Соперница

               
        Она прекрасно сознавала, что счастье, тем более такое спокойное и безмятежное, каким она обладала, не может длиться вечно. Рано или поздно произойдет что-то такое, что принесет некоторую горечь и неизменно разрушит безмятежность. Но ей и в голову не приходило, что горечь эта настолько отравит ее сердце, и придется бороться с нею в одиночку и тщательно скрывать ото всех, как какую-нибудь стыдную болезнь. А ведь это так тяжело – улыбаться через силу и казаться веселой, чтобы он ни о чем не догадался, в то время  как сердце разрывается от мучительной боли.
       Эта боль преследовала ее вот уже несколько месяцев. Сначала, когда появились первые подозрения, боль была ноющей. Она пыталась успокоить себя, говорила самой себе, что все ее подозрения беспочвенны, что нет ничего особенного в том, что в последнее время он так занят на работе, что почти не уделяет ей внимание. В общем, сама себя обманывала.
      Конечно, она сознавала, что уже немолода и не так хороша, как прежде. Кожа на руках и шее сделалась дряблой, резче проступали вены на запястьях. Но она смирилась с этими переменами и никогда не прилагала усилий, чтобы выглядеть моложе своих лет, как это делает большинство других женщин ее возраста, натягивающих на себя откровенные девические платья и молодежные джинсы со стразами и не понимающих, насколько смешно это выглядит. Теперь ее наряды неуловимо изменились. Глухие закрытые платья неброских тонов и строгие, но элегантные костюмы были призваны скрыть недостатки, вызванные неизбежным старением. Обувь – изящная, дорогая, каблук – невысокий. Красить волосы она себе не позволяла. К счастью, он начал рано седеть, как и его отец, и со спины их всегда принимали за ровесников.
    Последние десять лет они часто ходили куда-нибудь вместе – на концерты заезжих столичных артистов, в консерваторию – в любой будний день, а по пятницам - непременно в театр, даже если пьесу им приходилось смотреть по второму разу. Спектакль заканчивался поздно, но торопиться, учитывая предстоящие выходные, было некуда, и они не могли отказать себе в удовольствии прогуляться неспешно по пешеходной улочке до следующей станции метро. Горели причудливые фонари, художники зажигали множество свечей под колпачками, чтобы осветить свои творения; то здесь, то там стояли кучки любителей бардовской песни или игры на банджо. И все это – странная музыка, картины, пестрая беспечная толпа, - создавало ощущение необычного, сказочного действа, участниками которого невольно становился каждый, кто попадал в эту праздничную атмосферу.
    У них был дачный участок с небольшим щитовым домиком за городом, на берегу залива, и летом, по выходным так приятно было проводить там время. В отличие от соседей-дачников они не вскапывали грядок и не выращивали кабачки и петрушку. Перед домиком, посередине участка красовалась настоящая альпийская горка, весной он сам помогал ей сажать флоксы и георгины и засевать лужайку изумрудной ровной травой, которую сам же потом и поливал и подстригал.
   В теплые летние вечера они допоздна засиживались на летней веранде за чаем и бесконечными разговорами обо всем на свете.
   И вот теперь это тихое счастье было разрушено.
    Во вторник случайно встреченная в метро приятельница, соседка по даче, сообщила, что видела его в кафе "с очень хорошенькой, молоденькой девушкой". А в пятницу он пришел  веселый и сообщил, что они приглашены на завтра в кафе, на день рождения его новой сотрудницы.
   И вот теперь она сидела за длинным столом, одинокая и страдающая, и пыталась подавить растущее в ней чувство ревности, так как понимала, что это чувство – самое темное и, наверное, стыдное из всех проявлений души. Иногда кто-нибудь из его коллег подсаживался рядом и заговаривал с ней о каких-нибудь пустяках. И тогда она чувствовала себя неловко, так как ей начинало  казаться, что они догадываются о ее чувствах. Всех его сотрудников она прекрасно знала, так как он нередко брал ее с собой на корпоративные вечеринки. В большинстве своем это были женщины, почти все замужние и в возрасте. Она никогда не обращала на них особого внимания, потому что была уверена, что все они не в его вкусе, и опасности с этой стороны быть не может.
   Сейчас все внимание присутствующих было обращено к имениннице. Вокруг нее то и дело, в перерывах между танцами, собиралась небольшая веселая толпа, и он тоже был в центре всеобщего внимания, так как не отходил от своей "новой сотрудницы" ни на шаг.
   Она исподтишка разглядывала девушку, и не могла не признаться себе, что та была действительно хороша. Несколько полновата, но полнота ее нисколько не портит. Синий сарафан простого покроя плотно обтягивает упругую, немного великоватую грудь и крутые бедра. Впрочем, изящный серебряный поясок перехватывает довольно тонкую талию, а босоножки на очень высокой шпильке подчеркивают красоту загорелых, стройных лодыжек. Каштановые волосы до плеч густые и пышные, большие карие глаза немного навыкате, и выражение их какое-то коровье. Зато четко нарисованные, прелестные губы с маленькой родинкой над ними, подчеркивают нежность кожи. И во всем облике – беспечная легкость и веселость юности. Да, безусловно, хороша! Но тут же сердце ее пронзила новая боль: как тесно она прижимается к нему в танце, как по-хозяйски обвивает обнаженными руками его шею! Наверняка их отношения уже давно зашли дальше простого общения в кафе и походов в театр! Не нужно уподобляться тем наивным дурочкам, которые начинают замечать что-то лишь тогда, когда возлюбленный не является ночевать. Для интимной связи ночь вовсе не обязательна!
   Танец кончился. Он оставил свою даму и быстро пошел через зал к столу. Сейчас он подойдет к ней и заговорит. Нужно немедленно взять себя в руки и привести в порядок мысли и чувства!
   - Ну, как тебе Диана, мама? – спросил он с некоторой тревогой в голосе.
    И ей ничего не оставалось, как ободряюще улыбнуться:
   - Очень милая девушка, сынок…