Цена вечной жизни Лина Бендера, часть 2, продолжен

     У истоков кровавой вендетты: СЕДЬМОЕ  ЛИЦО  ПЕНТАГРАММЫ.

                ЧАСТЬ  4
                РАЗВЯЗКА.

                Х                Х                Х

  Утро предстоящей казни выдалось солнечным и жарким, впрочем, как и остальные дни в году при благодатном климате побережья.  Давно ожидавшая публичного наказания колдунов – преступников беломраморная столица забурлила, услышав громкие выкрики глашатаев, с рупорами в руках во всю силу глоток орущих сверху желанное сообщение.  Всех без разделения чинов и рангов приглашали на замечательное, единственное в своём роде зрелище.

  Спозаранок город опустел.  Граждане собрались в окрестностях самого большого по величине цирка, одного из пяти подобных, выстроенных недавно по указу императора далеко за чертой столицы.  Любой гражданин, имеющий достаточное количество золотых монет на покупку входного билета, мог беспрепятственно усесться на скамью и насладиться представлением.  Те, кто купить билет был не в состоянии, - они толпились вокруг решетчатых оград и в давке жадно ловили доносившиеся с арены звуки.

  Отвратительная, по мнению, Акхиллаха, забава – поединки осуждённых со зверями или друг с другом укоренились в столице в последние годы, когда демократичное правительство Хранг Таке Обалви вынесло вердикт о шансе на жизнь для приговорённых.  Гуманный проект незаметно обернулся бесчеловечной традицией.  Несчастных осуждённых сделали дешёвой забавой для пресыщенных всеми доступными развлечениями зевак.  С каждым прожитым десятилетием страна жаднее алкала крови, и всё меньше оставалось препятствий в её безудержном стремлении к нечестивому прогрессу, когда истинные ценности подменяются иллюзорной и суетной мишурой.  Люди привыкли наслаждаться страданиями ближнего.  Человеческая жизнь перестала быть табу и превратилась в предмет беззастенчивой купли – продажи.  Нет, до откровенного рабства дело ещё не докатилось, но события неумолимо приближали очередную ступень в деградации человечества…

  … Когда узников впервые за много дней вывели из подземелья, оба невольно зажмурились от обилия мощным потоком хлынувшего навстречу слишком яркого света.  Ослабевшие в темноте глаза с трудом привыкали к белому дню.  Сквозь прикрытые веки Акхиллах инстинктивно потянулся взглядом к прозрачному голубому небу, и вслед за ним это же машинально проделал Астерак.  Маленькая сладкоголосая птичка трепетала над их головами и пела, заливаясь цветистой трелью, провожая  приговорённых в их последний земной путь.

  Тяжко пришлось им в оставшиеся несколько дней наедине друг с другом.  То затихая, то возобновляясь, происходили между ними ожесточённые споры, с каждым истекшим часом заточения становясь непримиримее.  Не будь железных цепей, они бросились бы вперёд, и их личный конфликт мог бесславно завершиться, в крысином обществе и задолго до публичной казни.  Все прочие чувства исчезли, уступив место лютой ненависти, а давняя клятва на крови стала для них хуже смертного приговора.  Низкие стены узилища превратились в адское пекло, где находиться вдвоём невозможно, и освобождение не зависит от воли несчастных узников.  Они страстно желали развязки – какой угодно жестокой, но поскорее.  И тогда их вовремя выручил тюремщик, прислав известие  назначенном назавтра поединке.
- Слышишь, побратим, сегодня нам придётся подвести горький итог прожитым понапрасну годам.  Я не изменил мира, но мир изменил тебя – это ли не истинное горе?  Ах, неужели ты так ничего и не понял? – болезненно щурясь от солнца, вдруг спросил Акхиллах.

  Искусанные в кровь губы соперника дрогнули на несмываемо чёрном лице, где смола плотной коркой прикипела к коже, гневно блеснули глаза, и он хотел ответить дерзко и вызывающе…   Но тут лёгкий утренний ветерок донёс с улицы приглушённый гул жаждущей правосудия толпы, отчего нежная птичка вздрогнула, стремительно взмыла ввысь и исчезла в лазурной дали.  В наступившей тишине свирепый гам послышался отчётливей, плохо заглушаемый расстоянием и крепкими тюремными заборами.  Слышались отдельные истеричные выкрики кликуш и грязные ругательства портовых грузчиков.  Распалённая глашатаями людская масса с неистовой яростью требовала крови колдунов.

- Слышите? – спросил начальник стражи, сердито ткнув мечом в сторону ворот, - вызывайте дополнительную охрану.  Боюсь, не доведём наших подопечных целыми и невредимыми до места, а там чистая публика обидится, у них билеты именно на это зрелище куплены.  Неприятно получится, а нам потом отвечать!

  Коротко переглянувшись, бывшие побратимы тотчас снова отвернулись, не прочтя  в глазах друг  друга ни поддержки, ни понимания.  Едва отошёл начальник, как солдат злобно ткнул ближайшего узника тупой стороной меча.

- А я бы отдал их на расправу.  Моя бедная сестра погибла на представлении, а у неё было четверо детей, и так хотелось здоровья и счастья.

- А кто просил её карабкаться в первые ряды?  Думала,  мужья ей с неба посыплются, только выбирай?  Ха-ха-ха!  Так только дети вываливаются, и то, сам знаешь, откуда.

 Дармовщинка-то сладкой не бывает, облизнулись? – с резонной издевкой возразил другой солдат.

  Забыв о приговорённых, охранники ожесточённо заспорили.  Каждый имел мнение относительно публичных мероприятий.  В те времена за личные мнения, не мешавшие процветанию короны и отечества не наказывали, и чернь трепала языками с особым сладострастием.

- Расплодилось их на наши головы!  Правильно старый император гнал всяких из города и имён не спрашивал!

  Узники безмолвно стояли, скованные цепью в ожидании дополнительного конвоя.  Именуемый толпой многоглавый и многорукий монстр один способен внести непредвиденные коррективы в императорский приговор…  Осуждённых пришлось везти к месту казни в фургоне, дубинками разгоняя обезумевший народ.

- Унизительно!  Ах, как унизительно, - обхватив руками голову, бормотал Астерак.

- Ничего, переживём.  Недолго уж осталось, с философским спокойствием заметил Акхиллах.

  Побратим посмотрел на него так, словно бывший товарищ внезапно рехнулся.

- А это кому как!  Не знаю насчёт тебя, но я верю в свою счастливую звезду и милость императора, - зло отрезал он.

- Неужели ты ещё не сыт его милостями? – удивился Акхиллах.

- Эй, вы там, прекратить разговорчики! – крикнул из-за перегородки охранник.




                Х                Х                Х

  Многоярусные трибуны общественного цирка были заполнены до отказа.  Объявленный накануне поединок двух провинившихся чародеев привлёк публику не только из столицы, но и с отдалённых концов Амираиды.  Император не всегда присутствовал на публичных зрелищах, но лишь на завершающих громкие судебные процессы с целью удостовериться в неизбежной силе и правоте закона.

  Подавляющее большинство погибших принадлежало к классу неимущих, но и они считались гражданами Империи, и имели право на защиту.  Сегодня колдуны ещё не получили права безнаказанно убивать людей, что произошло несколько десятилетий спустя, и тоже было завизировано законом, а власть в стране фактически целиком перешла в руки Магистрата.  Тайные науки развивались по нарастающей, проходя низшие этапы посвящения.  Никто из чудодеев не догадывался, в чём причина трагических, вроде   недавнего,  эксцессов.   Точно такие и подобные стали часто сопровождать оккультные опыты.   Но тогда  уже виновной стороной признавался глупый и невежественный народ.  Оказывается, побратимы родились слишком рано…

  Император произнёс напутственное слово.

- У вас остался последний шанс, несчастные!  Сейчас вы оба покажете своё магическое искусство, и пусть сильнейший из вас поставит точку в вашем недопустимо затянувшемся споре.  Ведь победителей не судят, не правда ли?

  Эта расхожая фраза примерно одинаково звучала во все времена.

- Именно так, о, мой повелитель, - поднял склонённую голову Астерак. – Я докажу мою правоту, и пусть люди увидят и поймут, кто желает им истинного добра!

- Прости, о, повелитель, но таким недостойным способом нельзя выяснить истину.  Магия – не шутовское представление на потребу толпе.  И я не желаю поганить иллюзионом светлое имя учёного Кильбира, - тихо, но твёрдо проговорил Акхиллах.

- Как, опять тот самый Кильбир, чьи крамольные труды мой отец, великий Асам Гур Танор приказал публично сжечь на Главной Площади? – изумлённо переспросил император. – Неужели мрачное подземелье узилища не научило тебя признавать силу?  И ты ставишь имя учёного – отступника выше меня, твоего законного правителя?

- Это совершенно разные вещи, - покачал головой Акхиллах.

- Вы слышали, что он сказал?!

  Передаваясь из уст в уста, кощунственные слова понеслись вверх по крутым лестницам трибун.  В глубине души Астерак торжествовал.  Соперник из-за собственного неразумного гонора лишил себя последнего шанса на спасение.
 
- Вы слышали, мой повелитель?  Так рассудите же справедливо, кто из нас виноват? – вскричал он.

- Ну что ж, - по привычке задумчиво глядя на осуждённых, проговорил Хранг Таке Обалви, - Я мог бы приказать срубить злодею голову тотчас, и он заслужил кару, но будет нечестно лишить зрителей оплаченного представления.  Если твой соперник отказывается нанести удар первым, то сделай это сам, колдун Астерак, и реабилитируй себя в глазах общества.

- Ну, берегись!  Теперь, ха-ха-ха, - поворачиваясь к бывшему побратиму, торжествующе выкрикнул тот, - я покажу тебе, как ухмыляется Седьмое лицо Пентаграммы.  Что стоят твои познания высоких истин перед моими практическими чарами?  Повергнуть тебя в прах перед взорами миллионов сограждан и заставить лизать сапоги любого, кто соизволит поставить свою ногу тебе на голову – вот оно, правосудие!  Меч палача рубит и склонённые головы, и нога топчет их с большим азартом.  Смотрите же, почтенные граждане, на растоптанного червя!!!

  Привычным жестом Астерак воздел руки вверх, призывая громы и молнии на голову отступника, и вдруг похолодел до потаённых глубин собственного естества, болезненно ёкнувшего в пароксизме дурного предчувствия.  Натренированные пальцы, прежде управлявшие невидимыми смертоносными, либо, по желанию, живительными энергетическими лучами, больше не слушались мысленных приказов.  Ладони  онемели и бездействовали, превратившись в бесполезный, такой же, как у простых смертных, придаток тела.

- Экий же ты глупец!  Сказано тебе, что высокое магическое искусство не бывает публичным.  В противном случае это – фарс, - с горьким презрением заключил Акхиллах.

  Разочарованный в затянувшемся ожидании интересного зрелища народ глухо роптал.  За что плачены кровные денежки?  Ради сомнительного удовольствия без толку сидеть на жёстких скамьях, глазея на двух сумасшедших, нудно выясняющих собственные запутанные отношения?  Да кому это надо?

- Если от сырости каземата они оба лишились магических способностей, пусть дерутся по обычным правилам, - холодно проговорил Хранг Такее Обалви. – Принесите им мечи!

  Красный от напряжения Астерак в растерянности стоял посреди широкой арены.  Плотная корка ожога на лице лопнула, и он не замечал, как вместе с потом по шее и груди  стекают тонкие струйки крови.  Произошло невероятное.  Он готов был поклясться, что никто не лишал его врождённых и заработанных в процессе жизни исключительных достоинств, но неким непонятным образом сила его исчезла без следа перед возмутительным спокойствием бывшего побратима, чей пристальный взгляд действовал на него подобно ступору, не давая полностью раскрыться перед публикой, как оно легко получалось прежде.

- Будь ты проклят, нечестивец, погубивший дело нашей жизни!  Пускай Князь Тьмы возьмёт твою дурную голову и швырнёт в адское пекло! – вне себя от ужаса и злобы закричал Астерак, принимая от стражников остро отточенный меч. – Я убью тебя, негодяй, как приканчивают скотину, и не пожалею о нашей лопнувшей дружбе!

  Трибуны взорвались одобрительным рёвом.

- Это уже слишком!  Он вывел меня из терпения, - пробормотал Акхиллах, и тотчас стражник насильно всунул ему в руку оружие.

  А соперника вдруг прорвало, и он изливал на голову бывшему побратиму потоки площадной брани вперемешку с неслыханными богохульствами.  Земля не разверзлась под ногами и не поглотила кощунника за те страшные слова, которые он с лютой злобой выплёвывал из зияющего чёрной ямой рта вероятно потому, что тоже оцепенела, и даже ветер стих, в бессилии опустив крылья перед непоправимостью людского нечестия.

- Замолчи, или я снесу тебе голову! – закричал Акхиллах, едва успев увернуться от направленного в грудь удара.

  Публика радостно взвыла.  Казавшееся вначале потерянным, зрелище обещало стать интересным.  Пусть заклятые соперники и растеряли по тюремным подвалам магическое искусство, но каждый из них ещё крепок телом.  Узилище не успело высосать из них соки, и пытки не повредили способных держать оружие рук.  И, похоже, они собираются драться до победного конца.

  Стройный худощавый Акхиллах имел преимущество перед соперником, рыхлым и изрядно обрюзгшим от излишней сытости последних благополучных лет.  И хотя в каземате оба похудели, потеря веса не добавила Астераку подвижности.

- Возьми свои слова обратно! – наступая на него, прохрипел Акхиллах.

  Но тот разразился очередным неконтролируемым потоком ругательств, ещё более нечестивых.  И тогда Акхиллах взмахнул мечом…

  Отрубленная голова колдуна покатилась к подножию императорского кресла.

  Поединок закончился в одно мгновение.  Долгого увлекательного зрелища с искусным фехтованием и униженными мольбами о пощаде побеждённого не получилось.  По трибунам пронёсся единый вздох разочарования.  В народе снова стал нарастать недовольный ропот.   Праведный гнев достойных граждан обратился на негодяя, лишившего их законно купленного удовольствия.

  Не обращая ни малейшего внимания на вой разгневанной толпы, усталой походкой Акхиллах приблизился к высокому императорскому креслу и швырнул под ноги монарху окровавленный меч – на отсечённую голову бывшего побратима.  Со спокойствием обречённого он стоял, устремив исполненный безразличия взор поверх волнующихся голов разочарованных зрителей, словно видел в голубой небесной дали нечто, никому другому недоступное.  В потемневших до глубокой синевы его глазах стыли невыплаканные слёзы сожаления о несбывшихся надеждах далёкой наивной юности.

  Хранг Таке Обалви поднял руку и слегка качнул зажатым в ней скипетром.  Акхиллах ожидал казни, но удар со спины оказался предательски неожиданным.  Направленное умелой рукой палача длинное лезвие пронзило ему грудь насквозь и, пошатнувшись, он ничком упал рядом со своим несчастным побратимом.

  … Для удовлетворения разочарованной публики стражники спешно готовили очередного смертника, приговорённого в одиночку и без оружия сразиться с разъярённым тигром…


                ФИНАЛ.

  «… Мы, твои сыновья, плоть от плоти твоей, кровь от крови твоей…  Мы клянёмся праведно нести знамя Мира и чести через крутые пороги Вечности…»

  Слова торжественной клятвы тяжёлыми жерновами падали на головы провинившихся послушников.  Они возвращались домой, к Отцу – посрамлённые, с позором…

  … Печально звонили хрустальные колокола…

                Х                Х