Улыбка освобожденной Вены

                Всем влюбленным середины
                80 –х   посвящается…





            Друзья с насмешливым любопытством смотрели на очередное увлечение  Сашки Лаковского. С ним это  случалось. И каждый раз это была блондинка за метр семьдесят с припухшими, как будто сонными a’la Марина Влади, глазами. Сашка буквально в первую же неделю знакомства представлял ее на суд приятелей. Показ предваряла одна и та же фраза: «Правда, она похожа на Лидию Николаевну?!» Друзья обычно кивали…
              Роскошную блондинистую Л.Н.  с низким гитарно-романсовым голосом вряд ли можно было угадать в этих тонких , светловолосых, с пухлыми губами девочках. Но именно такой  была эЛэН сорок лет тому назад – в апреле 45 –го в «освобожденной» Вене просто Лидочка и признанная ППЖ Сашкиного отца. Сашка видел их вдвоем на старых фронтовых фотографиях, молодых и сумасшедше – счастливых, какими бывают влюбленные только в конце войны. И,  может, от зависти, а, может,   генетически, он обреченно «западал» именно на таких. И дарил им по весне громадные букеты белой «венской» сирени, запах которой все вдыхала та смелая девочка  на снимке,  в ладно пригнанной гимнастерке  рядом с бравым полковником.
                Ну, а если у нового увлечения были такие же элэновские смешинки в уголках глаз, то тут у Сашки совсем сносило голову, и начинался тот фейерверк любовной горячки, который захлестывал его, как в первый раз. «У тебя такое было?!» - спрашивал он обычно у смущенной напором девушки. И та, почему-то честно стараясь что-то вспомнить, удивленно отвечала «Не..ет». И он целовал ее с каким-то благоговейным откровением прямо в это протяжное незаконченное «Не..ет». И обычно это было на заднем сидении такси. Где-то совсем под вечер поздно назначенного свидания. Сашка по городу иначе как на такси не перемещался, и всех своих возлюбленных в философию «На своих не экономим!» посвящал. Засыпающий город со скользящими огнями, джазово громыхая, проносился мимо. Шоферюга, понимающе улыбаясь, добрел на глазах… А в темноте  салона, как обещание совершенно невозможного счастья, звучало «Было? Было?» «Не..ет», «И у меня нет!» Самое сладкое «Нет» вместо пустого затертого «Да».
          Главное, Сашка абсолютно верил в эти свои слова! И это подкупало и делало его  совершенно неотразимым. Казалось, он и сам терялся перед глубиной и неотвратимостью нахлынувшего чувства.
            Совсем не красавчик, с его искривленным, как будто сбитым насторону, носом, Сашка нравился тем девушкам, которые возбуждались на слово «интеллект». Приторным Голливудским  ковбоям они предпочитали «обаятельного урода»  Бельмондо и …, конечно, Сашку! Светлый, абсолютно циничный взгляд Сашкиных голубых глаз напоминал раннего « сталкеровского» Кайдановского. А после фильма «Кто едет в Череповец?» девушки на юрмальском пляже оборачивались ему вслед, улавливая это броское сходство.
             Сашка родился в Риге. И заветное для многих в « Союзе» Рижское взморье было для него всего лишь летним загородным пляжем, куда он на выходные, а в каникулы порой каждый день заваливался с друзьями. «Самые красивые девушки появляются когда? - Правильно, летом!- А зимой у них что?- Спячка» - констатировал он, травя анекдоты и байки в их дачной компании. Юрмальское лето, с широким топчаном вместо кровати на золотисто-пыльной отцовской министерской госдаче  в Майори  и золотисто-загорелыми девичьими телами на нем, всегда оставляло в душе Сашки шипяще - шампанское ощущение, что было «Хорош..шо!!!».
              Но с этой вот светлочелкистой Илонкой он познакомится почему-то зимой и в совсем мокром раскисшем феврале вдруг решит непременно представить ее своим друзьям: Пашке Ренделю, Сэму Бобкову и Сергею Ките.
          Она приедет к нему в Ригу спустя  всего две недели после их невероятной встречи в Питере перед старым Новым 1986 годом!
            В том заиндивело – промерзшем  январском «городе на Неве»  он, пообещав Илонке незабываемую вечернюю программу,  потащил ее сначала на тусовку в «Сайгон», а потом на ужин в ресторан гостиницы «Интурист». При этом совершенно по-Воробьяниновски мечтая охмурить девушку широтой размаха, возил ее везде на такси. Правда, в отсутствии реально больших денег Сашке в тот вечер  приходилось  переходить на беглый латышский и с непреднамеренной опрометчивостью «иностранца» расплачиваться с обалдевшими  питерскими таксистами какой-то звенящей «советской» мелочью, но это его не останавливало. Илонка же, по-кошачьи уютно обживаясь в каждом новом такси,  совершенно расчетливо кружила Сашке голову: он стал приятным приключением ее маленького путешествия – бегства из Москвы. Ночевать в свой «гостиничный номер»  педагогического общежития не пустила  , и… прощальный листок бумаги с его телефонным номером она порвала сразу после того, как проводила его  на Московском вокзале: Сашка срочно возвращался в свой   «Первый Мед» к началу сессии, будучи великовозрастным студентом четвертого курса. Его «микробиологическое» образование в  Рижском Универе редко помогало получить перезачет автоматом.
         А поздним  вечером следующего дня в поезде «Красная стрела» Илонка «феерично» отмечала старый Новый год в компании двух развеселых молодых актеров с говорящими фамилиями Золотицкий  и Несмыкайло. Золотицкий рассказывал байки из столичной театральной жизни, отчаянно врал, что историю «сухой , как лист» именно он подарил для выступления знаменитому артисту Алексею Петренко и тут же в купе вагона изображал всех персонажей этой истории, включая собаку Жучку, которая почему-то упорно мостилась к Илонке на колени. Пился из граненых в подстаканниках стаканов хороший коньяк, сочинялись  в" Книгу жалоб "благодарности от путешествующих  трудящихся и разом подружневший проводник, икая коньячным перегаром галантно говорил  «Бонсуаррр, мадам!» метавшейся от своего купе до туалета какой-то лихой француженке в сиреневом пеньюаре, явной жертве русского застольного гостеприимства.
    Наутро, попутно интересуясь  «не встречает ли кто ее»,  друзья-артисты набивались ей в провожатые, Илонка же, легко ступив на твердую почву  вокзального перрона, решила свободно уйти в отрыв.
          И вдруг для нее все распалось и замедлилось, как в рапидной съемке, она обернулась на звук своего имени….Сашка стоял чуть в стороне от вагона в Сэмкиной болгарской дубленке  и ждал ее, как оказалось, с пяти утра, приехав к первому утреннему поезду  на попутном молоковозе! Тут Илонка, конечно, вспомнила, как по неосторожности  показала ему свой обратный билет, не сумев разобраться с вагоном и номером  московского поезда. И теперь само собой разумелось, что Сашка, взяв ее дорожную сумку, вполне по-хозяйски  мог проводить ее до дома. Илонка спиной чувствовала, как  «староновогодние» попутчики с немым укором  смотрят ей вслед, слегка остолбенев у дверей вагона. Илонка удержала себя, чтобы не обернуться,  и только много позже  она оценит их молчаливое  благородство, сохранившее репутацию «бедной девушке».
           Сашке предстояло ехать в качестве провожатого в ближайшее Подмосковье, о чем он пока не догадывался. Ведь Илонка, совсем не планируя их длительное знакомство, представилась ему просто девушкой из Москвы. Да и кто там в Питере стал бы разбираться, что есть такой малый город  Неутов  в пятистах метрах от кольцевой дороги? Но теперь, садясь в пригородную электричку «Москва – Петушки» у платформы Курского вокзала, Илонка с некоторым любопытством наблюдала за Сашкиной реакцией. Врать она не любила,  и ей хотелось, чтобы  казус с пропиской остался самой большой нечестностью между ними с ее стороны.  Сашка, к счастью, оказался поклонником бессмертного творения Венички Ерофеева. Так что для него вера в судьбоносность их встречи под стук колес этой электрички только укрепилась.               
              Староновогоднее утро в Неутове очень похоже на просто  посленовогоднее: та же мишура, разбросанная в сугробах, бутылки из под шампанского…. Вот только в  необычно ранний час люди  отчего – то появляются на улицах. И хотя Илонка повела Сашку совсем не главным проспектом, а скорее околицей, встречи  с ее лучшей подругой ,  спешащей на работу , им не удалось избежать. И здесь состоялось все: и блиц оценка Сашкиного экстерьера, и экспресс-замер стоимости шмоток, а, главное, моментальный взгляд насчет того, чтобы «отбить и присвоить».  «Хорооошая у тебя подруга!»- с интонацией героя  «Иронии судьбы» произнес Сашка, и Илонка вот тут просто купилась на его мужскую проницательность!
               По законам кем-то придуманного гостеприимства проводивший до дверей дома автоматически приглашается «на  чашечку чаю». Чая в пустой квартире не оказалось. В ход пошла вчерашняя заварка и ,  без особого энтузиазма, нарезанный Илонкой лимон. При попытке  Сашки  извлечь его желтое колечко со дна чашки после довольно унылого чаепития, лимон мягко спланировал на пол. К Илонкиному удивлению, утренний гость, совсем не огорчившись,   легко подхватил его с пола и  отправил в рот! У будущих докторов, видно, свои правила гигиены… Но на всякий случай Илонка добавила, что полы в их квартире моются не каждый день. Сашкин санитарный героизм явно имел постельный  подтекст, но честные неутовские девушки  после двухдневного знакомства на такие понты не ловятся.   Сашке, недвусмысленно выдворяемому из квартиры,  ничего не оставалось делать как только  спросить: «А ты когда- нибудь была в Риге?» и нарисовать заманчивые перспективы Илонкиного приезда в его родной город.
         И вот теперь он стоял на перроне железнодорожного вокзала  «Рига – центр» в ожидании прибывающего из Москвы поезда с самым большим из всех встречающих букетом зефирно-розовых гвоздик! Запах угля, паровозной гари и влажного морского ветра делали  привокзальный  воздух почти осязаемым  и с детства  зовуще - любимым. И такой же зовуще – любимой  была  для Сашки та девушка, которая  через несколько минут  могла выйти из дверей вагона, а могла и не выйти: Илонкино «буду двадцать пятого» прозвучало по телефону буднично, как пометка в ежедневнике, и не содержало ни малейшего намека на ее романтические порывы. Помня свой облом в Питере с предложением забраться к ней в комнату общежития через  окно, Сашка Лаковский , откровенно говоря,  мало на что рассчитывал. НО  к его изумлению из открывшейся прямо напротив него тяжелой вагонной двери спрыгнула сначала веселая разбитная проводница, затем показалась большая белая теннисная сумка, а следом с улыбкой  «самой красивой девушки Москвы и Московской области»  шагнула «столичная гостья» в черном лайковой кожи немецком пальто с пушистым воротником ламы и в альпийской шапочке с помпонами! У Сашки предательски свело низ живота. Он почему – то вдруг отчетливо представил себе тот солнечно – пыльный топчан на старой замминистровской даче  и , чтобы отогнать это некстати возникшее видение, громко и даже, как ему показалось, вполне непринужденно произнес «Это тебе!»и протянул  Илонке свою руку с цветами. В ответ она протянула  ему руку с тяжелой большой сумкой, и Сашка почувствовал себя просто  идиотом, что не догадался взять ее сразу. Обмен произошел чинно, как при вручении верительных грамот, и церемонию могло достойно завершить  лишь приглашение на чашечку кофе ,  которое  и последовало с Сашкиной стороны. Уткнувшись носом в громадный подаренный букет, Илонка последовала за ним  в привокзальное кафе.И вот с этого самого момента  для нее началось, говоря словами соседки по дому ,"чтоббылочтовспомнить". А для Сашки - "божемойкакоесчастье!".
      Он ревниво смотрел,каким взглядом Илонка окидывает такое привычное ему здание рижского вокзала, как с легким прищуром  вглядывается она в спешащих навстречу рижанок, в их неброский прикид и европейское отсутствие на лице косметики.К его радости,старая кокетка Рига знала чем  очаровать  взыскательную гостью :и готически - надменным профилем Домского Собора, и мягким мерцанием желтых свечек в полиэтиленовых домиках для фиалок на цветочном рынке ,романтичной узкостью средневековых улочек и уютом низко-сводчатого кафе в старинной крепостной башне. Но это все будет позже, а сейчас он вез ее на пригородной электричке  в Майори, почему-то именно там теперь представляя их первую встречу"tet-a-tet".
     Дверь дачи открылась легко и даже призывно, но то что предстало за ней Илонку никак не вдохновило:на всех вещах лежало холодное зимнее запустение.
  - Странно, а летом здесь было хорошо,-озадаченно сказал Сашка.
  - Не сомневаюсь,- иронично буркнула Илонка, заметив пластмассовый флакончик дешевой губной помады, забытый на полке.Обыденно - пошлый смысл ее приезда стал ей вдруг до скуки очевиден."Интересно, сколько может стоить гостиничный номер в Риге?"-подумала она.
  - Мама ждет нас с обедом дома,- будто читая ее мысли ,сообщил Сашка.Вариант с номером в гостинице на какое-то время потерял актуальность.Потревоженная их вторжением комариного цвета   пыль кружилась в солнечном луче , падавшем из окна. Илонка чихнула и потянулась за платком  в сумку на плече.Но никакой сумки там не оказалось.Маленькая, но вместительная,польская кожаная сумочка, купленная буквально накануне , похоже ,осталась на спинке стула в том замечательном привокзальном кафе как плата за "совершенно замечательный кофе"!
  -Ты знаешь, я ,кажется , забыла сумку в кафе...- медленно проговорила Илонка, с каждым словом осознавая всю катастрофичность  сложившейся для нее ситуации:деньги, паспорт,косметика,студенческий билет соседки, а главное-возможность автономного существования в Риге "в случае чего"-все исчезало из реальности и превращало ее пребывание здесь в чистейший "сюр" и полную зависимость. -Но, я надеюсь, что это "честная Латвия", - с надеждой в голосе произнесла она.
   - Это не Латвия, это вокзал! - обрезал ее Сашка и радостно добавил:" Теперь  Вы,девушка, полностью в моей власти!"Вот этого Илонка больше всего не любила, быть в чьей-то власти,а потому сказала, что надеется на лучшее.По виду Сашки Лаковского было ясно, что это лучшее для него уже наступило.
     Олимпийские объекты Риги имели разное предназначение.Но маленькая гостиница для участников парусной регаты, директором которой, по случаю, оказался Сэмка Бобков, с ее двухкроватными номерами оказалась вполне достойной , чтобы стать на целых три дня их с Илонкой романтическим убежищем .
     Влюбленные,застигнутые" майскими короткими ночами" , внимают пению соловья. Летом их шепоту вторит воркование голубей.А вот зимняя  Рига , как оказалась, дарит им ночное карканье ворон. Именно оно врывалось в растворенное окно тесного номера вместе с влажным февральским ветром.  И его не могло перекрыть ни оргазмическое  рычание Сашки, ни блаженные Илонкины стенания: вороний грай стал счастливой симфонией их первых ночей любви.