Цена вечной жизни? Лина Бендера часть 2, продолжен

                ГЛАВА  4
                «… ДЕНЬ  ЗА  ДНЕМ  НА  ВОЙНЕ…»

Светало.  Край неба начинал слабо синеть над кромкой ближайшего леса, Когда Кямал Зардани спустился по знакомому мосту и в задумчивости остановился у пыльных перил.  На обочине кто-то нагадил, хорошо, он вляпаться не успел.  «Ну, народ!» - изумленно подумал гость, отступая в сторону.  Черный пиджак оказался испачканным в пыли, когда неосторожно навалился на перила, и ничем не удалось отчистить.  «Хуже, чем средневековье», - подумал он, разглядывая указатель в нескольких шагах впереди.  Река называлась Воронка, и желтый щекинский автобус ходил здесь под номером сто четырнадцать.  Все это он выяснил на предыдущей остановке, где вышел поблизости из туннеля, ухитрившись не попасть в поле зрения престарелой четы, проживающей на окраине деревни, у которых разбил в чулане пыльное допотопное зеркало.  Оставив в качестве компенсации за ущерб несколько крупных купюр, он удачно удрал через курятник, едва не наступив на поджавшую со страху хвост  мелкую рыжую собачонку.  Во дворе зарычал другой, посаженный на цепь пес, но едва встретился взглядом с непрошенным гостем, как с поросячьим визгом полез прятаться в будку.  Давным – давно Кямал заметил за собой мелкую, но примечательную странность.  Его до дрожи боялись большие лютые собаки и прочие из семейства песьих, да и он тоже это племя недолюбливал, хотя никогда в жизни зря не обидел ни одного четвероногого.  Зато кошки очень его любили, а в Ундастаре разводили и лелеяли их разных пород.  Впрочем, к чему ненужные воспоминания?  Нужно думать о насущном.

  Солнце вставало по-весеннему медленно и нехотя, не успев набрать жаркой летней бодрости.  Поглядывая на шоссе, Кямал терпеливо ждал, но в столь ранний час трасса почти пустовала, лишь изредка мимо проносились одинокие автомобили.   Никто из водителей не обращал внимания на глазевшего с моста в реку темноволосого парня в строгой, не по возрасту,  пиджачной паре.

  Он только пришел и не успел понять, что же не так в этом большом и странном мире Пятого экспериментального полигона.  Дерьмо на обочине?  Гадко, но не характеризует времена и нравы в целом.  В лагере Костанды его информировали по особой, специально составленной программе, включающей жизнь людей во всех областях существования.  И вроде ничего особенного не приключилось с природой, людьми и творениями их рук, но видел Кямал только несколько деревень, в столь ранний час почти пустынных, и ничто не царапнуло его взора.  А вот здесь, на шоссе…  Ну, далось ему это дерьмо!  Лежит себе и лежит…  А вот на шоссе…

  Он напрягся и потер пальцами виски, проводив взглядом промчавшуюся мимо легковушку, потом вторую, третью…  Трасса потихоньку оживала.  «Так в чем же дело?!»  И вдруг его осенило.  Дело в автомобилях, именно в них!  Вот этих гладких, обтекаемой формы машин не существовало на кадрах стереовидов, изученных до последней мелочи.  Он даже учился водить их на макетах.  Похожие плавные очертания приняты в Ундастаре.  Цивилизация развивается по спирали, и чем ниже по достоинству полигоны, тем грубее и примитивней формы человеческого общежития и произведения их рук.  А это значит…  Что же это значит?  Прошло не десять, как они рассчитывали, а гораздо больше лет, и на дворе (так принято здесь выражаться) стоит не восемьдесят третий, запланированный, в ушедший далеко вперед, неизвестно какой срок.  Вопрос – на сколько ушедший?  Пятнадцать, двадцать, тридцать…  Просчитывая новый маршрут, он допускал расхождение во времени, но не более трех – пяти лет.  И в сновидениях, и в нечетко отражающем события зеркале Дара Каури предстала не малолетней девчушкой, а взрослой уже девушкой, хорошо, что не старухой.  Только за съеденное туннелем время могло пройти еще больше лет, и не случится ли так, что он застанет ее как раз древней бабусей…  если ей удастся дожить до старости.  Впрочем, на данный момент это не важно, лишь бы найти девушку, тетеньку, пусть бабку старую – лишь бы была она.  И искать придется по тем ориентирам, которые она сама ему указала.  Но что, если и они тоже устарели?

  Кямал нащупал в кармане измученную в потных пальцах купюру и решил дождаться транспорта.  Сверху вода в реке показалась грязной, и он решительно отбросил мысль об утреннем купании.  Несмотря на промозглую прохладу, в противном костюме он маялся от жары, попутно отметив, что в Пятом экспериментальном круге климат намного мягче, чем в Ундастаре.  Возможно, оттого, что в один из аспектов Идеи Дамьена Багара входило закаливание граждан и воспитание выносливости, и воздух в город подавался кондиционированный. А по сути, там должно быть теплее во много раз.  Но привыкший с рождения к спартанским условиям Кямал об этом не задумывался и не замечал неудобств.  А ведь здесь жара не предел, солнце-то еще не взошло.  Дамьен Багар особо предупреждал об опасности купания в неизвестных водоемах.  Но как душно и жарко, слов нет!  Вздохнув, Кямал подавил крамольное желание, засмотрелся на восход и пропустил момент, когда желтый автобус вывернулся из-за поворота и резко покатил с горки.

  Спохватившись, Кямал ринулся за ним вверх по склону.  Он никогда не считал себя суеверным. И транспорт ходит не один, через некоторое время подкатит другой, но тут мысленно загадал: «Успею – значит, все будет в порядке».  Несмотря на внешнюю неповоротливость, автобус резво перебирал колесами, похожий на огромную неуклюжую гусеницу, готовую разродиться множеством мелких двуногих существ.  Но на остановке наружу выползли старик со старухой, волочившие сумку на колесиках.  Баул застрял в дверях, задержав автобус на несколько неучтенных секунд.  И Кямал успел, так тогда, во сне, вскочив на подножку за мгновение  до раздавшегося за спиной сухого шипения.  Над головой грянул скрипучий голос: «Осторожно, двери закрываются!»  Сон повторялся до мельчайших подробностей, но начал озвучиваться голосами, посторонними шорохами и другими признаками живой реальности.

- Молодой человек, а билетик?

  Опять события разворачивались по заранее запрограммированному сценарию, с одним лишь небольшим отличием.  В ранний час пассажиров в салоне оказалось мало, а кондуктор, толстая добродушная тетка, приветливо улыбалась, потрясая гирляндами шуршащих лент.  Кямал достал из кармана вконец измученную купюру.
 
  Вопль удивленной кондуторши оглушил его и привлек внимание пассажиров.

- Что ты мне даешь, парень?  Разуй глаза!

- А…  что? – хриплым от волнения голосом поинтересовался Кямал.

- Шуточки у тебя, молодой человек, веселые, да время нынче не юморное.  Ну, куда мне советский червонец суешь?  Давай нормальные деньги, или выметайся.

- Какие это – нормальные?

  В салоне дружно грохнули.  Тетка пригляделась к нему внимательней.

- Да вообще ты, парень, какой-то странный.  Молодой, красивый, а дурака валяешь?  Может, оттуда и сбежал?

  Странный пассажир только пошевелил губами, не в состоянии задать очередной, вертевшийся на языке вопрос.  Н говоря ни слова, тетка кондуктор достала купюры и демонстративно стала пересчитывать скудную в ранний час выручку. И он сразу все понял.  Деньги оказались совершенно непохожими на те, которыми его снабдил несведущий в существующих порядках Дамьен Багар.

- Какой же сегодня год? – еле слышно прошептал он.
 
   Вопрос вырвался непроизвольно, но его услышали.

- Очнись, укурыш!  Три тыщи последний, скоро света конец, и нам всем…

  Одетый в широкие шорты и размашистую футболку парнишка выкрикнул остроту на весь салон и лихо, заливисто заржал, подталкивая в бока таких же гогочущих друзей.  Кямалу сделалось противно до омерзения и, не дожидаясь, когда на следующей остановке двери полностью распахнутся, выпрыгнул на ходу, сорвал и швырнул в канаву взмокший от пота пиджак, и зачем-то побрел обратно к реке.  Необходимо было в спокойной обстановке обдумать новую свалившуюся на голову напасть.  Медленно, как под гипнозом, спустился к воде и, отойдя по берегу подальше от моста, присел в кустах на берегу.  Река колотилась грязными пенистыми барашками о кончики его ботинок и не столько помогала думать, сколько нервировала грязью и мусором, принесенным паводком.  Проведя ладонью по щеке, с неприязнью обнаружил двухдневную щетину и ужаснулся собственному безвыходному положению.  Положим, он сумеет пройти указанный путь пешком, без денег, еды и всякой помощи.  Но по дороге его десять раз схватит милиция, привлеченная странным внешним видом и внешней неухоженностью.  Наверно, придется все же навестить один из адресов агентов…

  Он так глубоко задумался, что не сразу уловил постороннее присутствие за спиной, а когда вскочил, на него надвигались трое – приземистые, бритоголовые, с гипертрофированно развитыми мускулами, а главное, в раннего утра пьяные в стельку.

- Эй, бомжара, чего наше место занял?  А ну брысь в воду и плыви брассом!

  Один из молодчиков в броске выкинув вперед ногу, обутую в белый с синим мягкий ботинок.  А может, обувь называлась как-то иначе? Мысль промелькнула на уровне подсознания.  Неуловимым жестом Кямал выбросил вперед левую руку, глубоко вонзив пальцы в живот парняги, накачанный пресс которого прогнулся до самого позвоночника, а правой с широкого размаха перебросил через голову в реку.  Нападавший очутился на середине, не успев ни крикнуть, ни позвать на помощь.  Двое его дружков успели только выхватить ножи.  С хрустом вывернутые руки, короткие вопли - и оба крепко прижаты мордами к прибрежной грязи.  С одним он, кажется, перестарался. С забитым тиной ртом бандит не дышал.  Второй исчез на середине реки, даже не попробовав всплыть, что было бы странно после порвавшего внутренности удара.  В руках Кямала оказалась одна испачканная грязью обмякшая тушка.

- Что было надо, слышишь, подонок?
 
  Он легонько поднял парня на вытянутой руку и наколол задом на торчавший из толстого ствола острый сучок.

- Будешь орать, сядешь на кол, понял, о чем говорю?

- Не-е-э…  нэ-эт!

- Отвечай на вопросы – быстро, коротко, ясно.

  Парень попробовал заорать во все горло.  Кямал ненавидел бандитов, и теперь не удержался, нажал парняге на грудь, насаживая его на кол до самых потрохов.

- Не на-адо!  Скажу!  Забирай все, отпусти!

  Потеряв дружков, молодчик плакал в голос, пот тяжестью собственного теле сползая на землю.  Едко запахло следами медвежьей болезни.

- Отвечать быстро: сколько вас здесь?

- Трое… было, - он покосился на черное, с забитыми отверстиями лицо дружка. – Что… тебе, что, что?

- Это вам было – что?  Зачем меня трогали?

- Так…  просто.

- Ладно.  Отвечать быстро, ясно, точно: какой год, месяц, день в стране?  Какое правительство, порядки, законы. Кто вы такие и почему убиваете ни в чем неповинных людей?

 Кямал слушал захлебывающуюся скороговорку молча, темнея лицом, а братка трясло от ужаса, и он не раз еще обмочился и обгадился.

- Что за группировки?  Подробно!

- Ты что?  Кто ж тебе скажет?!

- Ты скажешь!

  Через минуту парняга с привизгом рассказывал о некой банде Клюва, промышляющей поборами сначала на свалке, потом на рынке.

- Это не интересно, - брезгливо поморщился Кямал и отвернулся вытереть пот со лба,  шокированный чудовищным беспределом, разыгравшимся на территории упущенного Дамьеном Багаром Пятого экспериментального полигона.

  И тотчас получил сокрушительный удар, едва не сваливший с ног.  Накачанный в лагере Костанды пресс пружинил, выдержав мощный толчок подвернувшегося оклемавшемуся бандиту под руку полена.  Вокруг валялась уйма разного мусора.  Рефлекс оказался сильнее благоразумия.  Переломленный надвое, бандит навзничь запрокинулся под едва покрывшийся зеленью куст и уже не мог сообщить ничего стоящего.  А гостю так много нужно было узнать о настоящей жизни. Чтобы в очередной раз не попасть впросак.  Ведь досточтимый отец Кильбир предупреждал его о соблюдении законов, но что ему оставалось делать против троих вооруженных бандитов, в ранний час невесть как появившихся в лесу и ради шутки решивших поглумиться над беззащитным с виду прохожим.  А нарвались на тренированного пришельца, шутя ломавшего на уроках ближнего боя десяток роботов – биохомосов, предназначенных для специальных упражнений сотрудников неких засекреченных служб, выполняющих сложные задания на территориях, ведущих военные действия.
 
- Чтоб вас, окаянные!  Не хватало начинать миссию с убийства.

  Обойдя прилегающую к берегу территорию, в глубине леса он обнаружил залитый водой овраг, куда и выбросил бесполезные тела, наткнулся на притулившуюся в кустах машину.  Обошел вокруг, пытаясь определить марку, и потянул на себя дверцу.   На видном месте над бардачком валялся бумажник, здесь же небрежно брошена одежда.  Купаться они собирались разве после весеннего ледохода?  Нет уж, скорее, разогревшись под жарким, почти летним солнышком собрались развести костер…  шашлыки у них тут принято жарить.  Ну конечно, вон и дрова кучкой сложены.

  Кямал обдумывал ситуацию не больше секунды.  Молниеносно, как делал остальное, сбросил омерзительный, едва не погубивший его костюм и швырнул на кучу дров, поверх высыпал превратившиеся в пустые бумажки советские деньги и, плеснув бензин из запасливо припрятанной в багажнике канистры, щелкнул найденной здесь же зажигалкой.  Пламя жадно пожирало его неудачный старт и роковую ошибку Дамьена Багара, а он тем временем с некоторым усилием отправил машину вслед за хозяевами в овраг, оказавшийся неожиданно глубоким, поглотившим ее целиком.

- Если вы и заставили меня стать убийцей, с вас я и спрошу, - имея в виду не только бандитов, но и плохо рассчитавших переход специалистов, с несвойственной ему ненавистью проговорил Кямал, уже твердо уверенный, что в Ундастаре случилось нехорошее, и виновны те, кто поставляет неверные сведения Вдохновителю.

- Но это потом.  Если точно также вы подставили меня с агентами, мало вам не покажется.  А пока справлюсь сам.  Либо умру вместе с ней.  Гаю и его приспешникам придется убивать нас обоих, и уж тогда…

                Х                Х                Х

  Меньше, чем через полчаса гость воочию созерцал знакомую по сновидениям площадь, побритый и постриженный в ближайшей парикмахерской, почти ничем не отличающийся от снующих по делам граждан.  Многие женщины, да и мужчины тоже странно на него оглядывались.  «Что?  Что еще со мной сделали?»  Паника заползала в душу неумолимо, мешая просчитывать дорогу.  Он стоял у подножия не так уж и грандиозного (видели и побольше) монумента.  На заднем плане маячило похожее на ядовитый гриб здание Дома Советов, испускающее ядовитые миазмы человеческого нечестия.  По правую руку вырисовывались красно – кирпичные стены не менее странного сооружения с зубчатой стеной и башенками, древнее на вид и пригодное, по его мнению, разве на слом.  Красная кирпичная стена удручающе не гармонировала с грибом Советов, но он отнес это за счет бездарности строителей.  Над городом во всей красе занималось роскошное солнечное утро.

  Приноравливаясь к торопившимся, наверно, на работу, гражданам, Кямал пошел по улице, указанной во сне Дарой Каури…  нет, Серафиной.  Когда же он научится называть ее по-новому?  Попутно отмечал оставшиеся незамеченными вне реальности подробности.

  Очарование солнечного утра быстро исчезло, без следа растворившись среди уныло оформленных шедевров современной архитектуры, решительно не понравившихся привыкшему к ярким краскам Ундастара гостю.  Зима кончилась, но кое-где на обочинах дотаивали островки грязного летошнего снега, и мусор, не успевший попасть под метлу дворника, оскорблял непривычный взор откровенной мерзостью, красноречиво свидетельствующей о привычках и нравах считающих себя цивилизованными горожан.

  По пути Кямал из чистого любопытства заглянул под арку  проходного двора и отшатнулся, встреченный свирепой вонью оттаявшей после зимы неубранной помойки.  Невольно вспомнилась стерильная чистота улиц Ундастара.  А тут кто-то разбил на тротуаре бутылку и ради полноты натюрморта наблевал с тыльной стороны трамвайной остановки.  Не хватало кисти и краски запечатлеть шедевр для ничего не желающих подозревать создателей Идеи.  Похоже, великолепная задумка Дамьена Багара по мало зависящим от него причинам претерпела на нескольких уровнях планеты существенные изменения отнюдь не в лучшую сторону, выродившись в нечто совершенно невообразимое…

  Реальность, не считая мелочей скудного городского бытия, с поразительной четкостью повторяла сновидения, и после того, как без труда удалось отыскать вокзал и нужную билетную кассу, а на перроне – московскую электричку, Кямал перестал сомневаться в успешности затеянного мероприятия.  Перестраховываясь, купил билет до конечной остановки и, измученный тяжелым переходом через туннель, раз нарвавшись на бесчинствующих на улицах бандитов, опасаясь, задремав, пропустить приметный мост или подвергнуться нападению, всю дорогу простоял у окна.   Неотрывно глядя на проносившийся за пыльным стеклом жидкий лесок,  вплотную подступавший к железнодорожному полотну, мысленно пытался достучаться до той, которую давно и безнадежно любил… 

                «… А рельсы тонко голосили,
                Моргал свирепо красный глаз,
                Когда вагоны уносились
                От полустанка в поздний час…»

  И тихо, неуловимым шепотом, до его отяжелевших в полусонном состоянии мscktq донеслось продолжение тех же строк:

                «… Но я сошла на том перроне, 
                Молчал вокруг угрюмый лес,
                Глухим, далеким перезвоном
                Последний замер стук колес…»

                Х                Х                Х

  Лес начинался недалеко от станции, и Кямал в задумчивости остановился у края высокого перрона.  Что-то определенно не состыковывалось.  Неужели он где-то ошибся и сон, как бывает в большинстве случаев, оказался извращенной пародией на реальность?  Но отчего, вплоть до последнего момента увиденное сбывалось до мельчайших деталей?  Поразмыслив, сообразил: сновидение обрывалось именно здесь.  Дальше придется искать дорогу самостоятельно.

  Кямал бегом спустился на берег, к реке.  Мутные струи прибили к берегу грязную пену и мусор.  Паводок в самом разгаре нес мимо недотаявшие льдины вперемешку с вырванными с корнями кустами и прочим хламом.  Отыскав местечко посуше, он присел на пригорке, вытирая горючий пот со лба.  Позаимствованные у бандитов джинсы и футболка тоже оказались не лучшей одеждой, а кожаная куртка не пригодилась вовсе.  Тело нестерпимо зудело, но купаться в бурном потоке грязи он не рискнул бы и без заботливого предупреждения Дамьена Багара.

  Небольшой затончик стоячей воды притаился под бугорком и попался Кямалу на глаза, когда ему сделалось совсем тошно.  Преодолевая навалившуюся мертвым грузом сонливость, сполз на каблуках вниз и едва успел протянуть руки к воде, как стоячее зеркало зарябило и помутилось, в глазах вверх тормашками поплыл чужой пейзаж: лес, река, деревенька вдалеке на другом берегу, недосягаемая, но и в данный момент совершенно ему ненужная.  Кямал не мог предположить, что внезапно заснул, сморенный усталостью.  Не зря его тренировали в лагере Костанды наравне со спецагентами, чтобы раскисать после недолгих испытаний организма на прочность.  Возможно, на короткое время потерял сознание оттого, что солнце напекло непокрытую голову, и этих нескольких мгновений ему хватило на моментальное, с возвращением, путешествие в пространстве и времени.  Чужая сила подняла и потащила его по темному, похожему на подземный, туннелю.  Он начинался почему-то в живописном среднероссийском селе.   Вот это следовало выяснить подробнее.  И сейчас мысль продолжала работать четко и ясно.  Последовало несколько секунд бесцеремонного волочения мимо незнакомых объектов, среди которых узнал миленькое местечко, носившее прежде название Прорва, точнее, то, что от него осталось после  учиненного там разгрома.  Но это принадлежало давним, не забытым, но отложенным в глубины подсознания воспоминаниям.  Затем он вынырнул напротив громадного овального зеркала в обрамлении роскошного орнамента возвышающегося посреди отделанного черным мрамором зала и там нос к носу столкнулся с соперником, не заметившим непрошенного гостя.
 
  А Кямал, глядя на бывшего побратима, как в открытой книге читал его мысли и чувства, пользуясь сохранившимся на протяжении многих веков общим жизненным каналом, заставлявшим их постоянно сталкиваться и мешать друг другу в различных давно прожитых воплощениях.  И от того, что узнал сейчас, Кямал содрогнулся и, с трудом оторвавшись от неодолимо тянувшего к себе очень знакомого зеркала, отринул наваждение, мотнул головой и проснулся, точнее, очнулся на топком берегу бурлившей паводком реки.

  Ужаснуться было отчего.  Они оба нашли Дару Каури практически одновременно, но у Гая появилась серьезная поддержка в неограниченном количестве среди братства Аервода , и те убитые им бандиты, несомненно, принадлежали к тому же клану.  А у него не получалось связаться с Ундастаром.  Мешали невесть откуда взявшиеся поперечно – полосатые помехи, как бывает, когда некто могущественный намеренно глушит канал. И все это заставляло поторопиться.

                Х                Х                Х

    Оказалось, не прошло и минуты – стрелка на часах почти не сдвинулась.  Кямал быстро встал и, забыв умыться, направился вглубь леса, твердо зная, что цель близка, но и враг рядом, и неизвестно, кто кого опередит на финише.  Дорогой Кямал не раз пытался связаться с Ундастаром, но в лесу передатчик вообще молчал.  Наверно, высокие деревья и их густые кроны глушили любые пробивающиеся извне звуки.  Однако бродил он по лесу не бесцельно.  В тени не везде растаял снег, и нужную мочажину найти не составило труда.  Конечно, природное зеркало – не туннель, но хороший экран, с помощью  которого при определенном умении можно узнать многие тайны.  Осторожно обломав тонкую корку хрупкого льда у краев и стараясь не потревожить пленку стоячей воды, приложил руки к обжигающе холодной поверхности, тотчас плотно приклеившейся к ладоням, слившейся с ними воедино.  Повинуясь мысленному приказу, из прозрачно стеклянной темной глубины привычно выплывали движущиеся картинки.  Зеркало действовало!  Натренированными касаниями пальцев Кямал корректировал изображение до тех пор, пока в толще водного экрана не появилось ее лицо.

- Вот ты какая, моя любимая девочка!

  Наверно, не каждый назвал бы ее красивой, но было в худом, с ввалившимися щеками лице нечто особенное, заставляющее вглядываться в тонкие черты до бесконечности, и Кямал долго удерживал изображение, пока оно не начало расплываться под пальцами.

- Она что, заболела?  Такой вид…  странно, очень странно!

                «… Шаг вперед, шаг назад – и расстрел за побег.
                Жизнь со смертью сплелись в единеньи…
                Вновь качнулись весы.  Чаши тонко дрожат –
                Сон, кошмар, плен лихих наваждений…

                Не ждала?  Я пришел.  Я твой верный солдат,
                Жизнь и смерть оценил не напрасно.
                Я твой верный стратег, пусть в чинах не богат…
                Еще наша звезда не погасла…»

  Он принялся скрупулезно выверять дорогу, пользуясь попадавшимися на пути мочажинами, как качественными экранами, и скоро понял, в чем дело.  В толще стоячей воды четко и ясно обрисовался высокий желтый забор с пропущенными поверху несколькими рядами колючей проволоки с сигнализацией и натыканными по углам датчиками, о назначении которых гадать не приходилось.  Наихудшие опасения оправдались в полной мере.  Дара Каури, то есть Серафина Хожиняк сидела в тюрьме – неизвестно за какие преступления.

- А мне не все равно, за  какие?  Я сам только что задавил троих.  Понадобится, и дюжину таких придушу, - яростно прошептал он.

 И когда отошел от экрана, отряхивая от грязи колени, выглядел спокойным, как всегда.  До последнего момента он совершенно не представлял, каким образом доберется до девушки и сумеет ли проникнуть за крепкие запоры узилища.  Однако легкое нервное возбуждение, всегда охватывающее его перед судьбоносными событиями, придавало уверенности в удачном исходе дела.

  Иного варианта развития событий он не допускал…

                Х                Х                Х



  Подойдя к забору, Кямал взглянул на часы.  Стрелки едва спустились к четырем, и даже в лесу не начинало темнеть.  Можно было прямо сейчас выбить датчики и лишить это отдаленное пристанище связи с внешним миром, но зачем торопиться, раньше времени сеять панику?  Стараясь не попадать в поле зрения электронного наблюдения, обошел забор по периметру и рассмеялся.  Дешевые специалисты не только пожадничали на лишний датчик в глубине леса, но упустили из виду громадный, высотой метров в пятьдесят, вековой дуб, одна из толстых ветвей которого простерлась поверх колючки далеко за территорию.  Никто не срубил векового исполина, не усмотрев в присутствии дерева опасности и не предполагая, что кто-то сумеет перепрыгнуть пятиметровую ширину периметра.  Кроме того, внизу забор без всякой защиты спускался к реке.  Ничего не стоит подплыть к бастиону по воде.  Кямал презрительно пожал плечами.  В лагере Костанды его обучали трюкам посложнее, например, без шума обезвредить троих охранников на пропускном пункте одновременно с сигнализацией.  Но это на крайний случай.  Очень не хотелось оставлять за собой лишние трупы.  Сложнее выбраться обратно с живым трофеем.  Вот над этим стоило подумать…

  Кямал расположился недалеко от въездных ворот и ведущей, видимо, на трассу, асфальтированной дороги.  Чем больше сгущались сумерки, тем лучше он видел происходящее, и успел подметить некоторую нервозность охраны.  За вечер ворота открылись один раз, выпуская длинную, низкой посадки машину неизвестной ему марки, принадлежащую кому-то из начальства.  Из укрытия Кямал слышал почтительные возгласы и видел суетливую поспешность, с которой открывались ворота.  Территорию покинул некто господин Бруль.  Мелькнула мысль догнать господина и, прищучив на лесной дороге, допросить с пристрастием?  Но зачем?  Скоро и сам все узнает.

  Не подозревая, какой ужасной подвергался опасности, Соломон Бруль благополучно отъехал.  Кямал с удобством устроился на подсохшем пригорке, удобно умостив гудящую от напряжения голову на мягкой, поросшей мохом кочке, перестроил бесполезный для связи передатчик на фиксацию малейшего шума извне и закрыл глаза.  У самого его носа маячила большая мочажина, полная прозрачной талой воды, но ему хватило сил только обмакнуть туда голову и с неохотой умыться.

  А потом он ненадолго задремал…

                Х                Х                Х

  Передатчик дал о себе знать ненавязчивым пощипыванием на коже груди, но этого ему хватило поднять голову и осмотреться.  В лесу царила тишина, но острый слух уловил далекий шум мотора приближавшегося по лесной дороге легкового автомобиля.  За забором царило странное оживление, на всех этажах в неурочный час горел яркий свет.  «Там что-то случилось, и этих, кто едет, допустить туда нельзя!» Тигром выпрыгнув из укрытия, Кямал настиг бело – голубую милицейскую машину на подступах к повороту и, не раздумывая, плашмя плюхнулся на асфальт, насколько возможно напружинив мускулы всего тела.  Двигаясь ночью на небольшой скорости, машина наехала мягко и, спружинив рессорами, слегка откатилась назад.

- Проклятые!  Кого-то задавили! – раздался из салона свирепый рявкающий голос.

- Да оно уже тут валялось, затормозить не успел.  Не видишь, уже дохлое?

- Ладно, прикопаем тихонько в лесу.  Наверно, псих ихний сбежал, вот и подняли бучу.
 
 Сколько сдерем за беспокойство?

- Чем больше, тем лучше!

  Дверца хлопнула, из салона выбрался милиционер в форме и, осторожно приблизившись к лежащему, пнул его носком ботинка.  Не удовлетворившись проверкой, с размахом принялся избивать валяющегося на дороге человека ногами, пока не убедился в правоте и удовлетворенно констатировал:
- Мертв, как чурка.  Неси лопатку и фонарь, сейчас слегка вниз спустим, прикопаем, и ни одна зараза не найдет.  А уж с них сорвем не меньше лимона.

  Оставив машину на дороге, двое милиционеров побросали в мешок инструмент, подхватили лежащего под руки и без церемоний поволокли в лес.

- Тяжелый, гад!  Ладно, роем здесь, в этой ямке.  За месяц сгниет.

- Погоди, лейтенант, вроде он еще теплый! – неожиданно испуганным голосом проговорил второй.

- И хрен бы с ним, в земельке охладится, - равнодушно проговорил второй, разжимая пальцы и швыряя ношу наземь.

  Падая, Кямал жестоким рывком сдернул с обоих рации и метнул в чащу.  Оба милиционера перекувырнулись через головы, а когда опомнились, висели, прихваченные за шкирки, как нашкодившие щенки.

- Охладиться, значит, решили, - хрипло прошептал он.

  Мздоимцы не успели опомниться, Кямал принялся хлестать их телами об толстое дерево, словно пыльные портянки выколачивал.

- Сейчас охладитесь!  Прохладно стало, выродки?  Отвечать и быстро, как в гестапо: куда, зачем, что случилось?

  Гестапо приплелось само собой, припомнившись из уроков российской истории, но на двух перетрусивших мужиков произвело впечатление шока.  Они только крякали и сипели, не в силах вымолвить ни слова.  Также молча Кямал сорвал с них одежду, оставив голыми и беззащитными.

- За-ачем?  Ты че, голубой? – плачущим голосом провизжал младший. – Так бери, я дам, не убивай только!

- Ну, надо же придумать! – восхитился Кямал. – А ТАМ и не представляют, до чего оскотинились дерьмовые людишки.

  Он усадил разжалованных милиционеров спиной к дереву, крепко привязал двумя кальсонами и допросил с пристрастием, тем временем поспешно переодеваясь казенную форму.  Хорошо, одежду не успели испачкать медвежьей болезнью.

- Значит, непонятный вызов поступил из больницы? А в больнице, значит, не лечат, а калечат, я верно понял?

- Верно, верно!  Пусти, холодно же!

- Охладиться полезно, - безжалостно проговорил Кямал, забирая табельное оружие.

  Собственную одежду, свернув в комок, швырнул в болотце, где недавно погибли рации.

- Здесь же муравьи! – неожиданно истошно взвыл один из пленных.

- Вот и не дадут вам скучать до утра, - и без лишних церемоний затолкал обоим в глотки ненужные трусы и носки.

  Милицейский автомобиль некстати торчал на дороге.  Пошарив в салоне, Кямал обнаружил автомат и запас патронов к нему. Естественно, ехать в лечебницу на чужой машине он не собирался, развернул и сбросил в ров, небольшой, но заросший густым кустарником, откуда торчала одна передняя часть легковушки.  Не тратя лишнего времени, лишь сетуя на неудобство милицейского мундира, добежал до знакомого дуба над периметром, со скоростью жителя джунглей взобрался наверх, заметил приближающийся к центральным воротам фургон.  Только этого еще и не хватало!  Тут следовало поторопиться.  Оттолкнувшись от упруго пружинившей ветви, он широко размахнулся и прыгнул, угодив в середину клумбы с зеленой, едва начавшей вылезать из земли травкой.  Фургон въехал и остановился на боковой аллее.

- Эй, Колька, торопись, докладывай докторам!  Эти падлы уже проснулись.  Ну, шевелись же!

  Тощая нескладная фигура метнулась к парадному.  Второй остался в кабине.  Кямал бросился к задней части фургона и одним движением вырвал замок.

- Выходи, ребята!  Лови того, который к парадному побежал!ъ

  Незаметно скрывшись за углом корпуса, он успел увидеть, как сразу трое мужиков в робах тянут из кабины шофера, а еще парочка настигла тощего и ломают, как палку.  Сам же выбрал окошко подальше от места действия, неслышно выдавил стекло и скользнул внутрь.  Для его тонких сильных пальцев не существовало ни крепости замков, ни твердости запертых дверей…