Часть 2. Глава 1

Окончание части1: http://www.proza.ru/2009/07/21/219
*** *** ***
Нелепо,
Смешно, безрассудно,
Безумно, волшебно…
Ни толку, ни проку,
Не в лад, невпопад –
Совершенно…
(Ю.Ким)      

      Нет, мы не родились в одном роддоме.
      Мы не жили в одном дворе и не ходили в один детский садик.

      В один из первых самых странных дней моей жизни, когда я, помахав на прощание рукой маме и бабушке, вооруженная двумя огромными белоснежными бантами на косичках  и маминой гордостью - добытым в Столице, прекрасным красно-синим, глянцевым ранцем с белой окантовкой, в толпе малышни зашла в класс, в котором мне предстояло находиться очень много времени в ближайшие три года...
      Нет, врать не буду! Ничего такого особенного по отношению к кому-либо из тех, кто находился рядом, я не испытала. Сердечко мое и так билось учащенно, слишком много волнений, слишком много нового было в тот день, а потому, вполне естественно, никто конкретно меня не заинтересовал.
     Все окружающие лица казались мне одинаково незнакомы. Я пошла в школу немного раньше положенного, и те, кто ходил со мной в один детсадик, пока еще только издали рассматривали школьные портфели и буквари. Что же касается занятий по подготовке, то все они заключались в одном летнем посещении школы, где какая-то тётенька, удостоверившись, что я умею не только читать, но и по всем параметрам вполне способна хоть сейчас осваивать программу первого класса, разрешила нам с бабушкой больше не являться в школу до 1-го сентября.

      Наша Первая Учительница сама распределяла нас по партам, как рассаду по грядкам. И, если вдуматься, так оно и было: каждому было подобрано правильно место для благоприятного роста - благоприятного и с точки зрения влияния соседей, и с точки зрения получения своей дозы "солнышка", то есть учительского внимания. Мне досталось место в правом(если смотреть на доску) ряду, на третьей парте от начала ряда. Моим соседом - первым лицом, которое я начала различать среди всех - оказался молчаливый, остриженный почти на "лыску", мальчик. Смешно торчащие уши не очень-то сочетались с его суровым взглядом, но мелкой мне было достаточно и взгляда, чтобы отбить охоту к хихиканью.

     Начались школьные будни - для нас, первоклашек, всё еще немного напоминающие праздники. На уроках пока все было слегка торжественно, и было много разноцветных картинок, которыми Учительница очень старалась смягчить переход из беззаботного детства к словам "обязательно", "неукоснительно", "НАДО" и прочим, не слишком приятным для тех, кто привык бОльшую часть своего времени тратить только на игры и развлечения.
    Уроки требовали полного внимания - и это казалось естественным и правильным мне, привыкшей к дисциплине и послушанию старшим дома. Но даже и на переменах между уроками Учительница старалась нас занять чем-то, что не давало бы нам разболтаться к началу следующего занятия: были легкие игры, были песни, было чтение вслух интересных сказок. Так что и наш законный досуг оказался полностью заполненным.


    Мы с моим соседом по парте почти не разговаривали. Да как-то особо и поводов не было, да и времени - тоже. Я пару раз пыталась спросить его - о том, что требовало большее количество слов, чем "ДА"\"НЕТ", но в ответ получала только молчание. Презрительное, как мне казалось.

      Подозреваю, что если бы кому-то, кто знал бы мысли и чувства нас обоих  - нас, бестолковой и нерешительной малышни... О, если бы ему захотелось рассказать о том далеком периоде нашей жизни, то, скорее всего, он бы воспользовался стишком Бориса Заходера: "Вышел бы Егор во двор,/Только трусит – /У дверей сидит Трезор,/Вдруг укусит? //И Трезор вошел бы в дом,/Только видит,/У окна сидит Егор, Вдруг обидит?". Кто именно из нас двоих, волею судеб и Первой Учительницы нашей посаженных за одну парту, был Егором, а кто - Трезором, уже не важно. Хороши были оба - это точно!

      Постепенно "организованного досуга" стало значительно меньше, я подружилась с девочками, которые сидели неподалеку от меня, и на переменках играла и болтала с ними в своё удовольствие. Так что молчание соседа по парте меня немного озадачивало, но не слишком мешало. Что с него взять - мальчишка! Они же вообще другие!

 
      И в таких вот непростых отношениях у нас прошло Ужасно Много Времени - почти полгода!
      На календаре засияла дата  «23-е февраля».
      Бабушка, провожая меня в школу, положила в мой портфельчик маленькую ярко-красную гоночную машинку, со словами «отдашь мальчику, с которым сидишь! Поздравишь его с мужским праздником!».

      После того как отчаянно смущаясь, я пихнула эту машинку на Его половину  парты (промямлив «На, это тебе! Поздравляю…»), прямо на моих глазах с соседом произошла поразительная, заметная даже мне, перемена: вечно суровый и настороженный вид его сменился на удивлённый, с небольшим добавлением радости и смущения.
       В этот день он впервые спросил у меня что-то - про домашнее задание.
       На следующий день мы еще обменялись парой-тройкой фраз про учебу. На после-следующий день были как бы случайно обронены слова, к учебе уже никакого отношения не имеющие... Не так уж чтоб совсем скоро, но через неделю мы общались совершенно свободно. Выяснилось, что, как и я, он давно (уже целый год, даже больше!) умеет и любит сам читать. И на школьное "8-е марта" он подарил мне (как я потом узнала – с подсказки Его бабушки) маленькую книгу в синей обложке: А.Толстой, «Аэлита».


       А потом… потом мы стали дружить – так непосредственно и безоблачно, как могут дружить только первоклашки - правда, только в пределах школы, дороги домой и телефонных звонков, продолжительность и содержание которых, впрочем, слегка контролировались взрослыми.
     Пришло наше второе первое сентября, потом третье... Но мы по-прежнему сидели за одной партой.
     Время шло, мы менялись, но, видимо, менялись как-то синхронно, потому что по-прежнему понимали друг друга с полуслова, читали одни и те же книги, интересовались одними и теми же глобальными проблемами.
     Безусловно, существовали  и такие темы, которые хотя и очень нас интересовали, но были надежно изолированы обоюдным негласным запретом при разговорах. И лучше всех замков этот запрет хранило также необсуждаемое понимание: у нас и без этих тем было то, в чем мы оба остро нуждались и оба подсознательно страшились утратить.
     Эта редкая - для нашего окружения, и дорогая  - для нас обоих, безмятежная детская дружба связывала меж собой  наши души: крепко, прочно  – до самого взрослого восьмого класса, поставившего в этой счастливой истории большой знак препинания...

                ***

       Собравшись на традиционную встречу перед первым сентября, неожиданно все мы обнаружили, что многие  наши одноклассницы-восьмиклассницы сильно изменились. Больше всех изменилась Викуся – она из щупленького, большеротого «гадкого утенка» с гигантскими бантиками превратилась в стройную начинающую красавицу со стильной стрижкой. К тому же, кажется, кому-то из ее родителей повезло со сменой работы: Викуся стала очень изящно и, одновременно, броско одеваться.

       Увы, как бы мы не казались друг другу похожими по восприятию окружающего мира, но тут поправка на пол в нашем чудесном возрасте все-таки сделала своё дело: Он, как и другие мальчишки нашего (и не только!) класса, моментально влюбился в Викусю, что называется, "по уши".
       Сначала я, наивная, ничего не замечала. Мы же по-прежнему ходили домой по одной улице, дожидаясь друг друга после занятий, и всю дорогу строили версии относительно устройства окружающего нас мира, обменивались впечатлениями о новой книге, новом фильме или же… просто болтали о пустяках. Наши одноклассники уже настолько к этому привыкли, что даже «женихом и невестой» не дразнились, а желающим подразниться из параллельных классов было дано короткое, но весьма материальное объяснение: синяки «под глазом», шишки и даже, к ужасу Его родителей, один сколотый передний зуб.

       Но вскоре после начала учебного года, мучительно подбирая слова и смотря куда-то в сторону, Он, прощаясь на повороте к моему дому по дороге из школы, попросил меня передать Викусе записку. От неожиданности и недоумения я хмыкнула(Он покраснел!), но устраивать расспросы почти у порога дома не стала - мало ли что могло быть в записке! Может, это его приятель какой-нибудь передать попросил, а он сам не смог! И назавтра честно выполнила просьбу, изо всех сил стараясь думать не о реальном содержании заклеенного тетрадного листка, а строить фантастические версии о том, что там, конечно же, быть не могло. Викуся приняла записку с чисто королевским высокомерием, прочитала, затем на моих глазах демонстративно смяла и выкинула в мусорку, пренебрежительно фыркнув.

       Была ли она умной? Оригинальной? Вообще – отличалась ли чем-нибудь кроме непроходимого снобизма, симпатичного личика и ярких  шмоток от окружающих ее девчонок? Скорее нет, чем да. Но короля играет свита, а свиты у Викуси было предостаточно.

       Через день, к моему большому неудовольствию, просьба повторилась, и я передала еще записку, и в этот раз худшие и, как я поняла позже, совершенно правильные подозрения вовсю терзали меня. Но я так и не решилась спросить, просто спросить - мне казалось бестактным спрашивать о содержании записки, если Он сам этого не сказал.
      Вскоре у Викуси был День Рождения, и я передала ей небольшой пакетик с изящным упаковочным бантиком - конечно, от Него… В этот день, по дороге из школы, я только успела вдохнуть, чтоб задать, наконец, прямой вопрос, но … Он начал говорить сам, первым. Он признался мне в своих чувствах к Викусе – прямо на нашей дороге, где мы вместе ходили, болтали, смеялись, доверяли друг другу - как никому больше! - свои мысли, делили друг с другом беды и радости, надежды и огорчения столько лет!
    Я почувствовала, будто передо мной разверзлась пропасть! Не сказать, чтоб очень широкая – пожалуй, не шире длины вытянутой руки… Но Он, столько лет бывший рядом – всегда рядом! – внезапно оказался на другой ее стороне!
    Полная растерянность накрыла меня своим темным, душным покрывалом, поэтому в ответ я промямлила что-то утешительно-одобрительное. Вероятно, это была моя самая большая ошибка: возможно, гораздо лучше было тогда наорать на Него, высмеять, раскрыть глаза на реальность, «прижечь» маленькую ранку, чтобы не допустить дальнейшего распространения…дальнейшего увеличения разрыва.

       Или нет?...
 
     «Болезнь» Его явно прогрессировала. Сразу после первого признания Он рассказывал мне об этом очень мало – больше выспрашивал: «А вот что бы ты сделала, если бы была Викой, и если бы я тебе сказал…». Или «А как ты думаешь – Вике бы понравилось, если бы я…» … Потом начал в открытую говорить о своих переживаниях, пересказывать все свои мимолетные встречи с Викусей «… и она на меня вдруг посмотрела! А я такой стою у самой доски…»…

     Я безуспешно пыталась сменить изрядно надоевшую мне тему разговора, но Он был словно одержим нашей школьной «Примой»… Меня это стало не просто раздражать. Внутри поселилась постыдная и жгущая меня ненависть к красавице-Викусе, которая благосклонно принимала все записки, подношения и совершаемые во имя ее «подвиги» моего приятеля, тем не менее ни в грош его не ставя (как и остальных горе-воздыхателей).

     Однако сидели я и Он  по-прежнему вместе: с Викусей за одной партой сидела ее лучшая подруга, с которой они вместе высмеивали всех Викусиных поклонников – подчас, надо сказать, довольно злобно. 

     Так закончился восьмой класс… Потом начался и стал подходить к финишу девятый – под бесконечные разговоры с упоминанием Викусиного имени, фамилии, сбивчивых перечислений ее достоинств, отрицаний явных недостатков и прочей белиберды. Время от времени мне удавалось «столкнуть» его на какую-нибудь нормальную тему, но он с маниакальным упорством вскоре возвращался в старую колею… А мне очень хотелось надеяться, что еще чуть-чуть, и это бред пройдет, и всё станет как раньше, надо просто продержаться, побыть рядом с ним это тяжелое время, потерпеть…

    Но я не выдержала. Взрыв произошел во время одной совместной «прогулки» из школы…На очередном «Ты понимаешь – я люблю ее, жить без нее не могу, а она…» я заорала «Все! Хватит! Достал ты меня!». Сдернула с его плеча свою школьную сумку и перебежала на другую сторону улицы – а он остался стоять посреди тротуара: в помятой после физ-ры форме, раскрасневшийся, взъерошенный, с широко открытыми глазами, в которых стыло непонимание, и быстро набирала баллы гигантская, как цунами, обида…

Продолжение: http://www.proza.ru/2009/07/21/222
PS Фото, из которого ясно видно, что и сама Элизабет Симпсон в первом классе была тем еще Новогодним Подарочком...