Те, которые умеют летать

Тима пришел к ним домой вечером. Но она уже не собиралась опять уступать ему. А Тима поставил себя так, что если он чего-нибудь хочет, ему тотчас обязаны пойти навстречу.
Но сегодня сестра вышла к нему из нашей одноэтажки с верандой, чтобы порвать с этим типом окончательно.
Ее семья и соседи стояли на веранде. Свет падал оттуда во двор. Там шел скандал. Ее младшая сестра спустилась со ступенек и стала рядом со старшей – гнать этого хама отсюда. Тима, ничуть не стесняясь ее родителей и соседей, орал, требуя того, чего ему сейчас хотелось, черт побери. Сестры в два голоса кричали на него.
Веранда опустела – невольные свидетели ушли в дом.
А младшая сестра – то есть я – кричала на Тиму изо всей своей наглости. Младшая сестра знала – он плохой человек, от него можно ждать какой угодно беды, лучше не иметь с ним никакого дела, ничего общего. Знала, и всё. И конечно, была права.
И сегодня он не получит моей сестры, больше никогда ее не получит, у нее будет кто-нибудь нормальный, уже, кажется, есть.
И вот я победила. Тима уходит, и боже, боже мой, как я рада, что мне больше не придется видеть и прогонять этого хама, и как будто уменьшаться каждый раз, встречаясь с его жадными глазами.
Тима ушел. Он признал за младшей сестрой, такой красивой в тот вечер, победу. Все не зря знали, что он увлекается пиротехникой. Отойдя за заросли в темном палисаднике, откуда еще была видна освещенная веранда и перемещая руками податливо сминающуюся влажную плодородную землю, он умял углубление, насыпал туда белого порошка из коробки в кармане, потом прилаживал, возился с какими-то штуками, наконец закончил все и ушел вниз по улице. Красивая теплая майская ночь пела колыбельные кустам сирени.
Через пять минут одноэтажка взлетела на воздух. На ее месте бушевали огненные клубы. Все, кто был в доме, погибли. И младшая сестра тоже. Это была я.


Сложно уметь летать. Сложно по жизни. Это надо скрывать ото всех и при этом и непрестанно испытывать снова.  Сложно. Но не тяжело. Нет, легко, и снова, снова тебе нужно чувствовать это ни с чем ни сравнимое ощущение.
Я никогда не расскажу, что было со мной, когда я впервые поднялась над полом. Этого не передать, не объяснить словами. Вы не поймете.
Так и летала я по комнате, потом по всей квартире, неуклюже пробираясь из кухни через изгибы узкого коридора, по-собачьи подгребая руками воздух. Я еще тогда ничего не умела. Гораздо позже я научилась ходить по воздуху и летать по-настоящему. Тогда я была такая неуклюжая и беспомощная.
Лишь однажды, в селе у бабушки, я совершила дикий авантюрный поступок: поднялась над двором выше крыш, не обращая внимания на то, что скорее всего, увидят соседи, и подняла руки к белым облакам и солнцу в голубом небе.
Мне казалось, что все обошлось. Осенью в городе я ходила гулять на улицу. И вот раз, хмурым днем под серым небом, одна компания зацапала меня в сером заасфальтированном дворе.
«Ты умеешь летать. И мы умеем летать». И когда кроссовки темноволосого невысокого парня напротив оторвались от серого асфальта, то же самое сделали и мои.
И вот мы – вместе! Мы компания, бригада, банда, а я самая младшая. Уже друзья, повязанные между собой крепко-накрепко, совсем иначе, чем все дворовые стайки.
И мы идем по серой асфальтовой дорожке между панельных домов под серым пасмурным небом. Вечереет, и деревья в городе потемнели, запылились серым. Весь мир потемнел. А мы идем, и нас ведет лидер – Тима. Он гений, он собрал нашу команду, это он нашел нас всех. Мы смотрим на своего гения, гения тех, кто умеет летать. Мы все умеем летать и верим в Тиму. И больше никого в мире нет.
Но однажды случилось такое. Раз гуляем на улице, значит, надо во что-то играть. То есть чем-нибудь заняться. Тима говорил, что интересные люди не бездельничают, и предложил …терроризм! Тима ведь пиротехник. Взорвать и свалить. Да, Тима умел развлекаться, умел играть. Я же говорю, он был лидер, таинственный гений, потрясающе интересный. А мы были не такие как все – мы умели летать.
Все стайкой побежали за Тимой по серому асфальту.
И мой здравый смысл почти не восставал, вырыв углубление в земле около молодых чахлых деревьев, насыпал туда белого порошка в нескольких метрах от серой панельной стены многоэтажки, где жила я, и еще кое-кто из нас. Но я молчала и не то, чтобы не собиралась перечить– не представляла, как это можно – не дать взорвать. А я не хотела спасать, страшно сказать, кого… Не могла, и не хотела. Так же надо. Это мой дом, там где-то за лестничными клетками моя квартира, где все мои вещи, тетради, ручки, рисунки, мелочи, книги… да что барахло!
Стена моего дома была серая, и окна не светились. Серый призрак в темном мире… Чего его жалеть. Но там моя мама. Ждет в комнате, когда я вернусь. И я надеюсь, ведь ее квартира вторая от взрыва, что ее не зацепит, а если и коснется, то не очень, она выживет. Ноя чувствую, что Тима плохо не взрывает, у него все по максимуму, вся жизнь так.
Тима все подготовил, и я вместе со всеми понеслась прочь. Сейчас взорвется, и прежняя жизнь кончится. Мы полетели по безлюдной улице вперед низко-низко над асфальтом. Мчались от прошлой жизни  черт знает куда, и так страшно ждали мгновения взрыва, и уже так нужно было, чтобы поскорее, чтобы разом, и все быстрее закончилось. И нельзя остановиться, хотя кажется – сейчас на бешеной скорости занесет, ты врежешься в асфальт, и случится что-то страшное. Оно так и бывает, когда кончается жизнь…
Тима очень хотел остановиться. Он летел с немыслимой, обжигающей скоростью – так он еще никогда не летал. Эта скорость его и погубила. Тима мчался над асфальтовой дорожкой, а впереди летела гуска, гусыня то есть. Чертова гуска… гусыня, чего она летела по серому асфальтовому городу! В последний момент Тима хотел затормозить, но не успел – медленно, как в страшном сне, он врезался в нее – прямо лицом и глазами.
Как в тумане, во сне, прилетев в безопасное место сбора, выслушала я, что взрыва не было – в последний момент кто-то шел мимо, и видать, оказался грамотным.
Я сидела и училась думать. Впервые в жизни. Это была уже новая жизнь. Я думала, что Бог не мог так меня покарать и допустить этот взрыв. Такого не могло случиться… да в том-то дело, что могло, чуть-чуть не хватило!!! Чудо… чудо… боже мой.
Тут подходит один, и говорит, что Тима, в общем, разбился. Врезался в гуску… За тонкой стенкой рыдали старшие девчонки. Я же была еще слишком мала, чтобы их понять. Ноя поняла, почему этот парень подошел ко мне – я была здесь самая взрослая. И мне можно рассказать… Чертова гуска… Не могу… Пойди, он еще живой…
Я пошла. Маленький, жалкий мальчик с оттопыренными ушами (это ему голову обрили, чтобы убрать перья) – таким он показался мне. Гуска просто прилипла к нему. Мокрый от слез глаз смотрел на меня из ободка белых перьев, почерневших у основания, приставших так, что их не решились отдирать – пусть умрет спокойно.
А я не думала, что он умрет. И не позволяла себе его жалеть – ведь из-за него мог погибнуть мой дом, моя… Такой жалкий, шкодливый мальчишка… Я стояла, взрослая, по-своему красивая.
Он поднял голову – он так и умер с этими перьями…
- Эй, - выдохнул. – Что?
И упал. Ему оставалось немного.
Мне не было страшно. Я уже успела умереть сегодня.


Ярко-голубое небо ласкают лучи солнца. Здесь чудесное место: березы, ярко-зеленая трава, дальше сверкает и серебрится река. Чудесная лужайка, и никого лишнего нет.
Мы подъезжаем сюда на красивых машинах – мы можем себе это позволить. Мы все добились успеха в жизни, хотя еще совсем молоды. Сервируем цветастые скатерти. Изящные тарелочки с деликатесами, разноцветные стаканчики и салфетки, чтобы было красиво. Мы расстилаем бамбуковые коврики и уютно сидим на траве.
Сегодня мы собрались на этой лужайке вместе, потому что мы – друзья, повязанные между собой. Мы все умеем летать.
Мы отдыхаем, наслаждаясь вкусом, разговариваем о приятных вещах. Потом убираем салфетки и посуду, и сидим, наслаждаясь природой и ожиданием.
Нас стало гораздо больше. Нашлись новые люди. И мы рассказываем им всем обязательно про Тиму, нашего гения и бывшего лидера.
Я помню Тиму таким, каким он был – необъяснимо обаятельным и сильным, с темными густыми волосами.
Мы сидим на берегу и вспоминаем наше прошлое.
«Тима был гений, - говорю я,  - Но он взорвал одноэтажку, и погибли хорошие люди… Это плохо… Но он, конечно, был гением!» - а моя память вопит, просто исходит криком: это же ты погибла тогда! Ты и твоя семья! Как ты можешь так говорить!
Но мне не хватает смелости прислушаться к своей памяти.
И вот настал долгожданный миг – миг полета. Мы поднимаемся с зеленой травы, выпрямившись, стройные, стремящиеся ввысь. Что лучше на свете, чем миг взлета в небо? И ты поднимаешься над зеленью природы – все выше и выше, и видишь, как блестит излучина реки далеко на юге. Ты ловишь ветер и кувыркаешься в его свежих упругих струях.
Те, которые умеют летать, гоняются в воздухе друг за другом, перекликаясь, ложатся на ветер и катаются по небу. И я катаюсь, потом танцую на воздушных потоках под хлопанье ладоней и радостные восклицания тех, которые тоже умеют летать.
Я в лучах доброго светила. Я – сердце этой Вселенной. Солнце сверху ласкает мою нежную персиковую кожу.
Я поднимаю руки к солнцу и охватываю ними наше необъятное, безграничное и неисходимое, бездонное голубое небо.