишься, и это совсем не от прохладного вечера. Тебе ведь не нравится, как они воют, да? Я видел, как ты дергала пальцами и как нервно поправляла свои волосы.
- Да, это омерзительно. Я люблю собак, всегда помогаю бездомным щенкам. Но ночью, они превращаются… - она медленно опустила голову – в монстров.
- Не суди книгу по обложке. Может, они воют от счастья? – Тома удивленно подняла голову. – Ты, ведь, не знаешь. Я уверен, у тебя были моменты, когда хотелось обнять весь мир, и, так же, кричать от счастья. – Она вспомнила его колыбельную в парке. – Часто мы думаем, что какие-то явления, поступки, люди – это зло, лишь из-за того, что не понимаем их. Так мы калечим, в первую очередь, себя. Потому прояви чуточку терпения. Закрой глаза, как тогда, когда были салюты, и вслушайся.
Она послушно закрыла глаза. Долго не было никаких изменений. Был все тот же ужасающий, холодный, колющий вой собак. Но тут, что-то проскользнуло, как песок между пальцами, Тома не успела понять что это, потому стала внимать еще напряженнее, обратив все свое внимание только на слух. Опять что-то проскользнуло. Да, это действительно было счастье. Это была песня о любви, о светлом чувстве дружбы, о благородстве, которому позавидовал бы любой рыцарь, о чести, о славе. Тома тихо прошептала:
- Все не так, как кажется…
-Я проведу тебя  сегодня, если ты мне разрешишь. Я понимаю, что тебе уже не так гадко, и ты наслаждаешься этой песней, но уже поздно, потому я не могу оставить тебя одну.
- Хорошо, хорошо, - быстро ответила Тома, ей теперь не хотелось упускать ни одной детали, чтобы запечатленная в ее голове картина, идеально соответствовала реальности. Потому она не противилась, когда он ее обнял, как и в прошлый раз. Она теперь ничего не ощущала, она была обращена только в одно чувство – в слух. Это было очень ответственно и волнующе дня нее. Но вот, шаг за шагом, они отдалялись от того места, и это было мучительно больно. Вот уже виднелись две башни-охранника, две многоэтажки между который вился тоненький, как нить, сплетенная маленьким паучком, переулок. Туда Томе и нужно было.
- Я пойду… Мы же еще увидимся? Ты же меня найдешь?
- Большой брат следит за тобой, - ответил он с легкой улыбкой и негромко рассмеялся, смех этот был похож на шелест листьев, который начали свой танец из-за ненавязчивого дуновения ветерка.
Он наклонился и поцеловал ее так же (казалось бы), как и в прошлый раз: сначала в волосы, и слышно было, с какой жадностью он вдыхает ее запах; потом в лоб, она вдруг поняла, что губы у него такие же теплые, как и тот ромашковый чай в парке; и, наконец, в щеку, он мельком на нее взглянул, совсем на который миг, Тома этого не заметила.
Ощущения были совсем другие, чем после того «братского» поцелуя. Другие и смешанные.

Только лишь когда за ней захлопнулась входная дверь – Тома успокоилась. К ней всегда приходило это ощущение защищенности, подчас она оказывалась дома, и надежно закрывала все замки и затворы. Другой бы чувствовал себя, как в клетке, но только не эта девушка. В ней жило глубокое чувство уважения к собственному дому и почитания оного.
Крикнув пару раз «мама!» Тома поняла, что ее нет дома, и доведенным до автоматизма движением она взяла телефонную трубку, и, даже не взглянув на нее, набрала номер.
- Алло?
- Опять задерживаешься? Ну, что же ты за человек такой? А? Платят копейки, а она, как сумасшедшая, работает.
- И тебе добрый вечер. Приготовь на ужин чего-то вкусненького.  Я скоро уже буду. Мне около 40 страниц осталось.
- Хорошо, - недовольно пробубнила в ответ девушка и повесила трубку. Мама Томы работала одним из рядовых редакторов в частой фирме по переводу и публикации современной литературы. Фирма была небольшая, потому зарплата была соответствующая. «Но, на жизнь-то хватает» - часто повторяла мама, наверно, пытаясь убедить себя в своей же значимости. Она не была из тех редакторов, которые говорили: «Да, это гениально! Мы будем это печатать!». Нет, она просто делала пометки в тексте, дабы его лучше понимал обыкновенный читатель.
Поставив телефон на место, Тома, чувствуя себя какой-то домохозяйкой (где это видано, чтобы не мама дочери готовила ужин, а наоборот?), пошла на кухню. Из-за прирожденного чувства неуклюжести, она зацепила бедром журнальный столик, который стоял в узком коридоре. На пол упала фотография. Разбилась. Тома почувствовала тепло. Как всегда, ей обязательно нужно было порезаться.
- Ну вот, порвала любимые колготки.  А порез, вроде бы, неглубокий. Ох-ох-ох. Это карма.
Стараясь хоть чем-то помочь, кошка по имени Семирамида, которая жила у Томы почти 6 лет, начала облизывать рану, делая этим, из-за своего шершавого языка, еще больнее.
- Да не лезь, ну не лезь, ну больно – девушка наклонилась и мягко толкнула темно-пепельную кошку рукой. Она, было, пошла на кухню, чтобы взять перекись, но остановилась. Что-то поменялось.
Ее не пугала кровь, и она внезапно улыбнулась; уже не нервировала кошка. Ведь, у влюбленных все не так, как у обычных людей. И не так важно, следствие это простой химии, как считала ее мать, или того, что ты, наконец, нашел вторую половину своей, когда-то разделенной Богом, души, как хотелось верить Томе. У влюбленных даже не 60 секунд в минуте. Их больше, намного-намного больше. Как звезд на небе или маленьких рыбешек в океане.
Между каждым вздохом этих людей; между каждым их мимолетным движением; между каждым ударом их сердца — что-то живет. Что-то, совсем на короткий миг, показывается на свет. И называется это «любовь». 
При произвольном взгляде  этих благословленных людей, брошенном друг на друга, — все в них кричит: «Люблю! Я так тебя люблю!».
Раздался несмелый звонок и отвлек тому от ее размышлений. Она прошла в коридор и открыла массивную деревянную дверь. На пороге, как неудивительно, стоял Егор.
Она молча смотрела не него. Томе не хотелось задавать глупых вопросов типа: «А откуда ты знаешь, где именно я живу?» и прочего-прочего.
- Ты тут заб… - начал, было, парень, но тут девушка обняла его и прошептала, с какой-то странно-волнующей интонацией, с какой она, иногда, доверяла своей кошке секреты. Это, почти магическое, заклинание состояло из пяти коротких, но очень важных, слов: «Я так долго тебя ждала…»