Игрушка-детство

В стремительно темнеющем осеннем небе засияли первые проблески надвигающейся грозы. Еще не слышен был гром, но молнии вспыхивали с поражающей частотой и яркостью. Я не очень любила, да и сейчас не люблю грозу ночью. Глазу не за что зацепиться в полнейшем мраке, но всё равно это зрелище завораживающее. Выглядит это так, словно в небесах за раз включили триллионы стоваттовых лампочек, и тут же выключили, испугавшись, что не хватит денег, чтобы оплатить подобное баловство. Что ж, боги тоже имеют право бояться.
Я сидела на своей кроватке, когда за окном впервые полыхнула молния, и укладывала спать свои игрушки. Я помню, как делала это каждый вечер, причем в мельчайших подробностях. Для меня это был особый детский ритуал перед сном. У каждой моей игрушки было свое место на кровати: например, рыжий ежик лежал у самой стены, далее следовала коричневая белка, желтый медвежонок, а мой любимец - голубой мышонок в шляпке на одно ухо - всегда находился рядом со мной. Именно этот состав долгие годы отнимал у меня большую часть кровати, но я даже и не думала, что может быть как-то иначе. А уж о том, что плюшевые друзья вовсе не живые, не могло быть речи! Конечно же, они живые! Поэтому их нужно обязательно поместить головками на подушку, укутать одеяльцем и - не дай Бог - не перепутать личное место каждого. Вдруг обидится? А я очень не любила обиды: ни свои, ни чужие, ни, тем более, игрушечные. 
За стенкой, в соседней комнате собиралась в ночную смену мама. Честно говоря, я не знаю, каким образом у нее вышло получить эту должность (она работала официанткой в  кафетерии), если брать в расчет все её личные качества, но получила и получила: дело её, мои конфеты. Судя по доносящимся звукам, мама вновь прыгала в одной туфле по комнате, оставив поиски второй до самого выхода. Не удивлюсь, если ее юбка еще не была застегнута и болталась на бедрах, блузка, наверняка, висела на какой-то вешалке, зато белье было подобрано "идеально": синий верх и красный низ. А впереди её еще ждал макияж... (Теперь вы понимаете, почему я удивлена маминой "профессии"?) Сколько себя помню, мама всегда была настолько рассеянной, что порой доходило до абсурда (это я про манную кашу, политую кетчупом с майонезом). Но родителей не выбирают, поэтому я её любила. 
Кстати, о родителях, которых по общепринятым меркам должно быть двое. Отец обещал прийти домой с минуты на минуту. Обычно он пропадал по вечерам в гараже или в спорт-баре со своими приятелями (хотя мне почему-то кажется, что чаще всего они пили всё же на улицах). В шесть лет ребенка мало кто оставляет на ночь одного, пусть даже тот и отличается особым смирным поведением и обещает лечь спать, как только закроется входная дверь. По крайней мере, в моей семье и семьях моих друзей дети до десяти лет всегда находились под чуткой опекой взрослых. (Как можно назвать опекой пьяный храп из соседней комнаты, мне так никто объяснить и не удосужился.)
Обратив внимание на существенные изменения погоды за окном, мама громко чертыхнулась: ей опять придется подыскивать нужную пару туфель, в которых не страшно топать по лужам, а уж что будет с её укладкой, я понятия не имела (мамин зонт я сломала еще месяц назад, новый она купить, конечно же, забыла).
-Катя, я пришел!-повторный поток ругани прервал мой отец, нарисовавшийся в дверном проеме квартиры. Насколько я могла судить по этой короткой фразе, Константин Александрович был невообразимо трезв.
Мама выглянула из комнаты, видимо, тоже удивленная уверенно стоящим голосу и телу, и тут же вернулась к своему ежебудничному ритуалу.
-Котик, ты не возражаешь, если я возьму на ночь твой плащ? А то там такой ливень...-залебезила мать.
Я ожидала, что отец снова ее прервет и скажет, чтобы не распускала перед ним нюни (он их на работе, видите ли, навидался), но нет - отец сегодня удивлял по-полной. Я слышала, как он снял ботинки в прихожей и прошествовал в спальню. Затем пару минут в квартире стояла тишина, которую даже я не решилась нарушить колыбельной для своих игрушек, а после был истеричный крик матери: "Я, правда, могу это всё потратить?! Ты не шутишь?!".
Сумма маминых будущих растрат волновала меня, а значит и моих игрушек, меньше всего, поэтому я вновь начала готовиться ко сну, не обращая внимания на взрослых. У них свои дела, а у меня свои - тоже, между прочим, не менее важные.
Я уложила мышонка на свою подушку и подоткнула одеяльце. Конечно, проще было бы сначала мне лечь в постель, а потом накрывать всю детскую собратию своим одеялом, но почему-то ребенком меня эта мысль никогда не посещала, и я делала с точностью до наоборот: клала игрушки, укрывала их одеялом, а после сама забиралась под него, стараясь не растормошить уже "задремавший" зверинец.
Взглянув на маленьких с видом умилённой родительницы, я прошла к стенному выключателю в комнате и нажала на кнопку. Несмотря на щедрость отца, которую подмечали не только родственники, но и друзья нашей семьи, отец  был очень щепетилен по вопросу экономии электроэнергии, поэтому я всегда спала в темноте. Даже когда было немного страшно. И даже когда не немного – как при той грозе.
Прошлёпав босыми ногами до кровати, я взяла из заготовленной заранее под подушкой коробочки конфетку-монпасье и положила её на язык. Эта привычка – засыпать с леденцом во рту – пошла у меня лет с двух, когда маме уже не удавалось успокоить меня обычной соской, поэтому она клала мне на язык конфету, и я, довольная, вмиг сворачивала свой вечерний концерт. О том, что подобный метод опасен и ребенок может задохнуться во время сна, если не съест конфету заранее, моя мама и понятия не имела. (Вы же еще помните насчет моей мамы?)
Я забралась в кровать и, как послушный ребенок, сложила ручки поверх одеяла. На улице всё еще бушевала гроза, сверкали молнии, тяжелые капли колотили по оконному стеклу, а ветер никак не хотел униматься. И хоть я считала себя уже достаточно врослой (аж пять лет!), чтобы не бояться стихии, но всё же заснуть в столь шумной атмосфере мне не удавалось, поэтому я просто лежала, уставившись в не задернутое шторами окно.
Я услышала, как хлопнула входная дверь, провожая опаздывающую к смене маму. Она даже не заглянула, чтобы пожелать мне спокойной ночи, но я и не ждала этого лет с трёх (как только научилась сама доставать конфеты из ящичка на кухне).
Однако ко мне зашел отец. Увидев, что из открытой форточки на подоконник натекла большая лужа, он быстро подошел и закрыл ставню.
- Спишь уже?
Я отрицательно мотнула головой.
-Тогда чего не подошла и не закрыла окно? Или захотелось устроить у себя в комнате море-океан? – отец усмехнулся, оценив собственный юмор, а я лишь вновь помотала головой. Мне не хотелось, чтобы тут был океан, игрушки промокли и заболели, но и достать до высокой форточки при моем метр с кепкой мне не удавалось.
Отец разгладил свои широкие усы и подошел ко мне, сев на край кровати.
- Боишься?
Я опять покачала головой.
-Да не боись, я никому не скажу, - улыбнулся отец, видимо, решив, что я не хочу ему признаваться в собственных страхах. Ну да, есть немного. Например, я не хочу, чтобы отец узнал, что мой новый четырехколесный велосипед был сломан на следующий же день после покупки, а папину удочку с тройным поплавком я отдала Вовке из дома напротив: он обещал поймать для меня золотую рыбку в пруду.
- Двигайся, - произнес отец и потормошил меня, чтобы я уступила ему местечко. – Полежу я тут с тобой немного, пока не заснешь.
Не ожидая от него подобных действий, я машинально сдвинулась на кровати в сторону и тут же обернулась на игрушки: не сильно ли я их потревожила своим перемещением. Есть немного, и я поспешила исправить нарушившуюся идиллию. В это время отец, наигранно крехтя, улегся на бок на самом краешке моей кровати и провел рукой по моим волосам. Я встрепенулась и посмотрела на него. Я не привыкла к родительской ласке и столь откровенной заботе, поэтому воспринимала всё происходящее с недоумением на детском личике.
- Ну что, спать будешь? – снова нарушил молчание отец.
Я кивнула. Отец обнял меня, и я почувствоала на своем ухе его теплое дыхание.
- Тогда закрывай глазки…
Я послушно сомкнула веки, но от непривычного присутствия отца в моей комнате, а тем более на кровати сон ко мне никак не шел.

-Пап, а что ты делаешь?
Я уже несколько минут терпела, как под одеялом папины пальцы скользили вверх-вниз по моим трусикам. Ощущения были более, чем странные, а уж мыслей и вовсе не было никаких.
-Тсс… не называй меня сейчас так, - приглушенным голосом ответил отец, даже не открывая глаз и не прекращая своих действий. - Представь, что я твоя самая любимая игрушка, рыжий ёжик…
-Но моя любимая игрушка – мышонок…- поправила я, двинувшись в сторону.
-Не суть важно! – вдруг резко выпалил отец, и я оставила свои попытки отстраниться от него. - Так вот я – это твоя игрушка, которая решила сделать тебе приятное, чтобы ты перестала бояться грозы, - продолжил он всё тем же мирным тоном.
-Пап, мне неприятно…
Он не обратил внимания на мои слова, и я продолжила теребить край своей белой маечки, стараясь не думать о ладони отца под одеялом.
Спустя еще пару минут отец растегнул ремень и, устроившись поудобнее, засунул руку к себе в штаны. Его дыхание около моего уха стало тяжелее.
-Пап, зачем ты это делаешь? – тихонько поинтересовалась я, когда отец попробовал раздвинуть ладонью мои сжатые ножки.
-Что за дурацкий вопрос – зачем? – в голосе отца слышались раздраженные нотки: ему не нравилось то, что я отвлекаю его от процесса своими по-детски наивными вопросами. – Я тебя люблю, вот поэтому.
Я вздрогнула, когда отцу удалась манипуляция с моими ногами.
-А маме ты тоже так делаешь?
Ох, этот возраст почемучки…
Отец рассмеялся:
-Нет, маме я делаю по-другому, но тебе об этом знать еще рано.
-Почему?
-Потому что.
-А когда будет не рано?
Неожиданно отец остановился и посмотрел на меня.
Тот его взгляд я не забуду никогда, но, к сожалению, вряд ли когда-нибудь опишу: слишком бурные эмоции он у меня вызывает.
-Что ж, ты сама напросилась.
Отец скинул с меня одеяло и стянул трусы. В ужасе я не могла пошевелиться. Кажется, я даже дышать тогда перестала, настолько мне было страшно. И как обычно делают все дети, я зажмурила глаза перед своим страхом.
Нет, в ту ночь отец не сделал мне ничего такого…
Едва я почувствовала его горячую плоть у себя между ног, как тут же хлынули сдерживаемые слезы, и я заплакала.
-Не надо, папа… Папа, не надо…
И тогда отец меня ударил. Сильно, наотмашь. Первый раз в жизни.
-Я же говорил, что сама напросилась! – он встал с кровати и подтянул брюки.
Я не смотрела на него и продолжала рыдать, закрывая лицо ручонками.
-Прекрати реветь! Не маленькая уже! – отец был зол, но что-то мешало ему ударить меня еще раз.
Он вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь.
-Завтра пойдем покупать тебе новый велосипед! – донеслось из коридора.
Я всё продолжала плакать…

* * *
Я достала из-под кровати большую пластмассовую корзину голубого цвета, в которую должна была складывать свои игрушки, но по детскому обыкновению они у меня всё равно были разбросаны по всей комнате. Откуда я могла знать, с кем мне захочется поиграть в следующие минут пятнадцать? Сегодня же я решила поиграть сразу со всеми своими игрушками, и даже роль для этой корзины нашлась. На свою фантазию я никогда не жаловалась. Мне понадобилось целых сорок минут, чтобы собрать все игрушки в одном месте своей комнаты – в том голубом ящике. Самыми последними экспонатами этого разноцветного и разномастного мира должны были стать мои самые близкие на тот момент друзья: рыжий ёжик, коричневая белка, жёлтый медвежонок и, конечно же, голубой мышонок в шляпке на одно ухо. Помню, как долго я вертела в руках именно его, разглаживая на спинке свалявшуюся от игрушеной старости шерсть, выпрямляя пальчиками сильно завивающиеся усики-проволочки, поправляя козырёк его шапочки,…и постоянно отводила взгляд от глазок-бусинок. Почему-то мне было стыдно смотреть мышонку в глаза. Это сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что то было лишь глупое детское суеверие. Но если бы так случилось, и этот самый мышонок спустя столько лет вновь попал мне в руки, я не гарантирую, что поступила бы иначе. Детские страхи самые живучие.
Вздохнув так, как это умеют делать только дети, принявшие в жизни своё самое первое серьёзное решение, я аккуратно положила голубого мышонка поверх всех игрушек и пододвинула корзину к окну. Распахнула его створку, поёжившись от скользнувшего в комнату сквозняка. Кряхтя, подняла корзину и поставила её на подоконник…
Кажется, в тот момент все мои мысли улетучились, и на душе стало по-странному пусто. По крайней мере, я не помню ни своей грусти, ни печали, ни сомнений… Я просто смотрела, как летят вниз с тринадцатого этажа мои игрушки, падая под ноги удивляющимся прохожим или цепляясь за ветки растущих у подъезда деревьев. Вываливались из корзины, покидая моё личное царство, в которое им больше не полагалось выдавать пропуск.
Я поставила пустую корзину на пол и без промедления закрыла оконную створку.
Так я похоронила собственное детство.