Шумбрат, Мордовия!

Шумбрат, Мордовия!

Спасибо Сергею Астахову, Александре Корневой, Станиславу Чигарову, Анне Мальцевой и Михаилу Абрагину. Им же и посвящается.


Мы, рассекая темноту,
В Саранск к мордвинам мчимся,
Пусть всем уже невмоготу –
Мы терпим, не боимся.
Пусть здесь комфорта не найдёшь
(Не стоит и пытаться) –
Гражданский долг превыше всё ж
Всех благ цивилизаций.


Пролог


В ожидании выборов в Государственную Думу РФ 2 декабря 2008 года мы, московские студенты из двух московских вузов, были отправлены  в город Саранск в качестве независимых наблюдателей.
По прибытию в назначенный пункт мы  – могучая кучка – послушно, аки агнцы, встали у огромного зеркала в промозглом здании штаба главной партии Республики Мордовия – коммунистической. Стоим, ждём.  Быстрой  и уверенной походкой чекиста к нам стремительно направляется небольшого росточка человечек в подозрительно чёрном кожаном френче. На шее у него – ярко красный шарф с белыми буквами. Приблизившись к нам, он, скупо улыбаясь, говорит: «Ну что, пойдемте к стеночке...»
Так встретила нас Мордовия, субъект Российской Федерации, входящий в состав Приволжского федерального округа. Но – всё по порядку. Для порядку.


1.


Сидя в тёплом комфортабельном автобусе, все мы живо обсуждаем закон о наблюдателях. Запаслись правовыми знаниями, прочитали все данные нам брошюры от года издания на первой странице до типа печати на последней. Кто-то зачитывает вслух строчку из закона, сведя брови у носа от крайней серьёзности: «Наблюдатель должен иметь с собой паспорт, ........ и карманный фонарик».
- Зачем наблюдателю ФОНАРИК?!! – удивляемся мы.
Однокурсник Серёжа предположил: «Ну, мало ли что придётся наблюдать...»

2.

Откровенно говоря, особой проблемой для всех нас был туалет. Ехали мы на четырёх автобусах - всем беспрестанно хотелось выхода. Но почему-то как назло наши автобусы с редкой периодичностью останавливались в чистом поле, средь белых снегов, проезжая при этом густые тёмные леса без единого просвета в течение нескольких часов. Всё это, конечно, было очень актуально для нас, поэтому проблема мочеиспускания нашла отражение в наших истерзанных сердцах. А иногда нам приходилось терпеть слишком долго. И вот что пришло в наш воспалённый ум.

Серёжа:
«Не прошёл ещё часок – не сходить бы мне в лесок?»
«Два часа уже прошло – время писать подошло».
«Не потерпишь полчаса – будут мокрыми труса».

И скромное моё:
«Уж прошло часочка три – будет поздно, ты смотри…»

На ту же тему у меня родилось восьмистишье:

Хочу я писать: что за стыд?!
Мне нечего стесняться!!!
Водитель подленько молчит,
Продолжив разгоняться.
Коль будем столько мы тянуть,
Инстинкты подавляя,
Придётся всем нам утонуть,
Госдуму проклиная.
Так и развлекались всю поездку. Так и отвлекались. Дорога-то не близкая – часов 14 езды как-никак. Да разве это расстояние, если есть мягкие удобные сиденья, запас еды, воды и музыка!
Автобусы шумным караваном следуют друг за другом. 4 автобуса. 4 временных пристанища. Один, правда, в дороге поломался, поэтому пришлось ему нас догонять.
В этих автобусах кто-то спит, кто-то ест, кто-то играет в карты, кто-то болтает, кто-то поёт песни, кто-то снимает всё это на камеру. И так – 14 часов. Как говорится, до рассвета.


3.

И вот – долгожданный рассвет. И мы понимаем, глядя на городские вывески, что это – Саранск. Заветный Саранск. Московские автобусы плавно подкатывают к массивному зданию с приветственной надписью «Шумбрат, Мордовия!» («шумбрат» – привет – А.П.).
Сонные пассажиры медленно выползают на мороз, вдыхая обжигающий воздух и выдувая ноздрями тёплый пар. Кто-то вместе с паром с удовольствием выдыхает дым. Все стоят, часто переминаясь с ноги на ногу, как старый сторож у сторожки. Стоим минут пятнадцать. Наконец, Саранск сжалился над теплолюбивыми москвичами (и не совсем москвичами): нас пускают в само здание. Девочки дружно бегут в направлении женского туалета, там наспех чистят зубы, наспех умываются, наспех причёсываются и подкрашиваются. Потом оба пола благополучно воссоединяются в  фойе. Ребята оглядываются. На широких кроваво-красных плакатах и растяжках белым светом сверкает надпись из четырёх заглавных букв – КПРФ. Как мы узнали впоследствии, это оказался главный штаб компартии в республике Мордовия. Там-то нам любезно и предложили проследовать к стеночке.
Вот так сюрприз – оказывается, мы будем представлять партию КПРФ. Никто, конечно, этого не ожидал. Ведь мы так называемые «независимые наблюдатели» - ишь, удумали нам тут головы морочить. Но делать оказалось нечего. Мы, так сказать, на чужой земле. Да и автобусы уехали в неизвестном направлении сразу после нашей «десантской высадки».
Деятельный мужчина в красно-белом шарфе (не поймёшь – то ли КПРФ, то ли Спартак), в чёрном плаще без кровавого подбоя так же стремительно, как и прежде, отводит нас от злополучной стеночки и указывает на утренний пейзаж за окном: несколько маршруток декабрьским утром.
- Глядите, - деловито говорит он, - вот сейчас вы рассядетесь по газелям и поедете на участки, к которым вы прикреплены.
«Хм, а мы уже и прикреплены», - задумчиво произносит кто-то в толпе.
В воздухе чувствуется некоторая обречённость.
Но делать, повторюсь, нечего. Мы запихиваемся в маршрутки. Точнее, запихивают нас. В произвольном порядке – практически не давая нам возможности сесть в одну маршрутку «со своими». Но это впоследствии оказалось даже полезнее.
- А сколько ехать? – пока ещё живеньким голосом интересуется какая-то девушка.
- Да минут 15 – не больше! – орёт коммунистический организатор, захлопывая дверь очередной газели.
Ну, Саранск, видать, город немалый. Потерпим.
Терпеть нам пришлось больше часа. Ибо мы были жестоко обмануты дядей в чёрном кожаном френче. Оказалось, что везут нас всех вон из Саранска. Причём в кардинально разных направлениях. На невыносимой скорости, с заносами по ледяной, нечищеной дороге – всё как положено. Не ехали – летели.
Мне и моим попутчикам повезло (или не повезло) после этого нервного полёта приземлиться в населённом пункте с милым названием Дубёнки. Здесь и пошёл отчёт наших самых красочных и незабываемых декабрьских приключений.

4.

Едем на скрипящей ледяной маршрутке битый час. Нас развозят по сёлам - на участки. Стараемся запомнить маршруты, считаем повороты и развороты, сбиваемся. Оставляем надежду.
Нами руководит сумасшедшая, невменяемая бабка с жёлтыми, как солома, волосами и коммунистически красной помадой. Ведёт себя она вопиюще неадекватно. Говорит сама с собой, нам же – грубит. Она не может ни заполнить направления, ни подсказать нам, а только сидит впереди и командует.
- Нам выходить?
Молчание.
- Это наш участок?! Нам выходить?!!
Молчит.
- Это был наш участок?!!
Бабка:
- Да!
Все:
- Так что ж вы нам не сказали?!!
- Так мне надо думать!!!
Едем дальше. Впереди развилка. Водитель:
- Налево или направо?
Бабка:
- Манорво!
- Что?! Куда ехать, говорю?!
- Барворво!!!
- Чего?!!
- Ладно-о-о-о! Останови-и-и-и-и-ии-и-и-ись!!!
Кажется, прибыли. Сидим. Усталые, замёршие. А впереди – почти целые сутки работы и бескрайние мордовские заснеженные поля… Бабка мямлит что-то на смеси русского и, вероятно, эрзя (а может, и мокша). Это не столь важно, потому что несёт она единственно один бред собачий, насуплено копошится в своих записях. Переписывает направления по сто раз, ошибается, вновь переписывает (по букве в минуту), бурчит. Задаём ей вопросы - ни на один ответить не может. Да, в принципе, и не особо горит желанием нам отвечать. Как может, выражает всем нам своё чистейшее презрение. Я, сдерживая раздражение, спрашиваю её:
- На участке-то туалеты будут?
Она смеётся и издаёт один единственный звук: "Ооооооооооооооооооооо!" Так и понимай.
Продолжаем сидеть. Мотор давно выключен, маршрутка остыла и, кажется, стала покрываться инеем уже даже изнутри. Мои ноги перестают себя чувствовать. Однокурсники зябко кутаются в свои пуховики, поджимая от холода ноги. Я сижу рядом с Кузьминичной и, теряя терпение, наблюдаю за её наркотически медленными телодвижениями. Вскоре перестают себя ощущать и ладони… Я смотрю, холодея снаружи и накаляясь внутри, как Кузьминична очередной раз перепутала и написала в моём направлении не Михаил Николаевич, а Николай Михайлович (или что-то в этом роде). Поворачиваюсь к ребятам и говорю вполголоса: "Меня бесит эта бабка!"
Кузьминична, не отрываясь от бумаг:
- Кого это я там забешу?..
Стас начал рассуждать:
- Без оружия мы обречены!
Но Лёша выдумал более хитрую хитрость. Говорит: «А я с местным населением смешаюсь». Надевает свою шапку-ушанку, со своего взора снимает обременение интеллектом, открывает рот, потом делает удивлённое выражение лица, указывает вперёд и говорит «аааабэээээлааааааэээ».
Бабка сказала что-то недоброе на своём языке.
И опять же продолжаем потихоньку умирать от холода в не отапливаемой газели. Никто нам толком не может ничего сказать и объяснить. Я - бабке:
- Здесь туалет есть?

(не отвечает).
- Простите, здесь ТУАЛЕТ есть?!
- Там!
- Где?
(Непонятно жестикулирует в разные стороны, машет руками):
- ТАМ!
- Где там? В здании?
- ТАМ! Туда пройдёшь!
Я пытаюсь узнать у нашего координатора Лены, но она не осведомлена – равнодушно жмёт плечами. Настолько равнодушно, что можно подумать, что она в памперсах.
В итоге я спросила у местного населения: туалет оказался на улице за сараем. Дырка в гнилом деревянном полу. Охранялся сворой собак, ни слова не понимавших на русском....



5.

Аня, моя подруга, рассказывает: «Наш пункт Дубёнки был расположен стратегически верно: какой там председатель, если даже наши координаторы до нас доехали с трудом»...
Дело в том, что в назначенный час к нам не пожаловал ожидаемый председатель избирательной комиссии данного населённого пункта.
Чтобы по максимуму обезвредить московских наблюдателей, нас разделили на минимальные группки – попросту посадили по одному человеку на участок. Как ни ныли мы, как ни молили – суровые мордвины не сжалились над нами и распределили нас по одиночке.
Мой участок был под номером 72. Школа. Спортзал. Нет отопления. Толпы старушек в очереди на приём к политической святыне –  магической урне, прикасаясь к которой, обеспечиваешь себе исполнение желаний: нормальной пенсии, льгот... Ну, на крайний случай – хотя бы горячей воды и электричества в домах.


6.

Сижу на своём участке одна, скучаю. Жутко холодно. Все в верхней одежде и меховых шапках. У меня меховой шапки нет, к сожалению.
 К урне меня не подпускают подозрительного вида местные мужички. Злостно стреляют в меня своими глазёнками. Я досадую и тихо негодую. Спорить с кем-то тут оказалось абсолютно бесполезно.
Таким образом проходит около часа.
Наконец, ко мне направляется заместитель председателя данного участка – громадная и словно восковая баба в высокой шапке и длинной, как у боярыни Морозовой, шубе. Я терпеливо жду, пока та приблизится к моему столу.
- Деушка, - с вызовом начинает она, - прошу вас покинуть помещение.
- Чего? – я искренне не понимаю, что происходит.
- Где вы взяли это направление? Кто вам его дал?
- Партия КПРФ. – С долей откуда ни возьмись появившейся гордости утверждаю я.
- Это подделка, липа! – настаивает бабища, повышая голос.
- Какое направление мне дали, с таким и пришла. – Я считаю этот разговор бессмысленным и нелепым и стараюсь как можно быстрее его закончить.
- А я вам скажу, кто вам его написал, - щурит глаз восковая громила, -  Вам его дала Марья Кузьминична, она подделывает подписи кандидата в Госдуму и даёт его таким… несмышлёным, как вы.
- Я не понимаю, о чём вы говорите, и я уж тут точно не при чём. Я никаких подписей не подделывала. Мне дали направление такое же, как и всем.
- Так, всё, девушка, разговор окончен. Я настоятельно рекомендую вам покинуть помещение.
Я смотрю ей прямо в лицо и не двигаюсь с места.
- Я жду. – Бабец угрожающе уткнула руки в боки.
Вокруг неё вдруг стала выстраиваться защитная стена из тех самых подозрительных мужичков.
Они смотрят на меня, бессовестно тыкая пальцами и переговариваясь на своём местном языке.
К моей радости, к столу приближался милиционер.
«Вот мой спаситель!» - несвоевременно размечталась я.
- Что тут происходит, товарищи?
«Товарищи…»
Рассказав милиционеру о своей проблеме, я стала ждать его вердикта. И тут он переходит на их язык. Большая баба, подозрительные мужички и милиционер кажутся мне теперь одной бандой.
- Можно говорить на РУССКОМ? – раздражённо выступаю я.
Но никто не переходит на русский. Наконец, меня удостаивают ответом:
- Девушка, пожалуйста, извините, но вам придётся покинуть этот избирательный участок, так как у вас фальшивое направление.
Мордвины дугой стоят вокруг меня и в ожидании смотрят на мои жалкие сборы.
- И куда я пойду?! Я даже не знаю, где я! Я не знаю, где я сейчас нахожусь! – я нахожусь на грани слёз.
- Это нас не волнует, не знаем, - безжалостно отрезает тётка, - звоните Марье Кузьминичне.
- Да нет у меня телефона этой бабки чокнутой! – я уже плачу.
- Звоните координатору, - предлагает один мужичок, выдавший всё-таки своё знание русского языка.
Я судорожно ищу номер координатора Лены. Но – чего и надо было ожидать – поганая Лена не берёт трубку. Ни с пятого, ни с десятого звонка.
Я пишу горестное смс своей подруге Саше. Но и от неё не получаю ответа. Проверяю баланс – я так и знала. Ни копейки на счету.
Я проиграла эту битву. Выхожу из здания школы. Разницы в температуре практически не чувствую. Я одна в сугробах мордовской деревни. Как тут по-вашему «помогите»?..




7.

И вот я стою у входа в проклятую школу, плачу. Кормлю бездомных собак остатками булки. Зарядка у телефона кончается – всё идёт просто замечательно.
Вдруг ко мне обращается мужчина лет 35 – полный, с добрым круглым лицом и красными от морозца щеками.
- Вы что, плачете? Что случилось?
Я вздыхаю и начинаю излагать суть.
Буквально через десять минут я оказываюсь в здании той же школы за столом в коридоре. Мой телефон спокойненько подпитывается от розетки. Передо мной стоит чашка горячего чёрного чая и несколько шоколадок. Рядом со мной – спаситель Михаил.
Мужчина сидит на соседнем стуле, умильно смотрит на меня и успокаивает, подсовывая мне к чашке шоколадки.
- Спасибо… - хлюпаю я.
- Не волнуйтесь, мы вас тут не бросим! Да что ж это за люди-то такие, а? Пойдёмте на кухню – там вас горячим накормят.
Мои отказы Михаил не принимает и фактически тащит меня в школьную столовую, где мне тотчас же наливают горячего супа – щей, кладут на другую тарелку картошку пюре и котлеты. Наливают компот из сухофруктов.
- А не хотите ли согреться? – Михаил просит какого-то своего Прошку или Тришку притащить бутылочку беленькой.
- Не-не-не! – я категорически мотаю головой. – Я пить не буду.
Я достаю телефон и читаю сообщение от Саши: «Аллусик, не волнуйся и не плачь – мы щас приедем за тобой!»
Матерь Божья! Спасибо!


8.

Саша приехала не одна – с таким же толстым дядей, какой спас меня. Дядю звали Александром. Александр и Александра. Саша явно нравилась дяде – он не без удовольствия смотрел на её бесконечной длины и густоты ресницы и на лукавую улыбку.
Я бросилась в объятия к Саше (не к дяде). Господи, радость-то какая!
Тем временем Александр с Михаилом, местные депутаты от самой массовой российской партии, с небывалой щедростью чинно выставляли на стол вкусности и алкоголь.
Мы с Сашей переглянулись и подали друг другу тайные знаки – мол, ни капли.
- Ну что, девушки, садитесь за стол! – вежливо пригласил нас новоиспечённый тамада Александр, главный врач по совместительству с  депутатом.
Саша с укором посмотрела на него:
- Александр, вы же обещали забрать Аллу и поехать к нам на участок! Поехали!
- Сашенька, мы по чарочке выпьем – и поедем. Ну что в этом такого?
- Ну, поешьте хоть фруктов! – начал уговаривать «мой» депутат.
Мы поняли, что нас никуда не повезут, и стали играть по их правилам. Сели за стол и стали угощаться фруктами.
Депутаты настойчиво наливали нам алкоголь, мы столь же настойчиво продолжали отказываться, предпочитая спасительный школьный компот из сухофруктов.
Сами же наши спутники налили себе по скудной стопочке, выдохнули, опрокинули и на этом, видимо, решили остановиться. Они были насторожены не менее, чем гостеприимны и радушны. Мы тоже.
Наконец, пир горой окончился и мы, одевшись, направились к машинам.
У обшарпанной школки нас ждал блестящий чёрный Джип. Александр сел рядом с водителем, а мы втроём – сзади.
Я придвинулась к Саше.
Михаил перегнулся вперёд и стал налаживать музыку:
- Девушки, что у вас там щас в Москве слушают? А, знаю!
Из мощных колонок зазвучала песня рэперка Тимати «У нас в клубе». Мы с Сашей еле сдержали смех – попытались благодарно и по-доброму улыбнуться.
С такими заводными песнями мы мчались по заснеженным дорогам по направлению к Сашиному избирательному пункту.


9.

По приезде на место мы успокоились -  слава Богу, довезли. Мы уселись на места наблюдателей, но посидеть нам там пришлось совсем не долго.
- Девушки, мы будем корить себя до конца жизни, если вы не увидите наш краеведческий музей! – начал депутат-врач, который производил, надо сказать, в целом, скорее приятное впечатление.
- Тут два шага от участка! – Подхватил Михайло.
- Мы не имеем права покидать избирательный пункт, - возразила Саша.
- Но нам же уже один раз пришлось его покинуть, правда? – нашёлся депутат-врач.
Через полчаса уговоров мы вынужденно согласились сходить в музей. Потому как работать эти молодые люди нам всё равно не давали. Мы не могли выполнять ни своих прямых обязанностей, ни косвенных. Нас попросту отстраняли от эпицентра событий. И поделать с этим мы ничего не могли хотя бы «благодаря» своему телосложению по сравнению со здешними бугаями.
Музей действительно оказался в трёх метрах от ДК, где проходили выборы.
Отдав куртки старой гардеробщице, мы направились смотреть экспозицию. Каково же было наше удивление, когда в первом же зале мы встретились с большинством наших однокурсников и попутчиков!
Воссоединившись, мы прослушали целую экскурсию, пофотографировались, как полагается, на память, после чего Аню и нескольких ребят усадили в машины – развозить обратно на участки, а нас повели дальше. Напоследок Аня рассказала нам об обстановке у них на участках. Там у них немного спутались понятия – в частности, речь шла о «зоне просмотра»: «Зона просмотра урны - это одно, зона просмотра всего остального – другое», - засмеялась она. – «Нам вот предлагают любые зоны просмотра: коровника, краеведческого музея, бара - кто б за выдачей бюллетеней посмотреть дал!..»



10.

Теперь нас стало четверо – двое четверокурсников с истфака МГУ и мы. Мальчики были бесстрашны.
Рядом с музеем красовалась ещё одна достопримечательность – трёхэтажное здание с мигающими предновогодними огоньками окнами. Мы послушно поднялись по лестнице и вошли в дверь.
Нашему взору открылась поляна – накрытые, с шиком сервированные столы. Это была ещё одна попытка споить московских дурачков.
За столом уже сидело несколько презентабельных лиц мужского пола в дорогих костюмах. Когда вошли дамы в виде нас в количестве двух штук, все мужчины повставали со своих мест и принялись за ними ухаживать. Историки расселись сами, без посторонней помощи, и тотчас же стали накладывать себе закуски.
Стол буквально ломился от яств. Таким количеством еды вполне можно было накормить гостей на среднестатистической свадьбе.
Поначалу нас с Сашей попытались рассадить, но этого у них не вышло: мы сели поближе к историкам. Их звали Миша и Карен.
По бокам от нас сели наши упитанные «благодетели». История с алкоголем повторилась, но уже в гораздо более настойчивой форме.
Историки находились под обаянием ещё одного представителя депутатских мандатов и согласились выпить за встречу.
Мы с Сашей создавали имитацию бурного пиршества, поглощая в реальности только салаты и виноград.
Совсем скоро предложения стали ещё более настойчивыми. Саше, покуда она не видела, в апельсиновый сок подлили водки. Я пихнула её сапогом под столом и взглядом указала на её стакан. Саша меня поняла и мило попросила Александра налить ей другой сок.
Когда принимавшая сторона, наконец, поняла, что пить мы и вправду не собираемся, настала страшная пора практически кавказских  обид. Кто-то выражал нам свои претензии мягко, а кто-то уже по-пьяному жёстко.
Михаил дошёл до того, что чуть ли не силой пытался влить в меня водку с соком. Мне стало страшно. Я взглянула на историков: Миша уже почти спал, а Карен хитрецки отпивал по чуть-чуть. Не найдя помощи в их глазах, мы с Сашей стали бороться своими силами.
 - Это неуважение к нам! Нам, мордвинам, это не нравится! – выступал разгорячённый депутат во главе стола.
Александр был с ним солидарен и стал в буквальном смысле слова наезжать на меня.
- Александр, вы же врач? – спросила его я.
- Врач.
- Так вот вы как врач наверняка знаете о такой неприятной болезни, как мононуклеоз, которая даёт тяжёлое осложнение на печень. Если вы не хотите, чтобы я здесь подохла по вашей милости, налейте мне, пожалуйста, сок.
Александр с ненавистью и натянутой улыбкой поставил на стол мой стакан и потянулся за ананасовым соком.
Саша тоже выкручивалась как могла.
Через какое-то время мне удалось выйти в туалет. Я проверила возможность отступления через окно – зря: второй этаж. Там же я успела написать смс своему другу Серёже, закинутому волею судьбы в неизвестном направлении – где-то глубоко в Мордовии… Серёжа отреагировал оперативно и просил держать его по возможности в курсе всех событий. Пообещал найти координатора, чтобы забрать нас.
А несчастных историков тем временем продолжали обильно накачивать алкоголем – просто спаивать. Бедный Миша практически лежал на столе – было видно, что алкогольдегидрогеназа у него в крови было ничтожно мало и что такого количества алкоголя ему не приходилось употреблять ни разу в жизни. Мише стало плохо. Мы с Сашей стали пододвигать к нему тарелки с пищей и уговаривать  съесть хотя бы что-то, дабы заполнить пустой желудок, в котором одиноко плескалась одна только водка да сок.
Таким образом скосило двое наших. Мы с Сашей опять остались вдвоём – наедине с бескрайней Мордовией.



11.

На избирательном участке мы бездействовали – вот практически всё, чем мы занимались. Пытались время от времени лишь запечатлеть происходящее на фотоаппарат.
Мы с Сашей ходили по залу, когда к нам подошёл Александр и сказал, что нам нужно ехать к Ане (а она среди нас была главной). Мы позвонили Ане – она сказала, что ждёт нас. Ну, думаем, значит, всё нормально.
Нас усадили в машину и повезли к Аниному участку. Дотуда мы доехали минут за десять. Вышла Аня. Оказалось, что её дезинформировали – сказали, что мы приехали по своему какому-то делу. А нам, в свою очередь, заверили, что по делу нас как раз  таки ждёт Аня. Мы поняли, что опять попали впросак.
Обратная дорога показалась нам адом. Чёрное небо, белый снег, ни одного фонаря на улице, огромные сугробы. На двадцатой минуте езды мы начали волноваться.
- Когда мы приедем? – спросила я, скрывая страх.
- Скоро! Мы просто объезд делаем – так короче! – ответил водитель лет двадцати, который только что пил пиво из бутылки того, кто сидел на месте пассажира.
- Странный объезд, который занимает вдвое больше времени, чем прямая дорога, - съязвила Саша.
И тут машина поворачивает к лесу и едет по его кромке.
В моём солнечном сплетении появились признаки животного страха и паники. Кровь с силой ударила в голову, а конечности похолодели. Я стала перешёптываться с Сашей. Было видно, что она боится не меньше, только успешно это скрывает.
И тут машина слёту врезается в полутораметровый сугроб и завязает.
- Всё, - подумала я. Сердце, кажется, тоже так подумало, потому что биться на мгновение перестало.
- Нам к 20.00 надо быть на участке! Немедленно везите нас в ДК! – Саша повысила голос. – Иначе мы всё расскажем Александру Николаевичу.
- Так он нас и попросил вас к Ане отвезти! – заржал тот, что сидел на пассажирском месте.
- Что случилось? Почему мы стоим? – я еле сдерживалась, чтобы не закричать.
- Да машина завязла! Лёшка, ну ты м*дак! – второй театрально толкнул водителя.
- А что я? Это машина сраная! Теперь тут будем до утра сидеть…
Мы с Сашей незаметно переглянулись и поняли друг друга как никогда. Парни впереди драматично перебранивались. Было понятно, что они играют.
В сугробе мы проторчали минут восемь, после чего машина благополучно завелась и с визгом вырвалась из снега, развернулась и понеслась по кратчайшей дороге к нашему участку. Казалось, нашим мучениям пришёл конец.



12.

Но не тут-то было! Двери ДК оказались прочно закрыты. Мороз крепчал. Мы стали долбиться что есть сил. Тут в окне показалась улыбающаяся физиономия нашего друга Александра. Он с выражением лживого сожаления и с искорками победителя в глазах показал нам на часы. На часах было десять минут девятого. Это значит, что избирательные участки закрыты для подсчёта голосов. Всё по закону.
Саша знаками показала Александру, чтобы тот вышел к входной двери. Он приоткрыл дверь и спросил, что нам надо.
Гениальная идея Саши сработала.
- Все необходимые документы у нас с собой. Мы пишем в листке о нарушениях, что мы, наблюдатели, вышли покурить, а вы, председатель, закрыли за нами дверь и не впускали нас на участок.
Александр презрительно улыбнулся и раскрыл перед нами двери, впустив внутрь.
Оказавшись, наконец, на участке, мы ещё не раз пытались приступить к нашей непосредственной работе, но всё тщетно: гостеприимность Александра переросла в тиранию. Силами соперников нас физически не подпустили к столу во время опрокидывания урны и подсчёта голосов. У нас пытались отнять фотоаппараты. Нас то и дело приглашали попить кофе, покушать, погулять – и это ещё при самом удачном раскладе. На время мы решили оставить всё, как есть. Сели, как бедные родственники, в уголок и стали ждать лучших времён.
Вдруг ко мне подходит старушка и заговорщицки говорит мне: «А можно я скажу, за кого я голосовала?... Я голосовала за Медведева!» Я не знаю, что на это ей сказать в ответ.

Саша решила ещё раз попытать счастья и смело направилась к главному столу. Но Александр быстро подрезал её. Он стал откровенно хамить и даже угрожать нам. Нам опять пришлось усесться на низенькую скамеечку в другом конце зала – противоположном углу, где шёл подсчёт голосов.
Рядом тихонько сидела печальная сутулая женщина. Видать, и её нежненько отстранили от дел.
- Вы откуда? Вы из Москвы? – вдруг спросила она меня.
- Да.
- А в Москве очень опасно? – спрашивает меня худощавая женщина с вытянутым и высохшим лицом, испещрённым неглубокими морщинками, с круглыми испуганными серыми глазами. У неё сильный и очень странный акцент.
- Да как и везде, а что вас беспокоит?
Женщина двигается ко мне поближе:
- Мой старший сын поехал в Москву. Там, говорят, убивают на улицах. – Женщина мнётся. – Он поехал на заработки, на время… А я волнуюсь.
- Не волнуйтесь, вас просто запугали дурацкими рассказами; уверена – с вашим сыном всё в порядке. Он вам звонит?
- Нет, у нас дома телефона нет. Я хожу на почту – там телеграммы можно и телефон – чтоб позвонить.
- Ну, вы ему звонили?
- А я не знаю, куда, - ответила она просто и застенчиво заулыбалась, показывая больные, в чёрных точках и жёлтых разводах, зубы.
 - Не переживайте, значит, он сам вас найдёт, позвонит. – Сказала я как можно более успокаивающе, будучи отнюдь не уверена в произнесённом.
Женщина замолчала и отвернулась от меня, на несколько секунд уставилась в одну точку. Потом вновь развернулась ко мне всем корпусом и доверительно подалась вперёд:
- А скажите, пожалуйста, там в метро очень опасно?
- Нет, ну что вы! На метро гораздо удобнее и надёжнее, чем на машине или автобусе.
- Ну, вот я про эти, про лестницы, которые едут. Как же с них сойти-то можно? Они же быстро вниз и вверх, а сойти-то как? Упасть ведь можно! А если толкнут? А если не успеешь?
У меня встал комок в горле. Горько стало от её слов.
- Нет, это совсем не сложно, не переживайте вы так, там всё предусмотрено!
Женщина слабо улыбнулась мне и стала нервно тормошить пальцами верёвочки  от своей вязаной кофты.
- А вы наблюдатель от какой партии? – поинтересовалась я.
- Как же! От КПРФ! От какой же ещё? А вы разве нет? Вас сюда специально из столицы привезли?
- Да, мы от московского университета, мы по своей воле поехали наблюдателями. Но, правда, нам говорили, что мы в Саранске работать будем, а нас развезли по деревням и сёлам. Я даже не знаю названий населённых пунктов, где высадили моих остальных однокурсников.
- Вот вы в Дубёнках находитесь, - констатировала женщина со знанием дела.
- Да, это я уже узнала, - улыбнулась я ей в ответ. – А вы здесь почему оказались? Вы первый раз «наблюдаете»?
- Второй уже! Нас начальство обязало: хочешь-не хочешь, а пойдёшь.
- А платить вам за это будут?
Женщина искренне рассмеялась:
- Платить! Нееет, куда там! Вы что! Это как субботник – обязали, значит, надо идти. А вам много платят?
- Нет, чисто символически. Я и сама пока не знаю, сколько, - соврала я.
- А вообще в Москве очень много платят? Говорят, у вас большие зарплаты! – она заговорщицки нагнулась к моему лицу.
- Даже если и платят нормально, так у нас же и цены в 10 раз выше – так что ничего хорошего, - заверила её я.
- Поэтому сын и поехал к вам туда, - пояснила она, - он там много заработает, а сюда приедет, денег привезёт – будем копить. Копить будем.
Мы отвернулись друг от друга и замолчали.



13.

  Близилась ночь. За окном, что говорится, хоть глаз выколи.
Процесс подсчёта голосов подходил к завершающему этапу. Люди засобирались домой.
Я стала звонить организатору, которая должна была приехать за нами. Слава Богу, удалось дозвониться. Оказалось, Леночка давно греет задницу дома. Я спросила, как нам быть. Она дала мне телефон водителя. Правда, не того, который был нужен.
Дозвониться до своих друзей и однокурсников мы не можем - у всех либо села батарейка, либо закончились деньги. Обстановка оставляет желать лучшего, так ещё и неизвестно, заберёт нас кто или нам придётся умереть в проклятых Дубёнках.
Я, кажется, уже готова полюбить даже ненормальную бабку Кузьминичну – только бы хоть кто-нибудь нас забрал отсюда!
У меня садится телефон, почти нет денег. Наконец, я добываю телефон нового водителя, звоню:
- Николай, вы нас заберёте? Где вы?
- Я еду!
- Где вы находитесь? Когда вы за нами заедете?
- Подождите, я сейчас трубку дам.
Трубку берёт Кузьминична:
- Алё!
- Здравствуйте, где вы находитесь? Вы едете за нами?
- КПРФ получило 10%..
- Что?! Я спрашиваю: кто-нибудь нас заберёт или нет?!
- На выборах КПРФ...
- У меня денег нет на телефоне!!! Мы на 155 участке, когда вы за нами приедете? Где вы?
- КПРФ получило 10%... (и дальше какая-то бессвязная речь).
Я бросила трубку, так и не узнав, суждено ли нам вернуться в Москву.
Нет, я пока не готова полюбить эту старуху.



14.


На нашем участке был один милиционер – юный паренёк лет двадцати семи. Он был очень маленького роста, но ощущал себя очень внушительным и значительным. Ему даже удалось потешить себя властью над человеческой судьбой.
- Это не ваш там припёрся? – спрашивает меня маленький милиционер.
- Где?
- За дверью стоит, замёрз, поди.
Я поспешила к двери – за ней стоял знакомый по автобусу мальчик и сжимался от холода. Вокруг не было ни души.
- Да, это Артур, кажется! Впустите его, пожалуйста!
- Не положено, девушка. Участок закрыт.
На помощь подоспела Саша:
- Пожалуйста, впустите его!
Мы стали канючить вместе.
Маленький Бонапартик упивался своей безграничной властью. Но вскоре констатировал: «Ну ладно, пусть заходит».
- Спасибо, - буркнул Артур и проскользнул в дверь. Сел на батарею.
- Что случилось? Ты как здесь оказался? Как ты дошёл досюда?
- Мой участок закрыли и сказали идти на всё четыре стороны. Вот я и пошёл. Ваш участок – самый близкий к моему. Я минут пятнадцать шёл… Видели бы вы местных гопов…
- Боже мой! – ужаснулась я.
Артур – пирсингованный тип с угрюмым взглядом исподлобья, в недавнем прошлом, кажется, трудный ребёнок, в процессе оттаивания оказался очень остроумным и интересным.
Отогревшись, он узнал, как обстоят дела с нашим возвращением в столицу.
Мы поведали ему всё, как есть.
Так мы просидели ещё около двух часов. Я посмотрела на экран телефона – половина первого ночи. Артур вновь впал в уныние.
Уборщицы мыли полы после политически трудного дня. Мы хотели есть, пить, спать.
Затухающий Артур поделился со мной своими планами: «Если за нами не приедут в течение часа, я покончу с собой».
«Прекрати!» - я дружески толкнула его локтём в бок.


15.

Малыш в милицейской форме резво скакал вокруг нас с Сашей, зазывая к себе в каптёрку попить чайку.
Женское нутро подсказывало нам, что в каптёрку идти не стоит.
Но когда хмурый Артур дал согласие за нас, мы перестали возражать и пошли втроём – всё ж с мужчиной…Да и чаю попить что-то захотелось.
У каптёрки нас встретил ещё один добрый молодец с на редкость белыми ровными зубами. Саше позвонили на мобильный, и она выбежала из каптерки, оставив меня в мужском обществе.
Высокий, статный и вполне себе симпатичный молодой человек (такой наверняка имел бы фурор, сыграв роль бравого казака) сел напротив меня, достал из-под стола баян и, впиявившись в меня чёрными глазами, завыл до боли знакомую мелодию с до боли незнакомыми словами: «Потому что ты заааааааамужем…. Трантантин-трантантан..»
Я смущённо улыбалась. По крайней мере, пыталась делать это смущённо. Знала – песня адресуется мне. У младшей сестры под балконом серенады пели – это ещё что! Вот мне деревенский баянист напевает, да как!
Смущалась и смущалась. Опускала глаза. От смеха. И от ситуации. Потом посмотрела на него. На правом безымянном пальце золотилось обручальное кольцо. «Это кто ещё «замужем», - подумала я.
Маленький белобрысый милиционер обхаживал меня. Поставил самовар, достал белую чашку. Потом недовольно посмотрел на Артура и грохнул перед его носом на стол вторую. Артур, убитый горем, промычал что-то невнятное. Милиционерчик налил кипяток, достал откуда-то конфеты и уселся рядом с нами.
Гарный баянист самозабвенно продолжал петь: «Потому что ты зааааааамужем...»
Артур, сидевший рядом со мной, положил голову на стол и почти плакал от всего происходящего. «Мы сдохнем здесь», - безнадёжно заключил он, грустно глядя на меня. Я пододвинула ему свою чашку с горячей водой, которая должна была быть чаем. Он с отрешенным видом стал крутить её в руках.

16.
К глубокой ночи двери рая открылись, и перед нами предстала сумасшедшая бабка во всей своей красе. Мы высказали бабке всё. Ей было всё равно.
Стоим с ней, другой бабкой от КПРФ и Сашей в холле.
Кузьминична - Саше:
- Зачем голосовала за Е-ную Россию?
- Я не голосовала за Е-ную Россию!
- А за кого?
- За ЛДПР.
- О! Нельзя! Почему ты так проголосовала? Надо за КПРФ!
- Не хочу я голосовать за КПРФ! У нас всё-таки демократия...
Бабка:
- Вы обязаны были голосовать за КПРФ!
Я:
- Ничего мы не обязаны - у нас свобода выбора!
Бабка, повышая голос:
- Зачем приехали сюда тогда?!!! Не надо было приезжать!!!!!
Когда вторая старуха принялась высказывать аналогичное мнение, мы с Сашей предпочли выйти из дискуссии.
Мы на крыльях счастья неслись к маршрутке – там оказались наши товарищи по несчастью, видеть которых мы оказались настолько рады, что чуть было хором не разрыдались.
В маршрутке мы фотографировались и наперебой делились впечатлениями.
«А ещё я видел, как на участке бабка, поставив крестик на бюллетене, свернула его в трубочку и стала в щёлку плоскую засовывать,  - кричал Стас - и вот ведь козни бесовские - не влезает! Но та не отчаялась и применила... нет совсем не логику -  она применила палец, после чего бумажка, чудесным образом превратившись в туалетную, протолкнулась таки в злополучную дырку, выдуманную проклятыми конформистами!»
- А нас пытались споить!
- Нас тоже!
- А меня в самом начале выгнали с участка!
- А мы завязли в сугробе!
- А у нас вообще всё круто было – мы только ели и пили!
- А как там Эдик выжег помните? «Эдуард, какой участок?» - «Сто ****есят!» - Я до сих пор ломаю голову, кто такие ****есята?!
Уже в Саранске нас встречал Серёжа и компания. Так, наверное, ждали только военные эшелоны в мае 1945-ого. Мы кидались в объятия друг друга и молча стояли так, пока в нас, наконец, не улеглись эмоции.
В автобусах нам щедро – с барского плеча – выдали по тысяче рублей. А некоторым, в том числе и мне, сверх того выдали деньги, потраченные нами на телефонные разговоры. Мы и этому были рады, потому как главное – мы возвращались домой, в Москву.


17.

В свойственной лишь ему уникальной трагически-сатирически-истерической манере о своих ярких впечатлениях после поездки на свою малую родину рассказывает Стас, будущий юрист и нынешний рок-гитарист.
«Мальчики и девочки! Сегодня вышла в свет новая часть саги о нашей бесстрашной поездке в столицу гопничества  и других прелестей сельской жизни – Мордовию.
Итак,  я мило шагал в свой любимый университет, когда раздался тревожный телефонный звонок. Я бесстрашно выхватил телефон и приставил к уху: мне сообщили, чтобы я немедленно ворвался в деканат, где, по всей видимости, меня ожидал невесёлый сюрприз. От университета повеяло холодом, одногруппник, что шёл со мной рядом, изрёк риторически безукоризненное слово: «довы*бывался».
Придя в университет, я узрел, что вихрь этой вести докатился буквально до каждого, все спешили сказать мне, что меня ищут. По свидетельствам очевидцев, методистка, выбив дверь ногой с разворота, вбежала в аудиторию, где проходил ни в чём не повинный семинар, после чего её уста произнесли моё имя и имя несчастного Эдика! Не медля ни минуты, она унеслась прочь в неведомом направлении. Тут же я узнал, что тьма из деканата уже донеслась до моих родителей. Я понял, что теперь весь мир восстал против меня.
Со слезами на глазах я бросился в деканат, где обнаружил Владимира К.. Когда я убедился, что он жив, страх понемногу начал отступать. Спустя мгновение мне сообщили, что грядёт великая буря, ибо избранные, что были направлены в Мордовию, должны были сражаться на стороне великой «Е-ной России» и не присягать иным супостатам. Прибывшим на место волонтёрам, включая меня, было предложено добровольно сотворить депешу на организацию, что тайным образом втянула нас в свои грязные политические игры. Вернувшись в аудиторию, я как на духу начал писать чистосердечное письмо государю о том, что случилось в тот злополучный день… В памяти то и дело мелькали зловещие воспоминания из сочинений, подобных «как я провёл лето». В это время мой приятель, опоздавший на лекцию и обиженный тем, что я с ним не здороваюсь, коварно ударил меня в спину -  завязалась кровавая битва (я трижды ударил его по руке!). Но вернёмся к делу… Когда я увидел, что пришёл Эдик (один из наблюдателей – А.П.), я расположился на скамье возле него и выведал новую информацию: мне стало известно, что плата за нашу поездку была незаслуженно снижена и если бы мы поехали с матушкой Россией, нам бы выписали аж 10.000 деревянных!!! От такого шока я начал терять сознание, но впоследствии передумал. Когда я вновь вернулся в деканат, я понял, что опоздал… Время было пол седьмого, почти не было людей в округе, птицы не пели, деканат был закрыт… Я упал на колени и горько заплакал, сквозь всхлипывания жалобно подвывая: «За чтоооо?»…
«На участках был задействован весь личный состав структурных подразделений МВД», - вспоминает Аня, дословно ссылаясь на одну известную многотиражную общероссийскую газету. «Это те, что потом в здании администрации сидели синие и желали познакомиться?.. Даааа... Весь личный состав! У меня лично на участке был целый 1 милиционер. Типа, следил, чтобы в кабинках был порядок и чтобы голоса не покупались (потому что меня так в ту зону и не пустили). Он не пустил».
А когда все «ответственные»  стадом ринулись на водкопой (прошу прощения - ушли кушать), оставляя некоторых непутёвых сограждан  наедине с избирательной урной, дабы те проделали с ними один волшебный «сим-салабим» с опусканием в неё нескольких интересных своим содержанием листочков, Аня обречённо спросила с печалью в глазах: «А где теперь милиционер?», на что довольный председатель комиссии добродушно, вразумительно и вполне доходчиво пояснил: «Я его отпустил; пусть покушает; он же тоже человек...»


Эпилог, или послесловие

Итак, выборы президента РФ в Мордовии опять прошли на ура, друзья мои. Там опять была явка более 100%. Да, перестарались немножко.
Напоследок представлю материал Российской газеты касательно этого знаменательного события.
«Председатель ЦИК Мордовии Юрий Макаров рассказал, что выборная компания на этот раз, в отличие «кошмарного» 2003 года, прошла относительно спокойно:
- День выборов в принципе также проходит без грубых нарушений, но жалобы есть, некоторые из них требуют личного присутствия. Так был звонок от кандидата от КПРФ, наблюдатели сидят вне зоны просмотра от урны, я лично проверил, это не так. На одном участке якобы был вброс, какая-то женщина что-то вбросила в урну и убежала с участка, но наблюдатели этого не видели. Этого не могло быть, на участках задействован весь личный состав структурных подразделений МВД, работают также частные охранные предприятия. У меня создается впечатление, что просто создается негативный фон, чтобы потом была возможность повлиять на результаты выборов.
Что касается позитива, то его на участках Республики явно было больше. Взять хотя бы явку избирателей, на 14.00 проголосовали больше половины избирателей. По словам Юрия Макарова, и двумя часами позже люди продолжали активно идти на участки. Некоторые избиратели из глубинки даже голосовали в народных мордовских костюмах, под гармонь. На селе выборы традиционно были и остаются праздником, где место скорее народной частушке, чем политической интриге».

Пожалуй, я позволю себе оставить этот материал без комментариев. Шумбрат, Мордовия! Привет из Москвы.

* * *