Мир тесен? 8

       Как-то прибыв в Париж по делам фирмы, на которую во временное пользование меня «продал» Шурик, в аэропорту Орли неожиданно услышал

- Виктор Семёнович? Какая приятная и неожиданная встреча.

       Я пригляделся. Это был тот самый шахматист, в свое время сыгравший с Черноусовым партию, по результатам которой мы с Колянам получили дополнительные знания в биологии, а, точнее, в её более узкой части, в физиологии Homo habilis (человека умелого). Черноусов, безусловно, был очень умелым человеком, о чем можно судить по моему предыдущему повествованию (см. «Совместимость»).

       С шахматистом, я пишу без кавычек, потому что этот человек занялся шахматами профессионально и, окончив наш институт, числился в нем ассистентом, практически не бывая в нем, я виделся изредка. Вот и сейчас он, вероятно, перемещался в сторону какого-нибудь шахматного состязания или возвращался с этого состязания. Не виделись мы с ним лет двадцать пять. И вот нашли место.

- Тесен Мир, - пронеслась в мозгах ходульная истина, давно ставшая аксиомой.

       Работа шла по расписанию и близилась к завершению. Несмотря на существенно изменившееся мое финансовое положение, сытость не пришла ко мне, и желание «купить всё и сразу» не одолевало. Безусловно, что все мои потуги на пути моего служебного продвижения преследовали не только благостную цель познания Мира, но и предполагали улучшение моего благосостояния. Но…. Достиг я своих успехов в званиях и степенях, вероятно, с опозданием, и моя профессорская заработная плата была далеко не адекватна профессорским заработкам  60-ых и 70–ых годов прошлого столетия в СССР.

       Тем не менее, сейчас, благодаря судьбе, дружбе с Коляном и Шуриком, я уже мог рассчитывать на безбедную и вполне комфортную старость. И размышления по поводу приобретения недорогого, но вполне комфортабельного жилища (в Украине мне осталась от родителей скромная двухкомнатная «хрущевка») меня посещали. Я даже стал подумывать о том, чтобы поменять страну проживания. 
Впрочем, и эту квартиру мои родители получили благодаря стараниям отца моего друга, так как без его помощи мой отец, имея, по тем временам, более чем, сомнительную биографию, вряд ли добился бы.

       В первый же день войны отец ушел на фронт. Мама, беременная моей старшей сестрой, была эвакуирована. Надежды получить от отца хоть какую-нибудь весточку таяли день за днем. И когда на очередной её запрос она получила сообщение, что отец «пропал без вести» рухнула и последняя.

       После войны она вернулась в родной город. А в 1946 году неожиданно появился отец. Почти всю войну он находился в плену, но по рассказам мамы он не был худым, изможденным, а выглядел вполне прилично. Только от весельчака-гармониста Семена не осталось даже умения играть на гармони. Хмурый он стал.

       Как я уже рассказывал, мои родители жили в одном доме с родителями Коляна, в одном из наполовину уцелевших от войны домов.  Но если у родителей Коляна была отдельная комната в коммуналке, то в нашей коммуналке по две, а, то и три семьи, ютились в одной комнате. Вскоре после моего рождения, как потом после смерти отца рассказывала мать, отца арестовали, но потом месяца через три освободили. После XX-го съезда КПСС были созданы комиссии по реабилитации. В одной из них работал отец Коляна. Отца реабилитировали и, более того, мы получили двухкомнатную квартиру в одной из новых «хрущевок», в которой и родители Коляна поселились в трехкомнатной.

       За время плена отец  достаточно хорошо выучил немецкий и, не смотря на всю мою послевоенную ненависть к германцам, я был вынужден под его натиском учить всякие  Bruder, Mutter .

       В сорок девять лет в 1962 году отец умер. После его смерти мать и рассказала о его одиссеи.

       В первые же дни войны отец попал в окружение и был пленен. Германии нужна была рабочая сила. Но не для заводов и фабрик. Немцы не собирались долго воевать. Германии нужны были рабы для хозяйственных нужд.

       В Восточной Пруссии, в лагере, где оказался отец, убили двух охранников. Комендант приказал расстрелять каждого двадцатого. Когда их увели какой-то очкастый ефрейтор, которого не поставили в расстрельную команду, указывая пальцем на отца, кричал: «Я хочу расстрелять этого Ивана!»

- Стреляй, Фриц или Франц, разрешил лейтенант, говорил мне Семен, - рассказывала мать. –
Но очкастый ефрейтор попал ему в ногу. «Плохой ты стрелок, - рассмеялся лейтенант. –Бери этого Ивана к себе и береги его, больше никого не получишь и не вздумай его убивать. – Со смехом грозя пальцем, добавил, - Проверю!»

- Так наш отец оказался в рабстве. Как потом оказалось, все-таки не Фриц и не Франц, а Людвиг, так звали очкарика, служил в местной управе и довольно часто бывал дома. Он, оказывается, пожалел отца, и чтобы уберечь его от возможной смерти специально выстрелил ему в ногу. Немцы народ дисциплинированный. Шутку лейтенанта он воспринял буквально. Вызвал на дом врача, который извлек пулю. Лейтенант всё-таки пришел проверить и, узнав, что Людвиг выполнил его приказ «беречь пленного» долго смеялся над глупостью ефрейтора.

       И далее со слов матери. Когда в январе 1945 года началась Восточно-Прусская операция, Людвиг с семьей сбежал на запад. Звал и отца. Отец отказался. Тогда Людвиг достал ему солдатскую одежду, конечно, с погонами, о существовании которых отец, конечно, не знал, но доверился Людвигу, чтобы отцу было проще перейти к своим. Где-то его в этой мясорубке тяжело ранило, и пришел он в себя в госпитале.  Некоторое время было нарушение памяти и речи. Отец не помнил, кто он. Память восстанавливалась медленно. Речь ещё медленнее. Но когда речь восстановилась, отец предпочел «вспомнить» только свои фамилию и имя.

       Попав в команду выздоравливающих, стал работать в госпитале. С ним подолгу и часто беседовал особист. Но ничего интересного для себя не выяснил. Из госпиталя его так и не выписали, пока в 1946 году его не расформировали. А через год родился я.

       И так, подумывал я о новом жилище. И как уже сказал, гадал, где бы лучше поселиться. Денег было достаточно, чтобы купить небольшой домик в Германии, где и перспективы с постоянным трудоустройством, тоже просматривались. Подумывал я переехать и в N –ск. И всё больше отдавал предпочтение второму варианту. Вроде и замечательно всё в Германии, но, всё равно, одолевает предстоящая тоска, что ли, по нашим славянским просторам.

       Итак, подписали акт выполненных работ. Сдали объект «под ключ» заказчику. Прощальный фуршет. Ходим вокруг столов, ковыряемся в еде. Уже начал уставать и собирался уйти по-английски, то есть не попрощавшись.

       Подходит Юрген.

- Виктор, с тобой хочет поговорить один господин.

- Юрген, я устал и не собираюсь пока заключать какие бы то ни было контракты. Дай ему мои реквизиты и пусть позвонит хотя бы недели через две.

- Посмотри вон на того старикана. Неужели ты думаешь, что он в состоянии предложить тебе работу? – На мой не успевший прозвучать вопрос последовало, - Это дед вице-президента нашего заказчика. Он его таскает по всем фуршетам, как талисман. Глупый старикашка. Вечно какую-то ересь несет. Так что готовься. Отказывать не следует.

       Подвел меня Юрген к старикашке.

- Мой внук мне сказал, что Вы русский. Я был в германской армии. Но я был антифашист. Я спасал русских. У меня на хуторе работал один Иван. Его хотели расстрелять. Лейтенант приказал мне это сделать. А я ему прострелил ногу. Глупый лейтенант думал, что я плохой солдат и не умею стрелять. Я умел стрелять, но я хотел спасти Ивана. Ты очень на него похож, но ты старый и веселый. А он был молодой и угрюмый.

- О! Это мой любимый старый дед мучает Вас, Виктор, - подошел вице-президент. – Не обращайте внимания. Он немного выпил. И у него, как всегда начались воспоминания.
Старикашка пытался возразить, но внук ласково и настойчиво оттащил его от меня.

       Юрген непонимающе глядел на меня.

- Тесен Мир, Юрген!

       Юрген продолжал меня не понимать.

       Но в Германии мне жить расхотелось.