Гетьман С. Г

Гетьман Семен Григорьевич родился 28.01.03 г. в Полтаве, в семье служащего. Украинец. После окончания начальной школы работал каменщиком.
В РККА с 1920 г. Участвовал в Гражданской войне. Член РКП(б) с 1922 г.
В 1922 г. окончил Полтавские пехотные курсы (14-я Полтавская пехотная школа), в 1929 г. - 3-ю военную школу летчиков и летчиков-наблюдателей в Оренбурге, в 1934 г. - Курсы усовершенствования командного состава при Военной Воздушной академии им. Жуковского, в 1935 г. – 1-ю военную школу летчиков им. тов. Мясникова в Каче.
В 1936 г. за успехи в боевой, политической и технической подготовке был награжден орденом «Знак Почета».
Командовал 4-м ближнебомбардировочным авиационным полком Харьковского военного округа, вооружённым самолётами Р-3ет.
Участвовал в советско-финской войне. Командовал авиаполком.
В мае 1941 г. 4-й легкобомбардировочный авиаполк сдал одномоторные бипланы Р-Z и был преобразован в 4-й штурмовой авиаполк[1]. На базе полка было решено провести войсковые испытания штурмовика Ил-2.
Рассказывает полковник Емельяненко: «Самолет «Н» был одноместный, а на Р-зете, кроме летчиков, были летчики-наблюдатели. Их пришлось откомандировывать в другие части и в то же время пополнять полк лучшими летчиками и техниками из других соединений...
Наконец пришло распоряжение: грузиться в железнодорожный эшелон со всеми тылами полка - мастерскими, складами, кухнями. Тронулись в летний лагерь на полевой аэродром в район Богодухова, куда должны прибыть и долгожданные самолеты.
Лагерь разбили в степи. Из старых построек здесь был лишь один деревянный домик да заброшенный скотный двор с сараем, откуда ветер доносил запах навоза... По натянутой бечеве установили в два ряда палатки. Между ними срезали лопатами траву, посыпали дорожку песком - все как по уставу. Особняком поставили еще одну огромную палатку - для занятий. Штаб разместился в домике...
Как-то на вечернем построении майор Гетьман, недавно вступивший в командование полком, объявил:
- С группой летного и технического состава мы едем на авиационный завод. Не теряя времени, освоим там самолет «Н». Когда прилетим в Богодухово, начнем вывозку остальных. Всем, кто остается здесь, - продолжать изучение материальной части согласно утвержденному мною расписанию. Некоторые пособия мы уже получили…
Командир полистал записную книжку, зачитал для порядка список. Назвал пятнадцать летчиков: это были командиры эскадрилий и их заместители по строевой и политической части - самые опытные летчики…
В лагерях потянулись однообразные дни. От завтрака до обеда, а потом до ужина сидели в раскаленной на солнце огромной палатке. Старательно перечерчивали в секретные тетради путаные схемы электропроводки, бензо- и маслопитания, водяного охлаждения и непонятной даже многим техникам гидросистемы уборки и выпуска шасси. Записывали множество цифр, которые нужно было запомнить: ход поршня, диаметр винта, размах крыла...
Тем временем на заводском аэродроме летчики изучали совсекретный самолет в натуре. Пояснения давал летчик-испытатель. Он посвящал строевиков в секреты техники пилотирования…
- В штопор при не координированных разворотах не срывается, по прямой летит устойчиво даже с брошенным управлением, а садится сам. Прост, как табуретка...
«Ничего себе «табуретка», - подумали летчики. - По сравнению с Р-зет одних приборов, рычагов, кранов и всяких переключателей в кабине столько напичкано... Скорость почти вдвое больше».
Летчики подолгу просиживали в кабинах, осваивали оборудование. Подняли хвост одного самолета. Поочередно садились в кабину, запоминали взлетное положение капота двигателя относительно горизонта. Убирали шасси и выпускали его с помощью аварийной лебедки на другой машине, которая висела на подъемниках.
Но сколько ни рассказывай о повадках самолета, сколько ни просиживай в кабине, а летчикам надо давать провозные полеты. Для этого нужен учебно-тренировочный самолет той же марки со второй кабиной для инструктора и с двойным управлением - спарка. Но такого самолета еще и не построили…
Выход из положения все-таки нашли. Раздобыли спарку ближнего бомбардировщика СУ-2, у которого скорости отрыва от земли и приземления были примерно такими же, как у штурмовика. На этой спарке и давали провозные полеты с инструктором. На планировании умышленно разгоняли скорость, чтобы отработать скоростные посадки.
Настало время вылетать самостоятельно. Первым сел в кабину капитан Холобаев. Прибыл он в полк недавно на должность заместителя командира первой эскадрильи. В прошлом летчик-испытатель...
Вслед за Холобаевым удачно вылетели еще несколько летчиков».
15.06.41 г. полк первым в ВВС Красной Армии получил семнадцать Ил-2 и приступил к их освоению.
Участвовал в Великой Отечественной войне с июня 1941 г. Был командиром 4-го штурмового авиаполка 11-й сад. К началу войны в полку имелось 65 штурмовиков Ил-2.
 25.06.41 г. 4-й шап получил приказ вылететь на фронт.
Рассказывает полковник Емельяненко: «О том, что так быстро могут послать на фронт, и в голову не приходило. Ведь строем еще не летали, а из пушек и пулеметов на полигоне никому и очереди выпустить не пришлось. Этих самих «эрэсов», которые должны подвешиваться под крыльями, тоже не видели, и как прицельно сбрасывать бомбы - никто представления не имел... Заводские летчики знают, как это делать, но они из Воронежа так и не прилетели…
Четвертый штурмовой полк вылететь на фронт из Богодухова в тот же день не смог... Летчикам надо было срочно готовить для перелета карты. Нужных листов в штабе не оказалось, их можно было получить только в Харькове... Невзирая на запрет метеослужбы, командир полка на свой риск и страх выпустил на связном самолете через грозовой фронт опытного летчика...
Вечером началась склейка листов для 500-километрового маршрута. Получились огромные «простыни». Сложили их «гармошкой», а эта кипа в планшет не лезет. Пришлось резать на части.
Перелет предстоял нелегкий. Первая посадка для заправки была намечена под Брянском, в Карачеве. Штурманский расчет показал, что бензина едва хватит. Если случится какая-нибудь помеха на аэродроме, то даже уходить на второй круг рискованно...
Перед стартом самолеты стояли ровненько, а в воздухе летели роем. Многие летчики не успели, как следует освоиться с оборудованием кабины, искали приборы по надписям. Чуть замешкался, поднял голову - уже наползаешь на соседний самолет, тот шарахается в сторону, следующий - от него... Так мотались добрую половину пути, пока, наконец, не приноровились. Ведомым за весь полет так и не пришлось воспользоваться огромными картами. Тут уж не до ориентировки - взгляда от соседа не отвести. Где летели - мало кто знал. Вся надежда была на ведущих…
После посадки недосчитались нескольких самолетов, что имели меньший запас горючего. Они сели где-то на вынужденную, не долетев до Карачева...
Начались поиски. Одновременно готовились к дальнейшему перелету. Летчики сами заправляли самолеты, - техники на транспортных ЛИ-2 еще не прибыли. Потом прокладывали маршрут на Минск…
Не успели вроде и глаз сомкнуть, как начали будить… В кромешной тьме под проливным дождем летчики разбегались на стоянки. Номера своих самолетов узнавали во время вспышек молний. Кто уселся в кабину и закрылся от дождя колпаком, а иные примостились на корточках под крылом и курили одну папиросу за другой... Дождь, наконец, прекратился, на востоке посветлело. Хлопнула зеленая ракета - сигнал к запуску моторов. Эскадрилья за эскадрильей снова поднялись в воздух.
Посадка была намечена в районе Старого Быхова. На половине пути попали в полосу сильного дождя. Тут уж ведомые без всякой команды прижимались к ведущему, чтобы не потерять из виду - летели, словно пришитые - крыло в крыло. На сей раз, долетели все до единого, кто стартовал в Карачеве…
На летном поле копошились сотни людей с лопатами и носилками - строили бетонную взлетно-посадочную полосу. В центре аэродрома высились кучи песка и щебня, сновали грузовики. Кроме штурмовиков, сюда садились истребители и бомбардировщики. Справа от строящейся полосы самолеты планировали на посадку, а слева в это же время взлетали».
27.06.41 г. 4-й шап получил боевое крещение. Летчики полка нанесли бомбоштурмовой удар по колонне германских танков и мотопехоты на Слуцком шоссе в районе Бобруйска на рубеже реки Березина. Это был первый боевой вылет Ил-2.
Полковник Емельяненко рассказывает: «Технического состава было раз-два - и обчелся: один техник и один оружейник на пять самолетов. Оружейники распаковывали большие красные ящики, только что доставленные транспортным самолетом из Москвы. Там были «эрэсы». Оружейники впервые занялись их установкой под крылья. Инструктировал их заводской инженер в штатском. На одном самолете что-то фыркнуло, и огненная комета со свистом улетела за лес: «эрэс» у кого-то сорвался, - бортовую электросеть забыли отключить.
Многотрудный день был уже на исходе, как вдруг командира первой эскадрильи капитана Спицына и его заместителей старшего политрука Филиппова и капитана Холобаева срочно вызвали к командиру полка.
Они представились суровому на вид полковнику с двумя орденами Красного Знамени на шевиотовой гимнастерке и с огромным маузером в деревянной кобуре. Это был Николай Федорович Науменко[2], возглавивший теперь авиационную группу Западного направления. Прибывшим летчикам Науменко сказал:
- Втроем полетите на разведку боем в район Бобруйска. Что увидите восточнее реки Березины, не трогать, а западнее - бить. Ясно?..
Летчики козырнули, сделали поворот кругом через левое плечо и заспешили к своим самолетам. И только теперь у них стали один за другим возникать вопросы. Что, собственно, надо разведать? Какие цели бить, и каким оружием? Насколько надо углубляться на запад за реку Березину?..
Холобаев быстро зашагал к своему штурмовику... Оглянувшись, заметил инженера полка по вооружению...
- Как тут установить электросбрасыватель на бомбометание?.. А сбрасыватель «эрэсов»?
Дремлюк... нахлобучил на самые брови пилотку, поскреб пятерней затылок.
- Вот что, товарищ капитан, вы минуточку подождите, а я позову заводского инженера, он заодно и про «эрэсы» расскажет. - И Дремлюка словно ветром сдуло с крыла.
Но ждать было некогда: самолеты Спицына и Филиппова уже тронулись со стоянок. Холобаев запустил двигатель, дал газ, тоже порулил на старт… Вслед за самолетом, согнувшись в три погибели и придерживая руками головные уборы, бежали двое - Дремлюк и заводской инженер в серой клетчатой кепке. Уже на линии старта они вскарабкались на центроплан, уцепились с обеих сторон за борта кабины, склонились к летчику и начали объяснять ему что-то в оба уха. Холобаев успел спросить у заводского инженера.
- А как прицеливаться при пуске «эрэсов»?
- Да наводи вот это перекрестье на цель - и жарь!
- Ясно! Живо скатывайтесь, будем взлетать...
Взлетели, построились клином, легли на расчетный курс, засекли время. «Как отличить противника? - думали летчики. - Линии фронта на карте нет, обстановка неясная, не ударить бы по своим»...
Вот и Березина. На восточном берегу войск не видно. Где же та сила, которая должна остановить фашистов на этом водном рубеже? Слева по курсу, на западном берегу виден Бобруйск, над ним зловеще клубится черный дым. Что там происходит?
Штурмовики неслись над самыми верхушками густого леса западнее Березины, где нужно искать противника. Летчики увеличили скорость, закрыли бронезаслонки маслорадиаторов, чтобы не пробило пулей или осколком. Есть такое указание в инструкции, чтобы перед атакой закрывать. Подошло расчетное время, начали разворот; левое крыло консолью чуть не чиркает по макушкам сосен, правое вздыбилось к небу. Еще не закончив маневр, выскочили на Слуцкое шоссе, а там - колонна...
Впрочем, то, что увидели летчики, нельзя было назвать колонной. Это был сплошной поток техники: танки, тупоносые, крытые брезентом грузовики, тягачи с пушками и бронеавтомобили - в несколько рядов движутся в сторону Бобруйска. По обочинам дороги прыгают на кочках мотоциклы с колясками. И не видно ни начала, ни конца этой лавины… Вдруг заметили на танках белые кресты. Спохватились: противник!! Но почему так нахально-беспечны фашисты? Сидят на башнях танков и бронеавтомобилей с засученными до локтей рукавами, свесив ноги в открытые люки, не прячутся, не стреляют?
Вывод из разворота закончили как раз над самой колонной... Бомбы сбросили на глазок, не целясь: по такому скопищу техники с малой высоты промазать просто невозможно - там яблоку негде упасть!
Разрывов своих бомб со взрывателями замедленного действия летчики наблюдать не могли, но в колонне началось замешательство. Холобаев увидел, как столкнулись два грузовика, один из них повалился в придорожную канаву, из других машин посыпались солдаты, мотоциклисты метнулись в стороны от дороги. И помчались к лесу. И тут же с земли к самолету потянулись светящиеся пунктиры… Вскоре уже целые снопы стремительных искр пронизывали небо вокруг. Холобаев на какое-то время оцепенел - впервые увидел такое. Вздрогнул от короткого, но сильного щелчка, которого не услышал сквозь гул двигателя, а скорее ощутил всем телом. Тут же заметил на лобовом бронестекле белое пятнышко и расходившуюся от него лучистую изморозь. «Чем-то влепило! - и только теперь будто очнулся… Пальцы зашарили по ручке управления, но не сразу нашли кнопку пуска «эрэсов»… Самолет клюнул носом… «Эрэс» взорвался совсем недалеко, в самой гуще колонны. Да как взорвался! Летчик глазам своим не поверил: обломки большого грузовика, клочья брезента и еще чего-то поднялись в воздух и странно зависли, как в кадре замедленной киносъемки. Вот это влепил! Но войск впереди тьма, самолет обстреливают со всех сторон. Надо и ему бить, а чем? Вспомнил: «Пушками же!» Нажал на гашетку - пушки молчат…
Пока возился с перезарядкой, да в душе ругал Дремлюка, впереди уже показалась окраина Бобруйска. Дым тянуло ветром вкось, и он закрывал город. Холобаев круто развернулся от этой темени влево, пролетел низко над самыми крышами деревянных домов. Вырвался из дымной пелены на северную окраину города, а там тоже невиданное скопище войск. «И тут противник!» Взмыл вверх, потом с углом пошел к земле, нажал на гашетку - затрещали скорострельные пулеметы. Эх, до чего же они хорошо стригут фрицев разноцветными трассами! Вспыхнула автомашина. Еще одна загорелась... И вдруг что-то блеснуло рядом, послышался звенящий удар, и так тряхнуло штурмовик, что тяжелая бронекрышка над горловиной бензинового бака встала перед глазами вертикально. Только выровнял самолет - еще удар. Самолет провалился, летчик отделился от сиденья, привязные ремни врезались в плечи, а крышка бензобака вновь встала вертикально. Летчик понял - это зенитки. «Ну, видать, и тебе тоже крышка, Костя Холобаев!» Бросил самолет в одну сторону, в другую, продолжал стрелять длинными очередями, не щадя пулеметных стволов…
Пулеметы уже смолкли - полторы тысячи патронов израсходованы, а Холобаев все еще продолжал швырять штурмовик то вверх, то вниз, направляя его на вражеские машины. Глядь - он уже над Березиной, горящий Бобруйск остался позади. Впереди зеленый лес, и там зримо ощущается тишина. Лишь мотор надрывно тянул высокую ноту.
Холобаев довернул самолет правее, установил курс на свой аэродром. Солнце теперь светило со стороны хвоста, и пучок света осветил кабину. По лобовому стеклу ползла масляная пленка, искрились капельки воды. Глянул на приборы: стрелка давления масла - у нуля, а температура воды и масла - на пределе, у красной черты. Летчик почувствовал едкий запах гари... Сообразил, что он все еще летит на максимальных оборотах, а бронезаслонку маслорадиатора после атаки открыть забыл. От этого перегрелся двигатель! Двинул рукоятку заслонки от себя, сбавил обороты... Температура воды начала постепенно снижаться, перестало ее выбивать...
Холобаев зарулил на стоянку к опушке леса... К нему бежали летчики и техники... Летчик сдернул с головы шлем, освободился от парашютных лямок. Привстал на сиденье, уперся руками в переплеты фонаря, привычно, легко перенес сразу обе ноги за борт кабины и... с грохотом провалился! Затрещал зацепившийся за что-то комбинезон, руку больно резануло. Подбежал Комаха, помог летчику выбраться из огромной дыры с рваными краями дюраля, зиявшей в центроплане. Холобаев отошел от самолета, посмотрел на него со стороны и вначале не поверил своим глазам. Штурмовик был буквально изрешечен пробоинами разных размеров. Новенького красавца невозможно было узнать…
Холобаева обступили. Кто-то спросил:
- Что же это?..
Он поднес к губам кровоточащую ладонь, зло сплюнул на траву…
- Зенитки».
После уничтожения на земле более половины самолетного парка ВВС ЗапОВО 4-й шап являлся самой боеспособной частью фронта. Однако в условиях неразберихи первых дней войны, при полном отсутствии связи с вышестоящим командованием, майору Гетьману приходилось самому себе ставить боевые задачи.
Рассказывает полковник Емельяненко: «Нелегкое дело решиться на боевые действия по собственному усмотрению. Еще труднее оказалось это решение осуществить.
Боевая обстановка, полная неожиданностей, требовала ставить перед каждой из пяти эскадрилий задачи, а у командира полка не было даже штаба, который все еще находился где-то в пути от Харькова. По всему было видно, что в Старый Быхов эшелону скоро не прибыть: железные дороги непрерывно бомбила фашистская авиация. Сюда, на прифронтовой аэродром, вместе с техническим составом на транспортных самолетах прибыли лишь несколько офицеров штаба…
Перед войной любили подшучивать над связистами: «Связь в бою - святое дело, когда надо - ее нет». Но сейчас было не до шуток... Наземная радиостанция фактически бездействовала: самолетные приемники по-прежнему только оглушали летчиков шумом и треском, к тому же при полете на малой высоте дальность радиосвязи была очень незначительной. Многие летчики начали сами снимать приемники, чтобы не возить «лишний груз»... Когда начались встречи с «Мессершмиттами», то кое-кто подумал, что противник пеленгует работающие самолетные станции и поэтому так точно наводит свои истребители на штурмовиков. Некоторые летчики даже сбили торчащие позади кабины стойки антенн.
В этих условиях пришлось прибегнуть к пешей связи, хоть и самой древней, но зато безотказной.
У командного пункта - палатки майора Гетьмана - дежурили по три посыльных от каждой эскадрильи. Они постоянно были в разгоне: то передавали приказания, то донесения. Пошли в ход и обычные сигнальные ракеты. Зеленые - значит, взлет; одна ракета - начинать работать первой эскадрилье; а если пятой - то пять ракет. Красные ракеты, издавна применявшиеся для запрещения взлета или посадки, теперь означали сигнал выхода из-под удара - экстренного взлета всего полка в случае налета на аэродром авиации противника. И еще каждому механику было вменено в обязанность устанавливать винт в положение, соответствующее готовности самолета. Если штурмовик исправен и полностью готов к вылету, то одна из трех лопастей должна быть установлена строго вертикально вверх; у самолета, который не готов, две лопасти должны торчать наподобие рогов, а третья опущена вертикально вниз. По этим признакам командир полка издали определял, сколько самолетов в эскадрильях к вылету готово. Потом пошли в ход и жесты командира. А началось все с одного случая.
Прибежал как-то посыльный из эскадрильи и доложил командиру полка, что мост у Бобруйска разбит, а вернувшиеся с задания летчики обнаружили, что противник наводит другой мост, значительно южнее - у Доманово. В это время уже взлетало очередное звено. Оно должно было сделать круг над аэродромом, чтобы собраться, а затем лететь на Бобруйск, где ему, как оказалось, делать было нечего. Как же изменить штурмовикам задачу?
До подхода самолетов к аэродрому майор Гетьман успел отбежать подальше от своей палатки. Когда появилось звено, он замахал руками, привлекая внимание ведущего. Тот качнул с крыла на крыло - заметил. Командир показал в направлении на Бобруйск и тут же скрестил высоко поднятые руки: туда не ходить! Потом сдернул с головы пилотку и начал махать ею в другом направлении - иди туда! И вдруг ведущий, к изумлению всех, еще раз качнул с крыла на крыло и лег на новый курс!
Через час возвратившийся с задания летчик докладывал командиру полка:
- Били мост южнее Бобруйска, у Доманово.
- Ну как же ты, дорогой мой, понял меня?!
- А чего же тут не понять: на Бобруйск крест показали - запрет, значит, а пилоткой дали новый курс. Вот и я отвернул влево...
Гетьман троекратно расцеловал летчика.
В тот же день было объявлено: всем после взлета проходить над палаткой Гетьмана и следить за его сигналами...
В порядке номеров эскадрилий штурмовики тройка за тройкой… на бреющем полете уходили на запад бомбить понтонные мосты на Березине. Через некоторое время в воздухе образовался «конвейер»: очередные группы все еще взлетали, а другие уже садились, чтобы заправиться горючим, подвесить бомбы - и снова в бой...
Штурмовики уходили на запад тройками, а возвращаться начали иногда парами, а то и по одному. Крылья самолетов были продырявлены. Летчики докладывали о сильном зенитном огне у переправ: к середине дня участились случаи встреч с вражескими истребителями. При подходе к Березине «мессершмитты» безбоязненно атаковали штурмовиков со стороны хвоста, где огневой защиты от них не было...
Обстановка по-прежнему оставалась неясной.
Сверху информация в полк не поступала, а сообщения Совинформбюро были чересчур краткими. К тому же в них приводились сведения трехдневной данности…
За первые три дня боевых действий потеряли двадцать летчиков... Таких потерь никто не ожидал. Ведь в финскую кампанию полк совершил более двух тысяч боевых вылетов на незащищенных броней самолетах Р-зет, а потеряли только одного летчика. Да и эта потеря была не боевая: при взлете самолет зацепился за макушку дерева и сгорел. Теперь же летали на новейших бронированных штурмовиках, а такая убыль...
Гетьман с Рябовым решили, что воспрепятствовать переправе противника на восточный берег - главная задача...
- Будем бить по понтонным мостам».
1.07.41 г. в связи с угрозой выхода танков противника в район Старый Быхов 4-й шап перелетел на аэродром в 50 км юго-восточнее Климовичей. Последний самолет взлетал под огнем немецких танков.
После перебазирования полк вошел в состав 11-й смешанной авиадивизии, которой командовал дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Кравченко.
2.07.41 г. за уничтожение девяти переправ через Березину личный состав 4-го шап получил благодарность от командующего Западным фронтом.
К 4.07.41 г. в полку оставалось лишь девятнадцать Ил-2. В боях под Бобруйском погибли двадцать летчиков полка.
На рассвете 9.07.41 г. 4-й шап нанес мощный удар по Бобруйскому аэродрому.
Полковник Емельяненко рассказывает: «По наблюдениям летчиков и данным агентурной разведки, там в эти дни сосредоточилось несколько авиационных эскадр. Нашлись очевидцы, сообщившие важные сведения о Бобруйском аэродроме. Говорили, что он напоминает авиационную выставку: самолеты стоят без всякой маскировки в несколько рядов, почти впритык друг к другу. И вообще фашисты чувствуют себя там в полной безопасности, как дома. Рядом с аэродромом казино, где летчики пьют шнапс.
Командир полка сидел в землянке и уяснял боевую задачу. Одним ударом по самолетам на стоянках можно нанести авиации противника такой урон, какого иными средствами нельзя добиться даже за длительный срок... Удар будет эффективным при наличии достаточных сил. А где их взять, эти силы, если в полку и трети самолетов уже не осталось, а из имеющихся несколько неисправных...
Может случиться и так: штурмовики будут подходить к Бобруйскому аэродрому, а там никакой «авиационной выставки» нет и в помине - только опустевшие стоянки... У авиации ведь режим, как у птиц: с рассветом - все на крыло, а в гнездо только к вечеру. Значит, чтобы не прилететь на опустевший аэродром, надо упредить противника. Поэтому генерал Кравченко и приказал нанести удар на рассвете. Выходит, что самим нужно взлетать затемно. Но вот загвоздка: на штурмовиках никто в ночное время еще не летал. Что ж, придется отобрать наиболее подготовленных пилотов…
Не так давно полк был полностью укомплектован. Все было расписано и разложено по полочкам - от первой до пятой эскадрильи. Теперь же эскадрильи и звенья распались...
Давно уже стемнело, а командир полка все еще сидел в землянке. Перед ним лежал листок бумаги, на котором продолговатыми крестиками изображены самолеты, под каждым из них проставлены бортовые номера. Крестики эти расположены уголком по три - звеньями. Звенья одно за другим растянулись от верхнего обреза листка до нижнего - в колонну. Такой будет боевой порядок в воздухе, так и полетят. Возле каждого самолета командир подписывает фамилию летчика. Себя сразу первым поставил в голове колонны. Подолгу задумывается, формируя звенья…
Еще до рассвета зарокотали моторы. Из выхлопных патрубков заструились лохмы сине-багрового пламени. Огонь лизал бока бронекорпуса, а на повышенных оборотах дотягивался до самой кабины… Огонь по обеим сторонам капота мотора ослеплял сидевших в кабинах летчиков. Даже костер на противоположном конце летного поля, служивший световым ориентиром для выдерживания направления при взлете, трудно было различить в отсветах этого пламени.
Командир полка начал выруливать для взлета - за ним остальные... Оторвавшись от земли, летчики отыскивали ушедшие вперед самолеты по навигационным огням.
Ведущий пошел по большому кругу. Когда под крылом скрылся слабо мерцавший аэродромный костер, он засек время и взял курс на Бобруйск…
Не доходя до Березины, Гетьман, а вслед за ним и другие летчики выключили навигационные огни. Ведомые неотступно следуют за командиром. Они будут повторять все, что сделает ведущий над целью.
При подходе к Бобруйску штурмовики пошли еще ниже, а впереди по небу уже побежали торопливые трассы, в рассветном небе засверкали вспышки зенитных снарядов. Слева по курсу видна взлетно-посадочная полоса, по обе стороны от нее плотными рядами поблескивают самолеты. Ведущий с доворотом пошел в атаку.
Из-под крыльев штурмовиков дымным росчерком рванули «эрэсы», короткие вспышки блеснули в рядах бомбардировщиков. Полыхнул огонь, закувыркались обломки. Понеслись пулеметно-пушечные трассы... А у самой земли от штурмовиков отделились стокилограммовые бомбы. От их взрывов заполыхали «юнкерсы» и «мессершмитты», подготовленные к боевому вылету. Не успели-таки взлететь вражеские самолеты...
Самолет командира полка снижался над своим аэродромом, оставляя за собой дымный след. Мотор давал перебои. Приземлился, отрулил в сторону, выключил мотор... Подбежали техники и сразу начали орудовать у кабины молотками и ломиками: от удара зенитного снаряда, оказывается, заклинило фонарь. Помогли Гетьману выбраться из кабины: он с головы до пят был залит маслом, белели только зубы да белки глаз. Командир с трудом держался на ногах. Его отвели под руки в сторонку, он присел на пенек, склонился и несколько минут не мог вымолвить ни слова, а только кашлял и отплевывался маслом»
В этот день 4-й шап еще два раза штурмовал Бобруйский аэродром. По данным разведки была сильно повреждена взлетно-посадочная полоса, уничтожено и повреждено двадцать три бомбардировщика и сорок семь истребителей.
10.07.41 г. наземный состав 4-го шап, наконец, догнал свой полк.
Полковник Емельяненко рассказывает: «Железнодорожный состав, в котором следовал из Богодухова на фронт штаб полка со всякими хозяйственными службами, по нескольку часов простаивал на пустынных перегонах... График движения поездов из-за непрерывных бомбежек постоянно срывался, и длинную вереницу составов время от времени проталкивали в порядке живой очереди...
После отлета 4-го штурмового полка на фронт в Богодухове оставалось ни много, ни мало 400 человек, да еще всякое штабное имущество полка, подвижные авторемонтные мастерские, хозяйственная часть с запасами обмундирования, продовольствия, полевыми кухнями...
Через полмесяца после отлета штурмовиков на фронт, остальной личный состав с имуществом был переброшен несколькими рейсами автотранспортом из Гомеля в Ганновку. Прибывшие из Богодухова увидели там уже не тот полнокровный полк, который на рассвете 27 июня поднялся в воздух, а его остатки: с десяток штурмовиков и всего лишь 18 летчиков».
Всего в июне-августе 1941 г. летчики 4-го шап совершили 427 боевых вылетов.
20.08.41 г. на аэродроме Писаревка полк передал три оставшихся самолета 215-му штурмовому авиаполку и убыл на переформирование в г. Воронеж, в 1-ю запасную авиабригаду.
В соответствии с новым штатным расписанием в полку стало только две эскадрильи.
17.09.41 г. все двадцать четыре Ил-2 полка перелетели из Воронежа на полевой аэродром близ Гуляй-Поля и продолжил боевые действия в составе ВВС Южного фронта.
Но командир 11-й сад генерал-лейтенант авиации Кравченко не забыл о нем. Он потребовал срочно представить списки на награждение летчиков, отличившихся в июне-августе на Западном фронте. Наградные листы сгорели во время бомбежки, но по приказу комдива были восстановлены.
4.10.41 г. майору Гетьману Семену Григорьевичу было присвоено звание Герой Советского Союза.
В тот же день Указом Президиума ВС СССР за отличное выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество 4-й шап был награжден орденом Ленина. Орденами и медалями были награждены тридцать два летчика и техника. Майору Гетьману была вручена медаль «Золотая Звезда» № 566. К этому времени полк совершил более 600 боевых вылетов.
К началу октября положение на Южном направлении резко ухудшилось Фронт широкой волной начал откатываться на восток - к Харькову, Донбассу, Ростову, - пока не задержался на следующем оборонительном рубеже по рекам Северный Донец и Миус.
Зимой 1942 г. 4-й штурмовой ордена Ленина авиаполк продолжал наносить мощные бомбоштурмовые удары по противнику.
7.03.42 г. «за проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава» приказом Народного комиссара обороны СССР № 70 4-й шап был преобразован в 7-й гвардейский штурмовой авиаполк.
К 12.05.42 г. в составе 7-го гшап осталось всего 3 исправных и 5 неисправных Ил-2, и вскоре он был выведен на переформирование.
18.05.42 г. подполковник Гетьман был назначен командиром формирующейся 230-й штурмовой авиадивизии[3], которой командовал до конца войны.
С конца мая 1942 г. дивизия под его командованием в составе 4-й ВА участвовала в боях на Сталинградском направлении, обороне Кавказа и в прорыве «Голубой линии».
Вспоминает Главный маршал авиации Вершинин: «При выполнении боевых заданий особенно отличились летчики… 230-й штурмовой дивизии.
Успешно действовали наши «илы» 26 января. Они штурмовали железнодорожные станции на участке Мирская - Тихорецк. Летая в течение всего дня малыми группами - парами и звеньями, - они произвели до 50 самолето-вылетов.
Наиболее результативным был вылет штурмовиков лейтенанта С.И. Смирнова и младшего лейтенанта С.А. Слепова. В восемь часов утра они нанесли удар по станции Малороссийская. В момент налета там находились четыре эшелона с боеприпасами и горючим. С высоты 150 метров «илы», пикируя под небольшим углом, сначала сбросили эрэсы, затем прочесали железнодорожное полотно пулеметно-пушечным огнем, а в заключение сбросили бомбы со взрывателями замедленного действия. Станцию охватил пожар, который все время усиливался. Взрывы продолжались более суток и были видны с расстояния 30 километров. Позже воздушная разведка установила, что из четырех эшелонов уцелело лишь два вагона. Все сооружения были разрушены, и станция полностью вышла из строя. Из тяжелых немецких танков, подготовленных для погрузки, лишь нескольким удалось уйти из-под штурмовки, а около 60 из них сгорело.
Насильственно мобилизовав местное население, гитлеровцы четверо суток прокладывали новую колею. Но им удалось пропустить по ней только один эшелон: в тот же день станция была занята нашими войсками.
Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин в своем приказе от 4 мая 1943 года высоко оценил мужество и боевое мастерство, проявленные Смирновым и Слеповым во время налетов на станцию Малороссийская. Он подчеркнул, что их поучительный опыт необходимо обобщить и широко внедрить в авиации при борьбе с железнодорожными перевозками противника[4]».
22.02.43 г. подполковнику Гетьману было присвоено воинское звание «полковник».
Вспоминает полковник Емельяненко: «Прилетел полковник Гетьман. Прошел почти год, как его перевели с 7-го гвардейского в дивизию, но к своему полку его тянуло. При удобном случае он старался заглянуть к нам, чтобы по душам побеседовать с летчиками и техниками».
Весной 1943 г. учитывая возросшую роль штурмовиков в наступательных операциях и то, что враг усилил свою противовоздушную оборону за счет зенитных средств, газета 4-й ВА «Крылья Советов» по рекомендации политотдела и руководящего летного состава провела заочную тактическую конференцию по использованию противозенитного маневра. Итоги конференции подвел полковник Гетьман в статье «Приемы противозенитного маневра». Он предложил ряд схем построения штурмовиков при атаках различных целей, прикрываемых зенитным огнем. Этот методический материал представлял большую ценность для летчиков-штурмовиков.
В сентябре-октябре 1943 г. полки дивизии принимали участие в Новороссийско-Таманской стратегической наступательной, а в ноябре в Керченско-Эльтигенской десантной операциях. Они поддерживали огнем десантников, сбрасывали на плацдарм контейнеры с боеприпасами, продовольствием и медикаментами.
В апреле-мае 1944 г. 230-я шад участвовала в освобождении Крыма и штурме Севастополя.
Главный маршал авиации Вершинин вспоминает: «Удачными были налеты штурмовиков 230-й авиационной дивизии по вражеским железнодорожным составам, направлявшимся на запад от станции Семь Колодезей, а также на участке между Ташлыяром и Ак-Монаем.
Помимо срыва перевозок противника нам удалось сохранить от разрушения железнодорожный путь протяженностью около 60 километров и ряд искусственных сооружений на участке Керчь - Владиславовка...
11 апреля в 8 часов 30 минут двенадцать Ил-2 7-го гвардейского штурмового полка… с высоты 160 - 200 метров и снижением до бреющего полета нанесли бомбово-штурмовой удар по двум железнодорожным эшелонам на станции Ташлыяр.
Зайдя на цель с северо-запада под углом 30 градусов к железнодорожным путям, первая четверка атаковала паровоз и головные вагоны, вторая — центральную часть состава, третья - второй эшелон. Развернувшись для повторного удара, летчики увидели шесть горящих вагонов, которые закрыли выход со станции[5]».
В начале июня 1944 г. дивизия Гетьмана была переброшена в Белоруссию и в составе 2-го Белорусского фронта участвовала в освобождении тех самых мест, где 4-й шап получил боевое крещение.
23.06.44 г., в первый день Белорусской стратегической наступательной операции, летчики 230-й шад до самого вечера непрерывно атаковали передний край вражеской обороны. Группа за группой шли на запад к Могилеву, подавляли огонь артиллерийских батарей, штурмовали выдвигавшиеся из глубины колонны войск, жгли машины и танки.
28.06.44 г. был освобожден Бобруйск.
1.07.44 г. полковнику Гетьману было присвоено воинское звание генерал-майор авиации.
В январе-апреле 1945 г. дивизия под его командованием участвовала в Восточно-Прусской и Восточно-Померанской стратегических наступательных операциях.
В 1948 г. генерал-майор авиации Гетьман окончил Военную академию Генштаба.
С 1955 г. - в запасе. Жил в Москве.
30.8.85 г. умер.
Герой Советского Союза (4.10.41). Награжден двумя орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденами Суворова 2-й степени, Кутузова 2-й степени и Богдана Хмельницкого 2-й степени, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, орденами Красной Звезды и «Знак Почёта», медалями.

Примечания:
 [1]Впоследствии 7-й гвардейский штурмовой авиационный Севастопольский ордена Ленина Краснознаменный полк.
 [2] Науменко Николай Федорович (1901-1967), генерал-полковник авиации (1944). В РККА с 1918 г. Участвовал в Гражданской войне. Был командиром взвода 1-го кавполка особого назначения. Член РКП(б) с 1922 г. В 1925 г. окончил кавалерийскую школу, в 1928 г. - школу летнабов, в 1934 г. - Курсы усовершенствования начсостава, в 1936 г. - курсы по подготовке лётчиков при 1-й военной школе летчиков им. тов. Мясникова в Каче. Был летнабом, начальником штаба эскадрильи, командиром авиаотряда, эскадрильи, авиаполка. С 1938 г. - командир авиабригады. Участвовал в советско-финской войне. С 1940 г. - командир авиадивизии, с 1941 г. - командующий ВВС Орловского военного округа. Участвовал в Великой Отечественной войне. В 1941-42 гг. был зам. командующего, а затем командующим ВВС Западного фронта. С сентября 1942 г. - командующий 4-й ВА Северо-Кавказского фронта, с мая 1943 г. - командующий 15-й ВА Брянского, а затем 2-го Прибалтийского фронтов. С 1953 г. - в отставке.
 [3]Впоследствии 230-я штурмовая авиационная Кубанская Краснознаменная ордена Суворова дивизия.
 [4] Вершинин К.А. Четвертая воздушная. – М.: Воениздат, 1975. С. 204.
 [5] Вершинин К.А. Указ. соч. С. 332.