Человек - мера всех вещей. Психиатрия

   Госпитализация прошла успешно. Директор учреждения {училища (СГПТУ-42)} Данкман Анатолий Моисеевич прекрасно справился с ситуацией. Неадекватно вел себя пациент. Во-первых, был спокоен. Собрал вещички личной гигиены и дожидался приглашения занять место в скорой в своей комнате, в общежитии для учащихся и преподавателей. Он еще и объяснял приставленному к нему мастеру, что ничего такого особенного не происходит. Даже очень любопытно там побывать. Во-вторых, он даже не пытался доказывать, что он здоров психически.
   Действительно, я решил использовать данную ситуацию для изучения по жизни самой психиатрии. Слухов-то было много. Я имею в виду использование психиатров в ликвидации инакомыслящих. Не в физическом их уничтожении, но в нейтрализации как общественно беспокойных элементов. Кроме этого, больные психически люди - это благодатный материал для исследований человека, они подобны сломанным машинам, т.е. менее прикрыты в силу своих слабостей в приспособлении. Именно на это и был настроен будущий пациент. Любопытство зверька было выше страха. Ничего особенного, такое бывает. Чеовек, хоть и мера всех вещей, но вещи и человек несоизмеримы. В моей ВСЕЛЕННОЙ прямое и обратное неэквивалентны, т.е. если А = Б, то из этого не следует, что Б = А, так как после сравнения А и Б, они могли измениться так, что уже Б бы не было равным А. Таким образом, для того  тобы из А = Б СЛЕДОВАЛО, что и Б = А, должны быть оговорены условия для этого. Обычно они подразумеваются, т.е. протаскиваются неявно. Нарушение мышления ТАМ мне вменялось. Когда я замечал врачам, что их мышление в моей версии является неадекватным, они улыбались.
   Особого страха не было, но электрошоковой терапии заполучить как-то не хотелось. Аминазин, естественно, назначили сразу. Через недели две назначили галоперидол с циклодолом, который должен был снимать побочный эффект галоперидола (скованность). Через недели полторы моя крыша слабо, но поехала. Был явный для меня срыв психики. Но... мне удалось затормозить сползание, как только появился навык уклонения от приема лекарств.
И мне назначили инсулинотерапию. О 9.30 утра мне вводили инсулин, предварительно зафиксировав к кровати. Наступало сахарное голодание, я терял сознание. После введения мне глюкозы я приходил в сознание. Меня развязывали и давали есть. Это лечение длилось чуть больше месяца. Назначение сделала практиканка с подачи заведующей женского отделения Гуриной Аллы Владимировны, которая вместе с практиканкой проводила со мной беседу после инъекции аметала (определенной дозы растормаживающего психотропного средства). Именно Алла Владимировна дежурила в тот день, когда меня привезли в больницу (ОПНБ №6, п. Ульянка, ст.Саблино). В данное время она занимает должность глав.врача городской психиатрической больницы. Недавно мы мило беседовали у нее в кабинете. Она защитила диссертацию. Замужем, но фамилия оставлена прежней.
   Человек - мера всех вещей. Попав в нестандартную ситуацию, я стал интенсивно учиться.
Учиться у мед.персонала и больных. Чтобы быть нужным, надо было за людей исполнять их обязанности и хорошо. Я понял, что не надо доказывать, что ты здоров, но надо пользоваться преимуществом, которое дает тебе твоя адекватность, хорошая приспособляемость. Надеяться мне было не на кого. Меня никто не взял бы из больницы. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Я даже не рассчитывал на быструю победу. Лет пять-шесть на решение задачи я себе отпустил. Следовательно, это должны быть 1982 или 1983 годы. Собственно так почти и получилось. В 1981 году мне удалось реабилитироваться, т.е. организовать снятие диагноза и снятие с учета. Сделал это доктор Воробъев Георгий Титович, который привлек профессора Случевского. В 1981 году под осень я уже был признан здравым практически (диагноз: практически здоров).
    Теперь замечу, что важные участники (Данкман Анатолий Моисеевич и Гурина Алла Владимировна) объединены моим опусом в интернете. Забавно. Они оба защитили кандидатские диссертации. Это тоже символично.