Бутылочник

    Ночь опускалась быстро. Для осени это нормально. Но он и не думал спать – это было его время. С пыльным мешком на плечах он бродил по улицам, выискивая очередную драгоценность. Судя по тому, как часто он наклонялся и поднимал с земли, дорог, вытаскивал из мусорных ведер и баков что-то, что ему было необходимо – этих драгоценностей было много. Погода его никогда не останавливала, будь то дождь или снег, он все равно продолжать собирать. Но этой ночью было не дождливо, спокойно, люди уже сидели по своим квартирам и наслаждались вечерним чаепитием или битьем посуды об головы друг друга. Но ему не было никакого дела – он жил своей жизнью и никого в нее не впускал. Да на него никто и не смотрел, он же бродяга, негоже общаться с такими людьми. И редко во мраке ночи его кто-либо замечал. Но сегодня ему было не суждено в любимом и привычном одиночестве делать свои дела, так как по темной улице застучали каблучки. Он не хотел никого видеть. Не желал. Но его увидели. Девчонка лет семнадцати остановилась рядом с ним и начала разглядывать его как мартышку в зоопарке.
   - Здрасьте – сказала она. – А вы че тут делаете?
     Он молчал, ему не нужны разговоры.
   - Эй, старичок! Не молчите, я ж с вами говорю. Вы немой? – Девка была с придурью.
     Ему по-прежнему не хотелось вступать с ней в беседу, да и умного от нее все равно ничего не услышишь, но он все же решил заговорить, чтоб поскорей отвязаться от навязчивой девицы.
   - Ну, чего тебе? В такой поздний час разговаривать на улице с незнакомыми небезопасно, разве тебя не учили? – Прошелестел собиратель.
   - Да я вообще не учусь, че я дура что ли? – После этих слов девчонка начала наматывать жвачку себе на нос и, наматав, оказалась очень довольной. – Я в школу не хожу. Гуляю, ха, живу, как хочу. А ты, старичок, чего тут забыл? Где твой дом?
   - Дом мой - эти улицы. И мне всего сорок лет. Ты по ночному городу прекращай расхаживать, как бы тебе тут… Хотя, мне все равно. У меня есть жизнь и смысл ее. А тебе, похоже, ничего не надо.
   - Не, дедуль, надо! Шмотки, парни и шмотки!!! Ух, все и не упомнить, че мне еще-то надо? Парни сказала уже? – Задумалась.
   - Шла бы ты, куда шла. Без дела мотаешься и мне мешаешь в моих делах.
   - Какие у тебя дела, ты ж бомжик…Таких много по городам…Слушай, а давай я тебя «Армани» попшикаю, а то что-то разит уж от тебя на три квартала!
   - Отстань, не надо мне ничего. – Он отмахнулся как от мухи. – Ты мне мешаешь.
   - Да?! Блин, может хоть помогу? Че у тя в мешке? Может те помочь? О, и гремит че-то там!
   - Я сам, не надо мне помощи. – Он поморщился. – Пойдешь со мной?
   - Ага! А куда?
   - Господи, ну и дура ж ты. Тебе повезло, что меня на улице встретила, а не толпу изголодавшихся девственников. Пошли, только не донимай меня.
   - Идем! Я готова! Блин, так походная сумка у меня дома!
   - Мозги, похоже, тоже. – Усмехнулся мужик.
   - Не, это при мне, под крышечкой, их просто не видно!
   - И не слышно. – Хмыкнул он.
   Он бренчал мешком, а она шла чуть поодаль от него, боясь заразиться страшным зловонием, какое он и правда источал. Получилась картина, достойная любого художника импровизатора или идиота – мужик, весь сгорбленный с грязным мешком непонятно чего на плечах и девица не робкого десятка и недалекого ума на здоровенных каблучищах выбираются из города.
    - Чуть-чуть от города отойдем. – Сказал он девице. А та шла и напевала какую-то современную бессмысленную мелодию. Голоса, как и мозгов, у нее не было.
    - Окей, дедуля!
   Они почти пришли к месту назначения, когда он остановился и сказал девчонке ждать его на этом месте, пока он приготовит то, что называет своим смыслом жизни.
    - Я согласна! Уж больно любопытно посмотреть, чем это ты тут занимаешься, хи-хи.
    Ему было немного неудобно оставлять ее одну, ведь она за кем угодно пойдет, но выбора у него не было. Вернулся к ней он через полчаса, когда уже начинался рассвет, весь заляпанный в краске самых разных цветов.
    - Пошли, самое лучшее время сейчас.
    Они немного прошли и  остановились. Он от того, что они были на месте, а она от шока и удивления. Перед ними возвышался огромный монумент, можно сказать дворец из самых разных бутылок, самых разных оттенков. Громада была настолько прекрасна в лучах рассвета, что у девки просто не мог закрыться рот. Скульптура переливалась самыми разными цветами, которым и радуга бы позавидовала.
    - Как…как…это все держится? – Только и смогла она выдавить.
    - Я над этим не день корпел, уж знаю, как сделать, чтоб монумент не обрушился. Тебе нравится?
    - Очень красиво! Сколько же бутылок! Все переливаются! Ты их красишь? Почему же они прозрачные?
    - Я разбавляю краску водой, то-то и всего.
    Они стояли молча у этой потрясающей красоты скульптуры. Он был рад – его оценили. Пусть и пустоголовая девчонка, но все же ему было очень приятно. Его труд, его жизнь увидели! Она же стояла не в силах оторвать глаз от дворца из стекла.
    - Тебе пора домой, светает. – Сказал он.
    - А можно я заночую тут? Во дворце комнаты есть?
    Ну и дура.
    - Нет.
    - А где ж ты спишь?
    - Рядом, вон видишь, одеяло пуховое – и простыня и покрывало.
    - О, не, я тут не останусь. А это век не забуду, спасибо, дедок, что привел сюда! Я побегу.
    Она пошла по направлению к городу медленным шагом, то и дело оглядываясь. Он помахал ей своей испачканной в краске рукой и прилег на ложе, еще долго не мог заснуть, вспоминая восторженные слова, горящие глаза и отвисшую челюсть девчонки.
    А она, по приходу домой (дом у нее каждый день был в новом месте) тоже улеглась и тоже не могла заснуть. Все вспоминала дивную красоту дворца. Потом решила наконец уснуть,  но в ближайшее время сделать такой же шедевр из консервных банок. Тогда все точно поймут, что никакая она не дура. Улыбнувшись от сладких мыслей и надежд, девчонка уснула.
    А сорокалетний строитель, по прошествии двух недель, попросту закоченел и покрывало, которое раньше спасало его от холода, на этот раз его не уберегло. Хоронить его никто не стал, боясь руки замарать, а скульптуру начали делить между собой различные чиновники и в результате, она оказалась купленной тем, у кого был кошелек, толще, чем у остальных.