Однажды в угрозыске. Рассказы

Однажды в угрозыске

ГРУППА  ЗАХВАТА

Начальник уголовного розыска Приреченского ГОВД, Андрей Савченко, звучно хлопнул ладонью по столу.
– Короче – так. С угонами этими надо завязывать!
От руководящего хлопка одна из здоровенных бумажных кип, загромождавших столешницу, накренилась, поползла и с ехидным шелестом обрушилась на пол. Листы, листики и листочки, порхнув в разные стороны, напуганной воробьиной стайкой разлетелись по кабинету. Савченко секунду посидел неподвижно, перекатывая на скулах желваки, глубоко вздохнул и, согнувшись, принялся собирать документацию. Присутствовавшие в кабинете  оперативники кинулись помогать шефу. Когда возня и толкотня прекратились, Савченко водворился в свое кресло, недовольно оглядел последний подобранный лист:
- Кто наступить успел?! – и вернулся к  теме разговора.
- Короче… - он опять занес руку над столом, но, передумав, плавно вернул ее на место. – Чебряк! На твоей зоне сколько мотоциклов угнано?
Старший лейтенант Чебряк задумчиво посмотрел в окно и сообщил мрачно:
- Семь.
- Се-емь! – передразнил шеф. – Это у твоей Таньки-официантки семь топтарей кроме тебя, а мотоциклов угнано, – он заглянул в лежащий перед ним список, – двенадцать. Ни хрена ты оперативной обстановкой не владеешь!
- Я владею… - возразил Чебряк, но шеф его уже не слушал.
- А у тебя, Козырев?
- Девять, - немедленно отозвался бодрый и улыбчивый Козырев.
- Ну и чему ты радуешься?! Девять угонов, а раскрыл сколько?
Козырев перестал улыбаться, тоже зыркнул в окно, будто в нем содержалась горотделовская статистика.
- Два…
- Молодец, - похвалил начальник. – И из тех одного гаишники на дороге задержали… Марычев!
Костя Степанов напряженно поерзал на своем стуле. Он здорово волновался. Пожалуй, один-единственный среди всех собравшихся на совещание, хотя ему-то чего было переживать?..
Еще недавно Костя жил в краевом центре и учился в педагогическом вузе, но на третьем курсе вдруг влюбился в сокурсницу, скоропостижно женился и перевелся на заочное отделение. Работал кем придется, пока бывший одноклассник, щеголявший в милицейской форме с погонами младшего лейтенанта, не уговорил сходить в  краевое управление внутренних дел – как бы на экскурсию. Монументальность старого здания управления с высоченными лепными потолками и гулким нескончаемыми коридорами, произвела на Костю сильное впечатление, и он, присмирев, так  и не понял коварного замысла одноклассника, которого, как и других сотрудников, начальство ежедневно «нагружало» необходимостью ликвидировать некомплект личного состава.
Но увэдэвский кадровик ни в какие хитрости пускаться не стал, задал Косте пару-другую вопросов, а потом почему-то сердито спросил:
 - Инспектором по делам несовершеннолетних в Приреченск поедешь?  Там можно быстро жилье получить.
Ради такой перспективы Костя поехал бы и в Антарктиду. Они с женой ютились в съемной комнатушке на окраине города.
…Приреченск оказался молодым промышленным городком на берегу могучей реки. Средний возраст его  населения не дотягивал и до тридцати, в городе было полтора десятка  общежитий, чье население менялось чуть ни каждый день и на половину состояло из рабочих комбината, а на половину – из забичевавшего люда. Поэтому Приреченской  милиции работы хватало.
Косте с женой понравился сбегающий к воде с крутого берега и обдуваемый удалыми речными ветрами город, многоэтажный, с широкими проспектами и бульварами, с вознесшимся над крутой сопочкой в самом центре Дворцом культуры – фрагмент современного урбанистического пейзажа, оброненный кем-то в самую гущу вековой тайги.
 Но инспекция по делам несовершеннолетних Косте сразу и категорически пришлась не по душе. Попав на службу, как здесь выражались, «с улицы», Костя плохо представлял, в чем же все-таки состоят его обязанности? Начальник инспекции талдычил о «профилактике преступности среди несовершеннолетних» и заставлял Костю заполнять  карточки на «подучетный контингент». Костя не выдерживал,  уходил в «оперативное пространство» и, как умел, начинал выслеживать очередную ватагу вороватых пацанов. Начальник  злился, а вечно хмурые, неразговорчивые и оттого загадочные для Кости сыщики тут же одергивали его: не в свое дело не лезь, только напортишь…
Вскоре Костя понял, что не долго вытерпит беседы «по душам» с начинающими малолетними  гангстерами и бесконечную бумажную волокиту.
Он загрустил. Где засады и погони? Где лихие задержания крутых уголовников? Разве о таком он мечтал, поступая на милицейскую службу?!
Замечая Костины страдания, неулыбчивые сыщики, подливали масла в огонь, скупо посмеиваясь: наш Макаренко!..
В свою инспекцию Костя стал наведываться только по утрам, для порядка, и начал всерьез подумывать об увольнении. Но все вдруг устроилось само собой.
Начальник горотдела, толстый, крикливый и довольно вздорный подполковник, которого подчиненные давно и метко окрестили Бармалеем, однажды нагрянул в «сопливую» инспекцию, куда не заглядывал годами, переполошил Костиного шефа, долго шумел у него в кабинете, а потом отправился взглянуть, как трудится личный состав: две немолодые капитанши  и «Макаренко». Кликуха эта прилипла к Косте  накрепко.
Вполуха выслушав сбивчивый Костин доклад, Бармалей раздумчиво обозрел крепкую, широкоплечую фигуру молодого сотрудника,  пожевал толстыми, влажными губами и проворчал как бы про себя:
- Это называется – у нас оперсостава некомплект. Подбор кадров, ети его... С такой мордой посадили деточек воспитывать! С такой мордой надо…
Костя так и не узнал, чем надо заниматься с такой мордой, потому что Бармалей ощутимо ткнул его в грудь толстым, коротким пальцем.
- В уголовный розыск пойдешь? – И не дожидаясь ответа, скомандовал начальнику инспекции: - Подготовь на него аттестацию!
- Так он всего три месяца служит и спецобразования нет… - начал было Костин шеф.
- Ничего, побегает – образуется. -  Бармалей  повернулся и понес свой руководящий живот к выходу, ни на кого и ни на что не обращая внимания.
Начальник инспекции крепко, в полголоса, выругался. Сам же Костя готов был в эту минуту Бармалея просто расцеловать.
…В городе завелась шайка угонщиков мотоциклов, или, как именовал ее начальник розыска Савченко, «устойчивая преступная группа». Группа взламывала гаражи, угоняла с улиц и  дворов «восходы» и «ижи»,  легкомысленно оставленные беспечными хозяевами без присмотра. Угонов накопилось уже несколько десятков. Почти наверняка, преступления лепили малолетки, недавние Костины подопечные. Но сейчас их требовалось не воспитывать, а «выцеплять и морщить».
Каждое утро очередной дежурный начинал свой доклад с перечисления взломанных гаражей, а после планерки Бармалей утаскивал начальника розыска к себе  и чуть не по часу сердито гудел на него. После очередной накачки шеф «угро» появлялся в коридоре, щерясь сатанинской улыбкой  и шел в кабинет «статучета» рассказывать девицам инспекторшам похабные анекдоты.  Под руку в такие минуты ему лучше было не попадаться.
По  поводу этих треклятых угонов и собрал Савченко своих ухарей-перов, оттого и был он сильно не в духе.
Костя состоял в розыске на правах стажера пятый день, своей зоны обслуживания не имел, но  искренне переживал и даже побаивался начальственного гнева.
- С сегодняшнего дня начинаем ночное патрулирование, - объявил Савченко. – По одному оперу в каждый экипаж, который работает ночью – с гаишниками, с охраной, с патрулем. Смотреть на маршрутах внимательно, всех подозрительных мотоциклистов задерживать, гаражи проверять, если какой кретин на улице мотоцикл бросил, хозяина находить…
- …и расстреливать. – Старший опер Петухов пошутил не громко, но Савченко в этот момент сделал паузу, и шутка прозвучала.
- Я расстреливать не буду, - зловеще пообещал Савченко, вперив грозный взгляд в шутника, - я, если узнаю, что как в прошлый раз, лично буду брать и давить.
- А чего такого в прошлый раз? – захорохорился Петухов.
- А в прошлый раз кое-кто, - объяснил шеф, - всю ночь ходил дозором у соседки под забором.
- Ни под каким забором я не ходил! – обиделся Петухов.
- Точно, - поддакнул кто-то под общий смешок. – Не под забором ходил, а под боком лежал.
- Че ты гонишь?! – взбеленился Петухов. – Я из засады не отлучался!
- Ну да, засаживал…
- Может, встать, да засадить между глаз?!…- Петухов приподнялся со стула.
- Ну-ка всё, хорош! – прикрикнул Савченко. –  Ты, Петухов, потому такой несобранный, что в детстве хороших книжек не читал. Я тебе про соседку в переносном смысле цитирую, а ты в бутылку лезешь. В общем, возьмешь участкового и с ним пешим порядком будешь патрулировать комбинатовские гаражи.
- Нормально! – Старший опер сделал трагическое лицо. – А сортир почистить не надо?
- Пока без надобности, - успокоил начальник розыска. – Когда потребуется, мы тебя позовем.
- На гаражи и молодого можно отправить, - не унимался Петухов.
- Кстати, о молодых, - Савченко пододвинул к себе еще один список и принялся глубокомысленно его изучать. – Куда мы молодого пошлем?
Среди оперсостава опять возник сдавленный смешок. Савченко поднял глаза на подчиненных.
- А вот туда мы пошлем всякого, кто смехуечки не прекратит. Значит так, товарищ Степанов. Пойдешь ты у нас… м-м…  в группу захвата, вот куда. Ясно?
- Ясно, - ответил Костя. Что такое «группа захвата», он не знал. Но раз никто не ржет, значит ничего.
- Сбор в дежурке в двадцать три часа, - закончил Савченко. - Не опаздывать, получить  табельное оружие, женам  смысл мероприятия не раскрывать, но объяснить внятно, что ночная работа, а то опять с жалобами  побегут.  Всё. Свободны.
…Выяснилось, что «группа захвата» - это ночной экипаж вневедомственной охраны, патрулирующий разные важные объекты – учреждения, склады, магазины.  Главная его задача состояла в том, чтобы выезжать на сработку. Если сигнализация подавала ложную тревогу, наряд поднимал хозорган, то есть вытряхивал среди ночи из постели ответственного работника организации, и они, вместе осмотрев объект, включали сигнализацию вновь. А если тревога ложной не была… ну что ж, тогда и наступал момент оправдать свое гордое и грозное название.
Косте оружие и спецсредства не полагались. Он с завистью смотрел, как его коллеги сосредоточенно и сноровисто  заряжают пистолеты, проверяют переносные рации. Сунулся к Савченко: а я как же в случае чего?..
- Не волнуйся, - успокоил шеф. – В случае чего – твой наряд до зубов вооружен. И связь в машине.
Ну, тогда понятно, почему «молодого» в такой экипаж. Все предусмотрено…
Костя не без опасливого уважения открыл  дверцу зеленого «уазика» с мигалкой на крыше. Как встретит его, молодого и неопытного, вооруженная до зубов группа захвата.
- Залазь быстрее, - скомандовали ему из темноты кабины. - Комарья напустишь.
Костя проворно юркнул на заднее сиденье.
Экипаж состоял из двух человек. За рулем сидел пожилой старшина с большой лысиной. Со своего места Костя только и рассмотрел, что эту лысину и широкие продольные  просветы на погонах. Второй член экипажа, молодой кудрявый парень с лычками младшего сержанта, обернулся к новоприбывшему.
- Здорово.
- Привет, - отозвался Костя.
- Новенький? Я тебя раньше не видал.
Костя подтвердил и заметил, как водитель и его напарник переглянулись между собой.
- Погнали,  - скомандовал кудрявый и опять обернулся к Косте. – Меня Коляном зовут. Я подсадной. А водилу, - он ткнул пожилого старшину кулаком в плечо, - Михалычем.
Машина тронулась, и через секунду ярко освещенное крыльцо горотдела  осталось за углом. «Уазик» неторопливо покатил по широкому, почти безлюдному проспекту. С наступлением темноты мирное население Приреченска не стремилось на прогулки. Хороший город, уютный, но не спокойный.  Можно нарваться на неприятности. Каждый вечер кто-нибудь и нарывался. Лучше не рисковать.
Фонари горели ярко, но их свет тонул в густой листве тополей, разросшихся вдоль пешеходной аллеи, которая тянулась посередине проспекта и делила его вдоль на две почти самостоятельные улицы. Вокруг сияющих фиолетовым светом плафонов клубились мошкара и прочая ночная мелочь. Вечер выдался позднеавгустовский, ласковый… самый подходящий, чтобы погонять вокруг города по пустынным трассам на ворованных мотоциклах…
Слегка пригнувшись на высоком заднем сиденье, Костя внимательно смотрел по сторонам. Прямая, как стрела, проезжая часть оставалась пустой на всем протяжении. Но это ничего не значит. Угонщики по проспектам не раскатывают. Вон там, в темноте дворов, куда не достает уличное освещение, могут они таиться.
- Может, за домами проедем, - предложил Костя.
– Это зачем? – не понял Колян.
- Мотоциклёров искать, - впервые ворчливо подал голос Михалыч. – Рано, нету их еще.
- Точно, - согласился Колян, - они раньше двенадцати не вылазят.
- А ты откуда знаешь? – удивился Костя. – Встречал, что ли?
Подсадной как будто слегка смутился.
- Носятся какие-то. Может, угонщики. Я откуда знаю?
- Так остановить надо и проверить.
- А ты их останавливать пробовал? – опять ворчливо встрял Михалыч. – Ты ему фарами или жезлом из окна сигналишь, а он – как дал через газоны напрямки, во дворы да по всяким закоулкам! Как ты его на машине догонишь?
Костя слегка растерялся. Он-то думал, раз группа захвата – она всё может.
- А если мы их сейчас заметим, тогда что? – спросил он.
Колян заржал.
- Тогда ты жопу в горсть и скачками в погоню.  Схватишь мотоциклёра за яйца  -  он сам спрыгнет. Тут ты его тепленького…
Не боись, поймаем, - успокоительно перебил напарника Михалыч.
… Несколько раз их вызывали по рации. Машина сворачивала с маршрута, колесила по окраинам еще не вполне знакомого Косте города. Подвозили кого-то. Средних лет мужчина, судя по разговору,  техник охраны, возвращался с объекта, где менял датчики. Был он почему-то здорово пьян и все не соглашался ехать домой,  требовал рулить в другую сторону. Михалыч урезонивал и поминал какую-то Наталью Петровну, но техник широко размахивал руками, едва не задевая Костю по лицу, и объяснял, где он ту Наталью Петровну видал. В конце концов его отвезли туда, куда он домогался.
С другим пассажиром была целая куча громоздких картонных коробок. Ее вместе с владельцем выгрузили возле блока кооперативных гаражей. Подъехали с погашенными фарами, будто крадучись. Хозяин груза отпер ворота одного из боксов. Колян с Михалычем помогли внести коробки внутрь. Когда они, вернувшись, занимали свои места, пассажир подбежал к машине.
- Вы чего, мужики?! Ну, хоть по стакашку на дорогу!
- В другой раз, - отрезал Михалыч и тронул с места.
Косте ни с того, ни с сего пришло в голову, что они сейчас перевозили что-то недозволенное… краденое, что ли… Ему даже сделалось стыдно за такие мысли.
Потом объезжали  нескончаемые изгороди с рваной колючей проволокой и перепутанной проводкой по верху, при этом Михалыч, высунув руку в окно со снятым стеклом, поворачивал из стороны в сторону лампу-фару, закрепленную на капоте, водя вдоль ограждений сфокусированным лучом. В одном месте с изгороди свисал внушительный моток  медной проволоки. Михалыч вышел из машины, при помощи кусачек отделил находку от общей путаницы проводки, открыл заднюю дверцу «уазика» и забросил добычу в «кондейку».
Колян от нечего делать травил анекдоты, но как-то лениво, без задора.
Ничего особенного не происходило, и угонщики нигде не попадались. Но Костя все равно пребывал в напряжении, потому что ведь чем позже, тем больше вероятность  встретить преступников.
Свернув на одну из улиц, Михалыч вдруг резко затормозил, так что Колян ткнулся лбом в ветровое стекло, а Костя чуть не слетел в проем между сиденьями. Перед самым бампером мелькнула женская фигура.
- Черт тебя носит посередь дороги! – ругнулся шофер.
Женщина, ослепленная светом фар, прикрыла лицо сумочкой и покачнулась.
- Смотри, это Катька шарахается, - весело сообщил подсадной. И, обращаясь к водителю, добавил вполголоса с  заговорщицкой интонацией: - Возьмем?..
- Да ну… – Михалыч повел головой, будто указывая на заднее сиденье.
- Ну и че такого? – не унимался Колян.
Костя догадался, что дама, которую они чуть не переехали, пьяным-пьяна.
Тут надо дело делать, а тут с ней как свяжешься… Он уже повидал, что случается, когда пьяную бабу пытаются забрать в вытрезвитель… Бой Руслана с Головой!
Но женщина не твердым, но решительным шагом сама направилась к машине, рывком распахнула правую переднюю дверцу.
- Зда-арово, пареньки-и! Коля,  ты? …твою мать! Задавить хотите?!
- А как же, машина не е…т, а давит, - внушительно объяснил Михалыч.
- О-ой, ты еще, старый хрен!… Машина!.. А ты сам-то… могёшь?.. Ладно, я с вами. – Женщина переместилась к задней дверце, распахнула ее, сунулась в кабину, заметив Костю и окатив его ушатом перегара, с пьяной сварливостью протянула: - Подви-инься.
- Иди, иди себе, - сказал Михалыч и дернул рычаг скоростей.
- Ну ты чё-о? Дай, я залезу. - Женщина высоко подобрала юбку и занесла ногу на подножку, но промахнулась и упала лицом в сиденье.
Костя осторожно отстранил пьяную и захлопнул дверцу. Машина тронулась. Сзади сквозь гул мотора донесся визгливый мат.
Они еще около часа колесили по городу. Колян позевывал и явно скучал. С Костей он разговаривать перестал, проникшись к нему непонятной неприязнью. Михалыч сосредоточенно крутил баранку. Наконец он подрулил к обочине и заглушил двигатель.
- Горючку побережем. Дают-то ее всего…
Колян покрутил ручку хрипатого приемника, со злостью вышвырнул в окно окурок, поерзал на сиденье, наконец, ткнул Михалыча локтем в бок:
- А?…
Михалыч неопределенно пожал плечами. Но подсадной не отставал, и водитель, помявшись, согласно кивнул.
До Кости дошли обрывки приглушенных фраз:
- Куда?.. Где в прошлый раз?
- Нет, я новое место присмотрел… самое то… им бежать некуда.
- Где такое?
- На комбинатовском причале. Там  их столько… стрелка ихняя, не иначе.
Костя навострил уши. Он все время злился, что наряд занимается чем-то не тем. При такой постановке патрулирования никаких угонщиков не поймаешь. Более того, ему стало казаться, что «группа захвата» никого ловить и не порывается. Но Коляну с Михалычем, кажется, тоже надоело бесцельно колесить по городу и, возможно, сейчас намечается что-то серьезное. У кого это на причале «стрелка»? Кому там бежать будет некуда?
Но чтобы не показаться «зеленым», Костя ни о чем спрашивать не стал. Придет время – скажут или сам поймет. Любопытство – не мужское качество.
…«Уазик» в очередной раз свернул с маршрута. Сразу за домами центрального проспекта начинался лесистый спуск к реке. Машина покатила вниз по крутой грунтовке. Свет фар то и дело выхватывал между деревьев очертания приземистых, кособоких строений, слепленных из досок, горбыля и фанеры, обитых разноцветной жестью. «Сарайки». В них горожане хранили лодочные моторы, рыбацкую утварь, мотоциклы. Немало угонов было совершено именно отсюда.
Костя подобрался. Теперь-то настала пора глядеть в оба.
Миновав спуск, машина выскочила на прибрежную косу, именуемую в народе «дикий пляж». Здесь было гораздо темнее, чем на городских улицах. Надкушенный блин луны висел низко над далеким противоположным берегом, светил, но ничего не освещал, только зыбкий тускло-серебристый мостик через реку колыхался под ним на мелкой волне. Поодаль от воды под ветерком шуршал жесткими листьями прореженный отдыхающими ивняк. Скрипя шинами по галечнику, машина подкатила к самому краю берега и остановилась. Смоляные языки ленивого ночного прибоя лизнули ее передние колеса.
Прихватив фонарики, Колян с Михалычем полезли наружу.
- Побудь здесь, - приказал Косте подсадной. Костя послушно кивнул.
Милиционеры разошлись в разные стороны, светя фонариками себе по ноги. Костя напряженно следил за их действиями, не улавливая смысла. Колян и Михалыч, бродя как бы бесцельно туда-сюда по берегу, время от времени нагибались, то ли разглядывали, то ли ощупывали что-то на земле.
«Следы ищут, что ли? - недоумевал Костя. – Какие тут могут быть следы, на гальке? А если и есть, какой от них толк?» Но он сидел смирно, как ему приказали. Чего-то он все-таки не понимал и тяготился своей неопытностью.
Загадочные блуждания группы захвата по пустынному берегу окончились минут через десять. Вернувшись к машине, экипаж водворился на свои места и вид имел явно повеселевший.
Значит, нашли то, что искали.
 «Уазик», вскарабкавшись на прибрежную крутизну, еще раз пересек центральные улицы и углубился в совсем уж темные, узкие и непроезжие щели между высоченными заборами и какими-то промышленными постройками. Машина запрыгала на ухабах, из-под колес плеснула жирная мазутная грязь. Михалыч врубил передний мост, и автомобиль пошел ровнее. Впереди, между глухими стенами пакгаузов, опять мелькнул серебристый мостик через реку. Значит, они снова держат курс на берег. На тот самый причал?
- Выключи фары и ехай тише, - посоветовал водителю Колян. – Спугнем.
- Не спугнем. Далеко еще, - буркнул Михалыч, но скорость сбавил, а потом убрал и свет.
Костя напряженно застыл, не зная, к чему готовиться. «Да черт с ним, - решил наконец с досадой. – Приедем – сориентируюсь».
Михалыч, припав грудью к баранке и всматриваясь в черноту за стеклом, вел машину почти на ощупь, но уверенно. Он знал эти места, как свои пять пальцев. Через несколько минут такой «слепой» езды очередная изгородь кончилась и впереди черным блеском проступила поверхность реки. Михалыч почти бесшумно затормозил. Костя уже достаточно освоился в темноте и сейчас сумел разглядеть, что они заехали в своеобразный тупик. Справа в темную высь уходила кладка могучих бетонных плит, предохраняющая от разрушения глинистый береговой обрыв. Впереди далеко в воду выдавалась такая же бетонная стена, нечто вроде недостроенного мола. Слева всплескивала речная волна. «Уазик» перегораживал единственную дорогу из этой ловушки. Но ловушки – для кого?
Как Костя ни напрягал зрение и слух, никакого движения или звука ему уловить не удавалось. Тупик был пуст. Абсолютно… Хотя, нет! Там, впереди, у основания мола, проступала из темноты угловатая, приземистая, ниже человеческого роста, шеренга каких-то угловатых предметов – ящиков или контейнеров… По ее верху  Косте почудилось едва уловимое движение и поблескивание зеленоватых светящихся точек. Но через мутноватое стекло много не разглядишь.
- Видал? – шепотом спросил водителя Колян.
- Видал, - так же шепотом подтвердил Михалыч. – Пошли.
Едва слышно щелкнули замки, и передние дверцы машины  распахнулись. Костя зашарил рукой сбоку от себя, ища дверную ручку, но Колян услышал и шикнул на него: - Не шевелись!
- Есть, - еще раз довольным шепотом подтвердил Михалыч, - много… - И  полез рукой под сиденье.
Костя замер. Он в любую секунду был готов катапультироваться из кабины.
Михалыч вынул руку из-под сиденья, и Костя увидел… Сперва ему показалось, что он ошибся в темноте. Потом он не поверил своим глазам. Но верь или не верь, а в своем волосатом кулаке Михалыч держал… рогатку. Здоровенную, изготовленную из сучка-развилки, с примотанным к «рожкам» резиновым бинтом и кожаной накладкой для заряда.  Косте в детстве самому доводилось пользоваться таким «оружием». Пара окон пострадала… Только когда это было?!
Вторая рогатка объявилась в пятерне у Коляна. Милиционеры, как по команде, сунули руки в карманы кителей и достали оттуда… по круглому камню-окатышу.
…Берег. Галька. Так вот что они искали!
Колян с Михалычем дружно скользнули на землю, локти рук, сжимавших рогатки, утвердили на распахнутых, со снятыми стеклами, дверцах машины, синхронно, как артисты на сцене, растянули резиновые бинты.
Костя обалдело наблюдал за действиями напарников.
Две  галечных заряда свистнули в воздухе и с сухим треском разбились о бетонную стену. Милиционеры действовали быстро и слаженно. На перезарядку оружия ушла секунда. Круглые камешки снова со свистом рассекли воздух. На этот раз залп отозвался дребезжащим металлическим лязгом.
- Блин косой! Вечно ты ниже берешь! – Михалыч протянул руку к автомобильному щитку, и тут же невыносимо ярко полыхнули фары.
Костя на миг зажмурился, но тут же открыл глаза.
У основания стены неровной шеренгой выстроились металлические мусорные контейнеры. Над их краями торчали продолговатые черные столбики, посверкивали желтыми и зелеными огоньками… глазами!
Кошки!
Неосторожное попадание камня в железный бак спугнуло их, но ослепительное сверкание фар будто  пригвоздило к месту.
Опять хлопнули резиновые пращи. Лязг очередного попадания в железо контейнера слился с пронзительным мявом подстреленной «дичи». Вопль раненого товарища вывел  стаю из столбняка. Кошки  темными молниями прыснули с помойки, секунду-другую метались в тупике, высоко подпрыгивая и царапая когтями бетон стен, сунулись к воде (ага! хрен вам! бежать-то некуда! – теперь уже во весь голос орал Колян, растягивая резину рогатки во всю длину), а потом дружно, как по команде, метнулись прямо на источник слепившего их света.
- …твою мать! – рявкнул Михалыч и высоко подпрыгнул, когда по его ботинкам царапнули острые коготки.
Колян опять залепил из своего орудия, но неудачно, камень рикошетом прошелся по капоту «уазика».
 - Куда лупишь?! – взревел водитель. – Токо побей мне машину! Муд-дак! - И передразнил: - Некуда им бежать!..  Кошак, бля, он животная хитрая.
- Ла-адно, - примирительно проворчал Колян, залезая в кабину, – не ссы, Михалыч, царапину чем-нибудь затрем… Кто же знал, что они  против света попрут.
- Откуда здесь помойка? – спросил Костя, когда группа захвата заняла свои места.
- А здесь все лето брандвахта стояла, от земснаряда, - охотно объяснил Колян. – Брандвахту убрали, а мусорку оставили. Кошаки и кормятся. Но не думал я, что они такие борзые. Ничего, Михалыч, рули, я еще одно место знаю. – И опять объяснил Косте: - Мы каждое дежурство на охоту ездим. Уматно! Михалыч раз так уцелил, что у котяры башка прямо вдребезги разлетелась. Щас приедем, могу дать стрельнуть. У меня рогуля точная.
- Нет уж, - сказал Костя. – Вы, мужики, в отдел меня везите. Или хоть до города. А сами как хотите.
Колян примолк, а потом спросил настороженно:
- Стучать пойдешь?
- Я что, на барабанщика похож? Так, прогуляюсь…
- Ну, смотри-и… - протянул подсадной, отворачиваясь.
Зашипела и забормотала рация. Михалыч высвободил манипулятор из крепления, послушал.
 -…Да, здесь, с нами… Сейчас привезем. – И вернув трубку на место, буркнул Косте: - Тебя в отдел вызывают. Что-то там такое, я не понял.
…Машина остановилась, не доехав с полсотни метров до горотделовского крыльца, и когда за Костей захлопнулась дверца, быстро развернулась и скрылась за углом.
На крыльце стоял Савченко в окружении нескольких оперов. Костя резво взбежал по ступенькам. Заметив его, начальник розыска спросил:
- Ну, что, поймал кого-нибудь?
Костя отрицательно покачал головой. Видя, что шеф занялся прибывшим, сыщики всосались в дверь горотдела.
- А вот Петухов поймал, - с непонятной интонацией сообщил начальник розыска.
- Да?! Молодец! Точно, те самые?
- Да уж, похоже, что те.
- Кто такие? Мои… малолетки?
- Да нет, не твои. Два оболтуса двадцатилетних. Нашли занятие!
- А как он их взял, где? – от радостного воодушевления Костя  натурально допрашивал своего нового шефа. Но тот будто не замечал нарушения субординации.
- На улице Пионерской.  Они  мотоцикл с толкача заводили.
- Почему на Пионерской? – спросил Костя и тут же прикусил язык. От гаражей, где Петухов должен был находиться, до Пионерской – ого-го какое расстояние. Но для чего же наводить начальство на подозрения.
 Савченко  будто не расслышал  вопроса и продолжал:
- Толкают они мотоцикл. Он к ним – стоять, дескать! А мотоцикл возьми и заведись. Они прыг на седушки и по газам. Ну, Петухов парень спортивный,  рванул за ними – они скорость набрать не успели – и повалил вместе с «ижаком».
- Так он один их обоих повязал? – нетерпеливо перебил Костя.
- Нет, не обоих, - помолчав, ответил начальник розыска. – Один ноги сделал. А второй у нас. Не отпустил его Петухов.
- Жалко, - сказал Костя. – Ну, ничего, поколем, и второй никуда не денется.
Савченко кривовато усмехнулся.
- Ишь, выучился уже словечкам… Жалко не то, что второй ушел. Жалко, что Петухов сейчас в больнице, в реанимации, с черепно-мозговой травмой. Пока он с одним барахтался, второй его монтировкой по голове…  Сам не пойму, как он в таком состоянии здорового лба удержал? В горячке всякое бывает. Семейство одно всю эту картину из окна наблюдало. Ну, позвонили, что драка на улице, наши и подскочили вовремя.
Костя похлопал глазами. Наконец спросил:
 - И как он? В каком состоянии? Выкарабкается?
Савченко пожал плечами.
 - Врачи определенно не говорят. Но надежда есть. А то, что от гаражей до Пионерской не ближний свет, ты точно подметил. Кой черт его понес? Опять по бабам? Или  что там у него произошло? Преследовал он их, что ли?
- А на связь не выходил?
- Рацию ему выдали с подсевшим аккумулятором. Я проверил. Участковый еще этот!.. Отпросился, видишь ли, у Петухова на час по семейным обстоятельствам. Завтра я с его обстоятельствами разберусь! – И вдруг спросил совсем просто, по товарищески: - У тебя курить есть? Сигареты кончились.
Костя достал пачку, протянул шефу.
- Чего же  он не стрелял? У него же пистолет был.
Савченко опять усмехнулся.
- Эх ты… сыщик! Он же не знал точно, преступники они или нет. К тому же вдруг бы малолетки? С бухты-барахты оружие применять нельзя. А когда стало можно, он уже был не в состоянии. Где тут кончается «нельзя» и начинается «можно» трудно, понимаешь, бывает разобраться.
Они помолчали, затягиваясь дымом. Потом Костя попросил:
- Вы меня в следующий раз с группой захвата не отправляйте.
- Что так? – Савченко ухмыльнулся. – Обидели?
- Нет, не обидели.
- А что? Девок катали или по кошкам из рогаток стреляли?
Костя удивился.
- А вы откуда знаете?!
- Должность у меня такая, чтобы все знать, - наставительно произнес  начальник розыска.
- И что же им за такое отношение? Ничего? – помолчав, хмуро спросил Костя.
Савченко глубоко, с наслаждением затянулся. Ответил не очень понятно:
- Эх, брат, если каждому за каждое – да чего!.. Это люди… - И после паузы добавил. – Уроды они, конечно, слов нет. Но вот Колька этот кудлатый года два назад трех пацанов из полыньи вытащил. Сам обморозился, два месяца в больнице с воспалением легких провалялся... А Михалыча и ножом резали, и из ружья стреляли. На пенсию ему через полгода… Не просто всё. Поработаешь – поймешь. – И подытожил, щелчком отстрелив окурок: - Но что козлы, то козлы! Блин! Группа захвата!


РЕШАЮЩИЙ  ФАКТОР

Костя Степанов – без году неделя в милиции. Но дождался своего: перевели в уголовный розыск из инспекции по делам несовершеннолетних. За работу в этой инспекции к Косте приклеилась кличка Макаренко, на которую он сильно обижался. Он мечтал стать настоящим сыщиком, а не перевоспитывать малолетних правонарушителей, которые, к тому же, перевоспитываться категорически не желали.
 Сегодня Костя получил свое первое самостоятельное задание.
- На, вот, - буркнул на планерке начальник «угро» Савченко и протянул новоявленному оперу три-четыре неразборчиво исписанных листа бумаги, соединенных канцелярской скрепкой.
Костя повертел головой. Нет, обращались именно к нему.
- Что это? – спросил он шефа, принимая бумаги трепетной рукой.
- Да так, ерунда, лодку украли.  Лодка нашлась. Разберись. – И Савченко перешел к следующему вопросу.
Вернувшись в свой кабинет, Костя внимательно изучил полученные  документы. Из заявления и объяснительной записки некоего гражданина Зимина следовало, что он, Зимин, имеет лодку «казанку», которую обычно оставляет на краю городского пляжа, возле будки спасателей. Один из них, знакомый Зимина, обещал присматривать за лодкой.
Дней десять назад потерпевший собрался на рыбалку, явился на берег, но  «казанки» своей не нашел. Приятель, отвечавший за сохранность маломерного судна, объяснил хозяину, что не находится  безотлучно на рабочем месте. А когда отлучается, лодка стоит  сама по себе.  В смысле – стояла.
…С моих слов записано верно и мною прочитано.
Третий и четвертый листы оказались не столь безотрадными.  Участковый инспектор прибрежного села Усть-Кор, старший лейтенант Зведенко докладывал в своем рапорте, что такого-то числа  утречком вышел на берег  и опытным глазом местного жителя сразу заметил  постороннюю лодку, лежащую  на песке в подозрительно бесхозном состоянии… Надо проверить.
Зведенко проверил. Оказалось – та самая.
Четвертая бумажка представляла собой расписку потерпевшего о получении из рук милиции своего пропавшего плавсредства.
Этим материалы проверки исчерпывались. Костя  удивился. Что же Зведенко – лодку обнаружил, быстро выяснил, что она в розыске и успокоился? Из рапорта, во всяком случае, никак не следовало, что старший лейтенант озаботился проблемой розыска прибывших на ней злоумышленников.
Костя глубоко задумался. Понятное дело, надо искать воров. А как их искать и где, если Зведенко и пальцем не пошевелил, а уже столько времени прошло? Там же следы, наверно, какие-то оставались… С людьми надо было поговорить. Кто-то  мог и приметить, что за экипаж на «казанке» прирулил? Лодырь этот старший лейтенант! Надо ему позвонить.
Костя взялся за телефон, но участкового на месте не оказалось. Ладно, успеется. С чего же начать?
Неплохо бы, конечно, пойти и спросить  у Савченко. Он же сказал – ерунда… Для него ерунда. А для Кости – отнюдь! Но, с другой стороны: вот, скажет Савченко, даже такого пустяка тебе поручить нельзя. Ничего-то ты не знаешь и не умеешь… Макаренко!
Выставляться на посмешище чуть  ни с первого дня Костя не желал. Ладно, разберемся как-нибудь.
Для начала он сгонял на пляж. Спасатель – полуголый татуированный мужик, только пожал плечами: да шут его знает, кто ее угнал?!.. Мало ли, что обещал присматривать. Я ж на месте не привязанный. А ночью здесь вообще один сторож, старик-инвалид остается. Ему все лодки  до банана. Мы лодки охранять не обязаны.  Их вон  сколько по берегу валяется.
Костя и сам видел, что лодок на берегу не меряно. Какие привязаны тросиком  к бревнышку, а какие и просто полеживают себе на песочке, на бок накренившись. Куда их денешь? На лодочной станции мест не хватает, а подмышкой «маломерное судно» к себе под балкон не унесешь.
Судя по татуировкам, дядя   в прошлом сам был не без греха, потому, если и знал что – милиции помогать не торопился.
 Костя обошел весь берег, не пропуская ни одного лодочника, рыбака или просто отдыхающего. Узнал даже, что «безобразит тута по вечерам  всяка шпана из «Нахаловки» – частного сектора, но реальных зацепок никаких не отыскал.
Тогда он решил повидаться с потерпевшим. Зимин, как выяснилось, работал в ночь, утром вернулся со смены и укатил на «фазенду». Пришлось переться сначала на автобусе, а потом пешком на комбинатовские дачи, бродить между участков, отыскивая нужный. Вспотев на полуденной жаре, наглотавшись пыли и еле отбившись от  гавкучей собачьей своры, Костя разыскал наконец своего «терпилу», но тот отмахнулся: никого он не подозревает.  Главное, лодка нашлась. А воровайки –  шут с ними…
В горотдел Костя вернулся на склоне дня мрачнее тучи. Выходило, что поручили ему какое-то гиблое дело. Потому, наверно, и поручили, что молодой, для настоящей работы не пригодный... Где этот безответственный Зведенко, который вовремя ни мозгами, ни конечностями не пошевелил?!..
На этот раз участковый откликнулся. Он долго не мог взять в толк, из-за чего кипятится оперуполномоченный? (Костя представился именно так, для солидности.)
Наконец старший лейтенант не выдержал.
- Чего орешь? Начальник выискался! Какие там следы на гальке?!..  А опрашивать… Дак пустой был берег, кобель соседский только по нему скакал. Эх, как я не догадался кобеля-то допросить?! Виноват, ваше благородие!... У меня сорок материалов на исполнении, а я буду по деревне вчерашний день искать! - И  добавил: - Лодка же на месте. Возьми да откажи.
- Как это – откажи? – не понял Костя.
Зведенко помолчал, потом поинтересовался:
- Ты откуда  такой взялся. Давно работаешь?
- Какая разница?
- Один поёт, другой дразнится!.. Сиди там и слушай сюда, если  у вас молодому объяснить некому. В уголовно-процессуальном кодексе имеется статья пятая, которая позволяет отказать в возбуждении уголовного дела. Пункт два – за отсутствием состава преступления. Хозяин, сам говоришь, рад, что лодку вернули, кочевряжиться  не станет, что надо, то и подпишет. Свидетелей тоже можно по-умному опросить. Вот и раскинь мозгой.
Костя только сопел в трубку.
- Не врубаешься?.. А, дак я про тебя слышал! Ты Макаренко!
- За Макаренко, между прочим, можно и… - начал Костя.
- Ну если ты такой обидчивый, возьми лупу и начинай берега обследовать!
Участковый повесил трубку. Козел!…
Костя открыл «упэка», нашел упомянутую статью и внимательно её прочитал. Елки-палки! Это же, действительно, решение проблемы! Кстати, в то время как раз погода мерзкая стояла. Ветер воет, волны хлещут… плыви мой челн по воле волн! Ладно, товарищ участковый, за это мы тебе Макаренко простим.
В столе отсутствовавшего соседа по кабинету Костя нашел папку с подготовленным отказным, внимательно изучил ее содержимое.
Ничего особенного. Нужно только убедительно сформулировать в постановлении и подтвердить материалами проверки, что никакого преступления не было. Ну, формулировки для Кости не проблема с его-то без пяти минут гуманитарным образованием, а материалы найдутся, если покрутиться как следует и «мозгой раскинуть». В этом Зведенко, пожалуй, прав. Так что – вперед и с песней!..
Спустя три дня Костя не без трепета переступил порог кабинета, где в кожаном кресле с высокой спинкой восседал начальник горотдела по кличке Бармалей. Он сосредоточенно изучал какую-то бумагу, одиноко белевшую посреди  стола.
- Разрешите?
Бармалей приподнял кустистые брови, оторвался от своего занятия.
- Чего тебе?
- Да вот, отказной принес.
- Давай, - приказал Бармалей.
Костя неуверенно ступил на ковровую дорожку, покрывавшую пол, держа папку в обеих руках, будто она была чугунной.
То ли Бармалей был очень занят, то ли дело, действительно, не стоило выеденного яйца, но подполковник лишь пробежал глазами постановление  и, не заглядывая дальше, изобразил свою подпись в верхнем углу листа, рядом со словом «утверждаю».
- К прокурору сходи, пусть свою закорючку поставит. – Начальник бросил материал на приставной стол и буркнул напоследок, словно про себя: - Контролеры…
Костя слышал, что у Бармалея с прокуратурой нелады, а после очередной проверки прокурор вообще взъелся и велел все дела  представлять лично ему для подтверждения или отмены вынесенного милицией решения. Но, «проскочив» Бармалея, Костя приободрился. Да и нечего скромничать,  потрудился на совесть. Авось, обойдется.

Секретарша кивнула, и Костя, постучав, приоткрыл массивную полированную дверь.
- Разрешите?
- Прошу. – Пожилой прокурор, маленький, с массивной, лысой головой, в круглых очках, едва виднелся из-за груд папочек, папок и папищ, горами загромоздивших его обширный стол. – Проходите, присаживайтесь.
«Болтик, -  усмехнулся про себя Костя, сразу придумав кличку хозяину просторного, с тремя окнами, кабинета. – Этот доковыриваться не станет. У него других дел – аж самого не видно.»
Он пересек кабинет и сел в кресло у приставного стола.
- Что у вас, - спросил Болтик, отодвигая бумаги и слегка вытягивая шею.
- Отказной, - деловито сообщил Костя.
- Ну что ж, посмотрим.
Костя протянул свою папочку.
Болтик открыл ее и начал читать, почти скрывшись за бумажными столпами и пирамидами. Раздалось шуршание перелистываемых страниц. Чтение продолжалось минут десять, а затем Болтик, вернувшись к началу, прошелся по материалу еще раз.
Косте стало немного не по себе, но он старался не подать вида.
- Та-ак, - протянул наконец хозяин кабинета и отодвинул в сторону несколько бумажных Эверестов, чтобы лучше видеть собеседника. – Ну, что можно сказать? – Он  помедлил, и Костя весь напрягся. – Прекрасный материал. Просто замеч-чательный! – Болтик похлопал маленькой ладонью по лежащим перед ним страницам. – Постановление составлено грамотно, исчерпывающе, логично. Без всяких этих корявостей, как наши следователи обычно пишут. Вы что оканчивали?
- Я еще учусь, - Костя назвал вуз.
- Тогда понятно, почему гладко излагаете. – Прокурор снял очки и положил их перед собой. Его близоруко прищуренные глаза показались Косте хитрыми и пронзительными. Хоть и Болтик, а прокурор –  он и в Африке прокурор.
- И проверка проведена в полном объеме, все документы представлены. Всегда бы так, – продолжал нахваливать Болтик. – Вы давно в милиции?... Всего-то? Тогда тем более молодец. Приезжий?..  Поня-атно.
Костя подумал с подозрением: «Чего он соловьем разливается? Хорошо, так  хорошо. Ставь автограф и чао, бамбино.»
Но Болтик не спешил. Он в очередной раз взъерошил страницы.
- Итак, что же у нас получается? Владелец оставил лодку на берегу семнадцатого, а пришел за ней двадцать пятого, то есть через восемь дней. Работники спасательной станции утверждают, что ничего противоправного и никого подозрительного на берегу не замечали; кроме Зимина, никто более на пропажу лодок не жаловался. – Болтик удовлетворенно хмыкнул и перевернул несколько страниц. – За упомянутой «казанкой», по существу, никто не присматривал, поэтому точную дату ее пропажи  установить не представилось возможным. А в означенный восьмидневный период имел место подъем воды в реке на… умгу… сантиметров. Та-ак. Приложена соответствующая справка гидрологической службы. В это же время несколько раз наблюдалось усиление ветра, включая порывы… ага… ага… в том числе и северо-восточного, то есть с берега в сторону воды… Шторм до трех-четырех баллов… Приложена справка от метеорологов… Прекрасно! Подумать только! Все сходится!
Прокурор довольно потер руки. Костя смотрел на него с возрастающим недоумением. А Болтик продолжал, все более воодушевляясь:
- Вот перед нами объяснения пресловутых спасателей и иных осведомленных лиц,  которые подтверждают, что ранее неоднократно имели место факты, когда в результате неблагоприятных погодных условий оставленные  без присмотра в непосредственной близости от черты прибоя и незакрепленные лодки сносило на воду. Интересно, а что нам говорит  потерпевший? А он как раз и говорит, что  бросил лодку именно в таком положении – без присмотра, незакрепленной и в непосредственной близости. А почему? А потому, что она старая и большой ценности для него не представляет. Дрянь, одним словом, а не лодка! Кто бы на неё  позарился? Да никто! Уплыла и черт с ней! Сам хозяин по ней шибко  не тосковал… Великолепно!..  И какой же мы делаем вывод? Очень простой и практически неопровержимый: дрянную «казанку» товарища Зимина никто, естественно, не крал. Её  без чьего-либо злого умысла, а единственно по головотяпству самого хозяина и под воздействием, как вы изволили выразиться, природных факторов смыло в реку. Ветер воет, волны хлещут…
Костя даже вздрогнул:  прокурор будто подслушал его недавние мысли.  Но  куда же клонит улыбчивый Болтик?
- Что же происходит далее? – Прокурор опять нацепил на нос очки, выпятил губы и сделал вид, что перечитывает Костины сочинения. – Далее лодка, как ей и подобает, плывет, гонимая волнами, пока ее не прибивает к берегам славного Усть-Кора. А там, соответственно, бдительный участковый инспектор… как его…  Зведенко – всегда на посту! Маломерное судно взято под охрану и незамедлительно возвращено владельцу, который материального ущерба не понес и претензий ни к кому не имеет… Блистательный финал! Полный хэппи энд. И никаких загадок. Можно сказать, неумолимое торжество логики над энтропийностью обстоятельств. Поздравляю, молодой человек!
Косте показалось, что прокурор сейчас встанет и пожмет ему руку. Но прокурор остался сидеть. Он перевел дух а потом уже другим тоном сказал:
- Вы, товарищ начинающий оперуполномоченный, живописуя «природные факторы», упустили из виду один, но очень важный, можно сказать – решающий.
- Это какой же? – спросил Костя, не церемонясь. Он уже понял, что по не известной причине угодил впросак и единственно хотел  понять, что же такое он проморгал?
- Ге-о-гра-фи-чес-кий! – назидательно произнес прокурор. – Честное слово, вы меня убедили. Во всем. Кроме одного. Как могла лодка сама по себе проплыть двадцать километров… против течения?
- Против… чего? – Костя выпучил глаза.
- Я понимаю, - сказал прокурор, - вы в городе недавно. В Усть-Коре, наверняка, и не были еще. Но на карту-то можно было взглянуть. Или спросить у кого-нибудь, у того же вашего Савченко. Не пришлось бы весь этот огород городить. Но раз уж так получилось, еще раз обращаю ваше внимание на тот факт, что село Усть-Кор расположено в двадцати километрах от Приреченска вверх по течению. И никакая сила, исключая святой дух и летающие тарелки, которые юриспруденцией не учитываются, не могла заставить плыть вашу «казанку» вопреки физическим законам. А могли воры, которые юриспруденцией очень даже учитываются. Так-то, молодой человек. Кто  вам помогал сочинять вашу былину?
- Никто, - понуро отвечал Костя.
- Так уж и никто? - усомнился прокурор. - Хотя, верю. Если б Савченко, например, он бы так не прокололся.
Прокурор, точь-в-точь, как  недавно Бармалей, швырнул Костину папку на приставной стол, и она, шелестя страницами, заскользила по полированной поверхности, словно дохлая ворона.
- Всё, молодой человек. Не смею более отнимать  ваше драгоценное время. Идите и поработайте. И заставьте меня поверить в то, что бурундук – птичка. А лучше – найдите воров. 
Костя встал, взял свою дохлую ворону и попытался расправить ей перья, но она, побывав в прокурорских руках, оставалась бесповоротно дохлой и неприглядной…
Когда за Костей закрылась дверь, прокурор неторопливо снял телефонную трубку. Самое время позвонить бестолковому, вздорному Бармалею и вставить очередную спицу за то, что его служивые опять приволокли халтуру, которую он не глядючи подмахнул.
Но прокурорская длань с зажатой в ней трубкой замерла навесу… Может, и получится из парнишки толк? Слукавить, наверняка, научили, а как – не рассказали. Никто не помогал, а такой грамотный материал состряпал – комар носа не подточит.  Прошел бы за милую душу, если бы не… географический фактор. Котелок варит, шустрый…  Бармалею только дай на ком-нибудь зло сорвать... Эх-ма, борьба с преступностью… за показатель одержанных побед!  Кого обманываем?
Но прокурор сидел в своем кресле уже не один десяток лет и размышлять на подобные темы ему давно и бесповоротно опротивело. Он вернул трубку на место, пододвинул к себе пухлый том дела и скрылся в своих бумажных Гималаях.


«Р Е З К И Й   М У Ж И К»

Оперуполномоченному Косте Степанову выпало дежурить первого января. Жена, Маринка, поворчала, конечно, но не сильно, привыкла уже к специфике мужниной службы. Как выражался Костин шеф, начальник уголовного розыска Савченко, каждый сыщик, и на бабе лежа, должен ощущать себя мобилизованным и призванным. Савченко, конечно, изяществом стиля не блистал, но суть дела выражал точно.
«Праздничный» наряд, как полагается, усилили. Дежурному дали второго помощника из участковых и еще один автомобиль, вместо одного следователя и оперуполномоченного УР дежурили по двое. Сновали по городу наряды вневедомственной охраны, ГАИ, вытрезвителя, ПМГ, которым строго-настрого было наказано, помимо выполнения непосредственных обязанностей, всячески «содействовать  пресечению и раскрытию преступлений».
Оно, конечно, как говаривали бывалые сотрудники, каждый праздник для милиции, что для лошади скачки. Но нет паскуднее дежурства, чем первоянварское. В новогоднюю ночь народ ходит в гости, благодушно пьет водку, пляшет, разгорячившись, прет на улицу кататься с ледяных гор под елкой на городской площади и всякое такое. Тут уже  завязываются разные заморочки. Ближе к утру достигается кондиция и начинаются разборки, но в угаре общего веселья ничего, кроме хмельного мордобоя да кухонных дебошей наружу не вылезает. Главное пока только копится.
Зато первого числа!…
Едва Костя вышел после инструктажа из кабинета дежурившего по руководству заместителя начальника горотдела, как из дальнего конца коридора – там располагался вход в дежурку – зычно воззвали:
- Степанов!! Ходи сюда, тебе работа!
Работы с самого утра хватило всем.
В приемный покой больницы, как с поля боя, начали подвозить  битых, резаных и  подстреленных.
Поступили сообщения о том, что ночью воры проникли на две не состоящие под охранной сигнализацией базы – продовольственную и промтоварную.
Несколько семей, побывавшие в гостях, возвратились по домам и обнаружили, что двери в их квартирах высажены, а вещи вынесены.
Кто-то угнал и опрокинул вверх колесами прямо посреди центрального проспекта грузовик, оставленный водителем возле дома.
И в довершение ко всему позвонила не назвавшая себя особа и скороговоркой донесла, что в квартире известного на весь город пьяницы и дебошира до утра шел «кухонный чемпионат по боксу», потом раздался звук, похожий на выстрел, и все стихло…
Ближе к обеду, вернувшись не известно уж с какого по счету выезда, Костя Степанов задержался на высоком горотделовском крыльце, встал, прислонившись спиной к перилам, и закурил. Можно хоть раз за полдня выкурить сигарету спокойно, не на бегу?! А то ведь стоит зайти в дежурку и опять…
Костя потер перчаткой окоченевшую щеку. Не даром Приреченск приравняли к районам крайнего Севера, и сотрудникам год службы здесь засчитывался за полтора. В полдень и то мороз под тридцать, а к вечеру что будет? Но народ, вон, веселится.
На городской площади, под сопочкой, увенчанной  бетонно-стеклянным аквариумом  Дворца Культуры, уперлась в белесое небо серебристым шпилем гигантская елка. Специально искали такую с вертолета среди не тронутых порубками массивов. Вертолетом же и доставили в город, болтающуюся под днищем, как невероятная виноградная гроздь. У подножия разнаряженной елки, среди ледяных слонов и Дедов Морозов, сновали малышня и взрослые, оравами с гиканьем съезжали с горок,  старшие разливали по пластмассовым стаканчикам густоватую ледяную водку, закусывали. Ревели динамики, установленные на здании гостиницы, отделявшем площадь от крутого спуска к реке. Над ней, шершавой от торосов, стлался морозный дым. Под елкой пытались танцевать, но в шубах и пуховиках неуклюжие эти топтания выглядели довольно нелепо.
Костя улыбнулся. Несмотря на дурное дежурство, настроение у него было приподнятое. Новый год, все-таки… Чего людям спокойно не празднуется?!
Дежурный наряд сегодня возглавлял капитан Шевцов. Был он, как выражались в отделе, мужик резкий. Еще недавно Шевцов состоял в должности заместителя начальника уголовного розыска соседнего района, но как-то, задерживая возле ресторана раздухарившегося баклана с перышком, применил оружие и прострелил пьяному хулигану ногу. Действовал, вроде, строго по правилам, но подстреленный оказался сынком крупной районной «шишки». Милицейское начальство призадумалось: привлечь капитана вроде не за что, но и без последствий оставить не дадут. Дела!..
Сообразительный Шевцов не стал ждать, пока ему рано или поздно подставят ножку, написал рапорт на перевод и приземлился оперативным дежурным в Приреченском ГОВД. Залег на дно. Хорошего оперативника не забудут, пройдет время – опять куда-нибудь воткнут.
…Ближе к вечеру телефоны на дежурном пульте стали трезвонить, кажется, вообще без перерывов и какими-то истошными голосами;  стало уже не до того, чтобы что-то расследовать – успевай только происшествия фиксировать и хоть как-то осмотры производить.  На каждый экипаж пришлось  сразу по три-четыре вызова и от этого произошла неразбериха:  на место кражи приезжал медвытрезвитель, а семейного дебошира являлась усмирять следственно-оперативная группа. Когда определенно начали зашиваться, охрипший от своего и оглохший от чужого крика Шевцов не выдержал и скомандовал  помощнику-сержанту:
- Сиди тут. Принимай звонки. Да не в книгу записывай, а на лист. А то нарисуешь в журнале, что разбой, а там хрен подрался сам с собой. Приедут проверяющие, будем объясняться, почему страсти в журналах рисуем, а уголовных дел нет? Я – на четыреста третьем. Чуть чего – кричи по рации. – И ткнул пальцем в Костю: - Ты со мной.
- На четыреста третьем у водилы температура тридцать девять, - сообщил помдеж. – Грипп.
Шевцов поморщился.
- Пусть его домой везут. Сам порулю.
Получился не то командный пункт на колесах, не то еще одна «пээмгэ». Они мотались на дежурном «уазике» (позывной – четыреста третий)  с вызова на вызов. Шевцов не гнушался никакой работы: сам поднимал с мерзлой земли пьяных, которых нынче было пруд пруди; разгонял уличные потасовки; даже помог на месте квартирной кражи снять с мебели отпечатки пальцев не шибко опытному криминалисту. Дежурный, оказывается,  умел всё. Но на разные рутинные заморочки откликался по рации неохотно.
- Ну и что ты мне докладываешь, что у вытрезвителя бензин кончился?! Я им бензин надою, что ли? «Мочалку» алкаши уважать должны. А у нас - все алкаши! Диспетчера в автоколонне пусть потрясут!
К вечеру запуржило, город затопила поземка, но мороз не спал, а напротив, еще окреп. Каждый раз, выскакивая из машины, Костя будто окунался в речную полынью - влажность к тому же… Он уже здорово вымотался, обещал Маринке прибыть на обед, но не прибыл из-за поножовщины в комбинатовской общаге; ботинки отсырели и ноги в них стали ледяными, а на спине из-за беготни и постоянной смены кабинного тепла и уличной холодрыги, поселилась отвратная влажная промозглость. Война войной, а на ужин надо будет сгонять непременно. Впереди еще ночь, однако.
Они с Шевцовым только что разняли драку в подъезде, но забирать никого не стали. Ну повздорили во хмелю соседи, схватили друг друга за грудки, поволоклась эта заваруха с четвертого этажа на первый. И только. А кто-то просигнализировал на «ноль-два», дескать, смертоубийство, топорами рубятся.  Шевцов и рванул с места в карьер. Но не оказалось никаких топоров. И слава Богу.
Рация в машине мирно потрескивала и никаких экстренных сообщений пока не передавала. Редкое затишье.
- Может, угомонятся чуть-чуть и нам расслабуха выйдет? – предположил дежурный, отруливая от драчливого подъезда. И решил: - Попилим по тихой грусти к отделу, а там, глядишь, и на ужин.
«Уазик» неторопливо покатил по замутившемуся пургой, обезлюдевшему проспекту, на который с сопочки, где возвышался Дворец Культуры, уже густо стекали сумерки.
- Хр-р-р-р… - сказала рация. – Четыреста третий?
- На связи, - отозвался Шевцов.
- Хр-р-р… Вы где?
- Здесь, поблизости катаемся.
- Может… хр-р-р… заедете? Семейный дебош… три раза звонили, а все машины заняты
- Заедем, - пообещал дежурный, вставляя манипулятор рации в зажим. И грустно помечтал:  - Когда уже мы капель по триста накапаем? На каждый глаз. А? Ну, что, за кухонным боксером?
Костя был на все готов.

- …Я ее, ж-жабу вол-лсатую, всё р-но ур-рою!… Я ее, курвищу!… - Из-за обеденного стола навстречу Шевцову и Косте поднялся бугаистого вида мужик в синих китайских кальсонах и грязной  майке.  Майка на одном боку была разодрана и свисала клочьями, обнажая часть груди с соском, от чего вид у всклокоченного «кухонного боксера» был  особенно похабный. – Я ей ско-ка г-рю… она не по-имает. Она ни х… не по-имает!… О!.. – мужик негодующе развел руками. - Мусоров вызвала… Заходи-ите, гости дороги-я!… - Он низко поклонился, но не удержав равновесия, гулко бухнул лбом в столешницу, матюкнулся, размашисто выпрямился и вдруг заорал оглушительным басом: - Иде ты там пр-р-ытаилась, мурмоза? Выходи! Топтаря твои пр-р-ыехали.
Скрипя ботинками по осколкам посуды и выбитого из кухонной двери стекла, Шевцов шагнул вперед, убрал из прохода поломанный стул и, остановившись в проеме, представился:
- Дежурный по горотделу милиции капитан Шевцов.
Из глубины неосвещенных комнат донесся рыдающий (и тоже не очень трезвый) голос «мурмозы»:
- Заберите его! Чтоб вони его тут не было! Увезите морду гадскую!
- О! – Хозяин обличительно ткнул пальцем по направлению голоса. – Я ее, горгону, кормлю, я ее пою!..
- Чтоб ты захлебнулся своим поением! – осмелевшая «горгона» высунула украшенную синяком физиономию из-за дверного косяка.
- Сгинь! – взревел «кормилец», воздев кулачищи, и сунулся с кухни, но натолкнулся на Шевцова, который хоть и был ниже его почти на голову, но с места не сдвинулся и дороги не уступил.
- Собирайтесь, гражданин, поедете с нами, - почти ласково попросил Шевцов.
- Я рабочий че-а-ек. Никуда с тобой, мент поганый, не поеду, - заявил хозяин и решительно уселся на табурет.
- Повторяю, гражданин, пройдемте с нами, вы нарушили порядок, - проворковал Шевцов. (Костя у него за спиной вознегодовал: что еще  за церемонии?)
- Иди отсюда, а то я тебе всю харю нарушу, - пообещал хозяин, воодушевленный милицейской учтивостью.
- Гражданин, - Шевцов все так же не повышал голоса, - если вы не подчинитесь законным требованиям сотрудников милиции, мы будем вынуждены  применить силу.
Костя чуть не прыснул от смеха. Ай, да капитан! Уставы цитирует.
- Щас я применю… - Верзила протянул свою лапу и попытался сгрести капитана за отвороты шинели.
Костя не очень понял, что произошло дальше. Какое-то мгновенное мелькание, сотрясение, болезненный вскрик – и его оттолкнули в сторону. Согнутый в три погибели дебошир с рукой, заломленной за спину до самого затылка и обалделым выражением на физиономии, а вплотную за ним Шевцов, проследовали в прихожую. Входную дверь Шевцов с разгона открыл головой ведомого нарушителя, и парочка загрохотала вниз по лестнице.
Костя усмехнулся. Ну, дает дежурный! Классика! Все чин-чином, по инструкции… а лбом об дверь, так это ж нечаянно, в процессе задержания.  И обратился к взъерошенной хозяйке, появившейся на свет из своего убежища:
- Заявление писать будете?
- Не-е, -  махнула она рукой. – Он проспится – и человек хороший.
- Ну, как знаете. Может, он и вправду хороший, может, никогда вас по пьяной дури и не убьет.
- Да ну, - опять отмахнулась женщина.
- Одежку какую-нибудь дайте, он же в исподнем.
- Да ладно. Как вы его сейчас оденете? Я утром приду  из вытрезвителя  забирать, тогда и одежду  принесу.
- Как хотите.
…Когда Костя плюхнулся на  сиденье, дебошир уже  возился и обиженно бубнил в «кондейке», задней клетушке дежурной машины. Шевцов управился с ним самостоятельно, без посторонней помощи.
- Так, теперь в «мочалку». - Шевцов, включил пртивотуманные фары, потому что пурга разгулялась не на шутку.
- …Стрельба на проспекте Строителей! – даже сквозь треск рации было слышно, что  помдеж взволнован. – Дом четырнадцать. Прямо из окна лупит. Похоже – двустволка.
- Бронежилеты, автоматы, черемуху – выдать! И туда всех, - приказал Шевцов. – Блокировать выходы и простреливаемую зону. Больше ничего не предпринимать. Еду. Дежурному по руководству доложи.
«Уазик», выбив колесами снежные фонтаны, рванул с места.
 «Это же малосемейка, - подумал Костя. - Там народу, как селедок в бочке. Дети… С ружьем такого можно навытворять!
…За углом малосемейного общежития пряталась машина вневедомственной охраны. Ее почти не было видно сквозь метель.
Шевцов сунулся в кабину, рыкнул на наряд:
- Чего жопы греете? Ну-ка, на улицу! Один  здесь, а второй на тот угол, и смотреть в оба, чтоб прохожего черт под выстрел не вынес. На каком этаже?.. На четвертом?
Будто в подтверждение  высоко вверху грохнуло и в снежной мути тускло блеснул язычок огня. В доме напротив со звоном посыпались стекла.
- Костя! Бегом туда, пусть свет гасят и к окнам не подходят, - приказал Шевцов.  – Хотя, подожди. Вот они займутся.
Из снежной круговерти возникли два желтых пятна и тут же рядом затормозил еще один «воронок». Из него полезли милиционеры с автоматами. С переднего сиденья спрыгнул помдеж в расстегнутом полушубке, из-под которого виднелось камуфляжное покрытие титанового бронежилета.
- Я этого стрельца знаю, - сообщил помдеж. – Брат мой с ним в одном классе учился. Забухал мужик в умат, жена еле ноги унесла, говорила – крыша у него едет, боится кого-то, ружье из рук не выпускает.
- Крыша – это плохо, - сказал Шевцов. –  Ладно. Вы, - он движением руки выделил из прибывших троих, – обезопасить дом напротив.   Охране задача остается прежняя.  – И приказал помдежу, расстегивая шинель: - Снимай броню.
- Зачем?
- Разговорчики! Снимай!
Помдеж пожал плечами.
- Пушка при тебе? – спросил Шевцов Костю, когда тот помогал ему закрепить ремни бронежилета. Оперуполномоченный кивнул.
- Прикроешь. Только  сам не лезь.
- Есть же специальный план, - усомнился Костя, –  в нем все расписано. И нужно попробовать убедить сдаться.
Если у него крыша набекрень, не больно ты его в чем убедишь. А потом – что у нас не по плану? – осклабился Шевцов. - Группа оцепления есть – наряд охраны; группа прикрытия, – он кивнул на помдежа и его спутников, – вот она. Группа захвата… Так я в нее по плану и вхожу. Ну, если не хочешь…
Вверху опять шарахнул выстрел, а за ним полетел по ветру дикий бессвязный мат…
Стараясь ступать бесшумно, они прокрались по затаившимся лестницам и коридорам малосемейки на нужный этаж. Костю и остальных Шевцов рассредоточил в концах коридора, а сам, натянув противогаз, будто по воздуху поплыл к обшарпанной, треснувшей по низу от удара ногой двери, застыл у косяка, прислушиваясь. Пистолет он держал стволом вверх и в сторону, чуть небрежно.
- Автомат бы взял, - буркнул кто-то над Костиным ухом.
Костя цыкнул на говоруна, не отрывая взгляда от капитана. Он только что сам  посоветовал дежурному насчет автомата, но капитан отмахнулся:
 - Мочить, что ли,  дурака? Никого же пока не задел, шуму только наделал. Автомат руки занимает.
Шевцов подал знак.
Костя поднес ко рту манипулятор рации и шепотом скомандовал:
- Давай! – И добавил: - Не промажь только. – Он волновался. В такую погоду попасть из ракетницы в окно четвертого этажа… Не снайперская винтовка.
С полминуты ничего не происходило, потом откуда-то издалека, с улицы, донесся едва слышный хлопок, еще через несколько мгновений за обшарпанной дверью возникло змеиное шипенье, в щели пробился слабый белёсый дымок, а в след за этим в комнате раздался вопль и грохнул выстрел. Шевцов протянул руку и ударил в дверь кулаком. Второй выстрел разворотил филенку и выбил фонтан штукатурки из стены напротив. Теперь ружье разряжено, а  перезарядка потребуется несколько секунд. На них капитан и рассчитывал.
Ударом ноги он вышиб утлую дверь и нырнул в задымленный проем. Там что-то бухнуло, затрещало и обрушилось, опять полоснул дикий, безумный крик…
 В два прыжка Костя оказался у дверного косяка, прижался спиной к стене, заглянул в проем и закашлялся от ядовитого дыма, из глаз брызнули слезы. (Противогаз оказался только один, других подвезти не успели).
- Все в норме, мужики, - донесся из  комнаты приглушенный резиновой маской голос дежурного. – Сейчас вонь проветрится… «Скорая» подъехала, не знаете?
…Оставив  скованного наручниками и связанного ремнями «стрельца» на попечение санитаров, кашляющих и чихающих от «черемушного» дыма, Шевцов и Костя вернулись в машину. Помдеж крикливо заворачивал назад с опозданием прибывающее подкрепление.
- Мы все в соплях, а ему хоть бы что! – проворчал Костя. – На фига такой газ, если он на пьяных и психов не действует? В театрах его, что ли, применять?
- Зачем – в театрах? – не понял дежурный.
- Ну, в смысле, против добропорядочных граждан.
- В театрах, знаешь, тоже всякие граждане попадаются. Помню, было дело…
- Труп в пятом общежитии, - сообщила рация. – С криминалом. Ножевое.
- Знаешь, - доверительно сказал Шевцов, разворачивая машину, - человек без воды две недели может, без еды вообще черт знает, сколько, а я в праздник без стопаря еле сутки доживаю? Это что за феномен? А? Как думаешь?

Убийцу они нашли и задержали в четвертом часу утра. Ничего особенного, вместе пили, один другого назвал козлом, сцепились, а тут нож на столе… Бытовуха. Но побегать все равно пришлось. Шевцов, сориентировавшись на месте, решил никого на подмогу не поднимать. Праздник все-таки. Пусть люди отдыхают. Пока следователь осмотр пишет,  сами разберемся. И разобрались. В поголовно пьяной общаге,  Костя все же нашел, с кем потолковать. А потолковав – с одним, с другим – вычислил подозреваемого. Но тот  на месте не сидел и с вещичками милицию не дожидался. Задержали его на другом конце города, у подруги. Хотел ломануться через балкон, с третьего этажа, но Костя его настиг и снял прямо с перил. В машине посадил рядом с собой и тут же  «поколол», пока ехали в отдел.
Под утро город угомонился. Уснули и разные мелкие правонарушители, запертые в «клетке». Разогнав сотрудников отдыхать кого куда, Шевцов подмигнул Косте: - Не торопись…
Когда они остались вдвоем, капитан извлек из-под пульта портфель, утвердил его на деревянной стойке, огораживавшей рабочее место дежурного, скомандовал:
- Иди, входную дверь запри.
Когда Костя вернулся, на стойке уже была расстелена газета, на ней стояла бутылка водки, а Шевцов сосредоточенно нарезал бандитским ножом сало и колбасу.
- Без воды я могу долго, а вот без этого… – он звякнул ногтем по бутылочному стеклу. – Наливай!
Костя, который только сейчас по-настоящему почувствовал, как он вымотался и продрог, приставил пятерню к непокрытой голове и выпучив глаза, гаркнул шепотом:
- Слушаюсь, т-р-щ капитан!
Они подняли наполненные почти до верху граненые стаканы.
- С Новым годом, лейтенант, с новым, блин, счастьем!
- И вас, товарищ капитан, тем же концом…
Костя сделал первый глоток и зажмурился от наслаждения, впитывая нутром обжигающее тепло.
Но тут случилось нечто неожиданное. Шевцов, не донеся стакан до рта, вдруг выронил его. Стакан залил содержимым закуску, со звоном скатился на пол и разбился.
- …твою ма-ать!!! Карбышев!…
Дежурный метнулся к выходу, чуть не вывернул засов, отпирая дверь, как был, в одной рубашке вылетел на крыльцо и растворился в снежной мути.
Костя, поперхнулся. Что за черт? Что это значит? Отчего такие прыжки в ширину? При чем тут какой-то Карбышев?… А?.. Карбышев?! …твою ма-ать!!!
Костя подоспел, когда Шевцов уже открыл заднюю дверцу «уаза» и выволок из «кандейки» грузное, не сгибающееся тело, похожее на деревянную колоду.
Косте доводилось ездить в  камере «воронка», и он знал, что автомобильная печка  работает в основном на салон. До «кондейки» обогрев почти не доходит.
…Задержанный просидел там все это время в ТАКУЮ погоду!…
Не замечая морозного ветра и снега, Костя почувствовал, что льдом сковало его грудную клетку изнутри. Сердце будто  замерло.
Вдвоем они поволокли человека-бревно по ступеням крыльца.
Костя не удержался и прохрипел:
- Что же будет… теперь?
- Тюрьма, - коротко, но так же хрипло отозвался Шевцов.
Они втащили окоченелое тело в комнатушку, где оперативный дежурный  мог прикорнуть  час-другой, если позволяла обстановка. Уложили - труп? – на кушетку. Он был твердый и ледяной на ощупь, с желтовато-белой кожей. На волосах нарос иней.
Костя пощупал пульс, но ничего кроме ледяной окостенелости запястья не ощутил и, содрогнувшись, выпустил из пальцев эту неживую руку.
«Как же теперь Маринка?» - бессвязно подумал он.
Шевцов куда-то убежал и через секунду вернулся, неся в каждой руке по бутылке водки. Одним движением сорвав с лежащего майку, он наклонил бутылку и стал лить водку ему на грудь.
- Три! Растирай!!
Они вылили на неподвижное тело всю бутылку и чуть не содрали с него кожу. Шевцов припадал ухом к сомкнутым губам лежащего, обеими руками давил ему на грудь, делая сердечный массаж, переходил к искусственному дыханию и снова принимался поливать и тереть.
- Разожми ему челюсти и влей внутрь, - приказал он Косте.
Разжать челюсти оказалось делом не простым. Костя справился с ним, только пустив в ход черенок алюминиевой ложки и едва не сломав «пациенту» передние зубы. Больше половины содержимого стакана он пролил на бледное, неподвижное лицо.
«Труп» поперхнулся, закашлялся, слабо отмахнулся рукой и открыл глаза.
Шевцов прекратил свою «реанимацию», выхватил у Кости бутылку, наполнил стакан до краев и сунул ожившему под нос.
- Пей.
Оживший поморгал, пожевал губами,  протянул руку и непослушными пальцами принял стакан.
- Это ш-ш-то такое?
- Пей!!!
- Да?.. Ну, ладно.
Водка беспрепятственно всосалась между порозовевших губ.
Шевцов сунул туда же маринованный огурец.
- Жуй!
«Пациент» прожевал.
- Где это я? – осведомился он, приподнимаясь.
- Лежи! – прикрикнул Шевцов. – Давай, Костя еще тереть. Ноги надо глянуть, не обморозились?
- Д-д-да ладно, мужики, - задержанного бил озноб, - ниче там не обморозилось. Й-й-я  на рыбалке накачу, вырублюсь над лункой и кемарю целый день. Вечером прочухаюсь, похмелюсь – и ниче!
Но они, не слушая никаких возражений, еще раз безжалостно растерли его с головы до пят, израсходовав на это всю вторую бутылку.
От мужика повалил вонючий похмельный пар, перешибавший запах спирта.
- Ну, тогда уж и внутрь еще, - попросил раскрасневшийся дебошир. – Если не жалко.
Костя и Шевцов переглянулись.
 - Чего   у вас тут такое? Что за вонизм?
Они дружно обернулись. В дверях, опершись о косяк, стоял позевывающий помдеж.
Шевцов сказал ему:
- Иди, открой сейф, где  водка стоит, ну та, которую у пацанов изъяли. Неси сюда бутылку.
- А это что за падишах разлегся?
- Неси, говорю!
Помдеж, пожав плечами, пошел исполнять распоряжение.
«Пациенту» споили почти всю третью бутылку.
- Пей, генерал Карбышев,- напутствовал Шевцов, наполняя очередной стакан.
- Я не генерал, я  сержант  запаса, - скромничал дебошир.
- Еще б чуть-чуть и генералом стал. Легендарным.
- Это кое-кто  другой  легендарным мог стать, - оскалился разобравшийся в ситуации помдеж. – Вписался бы в историю – не сотрешь.
- Ты, давай-ка, иди, шубу какую-нибудь найди – его укутать. Буди водителя и вези его домой… к едрене фене! – Шевцов уже начинал приходить в себя.
Помдеж, ухмыляясь, удалился.
- Чего же ты не орал, не тарабанил? – спросил Костя у разомлевшего  и исполнившегося благодушия дебошира.
- А я и не помню ничего. Помню, вроде, милиция… потом в воронке сижу, а потом совсем вырубился. Не, мужики, вы вообще мужики классные, даром, что менты. Вот ты, парень, представляешь? Открываю я после такого забуха глаза  и что  вижу?! Ага, менты. Как положено. Но они меня не вяжут, не по рогам стучат, а – будьте любезны! – стакаху на похмелье подносят и огурчик закусить. А? Это как? Это кому расскажи – ни в жисть не поверят. Я сам сперва не поверил. Думал, может, я уже дуба врезал, может, уже в раю и там ангелы такие? Не, ну вы, мужики… я вас люблю!
Он вдруг потянулся к Косте с поцелуем.
- Ладно. Всё. Поехали, - позвал вернувшийся помдеж. - Вот, шубейку накинь.
- А на посошо-ок? – капризно протянул дебошир.
Ему вылили остатки, с «посошка» он совсем окосел и всю дорогу до машины лез с объятиями к помдежу, слабо вырывался из его  рук, заворачивал голову назад.
- Ну, мужики… ну вы мужики-и-и… а-ангелы!
Шевцов вытер вспотевший лоб.
- Ох, если б не очухался!… У меня  ведь и так в личном деле клякса. Размотали бы на всю катушку. – И,  передернув плечами, спросил: - Знаешь, как это называется?.. Это называется – дураки е…тся насмерть.
- Замотались. Хорошо, хоть вспомнили. - Костя  чувствовал себя совершенно разбитым.
- Если б не вспомнили, нам бы потом напомнили. Век бы не забыли.
В дежурке пронзительной трелью зашелся недрёманный «ноль-два».
- Новые приключения неуловимых. – констатировал Шевцов и затопал по коридору.

Перед самой сменой в дежурке творилась обычная толкотня. Прежний наряд готовился к сдаче рапорта, заступающий, позевывая и поеживаясь, вяло, по-утреннему, балагурил.
… - А меня к капитану! Я те г-рю, мент поганый! Где тут капитан? Сами напоили и сами вяжете?!…
Народ дружно обернулся к двери. Шевцов, заполнявший сводку, поднял голову.
В дверь ломился здоровенный пьяный детина, расхристанный, с расцарапанной физиономией. На его ручищах повисли два маломощных сержанта.
Шевцов поднялся за пультом. Скулы его побелели.
- Это что еще?
- Жена  вызвала… Дерется, – с натугой доложил один из сержантов, мотаясь взад-вперед вместе с дланью верзилы. – Жена орет: вечером забрали, а ночью привезли еще пьянее, чем был... А он требует – к вам!
- Я тр-р-эбую!.. Ты мине поил? – «Карбышев» обличающе вытянул руку и уставил Шевцову в грудь указательный палец, не замечая, каким нехорошим стеклянным блеском наполнились глаза дежурного. - Поил. Я те-я ув-жал! Думал, ты – че-а-ек. Просто ан-гил! А ты – мент поганый! Зачем опять арестовал? Я ее, тлю ка-курузную, сиравно сплющу! Лучше похмелиться дай! Кх-апитан!… Да пошли вы!… - Он вдруг напрягся и раскидал по сторонам тщедушных сержантов.
Было тут кому  повязать распоясавшегося пьянчугу. Но Костя, например, и шагу ступить не успел. Шевцов одним прыжком перемахнул через стойку, выбросил вперед цепкие руки, и через секунду физиономия верзилы гулко стукнула в пол, и еще раз, и еще, оставляя на грязном линолеуме красные скользкие разводья. «Карбышев» взбрыкнул, но тут уж на него навалились дружно.
- В мочалку его, -  скомандовал Шевцов, поднимаясь и отряхивая брюки. Губы у него сделались белыми и тонкими, как два червяка, побывавших в воде на рыбацком крючке. И добавил, обращаясь к посрамленным сержантам: - А вы рапорта напишите о неповиновении. Он у меня пятнадцать дней языком будет туалеты полировать…
- Вот так дежурный у нас, - сказал Косте вполголоса помдеж, когда всё улеглось. – Резкий мужик.
- Мужик, что надо - ответил Костя. – Крутой! Не чета некоторым.
- Крутой, - согласился помдеж, - это да… Но – ре-езкий.


АКРОФОБИЯ

Оперуполномоченный уголовного розыска Костя Степанов заметил Генку Фокина случайно.
Погожим воскресным утром от «господина оберполицмейстера» – Костиной жены, Маринки – поступила команда: вынести мусорное ведро. Костя натянул трико, майку, сунул ноги в шлепанцы и понес.
Дом, где жили Степановы, стоял в глубине двора. От перекрестка  проспектов его отделяли два шестиэтажных здания, расположенных под прямым углом друг к другу и составлявших своеобразную букву «гэ». Только буква эта не была цельной. Шестиэтажки  не примыкали вплотную друг к другу. Внизу между ними вклинилась  пристройка ЗАГСа. Архитекторы, видимо, решили, что  щель шириной метров в пятнадцать, зияющая между домами, обезобразит фасад, а потому, ничтоже сумняшеся,  продолжили заднюю стену одноэтажного ЗАГСа аж до  шестого этажа. Вознесшаяся до крыш кирпичная кладка технологической функции никакой не выполняла, единственно – затыкала собою пустоту. Стену-перемычку облагородили с внешней стороны бледной мозаикой, со стороны двора просто оштукатурили и тем завершили дело.
Осторожно неся переполненное ведро, Костя вышел из подъезда и зажмурился – от яркого солнца, от вкусного смоляного запаха тайги, с трех сторон окружавшей город, от свежего ветерка с реки. «Красные» выходные, когда не нужно было расхлебывать очередное криминальное «чепэ» или дежурить, в уголовном розыске Приреченска  выпадали не часто. Сегодня выдался именно такой.
«Маринку в охапку – и на пляж! – решил Костя, направляясь к мусорным контейнерам.
 И тут-то на другой стороне двора мелькнула знакомая фигура. Ошибиться Костя не мог. Генка Фокин, по кличке Фокс, освободился из колонии три месяца назад. За ним следом из ИТК пришла «телега», в которой говорилось, что «гражданин Фокин, отбывая наказание в исправительно-трудовом учреждении, систематически нарушал внутренний распорядок, совершал административные правонарушения, на путь исправления не встал».
В том, что не встал, Приреченская милиция быстро убедилась самостоятельно. За недолгую свою «вольную» жизнь Генок не вылезал из медвытрезвителя, постоянно встревал в какие-то мордобойные разборки, возобновил дружбу с местной блатотой, из которой сам и происходил, а в итоге два дня назад, в разгар попойки, саданул ножом в живот одного из собутыльников, который не то что-то сказал, не то сделал не так.
Потерпевший лежал в реанимации;  следователь, возбудивший дело, выжидал, придется ему переквалифицировать первую часть соответствующей статьи уголовного кодекса на вторую – со смертельным исходом – или нет; а чертов Фокс, скрывшись с места происшествия, где-то загасился. Уехать из города он  не мог, не имея ни денег, ни паспорта, который отобрал участковый после очередного «выступления».
Да и ментовка «по горячим следам» всегда шурует борзо. Лучше залечь, пока утихнет хипеж и наклюнутся откуда-нибудь «бабки», чтобы потом свалить по-тихому. Если терпила дуба не врежет, менты быстро остынут. У них каждый день новые заморочки.
Опера искали Фокса у корешей и по блатхатам, но пока безрезультатно. Но в успешной его поимке почти не сомневались. Генок дерзкий, наглый, но дурной, потому и большого авторитета у «общаковцев» не заимел. Блатота за него горой не встанет. Так что обязательно где-нибудь светанется.
Он и светанулся – по-своему, по-дурному.
Костя сделал вид, что рассматривает толстого рыжего кота, угнездившегося на соседнем тополе... Бежать, звонить? Пока пробегаешь – некого станет задерживать. Но и одному, без оружия, на Фокса идти не лучшее решение. Не слабый мужик Гена Фокин. «Перо», конечно, при нем. Он и раньше без «пера» не ходил, а теперь и подавно, когда в розыске. На шею оперу не кинется – вяжи, родимый, меня, окаянного!.. «Пику» в бок схлопочешь, упустишь – потом  самого же и обвинят в безграмотных действиях.
Кой черт его сюда вынес?!
Фокин, украдкой шагавший по асфальтовой тропинке под окнами соседнего дома, тоже заметил Костю. Он сперва будто споткнулся, тут же ускорил шаг, но потом, видно взяв себя в руки, в прежнем темпе двинулся дальше.
Рвануть Фокс может в любую секунду. Тогда придется побегать и не известно еще, до чего добегаешься. У Гены ноги длинные и от ментов линять ему не в новость. Знает ходы-выходы…
Костя изготовился бросить ведро и рвануть Фоксу наперерез. Но тут случилось неожиданное. Фокин, уже дошедший почти до самого угла, вдруг резко свернул и юркнул в последний подъезд.
Ага! Видать, вполне убедительно  созерцал Костя   котяру-верхолаза. Фокс понадеялся, что опер его не засек. Не до того оперу: ведра помойные, коты увлекательные,  выходной – расслабуха! Лучше в подъезде пересидеть… Ошибся ты, братан. Шел бы себе, как шел, еще не известно, чем бы дело кончилось. А так – мышеловка.
Костя поставил ведро на землю и рысью пересек двор. Осторожно потянул на себя дверь подъезда, за которой скрылся Фокин, прислушался, и, стараясь не шуметь, скользнул внутрь.
В подъезде было тихо. Костя вытянул шею, стараясь заглянуть на следующую лестничную площадку, но никого там не увидел. Кольнула мысль: «А вдруг у него здесь знакомые живут. Нырнет в квартиру – и ага! Один весь подъезд не перешерстишь, а пока за помощью будешь бегать… Блин!»
Костя начал медленно, старательно приглушая шаги, подниматься по ступенькам.
Но в пустом, гулком подъезде шаги все равно отдавались шорохом и поскрипыванием цементной крошки. И парой этажей выше им отозвались другие, тоже крадущиеся, но более торопливые.
Есть!!.. Он тут. И никаких знакомых, некуда ему нырять.  Глупый ты человек, Фокс!
Костя перестал таиться и ускорил шаг. Тот, наверху, вдруг ломанулся бегом.
Ах ты, черт! Подъезд-то крайний, здесь, наверняка, люк на крышу. Обычно они на замке, но…
Топот наверху на мгновение стих, а потом раздался тяжелый, звучный хлопок.
Хрен там, а не замок!
Прыгая через три ступеньки, Костя взлетел на площадку последнего этажа. Так и есть! Крышка потолочного люка опущена, но замка на ней не видно.
Фокс или караулит сейчас там, наверху, с финкой, или… Или чешет по крыше к другому крайнему подъезду. Там ведь тоже есть выход!
Костя на секунду растерялся. Побежать обратно на улицу и постараться перехватить?… Нет,   за двумя зайцами погонишься – только воздух рассечешь. Надо на крышу – караулит, не караулит…
Костя быстро поднялся по металлической лесенке, отвалил тяжелую, обитую жестью крышку, готовясь в любую секунду перехватить удар. (Не больно-то его и перехватишь в таком положении. Торчишь, как пробка из бутылочного горлышка, одной рукой держаться надо.)
Но удара не последовало. Костя впорхнул в бетонную башенку, надстройку над лазом, выглянул в окошко, одновременно служащее и дверью. Успевшая разомлеть под ранним, но жарким июльским солнцем крыша дохнула на Костю запахом разогретого гудрона. Костя осторожно выбрался наружу, осмотрелся, но никого не увидел.
Такая же башенка на противоположном конце крыши. Второй люк…
Костя,  оглядываясь по сторонам, двинулся к ней.
Он одолел примерно треть расстояния, когда из надстройки чертиком выпрыгнул Фокс… Ясно! Второй люк, в отличие от первого,  заперт… Здравствуй, Гена… Новый год!
Костя побежал. Рослый двадцатипятилетний парень в грязной футболке и вытертых джинсах заметался из стороны в сторону. Его правая рука, сжатая в кулак, стрельнула искрой металлического блеска. Костя это заметил, но не притормозил. Раз уж ввязался… Тут только притормози! Напорешься, как миленький. Надо сходу, буром.
Фокс вдруг снова скрылся за надстройкой.
Перемычка! Черт, там же перемычка между крышами, шестиэтажная стена одноэтажного ЗАГСа!
Костя метнулся следом за Фокиным и увидел его уже у противоположного края каменного мостика шириной чуть более метра, простершегося над двадцатиметровой пропастью.
В соседнем здании тоже есть люки на крышу! Может заперты, а, может – и нет. Фокс, гад, сейчас нырнет в один из них – и привет.
Костя на одном дыхании перемахнул пятнадцать метров узкой кирпичной перемычки. Где-то далеко внизу шумели кроны деревьев, сигналили автомобили, но ничего этого он просто не заметил.
Фокс уже успел проверить ближний люк, и, убедившись, что он на замке, помчался  в дальний конец крыши. Костя сбросил мешавшие шлепанцы и понесся следом.
Фокин, подгоняемый страхом, оказался все же проворнее. Когда чуть запыхавшийся Костя очутился у башенки, из нее навстречу ему вывернулся беглец, потный, оскаленный, с белесыми от злости глазами.
- Отвали, ментяра! Замочу!
Фокс  наотмашь рассек воздух ножом  перед самой Костиной грудью. Но отваливать  было поздно. Не для того  по крышам гарцевал.
Костя  решил не выпендриваться с приемами, которые опера изредка и с ленцой осваивали в спортзале. Тут не спортзал. И не кино про карате. Тут начнешь в стойки вставать – точно «пику» в брюхо схлопочешь.
Вытянув перед собой руки и ни на миг не выпуская из вида тонкое, длинное лезвие, Костя  бросился на Фокса. Удар кулаком или ногой  не страшен, можно выдержать. Главное – нож!..
Фокс, действительно, ударил преследователя ногой, целя в пах, но не совсем точно, и тут же выбросил навстречу противнику кулак. И кулак этот пришелся Косте прямо в скулу. В голове будто колокол ахнул. В ту же секунду остро отточенный металл куснул кожу предплечья. Но Костины пальцы уже сомкнулись на запястье руки, сжимавшей «перо».
Всё, Фокс, приплыли!
Костя знал, что победа – его.  Он  с детства усвоил, что в любой драке главное – не дать слабины, не замешкаться – бить, не бить?..
 Прикрывшись бедром от нового удара коленом в пах, он изо всех сил обеими руками крутанул кисть с зажатым в ней ножом, плечом саданул противника в грудь. Кисть хрустнула, нож глухо брякнул о гудрон крыши.
- С-с-су-ука! –  Фокс опрокинулся на спину, шипя от боли и матерясь.
Костя пнул его босой ногой в живот, заставив скрючиться и перекатиться на бок. Навалившись сверху,  перехватил локтем горло врага и сжал «замок». Фокин задергался, захрипел.
- Пус-сти…  Задуш-шишь!
- Всё? – прорычал Костя ему в ухо.
- Вс-с-ё-о…
- Повтори, - приказал Костя.
Но Фокс обмяк и сделался равнодушен ко всему.
Костя ослабил хватку, приподнялся, прижимая противника коленом, стащил с себя майку.
- Руки за спину!
Фокс в ответ невнятно промычал.
- Не придуривайся! Я сказал – руки!
Фокин длинно и сипло выматерился, кряхтя, завел руки назад. Костя сноровисто перехватил их скрученной в жгут майкой.
- Вставай и потопали.
- Ты мне клешню сломал, - пожаловался Фокин.
- Извини, братан. Я не врубился, что ты финачом карандаши чинить собирался. – Костя зажал ладонью порез на предплечье. Кровь сочилась, но не сильно. Верхом зацепило.
- Вставай, -  повторил Костя, - а то я тебя подыму.
Фокин, ругаясь и кряхтя, встал на ноги.
- Шагом марш, - скомандовал Костя, - и чтоб никаких прыжков в ширину. А то сброшу с крыши к чертовой матери и скажу, что пытался улететь.
- Страшно, аж уссусь, - огрызнулся Фокс, но подчинился и уныло побрел в обратном направлении. Подобрав нож, Костя последовал за ним.
… - И как я со связанными мослами, по-твоему, через эту канитель поканаю? – Фокс стоял у начала узкой перемычки между зданиями и, презрительно оттопырив губу, смотрел вниз.
- Как сюда, так и обратно, - объяснил Костя.
- Не, не пойду. – Фокс длинно сплюнул вниз, отошел от края и сел на горячий рубероид.
- Пойдешь, куда ты денешься. – Костя грозно возвысил голос.
- Ты меня на понты не обувай. Сказал не пойду, значит не пойду. Или развязывай, или отвали. Не имеешь права подвергать задержанного смертельному риску.
- Я тебя сейчас как подвергну… - пообещал Костя, подходя к краю крыши. (Развязывать весьма не желательно. Фокс, сволочь, обязательно пакость какую-нибудь выкинет. Что ему терять? И ни черта у него никакая рука не сломана.)
Костя глянул вниз.
Мир вокруг него вдруг покачнулся и поехал куда-то в бок, твердь под ногами сделалась зыбкой, а в желудке возник и покатился к горлу противный осклизлый ком. Костя моргнул, пытаясь вернуть взгляду резкость, но вдруг пошатнулся и отступил на шаг.
Как он мог забыть?… Нет, как  вообще могло случиться, что он оказался здесь?
Костя вспомнил, что  не переносит высоты.
Никогда не переносил! Не то, чтобы какая-то патология. Он без опаски летал на самолетах, не впадал в ступор на балконах верхних этажей, не пугался лифтов, а аттракцион «чертово колесо» даже притягивал его. Костя  вполне мог вскарабкаться по пожарной лестнице… ну… скажем, до третьего этажа. А вот дальше руки и ноги начинали дрожать, пальцы утрачивали цепкость… На крышах с ограждением он еще чувствовал себя ничего, но вот если ограждения отсутствовали…
Определенно, альпинистом он не смог бы стать никогда.
Захваченный азартом погони, Костя даже не заметил, как перемахнул каменный мостик, но теперь…
Теперь  никакая сила не заставит его вновь ступить на эту узенькую тропинку, вознесенную над городом. Никогда и ни за что!…
Вот те на!
Костя еще раз измерил взглядом перемычку, отделявшую его от соседней крыши, потряс головой и отвернулся.
(Я этого сделать не могу! Хоть режь!!))
- Ну не пойдешь, так не пойдешь, - безразличным тоном сказал он Фокину, продолжавшему сидеть на том же месте. – Мне торопиться некуда. Можно позагорать. – Костя похлопал себя ладонями по голой груди. – Смотри, как печет!
Фокин недоуменно глянул на опера. Что за приколы? На дешевые понты Фокса не возьмешь. Ему-то, в натуре, торопиться некуда.
Костя лихорадочно соображал. Сидеть на крыше можно хоть до вечера. А если Фоксу надоест, и он согласиться идти со связанными руками? Что тогда? Или, хуже того, вдруг до него дойдет смысл ситуации? Допрет он, что гражданин начальник от вида высоты глазки под лоб закатывает?
Костю проняла дрожь.
Гражданин Фокин ведь в таком случае просто улучит момент, мостик перебежит и отправится восвояси, куда ему вздумается. А гражданин начальник останется на крыше подпрыгивать и грозные окрики издавать.
Костя, стараясь выглядеть беззаботным, прогулялся взад-вперед. Фокин настороженно и с оттенком недоумения следил за его передвижениями.
Ох, допрет, непременно допрет в конце концов!  Надо что-то делать. А что? Караул орать с верхотуры?
(Тятя, я медведя пымал! – Дык ташшы яво сюды! – Дык я не вырвусь!)
Костя подошел к краю крыши, заглянул за ограждение. Над водосточным желобом по всей длине тянулась цепочка разноцветных лампочек – праздничная иллюминация. Ее никогда не снимали, лишь обновляли перед тем, как наступала пора включить. Дежурный по отделу как-то жаловался, что приходится гонять с крыш пацанов, которые эти лампочки…
Стоп!
Костя постоял в раздумье, покосился на подозрительно притихшего Фокина, потом протянул руку и повернул в патроне одну из ламп. Она скрипнула и подалась. Он посмотрел вниз, во двор. В этот еще ранний час там было малолюдно, но на лавочке, в тени разросшихся кустов, уже заседали вечные бабушки-старушки, вели свои нескончаемые пересуды.
Самое то!

Помощник дежурного по горотделу держал трубку в отдалении от уха, потому что трубка надрывалась так, что слышно было даже в коридоре. Наконец, не выдержав, помдеж перевернул горластую трубку наушником вниз, рявкнул в микрофон: - Вызов принят! – и щелкнул тумблером. Фу-у!
- Леонтьич, - окликнул он дежурного, - с проспекта Строителей, дом шесть, звонили. Пацанва опять иллюминацию портит и лампочками кидается.
Дежурный копался в огромном сейфе, погрузившись в него почти по пояс. Из железных недр до помдежа дошло невнятное бурчание.
- Леонтьич, - не отставал настырный помощник, - там нервно-больные какие-то звонили. Я чуть не оглох. Говорят, если мер не примем, Бармале… то есть начальнику домой звонить будут. А  ему если в воскресенье утром по такому делу позвонят… сами знаете. Мало не покажется.
Дежурный вынырнул из бездонного сейфа, спросил раздраженно:
- Ты книгу регистрации доставленных не видел? Куда ее черти задевали?… Ну и что – пацаны? Кроме пацанов у нас проблем нету?! Вон же, стоит машина, съезди, да накостыляй этим кидальщикам! И нервнобольных утешь.

Внизу, во дворе, стоял такой старушечий гвалт, что Костя даже забеспокоился, не задел ли все же кого ненароком, хоть и примеривался со всей осторожностью. Он направился к ограждению, отвлекся.
Тут Фокс – доперло, давно до него доперло! – и рванул с места. Взвился прямо из сидячего положения и в два прыжка одолел расстояние до начала перемычки. Костя бросился за ним, но опоздал. Фокин птицей перелетел опасный мостик – и связанные руки ему не помешали – и понесся к дальнему концу соседней крыши, туда, где ждал его заветный незапертый люк. Костя затормозил у самого края, едва не потеряв равновесие.
Мать твою!!!
Он чуть не заплакал. Уйдет! Ушел уже, считай!… Костя поставил ногу на основание каменной тропы, зажмурил глаза и… отступил.
Будь ты проклято, все на свете!..  Боязнь высоты! Смешно… Но  ему здесь не пройти. Когда ни о чем не думал, мог, а сейчас не может. Без стресса – никак! Страшна  не смерть. Страшен – страх. И ничего с этим не поделаешь! Никакая сила воли не поможет. Подсознание долбанное! Не пускает. А попрешь наперекор – столкнет.
Фоксова спина в грязной футболке мелькала между вентиляционных труб уже далеко.
Ну нет! Черта с два!
Костя опустился на четвереньки и двинулся вперед. Шум улицы, показавшийся сейчас оглушительным, толкнул его, словно злой порыв ветра. Небо над головой покосилось и начало неторопливо кружиться. Смотреть на него было нельзя ни в коем случае, так же, как и вниз. И вперед смотреть тоже не следовало. У дальнего конца коварный мостик ни с того, ни с сего начинал сужаться до ширины школьной линейки, и сужение это катило прямо на Костю, грозя  поднырнуть под него и оставить без опоры.
Ближе к середине пути он уже полз  по-пластунски, уткнувшись носом в бетон и глядя перед собой сквозь радужную пелену прижмуренных век.
… - Эй, мужик, ты чего это делаешь? Пацанов тут не встречал?
Костя вскинул голову. У противоположного края перемычки топтался молодой незнакомый милиционер.
- Мужик, ты чего там присох? Это случайно не ты  лампочками кидался? – И добавил, полуобернувшись: - Псих какой-то.
Из-за спины молодого выступил помощник дежурного, вытаращил глаза.
- Костя, ты? Это чего такое? Загораешь? – в его голосе послышалась тревога.
- Вы через тот, дальний люк поднялись? – спросил Костя, вновь привставая  на четвереньки. Помдеж кивнул.
- А через какой  еще? Остальные на замках. Да что стряслось?…
- Вам Фокин навстречу не попадался? Со связанными руками…
- Кто? С какими руками?
- Фокин, которого за ножевое ищут. Я его поймал, но он…
- Ты, давай-ка, иди сюда, - как-то очень по-доброму позвал помдеж. – Нечего тебе там лежать. Неподходящее место. Здесь и поговорим.
- Точно, это он лампочками бабок бомбил! – уверенно встрял молодой.
Помдеж  отмахнулся и снова обратился к Косте:
- Ну, вставай. А не хочешь, так ползи. Это не запрещается. Только уж давай сюда, к нам.
- Вы же не понимаете ни черта! – выкрикнул Костя. – Я ведь его задержал, нож выбил…
-  Кого?
- Фокина, говорю же!
- Да откуда здесь Фокин взялся? И какой шут тебя сюда занес? – Помдеж ничего не мог взять в толк.
- Я его увидел, погнался. А потом…
- А потом суп с котом, - ухмыльнулся молодой.
Помдеж цыкнул на него и ступил на перемычку.
- Ничего, Костя, я щас.
- Вот он!!! – вдруг дико заорал Костя. – Вон! Смотрите!!!
Далеко позади милиционеров из-за вентиляционных труб вынырнула белая футболка и скользнула к башенке над незапертым люком.
Помдеж попятился, а молодой положил руку на кобуру.
- Кто?
- Где?
 - А-а-а… ма-ать вашу!!!
Костю вдруг словно подбросило мощной пружиной. Он взвился, одним гигантским скачком перемахнул остаток окаянной перемычки, чуть не сбил с ног молодого – помдеж успел вовремя увернуться – и галопом понесся туда, где все еще маячила Фоксова футболочка. Он слышал, как милиционеры тяжело затопали ему в след, но этот звук мгновенно растаял за спиной.
Костя спрыгнул в люк прямо на  Фокина, который в этот момент силился подняться с пола. Пленника своего Степанов все же связал на совесть. Руки Фокса оставались скрученными за спиной, поэтому беглец не смог воспользоваться металлической лесенкой. Он тоже прыгнул, но неудачно.
- Пусти, падла! – плаксиво заорал Фокс, стараясь высвободиться из-под свалившегося на него опера. – Руку вывернул, нога пополам, теперь ребра коцаешь?!
Костя поднялся,  не выпуская из пятерни нечесаную шевелюру своего пленника. Так надежнее. Топот по крыше приблизился и в люк сверху заглянули две головы.
- Екарный бабай! – сказал помощник дежурного. – Точно, Фокин. Как живой. А его все ищут. Ничего не понимаю. Фигня какая-то!
Конечности у Фокса оказались целы, так, легкие вывихи. Это выяснилось, когда сержанты подняли его на ноги и заменили Костин жгут наручниками. Вниз по лестнице все четверо шагали молча.
Они водворили Фокса в «кондейку» дежурной машины, сами разместились в кабине. Помдеж предложил, доставая аптечку: –  Дай перевяжу. Это он тебя?
- Да ладно, царапина, - отмахнулся Костя, но помощник настоял на своем.
- Слушай, - не выдержал он, когда «уазик» вырулил на проспект и покатил к отделу. – Чего ты там вытворял? И как Фокин  позади нас оказался?
- Он бежал да  увидел, что вы на крышу лезете, и утух за вентиляцией. Переждал, а потом – линять, – нехотя объяснил Костя.
- Ну, ладно, а ты зачем по стенке  на карачках ползал? Я уж  подумал, что у тебя того… не обижайся… головка вава.
Костя помолчал, потом спросил:
- Знаешь, что такое акрофобия?
- Агро… чего? – помдеж скроил недоуменную мину. – Нет, не знаю.
- Вот и не знай себе…


ЧИКИ-ЧИКИ

- Ты, Козырев,  завязывай мне в дежурке мордобой разводить! – капитан Шевцов сурово глянул из-за своего пульта на двух оперов, Валерку Козырева и Костю Степанова, пришедших к нему клянчить машину. Машину он им не даст, потому что сейчас нету, но выслушать нотацию лихим сыщикам придется.  А то взяли моду, чуть кого притащили – обязательно в дежурной части «воспитывать»... Свои кабинеты есть!
- Семеныч, я разве бью? – сделал большие глаза Козырев. – Я когда бью, то всего два раза – по голове, а потом по крышке гроба.
- Не паясничай! – прикрикнул Шевцов. – Позавчера меня опять в прокуратуру таскали, допытывали: лупил Козырев доставленного или не лупил?
- И что ты сказал? – насторожился Валерка.
- Одну только правду и ничего, кроме правды. Приволок, говорю,  какого-то, спросил фамилию, а он не отвечает. Ну, Козырев, как обычно, под дых и по шее. Но доставленный рожу неудачно повернул, ему в глаз и прилетело. Короче, фамилию товарищ старший лейтенант не узнал, а «фугас» поставил.
- Так и сказал?!
Шевцов усмехнулся.
- За стукача держишь? Но если еще раз увижу – лично тебе… тем же концом и по тому же месту! Ты меня знаешь. В мою смену чтоб никакого бардака. Все должно быть чики-чики!
Козырев и Степанов вышли на крыльцо горотдеда, закурили. За площадью, на сопочке, блестел огнями Дворец культуры.
 - Давай на дискотеку заглянем, - предложил Костя. – Может, кого выцепим. - Козырев подумал и согласился.
На втором этаже дворца, в фойе, где проходила дискотека, ревели динамики, припадочно мигал свет, голосил в микрофон диджей и сквозь приплясывающую толпу было не протолкнуться. Сыщики вдоль стены протиснулись к лестнице, поднялись на несколько ступенек и стали озирать тусовку.
 По военному подтянутый парень в черном спортивном «адидасе», стриженный почти наголо, спускаясь по лестнице, задел Козырева плечом. Опытный Валерка с одного взгляда определил, кто перед ним, и громко скомандовал незнакомцу в спину: - Воин, стоять!
Парень  едва заметно дернул головой. Козырев в два шага догнал его и схватил за плечо. Костя уже был тут как тут.
- Где увольнительная? – грозно осведомился Валерка. Парень стряхнул чужую цепкую пятерню, настороженно зыркнул исподлобья:
- А ты кто такой?
- Хрен с клюкой! В какой части служишь?
- В кавалерийской.
- Ага, ну пры-кра-асно, - с волчьим дружелюбием ухмыльнулся Валерка, - помогаешь кобылам заправлять… - И Костя понял, что сейчас начнется. Он торопливо сунул под нос незнакомцу служебное удостоверение.
- Уголовный розыск!
- Ну, так бы сразу и сказали, – развел руками «адидас» и…  врезался в толпу.
- Сто-ой!!
Беглец сбил с ног какую-то девицу, та истошно завизжала. Козырев и Степанов, расталкивая танцоров, ринулись в погоню. Входная дверь Дворца культуры хлопнула у них перед самым носом.
С сопочки к площади вела монументальная лестница в несколько пролетов – почти, как в Одессе, только каменный герцог ее не охранял. «Адидас» уже проскакал первые два-три марша. Быстроногий Козырев, будто истребитель в стремительном пике, ушел вниз. Степанов перемахнул через перила и заскользил по травянистому склону, забирая влево, к парку. «Самоход» непременно подастся туда, там кусты и всякие закоулки. Костя рассчитал верно и свалился сверху из темноты на солдата, как сова на полевую мышь. Оба кубарем покатились по асфальту.
Но мышь попалась мускулистая и драчливая, прямо ондатра какая-то! Скользкая ткань спортивного костюма вытекла из Костиных пальцев. Противник вскочил, больно пнул Степанова ногой и опять устремился прочь. Он непременно ушел бы, не появись в решающую минуту Козырев, который в два прыжка настиг беглеца и повис на нем.
Всю дорогу до горотдела солдат был, как взведенная пружина. Костя чувствовал под пальцами подрагивание его твердого бицепса. Козырев вполголоса матерился, косясь на раскромсанный рукав своей рубахи. У Кости под разодранной штаниной саднило сбитое в кровь колено. Блин! Брюки почти новые, месяца не проносил! Оборзели служивые, надо воспитывать.
- Эй, вы куда его поперли? – крикнул капитан Шевцов, заметив прибывших через стекло, отделявшее дежурную часть от коридора.
-  Куда надо! - отмахнулся на ходу Валерка.
- Ладно мослы-то крутить, всё, сдаюсь! – обмяк «самоход», когда его подтащили к дверям кабинета.
- Отпусти его, - сказал напарнику Костя, освобождая руку солдата из «замка». - Никуда не денется… К тебе?
- Нет. Лучше к тебе, у тебя просторней.
Степанов достал ключи. Замок заело. Костя повертел ключ туда-сюда. Блин! Вечно не к стати!
Козырев не утерпел и размахнулся  сплеча. Воин, предполагавший такой поворот событий, был начеку. Он быстро присел и Валеркин кулак… врезался в скулу оперуполномоченного Степанова. Костя ничего подобного не ожидал. Из глаз у него брызнули искры, и он сам не понял, как оказался на полу.
 - Ты очумел?! - Степанов вскочил, непроизвольно отводя руку в замахе.
- Держи-и!!! - Предупреждающий вопль напарника прозвучал с опозданием. Солдат, воспользовавшись заварушкой, с поразительной скоростью помчался по коридору к выходу.
- Сто-ой!! Убью!!! – Козырев зацепил ногой ряд скрепленных между собой стульев. Стулья с грохотом опрокинулись.
Костя настиг беглеца возле дежурной части. На глазах у потревоженного шумом капитана Шевцова оперуполномоченный Степанов схватил гражданина за плечо, рывком развернул на сто восемьдесят градусов и без лишних слов заехал кулаком в челюсть, отчего гражданин тут же принял горизонтальное положение.
Капитан Шевцов вскипел. Вот так вот, значит?! Боксеры хреновы! Предупреждал ведь! Но по-хорошему до вас не доходит.
Дежурный не даром слыл среди сослуживцев резким мужиком. Бросать слова на ветер он не привык. Капитанов кулак впечатался в Костин подбородок, и в глазах у Кости – второй раз за  вечер – вспыхнул фейерверк.
- Ты че, Семеныч?! – Возникший из коридора Козырев сгреб дежурного за лацканы кителя.
- Ну-ка, грабли убрал, юноша!! - Взъярившийся дежурный отбил захват и оттолкнул опера. Но тут капитана мощным хуком выбросило  на крыльцо –  как в ковбойском фильме. Это очухавшийся «самоход» попытался проложить себе путь на волю. Но он не знал, с кем имеет дело. Шевцов встретил его в дверях. Влетев обратно спиной вперед, беглец обрушился на Козырева, сбил с ног и на полу перепутался с ним конечностями.  На этот шевелящийся клубок тут же насел  дежурный, заработал полусогнутыми в локтях руками – справа-слева, справа-слева.
- Меня-то за что?! – заорал Валерка.
Костя обхватил Шевцова поперек груди. - Семеныч! Прекрати!! - Но капитан сноровисто опрокинул Костю через себя. Вопящий и барахтающийся ком покатился по полу.
Помощник дежурного, спустившийся в подвал, где располагался «ивээс», очень удивился, когда потолок вдруг заходил ходуном, сверху донеслись приглушенные вопли и буханье, будто там переставляли шкафы и сейфы. Милиционер, дежуривший по изолятору, встревоженно задрал голову.
- Слушай, это не нападение случайно?
- Я откуда знаю? – Помдеж тоже уставился в потолок.
- Сходить бы, глянуть.
- Ну…
- Так чего стоишь? Мне отлучаться не положено.
- Смотри ты, какой почитатель уставов, - проворчал помдеж, достал из кобуры пистолет, передернул затвор, загоняя патрон в патронник, и направился к лестнице. Он почти бегом  пересек пустую дежурную часть и выскочил в коридор, из которого доносились странные звуки.
- Отставить! Всем лицом вниз! – выкрикнул помдеж, приближаясь к перекатывающейся по полу груде тел. Тела и мелькающие между ними лица показались ему знакомыми.
- Мужики! Семеныч?! Вы чего?!
Из свалки внезапно выпросталась чья-то нога, взбрыкнула, угодила по руке помдежа, сжимавшей пистолет, подбросила ствол «макарова» вверх. Палец на спусковом крючке дернулся сам собой.
Бабахнул выстрел. Под потолком, выпустив облачко белесого дыма, лопнула лампа дневного света,  посыпались осколки стекла. Схватка на миг замерла, придавленная грохотом, но тут же снова с кряхтением и вскриками поволоклась по пыльному линолеуму.
- Семеныч!!! Вы с ума посходили?! - Сунув пистолет в кобуру, помощник навис над дерущимися, примериваясь, с какой бы стороны ухватиться? Он утратил осторожность. Та же мотающаяся в воздухе нога взбрыкнула еще раз. Из носа помдежа  брызнула кровь.
- А-а-а!..  Ну, ладно. – Помощник как-то сразу успокоился и отступил. Зажимая пальцами кровоточащие ноздри, свободной рукой он извлек из кармана белый баллончик «черемухи», зубами сдернул с него крышку-насадку.
- Ну, мужики, без обид! - Струя едкого газа зашипела и окутала поле боя ядовитым облаком.

- Связать бы вас всех одной веревкой и в прорубь! - Дежурный потер сбитые костяшки пальцев, поправил китель.
- Лето же, льда на реке нету, - резонно заметил Козырев, ощупывая помятую физиономию. Он залез пальцем в рот и сообщил с обидой: - Зуб теперь, сволочь, шатается.
Костя, не имея носового платка, утирал тыльной стороной ладони кровь с разбитой губы. Помдеж, задрав лицо кверху, сопел, прижимая к распухшему носу мокрое полотенце.
- Товарищ капитан! Я военный, -  подал из «кондейки» голос задержанный. – Вы меня арестовывать не имеете права.
- А вот мы тебя сейчас в комендатуру сдадим. Пусть тебе «губа»  права на ребрах разрисует. Короче так, - Шевцов обернулся к оперативникам. - Пишите рапорта. При попытке задержать военнослужащего, находившегося в самовольной отлучке, он оказал физическое сопротивление. Будучи доставлен в ГОВД, пытался убежать, затеял драку. Для пресечения упомянутых  действий были вынуждены применить силу. Ну, чего стоите?!
- Бу сделна, - дружно откозыряли «к пустой голове» опера.
- Мухой! – прикрикнул дежурный. – А то завтра опять начнется: прокуратура, то, сё. - И скомандовал помощнику. – Хватит красоту наводить, стрелок! Не отвалится твой румпель. Дуй к диспетчеру электросетей. Пусть дает светильник и электрика. Чтоб к утру у нас все было чики-чики! Как положено!


ДЕДУКТИВНЫЙ МЕТОД

Не известно, кем и когда был заведен в уголовном розыске такой странный порядок дежурств: работа суточная, а отдых после нее на следующий день как бы и не предполагался. Но поскольку человеку сорок восемь часов без сна  выдержать трудно, делалось так: опер находился в отделе примерно до часу ночи и, если ничего из ряда вон выходящего не случалось, отправлялся домой, чтобы рано утром опять быть на службе – свежим, как огурец. А если  случалось… Ну, что ж, на то он и уголовный розыск.
Трое суток подряд сыщики мотались почти без отдыха, раскрывая «по горячим следам» очередное убийство. И раскрыли. И разбрелись по домам. Но дежурства никто не отменял,  слипаются глаза или нет. График есть график.
Косте Степанову не повезло. Настала его очередь заступать в наряд.
День и вечер выдались на удивление спокойными: пара мелких кражонок, считай – ничего. Быть может, потому что время такое – середина апреля, в полдень тает, ночью подмораживает, серо, слякотно, промозгло, ни то, ни сё – не разгуляешься. Костя, позевывая, прикидывал: если так пойдет и дальше, после полуночи можно будет свалить домой и  вздремнуть до утра. Завтра-то опять дел полно. При необходимости оперативный дежурный вызвонит по телефону. Приреченск город маленький. Одна нога здесь, другая там – и опергруппа в сборе.
Костины размышления прервал помощник дежурного, заглянул в кабинет и сообщил не без  ехидства:
- Хватит скуковать. Клиента привезли.
«Вот интересно, - подумал Костя, - отчего это свистки сыщиков недолюбливают?» Он отодвинул лист, на котором старательно рисовал милиционера в полном обмундировании, но с кукишем вместо головы, подумал, смял рисунок и кинул его в мусорную корзину.
- Что за клиент?
- Иди, увидишь. – Ухмыльнувшись, помдеж прикрыл за собой дверь.
Костя встал, убрал в сейф секретное дело, с которым он как бы работал в перерывах между выездами, и  отправился на зов.
В дежурной части присутствовало несколько человек: пожилой майор-дежурный за пультом оперативной связи, трое милиционеров вдоль деревянной перегородки, отделявшей пульт от остального пространства, помдеж, копавшийся в хозяйственном рундуке и…
- Едем мы по  проспекту Мира, смотрим, а он его пересекает, - рассказывал один из милиционеров, - перемещается короткими перебежками под прикрытием кустов. Но кусты-то без листьев, видно насквозь. Что за ерунда?! Погода не пляжная. А он голый. В черте города все-таки. Непорядок.
- Точно, - поддакнул другой милиционер, студент-заочник юридического института. – Голый человек на голой земле. Какой уж тут порядок? Анархия в чистом виде.
В углу дежурки, действительно, топтался некто голый. Не совсем, правда, а в узеньких щеголеватых плавках на бедрах. Этот некто, покрытый синеватой «гусиной кожей», неприязненно зыркал по сторонам, обхватив плечи мускулистыми руками, пока  помдеж  не выудил из рундука и не накинул ему на плечи одеяло.
- Давай, Степанов, подключайся, - скомандовал майор. – По твоей части. Говорит – ограбили.
- Это, кстати, четвертый случай в том районе, - добавил помдеж. – Выпасут поддатого, хлопнут по башке и подразденут. Завелась борозота какая-то!
Костя и сам знал об участившихся уличных грабежах. Вот еще одним «карасем» больше.
Он посмотрел на ограбленного, который поминутно поправлял сползающее казенное одеяло. Лет тридцати, высокий, подтянутый, коротко острижен, тело жилистое, тренированное. На правом виске  свежая ссадина,   локоть и колено справа тоже сбиты в кровь.
- Он говорит, из кабака шел… - начал помдеж, но Костя не стал его слушать, кивнул доставленному:
- Пойдемте.
В распахнутую дверь горотдела милиции нахально вломился порыв вечернего простудного ветра, обдал всех сырой промозглостью и запахом талого снега. Поежившись, Костя пропустил вперед себя «клиента», и они направились в конец коридора, где располагались кабинеты «угро» – туп-шлеп… туп-шлеп…
Костя поставил на стол электрообогреватель, включил его и направил рефлектор на нежданного гостя, который, сидя на стуле и кутаясь в одеяло, продолжал сдержанно колотиться от озноба.
- Ну, рассказывайте, кто вы  и что с вами стряслось, - начал Костя, усаживаясь за свой  стол.
- К-комаров моя фамилия. – Озябшие губы первые слова произнесли невнятно, но потом рефлектор раскалился и дело пошло на лад.
- Имя, отчество, год рождения?
- В-валерий Петрович.
 Костя взял ручку, пододвинул к себе бланк «объяснения».
– Адрес, где и кем работаете?
- Военнослужащий, - помедлив, буркнул терпила.
- Офицер?
- Офицер. – Комаров кивнул и неохотно добавил: - Старший лейтенант строительных войск.
- Стройбат, значит. За какие же грехи угораздило?
- Ни за какие. Окончил военно-строительное училище, направили в Приреченск.
- Ладно, переходим к делу. С чего все началось?
- Ну, как, с чего?… Был  в ресторане…
- В «Речном»?
Комаров кивнул. Ресторан «Речной» помещался в здании одноименной гостиницы, в двухстах метрах от ГОВД, через площадь, и был единственной приличной забегаловкой в городе. Куда здесь еще заглянуть бравому поручику в час досуга?
- По какому поводу, можно узнать?
Старлей помялся.
- Ну, какой повод… Ко мне недавно жена приехала. Так вот утром мы с благоверной поцапались. Из-за ерунды. Дело не в этом.  Тут в отряде как раз денежную компенсацию за пайки дали. А домой идти не хочется. Нету настроения. Ну, я и поперся в «Речной».
- Один?
- Так вышло. Задержался на объекте, когда вернулся – нигде никого. Да и зачем? Хотелось просто спокойно посидеть. Ну, проторчал  до закрытия. – Старлей перехватил пытливый Костин взгляд. – Уточняю: выпил в меру, ни с кем не связывался, к женщинам не приставал – всё чин-чином. Перед уходом сдуру решил взять с собой бутылку вина. Размяк. Думаю: приду, может,    помиримся с благоверной и тяпнем за дружбу и любовь. Попросил официантку, она принесла «Монастырскую избу». Положить мне её не во что. Завернул в газету и пошел.
- Вы были в форме?
- Нет, в цивильном. Я после работы переодеваюсь. Весь день по стройкам, по объектам… В «парадке» не пощеголяешь. Форма вроде рабочей спецовки.
- После ресторана –  что?
- Пошел через площадь, потом во дворы и на сопочку, где телевышка. Я на проспекте Мира живу, мне так ближе. А тут, как на зло… Иду мимо детского сада и чувствую – подперло отлить, как из ружья.
- Чего же  в ресторане не позаботились?
- Это не по заказу. Тогда  надобности не испытывал… Хоть и идти не далеко, но и терпеть не возможно. Я к детсадовской  изгороди, где кустики погуще… И ведь слышал, что сзади кто-то тащится, но не придал значения.
- Не заметили, кто именно тащился?
- Не оглядывался. Но, думаю, человека три – так по шагам показалось. И только я это… приступил… слышу – прямо за спиной шорох. Я голову повернул и сразу – бац! – чем-то тяжелым в висок. Вот, видите?
Старлей указал пальцем на ссадину. Ушиб, действительно, имел место изрядный.
- Может, заметили, что у меня бутылка и сперва на нее позарились? Моего соседа недавно так же грабанули, но не раздели, правда.
- Вполне возможно, - согласился Костя. – Ночью с бутылками гулять по городу не рекомендуется. Как вы убедились, могут отнять посредством физического насилия. А насчет раздевания… аппетит приходит во время еды.
- Больше ничего не помню. – Комаров сжал руками голову. -Как отшибло. Умеют бить! Натренировались.
- А локоть, колено?
- Это, наверно, когда падал.
- Приметы какие-нибудь можете описать?
- Чьи?
- Грабителей.
Старлей  возмущенно хмыкнул.
- Разрешите, я на этот вопрос отвечать не буду?
- Почему?
- Вы меня слушали или нет? – Старший лейтенант согрелся, расслабился, и теперь стало заметно, что он всё же изрядно под хмельком. 
- Ладно. Что у вас пропало? Вещи, ценности, деньги?
Лейтенант загнул один палец.
- Ну, куртка кожаная, японская – раз!
Лейтенант загнул второй палец.
- Свитер кашемировый, с белым узором…
- Офицерское удостоверение?
Потерпевший пожал плечами.
- Вряд ли. Я его с собой обычно не ношу. Чтоб не потерять или не попортить. Работа пыльноватая. Должно в сейфе лежать, хотя… не знаю.
- Значит, очнулись вы… вот в таком состоянии?
- Так точно! Чувствую - замерз, как собака. Поднялся  и айда домой. Голова гудит. А тут ваши: стой-там-иди-сюда-чего-тут-вертишься?!.. – И добавил: -  А, может, оно и к лучшему. Без дальнейших приключений.
- Приключений в нашем городе хватает, - согласился Костя. – Неприятных, главным образом. Вы вот, если по времени прикинуть, голый на холодной земле около часа пролежали. Ресторан закрылся в одиннадцать, а доставили вас…
- Да и выпивши я все-таки был, - не стал запираться Комаров. - По трезвянке быстрее бы очухался.
- Так плеврит заработать можно, - посочувствовал Костя. Но потерпевший беспечно отмахнулся.
- Ерунда! Мы люди военные, закаленные, всяко приходилось, особенно в училище. В январе в поле выйдем, в палатках ночуем – бушлаты к матрацам примерзали. Хоть так, с матрацем, и в строй становись.
…Отложив ручку, Костя протянул собеседнику  бланк объяснения. – Читайте, потом пишите вот здесь, внизу: с моих слов записано верно, мною прочитано.
Комаров внимательно изучил документ, почесал нос обратным концом авторучки и, наконец, размашисто подписался.
- Всё? Я свободен? Домой  не подбросите?
- Еще один вопрос. Заявление будете писать?
- Заявление? – Старлей задумчиво поскреб подбородок. – Найти же вы все равно никого не найдете… без примет.
- Вещи нам известны, авось где-то всплывут.
Комаров состроил скептическую гримассу.
- Даже не знаю. С милицией только свяжись. Будете потом на допросы таскать… то да сё. Хотя, с другой стороны, завтра ведь на службе спросят: где физию попортил? Не иначе, нажрался и навыступал не по делу.  Надо  оправдание иметь.
- Да и с удостоверением пока не ясно, - напомнил Костя. – Вдруг, все-таки и его забрали. Неприятности можно поиметь. Это – что у вас, что у нас.
- Н-да. – Старлей колебался.
- Меры принимать мы все равно обязаны, есть заявление или нет. Опасное преступление на лицо. Грабеж – не дело частного обвинения, когда все от воли потерпевшего зависит, - разъяснил Костя.
Комаров усмехнулся.
- Ну, тогда хочешь – не хочешь, а писать придется.
Костя продиктовал ему текст.
- Так, и в конце припишите: об уголовной ответственности за ложный донос по статье…  предупрежден… Автограф.
Комаров оторвался от своего сочинения и подозрительно глянул на оперуполномоченного.
- Что-то я не понял.  Вы мне не верите? Может, вы думаете, это я сам себе по башке надавал? А одежку  пробухал в кабаке. Ага?
- Так положено, - внушительно объяснил Костя. – Процессуальная норма. Не вы первый…
Старший лейтенант расписался с обиженным видом.
- Теперь-то, надеюсь, всё? Как насчет подвезти?
- Теперь – всё, - подтвердил Костя. – И подвезем мы вас обязательно. Но – самое последнее. – Он выдержал паузу. – Валерий Петрович! Мы взрослые люди, мужики. Давайте без дураков: вы мне расскажете, что случилось на самом деле, а я обещаю приложить все усилия, чтобы не обернуть вашу откровенность против вас.  Идет?
Старший лейтенант   растерянно посмотрел на Костю.
- Не понял. О чем это вы?
- Да о том, что, как мне кажется, никто вас не грабил. Вы говорите неправду.
- Я – вру?!.. Ну, знаешь!.. А что ж тогда со мной случилось?!
- Это я и хотел бы услышать.
Потерпевший прищурился:
- Кажется тебе, значит? Креститься надо... То-то, я смотрю,  ты себе на уме!  Чего ты меня  на хухры-мухры берешь?
- А зачем ты мне на ночь сказки бабушки Куприянихи рассказываешь? Я и без них хорошо засыпаю.
- Это же не первый такой грабеж. Почему мне не веришь? Или… свой какой-то интерес?
Они незаметно перешли на «ты».
- Интерес у меня есть, - подтвердил Костя. – Я вот трое суток, считай, на ногах и теперь спать хочу. Представляешь? Вульгарное такое желание! Милиция всегда на посту, а мне – приспичило! Если мы с тобой без лишней суеты до истины дойдем, и ты отдыхать поедешь, и я. А если нет… Ты отдыхать, конечно, все равно поедешь. А мне в неурочное время придется тебя на чистую воду выводить. Этак я до утра проканителюсь.  Поимей совесть! Милиционер, он тоже человек. Мне завтра двух домушников к прокурору на арест вести, так что не покемаришь. Исходя из вышеизложенного, как говорится, будь человеком, не вводи в заблуждение!
- Я не ввожу…
- Я вижу!
- Ты, товарищ милиционер, про свою горькую жизнь мне не пой, - поразмыслив, заявил  потерпевший. – Я могу даже оскорбиться за твое необоснованное недоверие и пожаловаться вашему начальству. Я честный человек, офицер. Меня, понимаешь, грабанули, чуть череп не проломили, а милиция, вместо того, чтоб преступников искать, начинает на меня давить. Хочешь похерить дело, чтоб не напрягаться лишний раз? Молоде-ец! Следствие ведут… не скажу, кто такие! Ты чего от меня добиваешься: был пьяный, шел, упал, очнулся – гипс? Это тебе надо? Ну, товарищ следователь, извини, только добавить мне нечего. Хочешь спи,  хочешь – до утра через скакалку прыгай. Работа у тебя такая. Помнишь Виннету? Так вот: хау! я всё сказал!
Старший лейтенант в негодовании поднялся, уронив одеяло на пол.
- Присядьте, гражданин, пожалуйста. И одеялко поднимите, - попросил Костя и снял телефонную трубку. - …Василич! Машина есть?… Да обнаженного нашего домой увезти…. Ну, прекрасно.
- Карета у подъезда, - сообщил он старлею. – Но напоследок я скажу… как в песне поется. Я, конечно, попрыгаю. Точно, работа у меня такая. Но ты прикинь и прикинь конкретно: а утром сюда  на цырлах не побежишь? И не поздновато ли будет бегать? Оно, знаешь, облом крадется незаметно.
Комаров рассмеялся.
- Ты, как мои новобранцы, заговорил. У меня их половина в тюряге перебывала. Обиделся, что ли?
- С кем поведешься, от того и понесешь, - наставительно изрек Костя. – Короче, ступай, краснокожий. Твои грабли ждут тебя.
Старший лейтенант помедлил лишь секунду, потом гордо, как патриций тогу, запахнул одеяло, повернулся и направился  к двери.
…Костин шеф, начальник уголовного розыска Савченко, любил повторять:
- Настоящий опер на сто процентов ни в чем и ни в ком уверен быть не должен. Даже в самом себе. Вот я, например. Может, я лунатик, по ночам хожу и  соседку трахаю. Я ничего не помню, а ей нравится и она молчит… И нечего ржать!
Костя не знал, хороший он опер или не очень, но  сомнения в своей правоте у него  оставались.
Но ведь заколебался старлей, уходя. Точно, заколебался.  Хоть старался виду и не подать. Тем более, нечего мысли думать, надо дело делать.
Костя откинулся на стуле. Та-ак. Чья сегодня смена в ресторане? Кажется, Вальки Феоктистовой. Позавчера Лорка была, вчера Зинка, значит нынче, точно, Валентина свет-Егорьевна. А у Валентины смена «ух!» по части оторваться. Рано домой не уходит. И не исключено, что  эта спаянная (и споенная) смена  скучковалась, как водится, после работы в кабинете своего администратора. На расслабуху.
Костя взглянул на часы. Чем черт не шутит, когда ментовка не спит?!
Он снял телефонную трубку, набрал номер. Ждать пришлось долго, он даже решил, что тут ему удача не светит, но гудки вдруг резко оборвались, в наушнике возник разноголосый гам вперемежку с разудалым музоном и нетрезвый женский голос сварливо осведомился:
- Кого надо?
- Позовите Валентину Егоровну, -  попросил Костя.
- Нету ее! - кукарекнули на том конце провода и собрались бросить трубку.
- Танюха! Не узнаешь? – рявкнул Костя. – Я это!.. Ага… Я-то службу пялю, а вы какого шута не спите?… Чей день рождения?.. Да у вас каждую смену то крестины, то поминки! Короче, гони Вальку к телефону, дело есть… Нет,  с кем спать у меня найдется. С женой могу в крайнем случае… Будешь про нее так говорить, я тебя задницей на электроплиту посажу!
Костя криво усмехнулся. А по другому с ними сейчас не договоришься. Гуляют бабоньки, стресс снимают. Тоже, понимаешь, работа нервная.
Валентина, администратор смены, оказалась потрезвей. Выслушав Костину просьбу, она  пообещала:
- Позвони минут через двадцать. Что смогу, выясню.
- Может зайти к вам да самому с девками перетарахтеть?
- Нет, лучше не надо. А то просто так они тебя не отпустят, - решила Валька и хихикнула: - Но если сам не против…
В условленный срок, администраторша Валентина, попытав «своих сучек», хоть и пьяненьких, но профессионально памятливых, сообщила Косте, что похожий на описанного им субъект нынче вечером в ресторане появлялся. И не в первый раз. Обычно в штатском, но офицер какой-то.
Просидел за столиком один, не нажрался, вел себя прилично, взял на вынос бутылку «Монастырской избы» и отчалил перед закрытием. (Комар носа не подточит, подосадовал Костя) За весь вечер подсаживался к нему  минут на десять только Дима, новый гитарист из ресторанного оркестра, с месяц, как работает… Да кто ж мог слышать, о чем они говорили! Кому это надо?… Дима – бывший солдат, служил в музроте, по осени дембельнулся и устроился  в кабак… По армии, наверно, и знакомы… Где Диму найти? А фиг его знает! Ни кола, ни двора, у девок, небось, ошивается, да у дружков… Адреса остальных лабухов? Ну, Ко-остя! Ну, ты даешь! Это ж надо список искать! Ну, как я щас буду?… Нет, ну ты подумай!… Ну, ладно, фиг с тобой, посмотрю. Ох, в должниках вы все у меня, вся ментура!
Повесив трубку, Костя отправился добывать машину.
Дежурный долго ворчал и отнекивался, ссылаясь на отсутствие бензина и необходимость ехать на вокзал встречать кого-то с поезда. Но когда Костя пригрозил, что на утреннем рапорте так и доложит, дескать, грабеж,  да еще, возможно,  серийный, остался нераскрытым из-за необеспечения оперативного работника транспортом, майор сдался и выкликал из  безмолвных недр  ночного горотдела заспанного милиционера-водителя.
…По первому адресу дверь так и не открыли. («Нечего делать! Нормальная милиция середь ночи не шарашится!») Но сонно-сварливый женский голос клятвенно заверил, что никакой Дима у них не ночует, своего оболтуса за всё про всё хватает…
По второму пришлось долго стучать в дверь ногой, грубо нарушая  конституционные права граждан, населяющих подъезд. Граждане уныло бранились  и грозили вызвать милицию.
Костя бы и не стучал, если бы в нужной ему квартире не происходили какие-то отчетливо слышимые шевеления. Но ни открывать, ни даже отзываться, хозяева категорически не желали.
Наконец, когда замок от Костиных усилий стал угрожающе  раскачиваться, хрипловатый девичий голос осведомился: кто там?
Костя назвался и завел разговор.
Хриплоголосая дева заявила, что зовут ее никак, что она дома одна, ни о каком Диме слыхом не слыхала и пускать ночью  кого попало не собирается.
- А вот замок у вас плохой, - сообщил Костя, когда ему надоели пререкания. – А вот я  сейчас чуть-чуть нажму и скажу потом, что так и было… Или как?
После короткой возни и шушуканья дверь приоткрылась. Костя плечом вперед всунулся в квартиру. Растрепанная девица, обернутая простыней, преграждала ему путь. В темноте, у дверного косяка, маячила явно мужская фигура.
- Муж дома?
- Нету
- А там кто притаился?
- Никто.
- Никто? Редкая фамилия. Разберемся.
- Не надо, - плаксиво попросила девица….
Сожитель, ресторанный барабанщик, как выяснилось, ночевал у друга, тоже музыканта. Они намеревались аранжировать новую оркестровку.
…Друг барабанщика жил в старом малосемейном общежитии, давно превратившемся в полуобитаемую городскую трущобу. Поплутав по вонючим, заваленным хламом и нечистотами коридорам,  едва не переломав ноги на лестницах без перил и со сбитыми ступенями, Костя наконец высветил фонариком на одной из облупленных дверей нужный номер.
Он уже занес кулак, чтобы постучать, но вдруг замер. Пахло ацетоном. Невинный, конечно, запах… для того, кто не в курсе. А, принюхавшись как следует, сквозь ацетонную вонь Костя уловил и другой знакомый аромат – сладковато-пряного дыма. «Аранжировка» шла полным ходом.
Поколебавшись некоторое время, Костя еще раз прислушался и решил: была – не была! Не по правилам, конечно, и нарваться можно, но  если всегда по правилам действовать…
Он вынул из наплечной кобуры пистолет, осмотрел дверь, примерился  и двинул плечом в филенку. Утлая задвижка внутри отскочила вместе с шурупами, и Костя ввалился в прихожую.
В «малосемейке» тлел слабенький ночник, едва освещая грязно-бесцветные стены, мохнатые от свисающих обойных клочьев,  руину письменного стола у завешенного постельным покрывалом окна и большую тахту у стены.
На тахте трепыхались вспугнутыми воронами трое парней. «Кумар» висел в воздухе – не продохнуть. В комнате  конопляный дым перешибал даже ацетонную вонь.
Двоих Костя знал в лицо: оба кабацкие музыканты. Один –  «рогатый» сожитель, второй – хозяин «хаты». Третьего «аранжировщика» Костя видел впервые, но уже догадывался, кто он такой.
Костя сунул руку с пистолетом в карман. В кобуру оружие убирать не стал. Эти вряд ли возбухнут, но чем черт не шутит. Нарки есть нарки. Чего угодно можно ждать.
- Кильдим устроили? –  грозно осведомился оперуполномоченный. – Где паль? Выкладывайте по-хорошему. Все равно  шмонать буду – найду. Встать всем, быстро!
Парней сдуло с тахты.
Не те это были нарки. Не уркота. На уркоту  один буром не наедешь… Ну и хорошо, что в этот раз без ножей и  обрезов. Нарку кайф ломать – дело не безопасное.
Костя, как и обещал, устроил шмон. «Пали» нашлось полтора «косяка». Один, недокуренный, хозяин комкал в кулаке. Мелочевка. Из нее дело не сошьешь. Да на этих и шить-то… Хипари несчастные.
- Чтоб завтра были у меня в отделе к десяти ноль-ноль. Как штык! – резюмировал Костя. – Будем серьезно поговорить про вашу музыку или кого-нибудь зарезать. Кто не явится – я не виноват. Но будет не как вчера. Врубились?
«Аранжировщики» дружно закивали. От сердца у них явно отлегло. Мент наделал атаса, но, кажется, беспонтово.
- А ты, надо понимать, гитараст Дима? – Костя ткнул пальцем в третьего «оранжировщика».
- Ну… Не гитараст, а музыкант.
- …Гну! Будешь паль смолить, сядешь –  много букв в названии поменяешь. Иди сюда, разговор есть.
Через несколько минут Костя выяснил то, ради чего пришлось городить весь этот огород.
Дима служил под началом Комарова. Нынешним вечером увидел бывшего командира с ресторанной эстрады и подошел. 
…Побазарили в порожняк, ничего особенного.  Старлей был при башлях и  собирался гужануть с  офицерами, которые живут в общаге «Машзавода». Заходил к ним, но дома  не застал – встряли по работе. Тогда отправился в кабак, чтобы перекантоваться… 
- Рули в заводскую общагу, - скомандовал шоферу Костя, садясь в машину.
…Вахтерша общежития внимательно изучила служебное удостоверение позднего посетителя и заявила:
- К девкам не пущу!
- Я, мамаша, человек женатый, - солидно сообщил Костя. – Где тут у вас офицерская комната?
- Охвице-ерская? – нахмурившись еще больше, протянула бдительная тетка. Но номер назвала без проволочек. –  Сходи, полюбуйся.
В комнате, где плотность табачного дыма достигла той стадии, когда топор уже можно не вешать, а  врубать,  за столом сидели четверо распаренных мужиков в майках и без, но все, как один, в офицерских бриджах и шлепанцах на босу ногу. Такой, похоже, здесь держался фасон. На столе было хламно от  бутылок и объедков вперемешку с окурками.
- Здравствуйте, я из милиции, - сказал Костя, входя и разгоняя руками дым перед лицом.
Шумная компания умолкла и дружно обернулась к визитеру.
- А какого х… делать тут милиции? –  осведомился заплетающимся языком рыжий, остриженный почти наголо детина, чью голую грудь украшала трехцветная татуировка, изображающая крылатый череп. – Тут  офицерское общежитие.
Не обращая внимания на грубость, Костя прошел в комнату, ногой пододвинул стоящий в стороне стул и взгромоздился на него задом на перед, сложив руки на спинке.
- Вы в ка-аом зва-ании, та-арищ? – осведомился второй, маленький, плюгавый, а потому, должно быть, самый пьяный. – П-чему садитесь в присус-свии старррших… без р-р-разр-ешения?!
- Ребята, - сказал Костя миролюбиво, - я вам мешать не хочу. Отдыхайте на здоровье. И по званию я вас ничуть не младше. Но сейчас и вы по гражданке, и я, так что давайте без чинов. Я ведь по делу, надо кое-что выяснить…
- Ш-што значит – без чинов?  Тут офис-серы!!.. – Плюгавый приподнялся с места. – Ты с кем р-разгавари-аешшш?!.. А?!..
- Завязывай! – вдруг вмешался третий, самый старший по возрасту, с высокими залысинами на белесых висках. – Слышишь – человек по делу зашел. Нечего нагнетать.
- А я с-срать на ментов хотел! – сообщил Крылатый Череп. – Понял, ты, легашня? Какие, на хер, звания? Какие у мусоров звания могут быть? – Он протянул над столом руку и уставил указательный палец Косте в грудь. –  Одно звание – мусор. Пожизненно!
- Встань, да дай ему по едальнику, - вдруг посоветовал  четвертый, молчавший до сих пор.
Два раза татуированного приглашать не пришлось. Он поразительно резво для пьяного снялся со стула, обогнул стол, и Костя, вскочив, едва успел уклониться. Внушительный кулак прошелестел в опасной близости от его скулы.
Кулак оперуполномоченный успел перехватить и выкрутить, разворачивая противника к себе спиной, заломил драчливую конечность  и взял ее «в замок». Татуированный вякнул от боли.
Тщедушный схватил со стола пустую бутылку, а «советчик» поднялся во весь внушительный рост. Похоже, дойди до драки, он мог оказаться горазд не только на советы.
- Завязывай, - опять крикнул Старшой.
- Мужики, - сказал Костя спокойно, но громко, чтоб доперло до каждого, продолжая фиксировать удержание. Татуированный  кряхтел, ворочался, но из захвата ему было не вырваться. – С вашим товарищем,  Комаровым, случилась неприятность. Его нашли на улице голым и избитым. Мне надо в этом деле разобраться, потому и приехал. Воевать с вами  не хочу. Мы друг другу не задолжали. Но, я вот смотрю, кое-кто за бутылки схватился…  Предупреждаю: у меня «пээм» и восемь штук в нем. Если что – не обижайтесь. Я два раза предупреждать не буду. Сопротивление сотруднику милиции, реальная угроза его жизни и здоровью…  Лучше сядем и поговорим.
Возникла пауза.
- Покажи, - сказал «советчик».
- Чего  показать?
- «Пээм».
- Я вас не пугать пришел, - твердо сказал Костя. - А «пээм» – не для показа. Если достаю – стреляю. Еще вопросы?
- Пусти, -  прошипел Крылатый Череп. – Руку больно.
- Драться не будешь?
- Да пошел ты!..
Костя отпустил, пристыдив:
- Вы же военнослужащие, должны дисциплину понимать. Зачем доводить до неприятностей?
Упоминание о неприятностях на компанию подействовало неожиданно отрезвляюще. Знакомое, надо полагать, оказалось словечко. Да и вид у Кости был самый решительный.
- Ну-ка давайте все сядем! – опять активизировался Старшой. – Ну-ка, хорош! Расслабились!
Народ, ворча, рассосался по своим местам.
- Слушайте! –  Старшой повернулся к Косте. – Комарова здесь и не было сегодня, и в глаза его никто не видел.
- Ну не было, так не было, - миролюбиво согласился опер. -  Я, что, наоборот говорю? Но по-людски же надо, а не бучу затевать. – И незаметно подмигнул, дескать, выйдем на пару слов…
  Петр Семенович, так звали Старшого, преувеличенно пожал плечами.
- Ума не приложу, что с ним могло случиться? А сам он что говорит?
- Говорит, что не помнит, - уклончиво ответил Костя.
- Он в тяжелом состоянии?
- Нет, не очень, но помощи от него никакой. – Косте было немного не по себе от того, что приходится балансировать между правдой и враньем. Но ведь скажи правду, этот Петр Семеныч, хоть он и пьян, может просечь ситуацию, и не добьешься тогда от него ни черта. И Костя постарался уйти от скользкой темы.
- Кроме вас, после ресторана к кому он еще мог пойти?
- Да куда ему  идти? - опять пожал плечами Петр Семенович. – Он  в городе недавно.  Тут еще и жена приехала. Вот если разве… - Он вдруг прикусил язык.
- Да вы говорите, не стесняйтесь. Нас же не его личная жизнь интересует, а кто преступление совершил. Есть у него  какие-то друзья, подруги? Молодой  мужик, симпатичный – и сходить ему некуда? Так не бывает. А для расследования важно. Весь его путь отследим – легче будет разобраться.
Петр Семенович был все-таки здорово пьян, иначе, может, и не клюнул бы на такую грубую наживку. Но он только развел руками.
- Ну, куда?… К Катьке своей мог зарулить. Если ее сожителя дома нету. Но это между нами, вы понимаете. Жена у Комарова девка хорошая, позавидуешь! Но  мужики есть мужики,  дело такое…  Я  тут обмолвился… чтоб, это самое… чтоб никаких последствий...
Костя с легкой душой дал Петру Семеновичу страшную клятву. Он все же оказался прав: никакими уголовными делами тут, скорее всего, не пахло.
Жаль, конечно, что серийных грабителей не зацепил. Потратил ночь, черт знает, на что!.. Ну да ладно, всему свой срок.
- Адрес Катерины знаете?
- Нет, но щас узнаю! – Петр Семенович юркнул в комнату.
…Костя постучал в дверь очередной «малосемейки» осторожно, но в полной уверенности, что долго ему ждать не придется. И точно, почти тотчас за дверью раздались приглушенные шаги и осторожный шепот:
- Кто там?
- Катерина? – так же шепотом отозвался Костя. – Привет от Комарова. Твой спит?
Дверь беззвучно приоткрылась, на Костю пахнуло домашним теплом, вкусным запахом чего-то печеного и здорового женского тела. Саму Катерину он в темноте рассмотреть не мог, но, судя по очертаниям обтянутой ночнушкой фигуры, ничего себе была дамочка, губа у Комарова не дура.
 - Как он? –  осведомилась Катерина. – Не убился?
- В лучшем виде. Настоящий десантник. Ты сама-то как, в норме?.. Ну и хорошо. Вещички давай.
- Слава Богу!.. Я сейчас.
Катерина беззвучно растворилась в потемках, но скоро возникла вновь с  туго набитой спортивной сумкой в руках.
- Держи! Всё цело. Деньги и удостоверение в куртке, во внутреннем кармане. Ключи с жетоном в брюках. Вовремя успела спрятать. А этот, - она ткнула большим пальцем себе через плечо, - как пришел пьяный вдрызг, поорал чуть-чуть, что не сразу открыла, так упал и по сей час храпит. Обошлось… Ну ладно, привет ему там…
«Кому отдала – и  не спросила, - усмехнулся Костя, сбегая по лестнице. – Ей бы от греха подальше.»

- Слушаю, - откликнулся на том конце провода приятный женский голос.
- Доброе утро. Это оперуполномоченный Степанов из горотдела милиции. Извините за ранний звонок. - Костя был изысканно вежлив. - Могу я услышать Валерия Петровича?… Будьте любезны.
- Да, - буркнул в трубке через минуту хриплый и заспанный голос старлея. – Чему обязан в такую рань?
- Вам необходимо зайти к нам и получить свои вещи, деньги и документы, -  бесстрастно сообщил Костя. – Но если для вас еще слишком рано, можно зайти после девяти. Я передам по рапорту своему сменщику.
- Не-ет!!! – шепотом проорал старший лейтенант Комаров. – Не надо сменщику!! Я сейчас буду! – И, спохватившись, уточнил: - Вы нашли?.. Вы уверены, что это мои вещи?
- Вне всяких сомнений. Вот передо мной предметы, рядом – их описание, заверенное вашей рукой. К тому же, если учесть, где мы их обнаружили…
- Я через десять минут!!!…- В трубке зачастили короткие гудки.
Чтобы добраться от дома, где жили Комаровы, до горотдела милиции, даже  воспользовавшись транспортом, требовалось минут пятнадцать. Но следовало еще хотя бы одеться…
Костя засек время. Дверь  его кабинета распахнулась ровно через семь минут.
«Вот это да! – восхитился Костя. – Он что же, опять через окно?»
Старший лейтенант снял шапку и утер со лба пот.
- Да вы садитесь,  - с радушием удава предложил Костя. – Вон как разгорячились! Резкие физические нагрузки сразу после сна вредны для здоровья. Мне вот легче. Прямо хоть стометровку беги. Плавный переход от активного бодрствования к еще более активному… На вещички взглянуть не желаете? – Он бросил на стол спортивную сумку, лихо вжикнув «молнией», распахнул створки. – Ваш прикид? Там же деньги и документы. А с третьего этажа все-таки больше не прыгайте, высоковато даже для кадрового офицера.
- Как вы докопались? – голос у Комарова, казалось, еще больше охрип.
- Работа у нас такая, сами же вчера сказали. Не только на потерпевших давить умеем.
- Нет, но все-таки…
- А с перепугу. Вдруг вы и впрямь начнете по начальству жаловаться. Лучше найти от греха.
Комаров растерянно усмехнулся.
- Вот уж не думал. Значит, вычислили и нагрянули к ней?
- К ней, к Екатерине Игоревне Ползуновой, вашей близкой знакомой, - Костя поднажал на слове «близкой», -  к которой вы вчера вечером явились с бутылкой «Монастырской избы», зная что ее сожитель, Карнаухов,  работает во вторую смену на комбинате. И все было бы замечательно, как всегда, если бы  Карнаухов по дороге на трудовую вахту  не остограмился с приятелями возле проходной. А потом его  заусило, и он  это дело  основательно усугубил уже на территории. Удивительно, такой мужчина, под два метра ростом,  пить ему её, радёмую, не перепить, а развезло сердешного, мастер  и попер со смены. Поволокся домой бедолага вне всякого расписания, давай ломиться, изгадил людям удовольствие,  вынудил боевого офицера применять служебные навыки не по назначению - нагишом из окон сигать. А как не сиганешь? Двери у нас в «малосемейках» картонные, больше десяти секунд рабочего человека не держат, а кулачищи у пролетариата, хоть и  пьяного в дупель, чугунные, против них тоже больше десяти секунд не выстоишь. Так что прямо Гамлетовский вопрос: быть или не быть? Момент истины, можно сказать, и высокого нравственного выбора. Во всех смыслах высокого, заметьте!
Костя перевел дух и подытожил:
- Может, вы станете вышеизложенное отрицать, так вам свидетелей представить?
Старлей дернул головой.
- И что теперь будет? – спросил он сквозь зубы. – Под суд меня отдадите за ложный донос?
- Да бросьте! – отмахнулся Костя. – Это же так,  сдерживающий психологический фактор,  чтоб кто попало что ни попадя друг на друга не строчил. В судебной практике применяется крайне редко. Но!
Костя загнул один палец.
- На службу мы вам о происшедшем  сообщить обязаны.  Как у нас кое-кто выражается, в целях профилактики по недопущению подобного впредь.
Костя загнул второй палец.
- Катерину вашу вынуждены вызвать и официально опросить.  Без её объяснения прокурор не подпишет постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.
Костя загнул третий палец.
- Придется опросить также Катерининых соседей на предмет установления очевидцев факта вашего прыжка из окна, как одного из обстоятельств, исключающих событие преступления – грабежа.
Костя загнул четвертый палец…
- Может, меня лучше просто расстрелять к чертовой матери? – перебил Комаров. – Без постановления факта событиев!… Ты представляешь, что будет, если вы телеги рассылать начнете и очевидцев устанавливать? На службе, мало того, что репутацию  изгадите – а мне звание через три месяца получать – так еще и посмешище на весь «Главспецдальстрой»!.. Жена из дома попрет – это хоть за дело!.. Катькин бык непременно узнает. Я-то с ним еще могу поразбираться. А Катька? Он же ее угробит к едрене фене!
 Старший лейтенант вдруг криво усмехнулся.
- Как, ты вчера сказал? Я утром на цырлах прибегу? Да я, слушай, на пузе поползу, если скажешь. Или тебе твоя бессонная ночь дороже всего на свете?..  Дачу имеешь? Я тебе царский терем отгрохаю. Военный строитель все-таки… Есть у меня деньги кое-какие… Давай договоримся. А?
Костя посмотрел на Комарова долгим взглядом.
- Премного благодарствую, - сказал он, наконец. -  Дача мне без надобности, я грядки копать не люблю. А смотреть, как взрослый мужик на пузе ползает, вообще противно. Со своими ночами я сам разберусь, но совесть кое-кому иметь бы не мешало. Человеком надо быть, а не... У  каждого свой скелет в шкафу. Рассказал бы вчера по-честному, как мужик мужику. Неужели бы я тебя не понял? Ну, сказал бы пару ласковых, как по должности положено.  А утром  так же бы поехали и забрали  твое барахло… Понимаю ли я, что получится, дай я этому делу ход? Дерьмоядерный взрыв над твоей башкой, вот что. Ты конечно редиска, нехороший человек, но я здесь не для того, чтобы с каждым раздолбаем счеты сводить. Других проблем хватает. - Костя помолчал. – А потому – дергай отсюда с глаз моих и запомни, что на каждую хитрую задницу всегда найдется прибор с винтом. Всё! Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Можете быть свободны!
Комаров не двинулся с места.
- Что значит – всё?
- Всё – значит всё. Я тебя не знаю, ты меня не видел.
- А как же дело?
- Какое дело? – Костя подошел к столу, взял в руки  заявление и объяснительную Комарова и разорвал их на мелкие части. – Я заяву твою не регистрировал. В травмпункт ты не обращался. Дежурному по фигу, я разобрался – и ладно. Так что гуляй спокойно.
Комаров посидел еще немного, потом неуверенно поднялся.
- Ты это серьезно?
- В натуре, как говорят твои призывники. До свидания. Работы у меня много.
 Комаров потоптался на месте, побрел было к выходу, но вдруг резко обернулся.
- Я сейчас. Ты никуда не исчезай! Понял?!
И вылетел за дверь.
- От вас исчезнешь, - проворчал Костя, берясь за бумаги. До рапорта оставалось двадцать минут.

…Костя, сонно клюя носом, покачивался на своем стуле и прикидывал, как бы нырнуть домой, чтобы вздремнуть  часок. Но арест не отложишь. Следователь ругается – по делам сроки выходят. Придется до вечера терпеть, но кто знает, какой он выдастся, этот вечер? Савченко вот на планерке намекал, что идет информация по старому нераскрытому убийству, всем быть готовыми «упасть на отработку». Тогда уж как зарядишься, так не известно, когда вообще домой попадешь.
Дверь рывком распахнулась и гулко ударилась о сейф. Возникший на пороге Комаров, сконфузился и притормозил.
- Разрешите?
- Чего еще надо? Письменное обязательство о неразглашении интимных тайн?
Комаров, слегка кособочась под тяжестью знакомой сумки, проследовал к столу и взгромоздил увесистую тару поверх служебных бумаг. Не произнося ни слова, расстегнул «молнии» и стал выставлять туда же, на бумаги, коньячные бутылки: одну, вторую, третью…
- Эт-та что?!.. – взвился Костя.
Покончив с бутылками, старший лейтенант потащил из бездонных недр баула  промасленные свертки. В прокуренном воздухе кабинета распространился запах копченостей.
- Что это значит, я спрашиваю? – Костин вопрос прозвучал  грозно, но никого не испугал. Комаров  положил на стол буханку хлеба и вытащил нож.
- Гражданин! Я, как должностное лицо при исполнении служебных…
- Да ладно, брось, - сказал Комаров обыденно. – Ну, свинья я, но не до такой же степени. А ты на моем месте что, вот так взял бы и покаялся? Я же тебя первый раз вижу. Может, тебе главное – своего добиться, а там хоть трава не расти!… Правильно, надо по-людски. Вот и давай по-людски. Не обижай. Я же понимаю, что не в пойле и не в жратве суть, но все равно…
- Работа же у меня, - усомнился Костя.
- Да пошли ты ее хоть раз! Ну, прошу тебя. Давай посидим. Как мужики, офицеры… Давай!
- Ага, - проворчал Костя, - голубые князья. Один мент, другой стройбатовец.
- Люди мы или не люди?
Костя тяжело вздохнул, покосился на дверь.
- Люди на блюде, а мы… Иди замок захлопни. – Он взял в руки  длинногорлую бутылку, взболтал янтарную жидкость, подумал и  решительно свернул рубчатую пробку…

- Нет, ты послушай! Вы, стройбатовцы, самый страшный род войск. Знаешь, что ЦРУ в докладной Американскому президенту пишет? Не надо, говорят, бояться ВДВ, спецназов всяких! Бояться надо стройбат. Они такие крутые, что им и оружия никакого, кроме лопат,  не выдают!
- А-га-га-а!!!…
- А про ментов знаешь? Приходит участковый, спрашивает: рельсу брали?…
- А-га-га-а!!!…
Комаров откупорил следующую бутылку. Костя протестующе замахал руками.
- Не-е! Нельзя! У нас вечером еще планерка!
- У нас тоже планерка! А куда я с разбитой мордой?! Да ну их в… Государственную Думу,  планерки все!
- Тш-ш-ш. В коридоре же всё слышно.
- Да ни хрена там не слышно. Кого бояться?!
- Тебе в чужой конторе, конечно, некого! Наливай.
- Да, - вдруг спохватился Комаров. – Я тебя всё спросить хочу. Почему ты мне не поверил? А? Только честно, как мужик мужику! Всё ведь сходилось. Там же всё время грабят. И ты всем веришь. А мне не поверил. Почему? Что у меня, рожа такая прохиндейская?
- Не, - возразил Костя с набитым ртом. – Нормальная рожа.
- А ты мне объясни!
- Ладно. Есть такой дедуктивный метод.
- Какой?
- Де-дук-тив-ный! Про Шерлока Холмса читал?
- Ну?
- Спицы гну! Если кот облизывается и сметана исчезла, это значит – что?… Причинно-следственные логические построения.
- Пошел ты со своими построениями! Ты  про меня объясни!
- Чего объяснять?  Предположим, ударили тебя сзади, справа, ты упал. В какую сторону?
- Ну-у, в левую.
- А у тебя правые локоть и колено сбиты.
Комаров призадумался.
- И что? И это вся твоя дедукция?
- Нет, не вся. Верю: подкрались, вырубили, раздели. Сняли куртку, свитер, сапоги, даже майку…
- Она у меня фирмовая, с  лэйблой такой, знаешь…
- А носки?
- Что – носки? – не понял Комаров.
- На кой черт кому-то снимать с тебя грязные, вонючие носки?!
- Они не вонючие!
- Какая разница? Ты бы стал носки снимать?
- Я никогда никого не грабил, - с достоинством заявил Комаров.
- Я тоже, - согласился Костя. – Но носки снимать все равно бы  не стал.  А вот если ты где-то голый ошивался да рванул, как ошпаренный, тогда – ясное дело, тогда не до носков. А где в это время года поздно вечером мог ошиваться голым такой  мужик, как ты? Только у дамы. Вопрос: у какой? От своей жены, как ошпаренные, не бегают. А бегают от чужой, к которой муж нежданно-негаданно нагрянул. И никаких  грабежей. Дедукция!
- Ага, носки… - озадаченно проговорил Комаров. – Носки грабить – это, значит, никак не возможно. Это, выходит, ты с самого начала знал, что я у подруги погорел. Знал, гад, а выеживался! Нет, это как называется?!
- Не знал, а догадывался, - назидательно поправил Костя. – А догадываться мало. – Он поднял указательный палец. – Следует доказать!
- Да пошел ты со своими доказательствами! Вот уж точно, мент поганый!.. Носки! По носкам он меня унюхал! А-а-ха-ха!… - Комаров зашелся в оглушительном хохоте, который нельзя было не услышать разве что в соседнем квартале. Никакие Костины  увещевания   не помогали.
- А-а-а-ха-ха-а!!!… Но-оски-и!!! - Он чуть не свалился со стула.
Костя наконец плюнул и отстал. Глухие, что ли, в горотделе? Кто еще умудрился не услышать, что опер гуляет? А раз слышат и не вмешиваются, так и ладно. Что  днем не доделаем, ночью наверстаем. Ночь еще впереди.
Спать ему  совершенно расхотелось.