Глава 6, Шурка понимает, что по-настоящему влип

ГЛАВА 6,
в начале которой Шурка понимает, что по-настоящему влип, а в конце,  просто помахав рукой в воздухе, спасает Нюрку.

          Шурка проснулся оттого, что ему показалось, будто   кто-то его тихо зовет. Он открыл глаза. Через решетку   маленького окошка пробивались
по-рассветному розовые солнечные лучи.
          - Шурка, Шурка, - явственно услышал он  тихий голос.
         Он посмотрел на Чернобородого, но тот спал, тихо посапывая и раскинув руки  как младенец.
          - Сюда, смотри – позвал его голос за окном.
         Шурка живо выскочил из одеяла и увидел возле окошка вчерашнего Старика.
         Когда Шурка подошел, тот совсем тихо сказал:
         -Как поведут тебя к озеру, беги сразу через мост и в  туман. Беги, не оглядывайся. Да, к озеру близко не подходи, смотри.
          Едва вымолвив  это, он  исчез за кустами,  которые густо росли перед окном. Пока  Шурка спросонья  соображал, что к чему,  Старика  и след простыл.
          Тут заворочался, зачмокал губами в  сладком утреннем сне Чернобородый. Опасаясь его  разбудить, Шурка осторожно отошел от окна, завернулся  в одеяло и  аккуратно улегся на прежнее место на полу.
          Только ему было не до сна.  Он  понял, что недооценил  серьезности ситуации, в которую попал, а вернее сказать, «заплыл». От воспоминаний своего вчерашнего гордого и даже самодовольного настроения, ему стало ужасно стыдно. Однако, времени на  то, чтобы долго переживать об этом не было.  Теперь  стало ясно, что он влип, и вчера ему не удалось найти ВЫХОД.
         Признаков того, что теперешнее положение по сравнению с тем, в котором он находился на даче у Анатолия Ивановича, только ухудшилось, было не мало. Во-первых, его  свобода передвижения здесь была ограничена в гораздо большей степени. Во-вторых, вокруг происходили события, смысла которых он совсем не понимал. В-третьих, все люди вокруг, за исключением Старика, производили впечатление каких-то ненормальных. Дойдя до этого места в своих раздумьях, он попытался разобраться, а что  же в них  было «не нормально».  И очень быстро понял.
        Они все  были какие-то ненастоящие, включая Чернобородого, сопящего рядом на кровати.  Как будто, он попал на киностудию, где снимают исторический фильм. А еще они все были ужасающе серьезны.
        А  парк с чрезмерным количеством скульптур….   Он вызывал, какую-то настойчивую  ассоциацию, которая никак не могла пробиться через порог его сознания…. Вдруг, его под теплым одеялом прошиб холодный пот. Он понял.
        Кладбище, вот что  напоминал ему странный парк. Это сходство он вчера, радуясь своей смекалке, никак не хотел замечать.
        «А вот, теперь, я, похоже, действительно, попал!» – подумал он, леденея.   
Он вспомнил слова Чернобородого: «А СТАНЕШЬ КЕМ–ТО, так уж баста. Навечно. Ничего с тобой больше не случится….. А если до Дня Становления не успеешь,  станешь - кем придется…. Завтра он».
        «То есть, сегодня…, - подумал Шурка, - да, надо отсюда выбираться и поскорей». «Вот только где же ВЫХОД?» Он начал перебирать в памяти  разговор с Куролесовым.
         «А вдоль реки, ты ходил, а за лес», - вспомнил он его вопросы, которым вчера не придал большого значения. «Ну, точно, - надо было идти по правому берегу и не лезть в реку, - размышлял он, - наверное, выход был где-то там. А, может, за лесом? Но до леса добраться «на ощупь»  я и сейчас не понимаю как? Ладно, теперь, что делать? Обратно к даче вернуться не получится. Течение у реки слишком быстрое. Против него не проплывешь…».
         Тут он вспомнил о словах Старика, разбудившего его сегодня на рассвете, и принялся их обдумывать.  «Старик, говорил, что надо бежать в туман,  - рассуждал он, - туман на правом берегу. Сам Старик, выглядит здесь, единственным «живым» и «настоящим». Кроме того, пришел потихоньку  предупредить…».
          Его размышления были прерваны  возней и перестуком  ключей  за дверью. Затем последовало  долгое ковыряние в замке. Наконец,  дверь распахнулась,  и на пороге появился Кабук. Он принарядился, надел  переливающийся всеми цветами радуги парчовый кафтан, на   голову нацепил сильно напудренный парик, а к туфлям пришпилил большие банты. Кроме того, от него разило сладкими духами.
          Он обошел вокруг завернувшегося с головой в одеяло и  притворяющегося спящим на полу Шурку. Потом подошел к мирно сопящему на койке Чернобородому и ткнул его указательным пальцем в бок, от чего тот моментально сел на койке с обалдевшим видом. Кабук   остался доволен произведенным эффектом и захихикал.
         После он осторожно, чтобы не помять пришпиленный к ней бант, толкнул носком туфли  в бок Шурку и своим одновременно тонким и скрипучим  голоском объявил:
          - Вставайте, праздник на дворе! Пожалуйте мыться,   бриться, наряжаться.
         Шурка сделал вид, что проснулся, заворочался и начал вылезать из одеяла.
          - Поторапливайтесь, - скрипел Кабук, - завтрак  простынет.
         Чернобородый не проронил ни слова. Кряхтя, он спустил   ноги на пол, охая, потер спину - как будто это он, а не  Шурка провел ночь на жестком полу. После этого  поднялся на ноги и, прихрамывая, побрел за шкаф умываться.  Шурка за это   время успел надеть на себя все, что у него было из одежды. И когда Чернобородый вышел из-за шкафа, расчесывая мокрую бороду  пальцами, он занял его место в «умывальной комнате».  Кабук,  ожидая, пока они совершат свой утренний туалет,  беспрестанно хихикал, и что-то напевал себе под нос. Наконец, оба были готовы,  и все трое вышли в темный коридор.
           Они пошли, как заметил Шурка в  сторону противоположную той, откуда пришли вчера и поворачивали полутьме  несколько раз то направо, то налево пока не очутились в огромном светлом  помещении,  кругом отделанным белым мрамором.
           В его середине  располагалась огромная плита.  От  больших и маленьких кастрюль наставленных на  ней невероятно вкусно пахло. На этой  удивительной кухне не было ни чада, ни дыма.  Одновременно человек тридцать или даже сорок, все в  белоснежных высоких поварских колпаках и в чистейших  передниках сновали по ней занятые делом.  Одни что-то  тащили в больших плетеных корзинах, другие, стуча ножами, что-то резали на просторных столах, третьи что-то  мешали  в кастрюлях на плите, четвертые раскатывали тесто, пятые  украшали готовые блюда розочками из свеклы и морковки, зеленью и еще бог его знает чем.
           Они остановились  прямо посередине этого кухонного великолепия. Таким образом, они загородили проход всем тем   поварам, которые что-то подносили к плите и что-то относили от нее. Никто им ничего не сказал. Никто не попросил их посторониться. Расторопные люди в белых колпаках, пряча улыбки, ловко обегали их, таща кастрюли и соусники,    сковородки и кофейники. Было заметно, что Кабук чувствует себя  здесь несколько не в своей тарелке. Он озирался, ища кого-то  глазами. При этом он сам себе строил  презрительные мины,  и беспрестанно одергивал свой кафтан.
          - Что Вам угодно? - послышался за их спинами   мелодичный голос, от звука которого Кабук подпрыгнул на  месте.
          Они обернулись и увидели  прекрасную даму.  На  волосах у нее была белая кружевная наколка, а белый передник весь расшит гладиолусами. Из-под   передника виднелось идеально выглаженное серого цвета платье с юбкой в   складку. По  всему было видно, что она главная на этой кухне.  Женщина смотрела на всех троих сверху вниз, строго   сощурив  глаза.  И Шурка мог бы поспорить, что это была их математичка.
        Кабук, напыжась,  сказал:
           - Накорми их, Белая Орхидея. 
       Женщина высокомерно кивнула ему. Потом ласково, но все равно свысока улыбнулась Чернобородому и  Шурке, и показала глазами, чтобы они  шли за ней. Затем, не оглядываясь, бесшумно  заскользила по мраморному полу.
       Она усадила их с краю  одного из длинных мраморных столов и по одному ее кивку там были тотчас  наставлены во множестве  тарелки и тарелочки. На них были булочки, запеканки, пудинги, пирожные, сыры,  творожки и всякие прочие вкусности для приятного завтрака.  На двух сковородочках, шкворчала для каждого отдельная глазунья. В серебряных кофейничках и чайничках  на выбор  имелись и чай, и кофе, и шоколад.   
        Молодые люди принялись за завтрак.  Пока они насыщались,  Белая Орхидея сидела напротив, и все время смотрела куда-то вдаль поверх их голов. А Шурка, не отрываясь, смотрел на нее.  Она была  такая красивая, настоящая белая орхидея, и совсем не похожа на кухарку.  Допив какао, Шурка поднялся и галантно сказал ей: 
         - Этого завтрака я не забуду никогда!               
         Белая Орхидея едва заметно улыбнулась и  жестом показала, в какую дверь им следует выйти. Шурка посмотрел  на своего сотрапезника, который не проронил ни слова с самого момента утреннего пробуждения.  Сейчас он автоматически жевал и глотал то, что стояло перед ним, а когда Шурка встал из-за стола, также встал и пошел за ним следом  с  отрешенным лицом. 
         Следуя в направлении, указанном Белой Орхидеей,  Шурка попал в ту отделанную  дубом прихожую, где уже  побывал вчера. Только народу сегодня здесь было еще больше, и царила такая суета, какая бывает за кулисами  Дворца Культуры перед выступлением многолюдного самодеятельного коллектива.   Одетые в самые разнообразные костюмы, люди  прихорашивались перед большими зеркалами, которых вчера   Шурка  не заметил.   
         Женщины что-то торопливо  подшивали друг на друге, подправляли оборки на платьях. А те, у которых не было никаких оборок, как, например, у крепкой  девицы, наряженной в рабочую спецовку, красили губы,  румянились и пудрились.
          Чернобородый тоже куда-то пропал. Все вокруг были заняты исключительно собственными  внешностями, и на Шурку никто не обращал ни малейшего  внимания. Пользуясь моментом, он начал поиски какой-нибудь двери, ведущей на улицу. Кроме той, через которую они вошли вчера, здесь имелось  еще  две. Одна, вся в драгоценных камнях,  ведущая в тронный зал, а вторая - резная, судя по всему, та, через которую они вчера вошли во дворец с улицы. Охранников нигде не было видно. Однако и попытки открыть двери самостоятельно успехом не увенчались. Обе были заперты.  Левая рука в кармане нащупала только бесполезную ириску. Не оставалось ничего другого, как глазеть на людей и ждать дальнейшего развития событий.
         Прошло какое-то время, и Шурка успел изрядно замаяться от духоты и тихого  многоголосья неинтересных разговоров. Но вот  распахнулись двери в парк, и все находившиеся в прихожей  люди с исполненными благоговения лицами заспешили наружу. Стараясь держаться в середине толпы, Шурка пошел вместе со всеми. На лужайке перед дворцом ближе к озеру он увидел сидящую  на золотом троне царицу. Возле трона мельтешил Кабук. 
       Вышедшая на улицу толпа дружно направилась в их сторону. По дороге их перехватили двое людей, в темно-синих костюмах, похожих на униформу. Они ловко,  без единого слова, распределили людей по обе стороны от трона лицом к озеру  так, что  образовался правильный полукруг. Какое-то мгновение все стояли в торжественной тишине, а потом послышалась чудесная музыка.
        На лужайке  появилось шестеро людей в длинных белых хламидах. У них были золотистые волосы  до плеч и  удивительно белые, с нежно розовым румянцем,     совершенно неподвижные, как будто фарфоровые, без выражения  лица.
        "Золотоволосые", как мысленно назвал их Шурка,  держась за руки, начали медленный и простой, но очень красивый танец. То они кружили хороводом, то  вытягивались в цепочку, которая образовывала причудливые,  вытекающие один из другого узоры.
         Этот магический танец  завораживал и  наполнял ощущением возвышенной печали и   беззащитности, силы и подъема, отрешенности и полета.  Шурка уже не чувствовал земли под ногами, и не видел никого вокруг. Он сам, казалось, превратился в мелодию флейты, разлитую в прохладном утреннем воздухе.
         - Пора тебе, голубчик, уходить! Самая пора - эти слова Старика вместе с энергичным дерганьем за пояс вернули  его на поляну перед дворцом.
         - Эх! Чуть-чуть еще, Интересно же! – попытался он  отмахнуться.               
         - Нельзя тебе здесь больше, милок, пропадешь, - не  отставал Старик, и все тянул и тянул его за пояс прочь.               
         С неохотой позволил  Шурка Старику увлечь себя прочь из   полукруга завороженных танцем людей. На их уход никто не обратил  внимания. Старик довел его до середины деревянного мостика через реку и сказал:               
         - Все, голубчик, иди на ту сторону и смотри оттуда, коли  охота. А если что, беги прямо в туман. 
         Как сквозь сон Шурка  стал  вспоминать о том, что говорил ему Старик утром через окно. Он, начал, трясти головой, пытаясь стряхнуть с себя сладкое наваждение, которое совершенно неожиданно им овладело. Он открыл, было, рот, чтобы спросить у Старика, где же здесь ВЫХОД, но тот уже и без слов его понял.   
         - Там твой дом, голубчик, - ласково сказал он, подталкивая вперед и показывая рукой в сторону стены тумана на правом берегу.
          Шурка сошел с моста на противоположный берег и оказался прямо перед плотной стеной  тумана.  Вблизи она выглядела жемчужно белой и радужно переливающейся под лучами солнца.  Шурка приблизился к ней вплотную и сунул в туман руку. Рука ничего не почувствовала.
         «Ладно, успею», - решил он. Уж очень любопытно было посмотреть, что будет дальше  происходить на лужайке перед озером.
          В это время высоко в небе появилось шесть черных точек. Быстро  приближаясь к земле,  они росли, и оказались   шестью джентльменами в черных фрачных  парах и    цилиндрах. Парашютируя при помощи больших черных  зонтов,  джентльмены       приземлились на лужайке между танцующими.    
         Мгновенно как фокусники они сменили свои черные фраки  на алые с  желтыми зигзагами хламиды, точь-в-точь такого же покроя как белые хламиды золотоволосых танцоров, а цилиндры на огненно-рыжие парики. Не нарушая мерных движений золотоволосых  танцоров, они взялись за руки и принялись копировать  движения их танца.
         Через некоторое время оказалось, что  вновь прибывшие, уже не повторяют рисунок танца людей с  фарфоровыми лицами, а, наоборот, задают его, а те послушно ему следуют. Рыжеволосые в своем танце все ближе подходили к  озеру. Потом они вошли в воду. Словно не замечая этого и не прерывая своих ритмичных движений, вслед за ними потянулся в озеро хоровод танцоров в белом. Постепенно все танцующие оказались в воде.
        Внезапно музыка смолкла. Рыжеволосые  резко прервали свой танец и стали выходить на   берег, а золотоволосые в наступившей мертвой тишине    продолжали хороводом заходить все дальше и дальше в озеро.    Вот под водой скрылась голова первого из них, потом   второго, потом третьего...
         Тут Шурка увидел, что из рядов зрителей, полукругом  стоящих на лужайке, стали один за другим выходить люди и,   повторяя ритм и рисунок их танца, спускаться в озеро.
         Потрясенный этим непонятным и жутким зрелищем, он,  молча стоял на противоположном берегу, не в силах  пошевелиться.
          Однако был у этой зловещей сцены еще один невольный   зритель, а точнее зрительница. С живым любопытством она созерцала до этого момента происходящее со      своего трехногого летающего средства, зависшего точнехонько  над троном царицы. Оттуда ведь было видно лучше  всего!
          Так вот Нюрка, а это была, разумеется, она, совершенно не умела молчать, когда ей хотелось что-то  сказать.  Зато она умела свалиться кому-нибудь на голову в  самый неподходящий момент. По-видимому, именно этот момент и настал тогда, когда  начался массовый заход зрителей в невозмутимые бирюзовые воды  озера, потому что как раз тогда Нюрка увидела математичку и закричала:
          - Любовь Доменовна! Остановитесь!  Да, что вы с ума все посходили, что ли?!
          При этом она чуть не свалилась от возмущения со стула, и хотя "чуть", конечно, не считается, но непарная стулова   нога все-таки зацепила корону на голове у царицы. Корона от этого свалилась на землю, перекосив заодно на царице   парик. Из-под парика вылезли коротенькие и жиденькие    серо-рыжие волосики, а царица пришла в неописуемую ярость.
         Она вскочила с трона и принялась несоответственно своему сану подпрыгивать, пытаясь схватить Нюркин стул за ножки.
         Но  Нюрка взлетела повыше и оттуда показала царице язык:
          - Э-Э-Э!
          Царица от такой наглости затряслась лицом, влезла с ногами на трон, стащила тяжелую царскую туфлю и запустила в Нюрку. Туфля больно стукнула девочку в живот, но зато  она ее поймала, и тут же бросила обратно. Метила-то она в  царицу, но попала в Кабука. Кабук  упал на  землю.  Ему  никак удавалось подняться, и он лежал на спине и дрыгал ногами как перевернутый жук.  Нюрка же со своего стула  строила рожи бушующей внизу царице.
         
           Между тем на поляне оставалось все меньше и меньше народу. Как зачарованные люди продолжали один за другим  спускаться в озеро, ничего не замечая вокруг. И только одна из них вышла из хоровода и стала в стороне. Это была Белая Орхидея.
         
Резко развернув стул, она пришпорила его и  стремительно рванула в сторону реки, но  по пути ей надо было еще захватить с собой математичку. Та стояла, немного поодаль от хоровода, и на нее вроде бы никто не обращал внимание.  Нюрка полетела прямиком к ней. Резко спикировала на своем стуле  вниз. Слезла с него, потом подсунула его под математичку, которая как  будто в полусне послушно на него села, сложив руки на коленях.
          
         Шестеро рыжеволосых танцоров, тем временем  вернули себе  облик джентльменов в черных фраках, раскрыли  черные зонты и вертикально взмыв в воздух, направились  в Нюркину сторону.               
       А что же Шурка?! Он, конечно, тотчас узнал своего  друга Нюрку и бросился было ей на помощь. ШЛЕП.  Он ударился о невидимую стену.  Пробежал немного направо, потом налево – то же самое.  Вдоль берега  выросла невидимая преграда, которую он не мог преодолеть. Как ни был он взволнован, ему в голову пришла  бесполезная догадка о силовом поле.
          Тогда он стал прыгать на месте и махать Нюрке рукой, чтобы она летела в его сторону. Как раз в этот момент она и сама, наконец, заметила, что ей угрожает  опасность, и стала оглядываться, ища в какую сторону удирать.
           Она заметила Шурку, но попытавшись подняться в воздух вместе с математичкой и стулом, не смогла. Та была слишком тяжелая. Тогда Нюрка стала ее трясти и отчаянно кричать ей в ухо: «Любовь Доменовна!»  От ее воплей женщина очнулась, вскочила со стула. В тот же миг, надо же случиться такому совпадению, откуда ни возьмись, налетел  красный тайфунчик, поднял в воздух их обеих и понес  за реку  в Шуркину сторону. 
            Джентльмены  с черными зонтами  бросились за ней в погоню.
          Дальше события разворачивались так. Пролетев у Шурки над головой, Нюрка и Любовь Доменовна с ходу влетели в туман. После вчерашнего воздушного путешествия белый туман был для нее родной стихией. А вот для джентльменов с черными зонтами невидимая преграда оказалась не преодолимой. Они не могли ступить на правый берег, так же как Шурка не мог вернуться обратно на левый. Видимо,  они знали об этом, потому, что притормозили заблаговременно, так что никто из них не врезался  невидимую стену с размаху. Зависнув в воздухе над Шуркой, они какое-то время его,  молча и бесстрастно, рассматривали. А потом  полетели  куда-то  вдаль, даже не взглянув на то, что происходит на лужайке перед озером.
         А вот Шурка уходить в туман не спешил, он  был уверен, что за ним находится станция метро «Белые Ворота»,  и Нюрка вместе Любовью Доменовной там - в полной безопасности. Он хотел досмотреть до конца, и ждал, что будет дальше.
        Около озера к тому времени остались только трое: Кабук, которому  удалось, наконец, подняться на ноги,  растрепанная Царица в одной туфле и Старик.
         Старик стоял у озера и внимательно смотрел на воду. А вот Царица и Кабук, наблюдавшие за тем, как  джентльмены с черными зонтами преследуют Нюрку, заметили на правом берегу Шурку.  Видимо, они также как и джентльмены с зонтами знали о существовании невидимой  и непреодолимой для них преграды, идущей вдоль правого берега реки. В связи с этим они не только не пытались его  достать, но даже не пытались с ним вступить в контакт.
         Однако, судя  по  жестам, Царица принялась «наезжать»  на Кабука за то, что тот  упустил Шурку. Кабук  оправдывался.  Из того, что он то и дело показывал рукой в сторону озера, но мимо Старика, Шурка догадался, что он валит всю вину на Чернобородого. 
          Пока шла ругань, из  озера начали, один за другим, выходить золотоволосые танцоры в белых хламидах.  Они имели вид людей, закончивших свою обыденную работу. Вышли и, не обращая внимания ни на Старика, ни  на Царицу и Кабука, пошли в сторону дворца.
         Следом за ними из озера начали  цепочкой и, по-прежнему  держась за руки, выходить все остальные.  В отличие от танцоров, ничуть не изменивших внешний облик за время пребывания в бирюзовых водах, они как будто побывали в отбеливателе.  То есть те, кто шел в цепочке уже, вообще, мало походили на живых людей. Это были белые движущиеся фигуры без лиц. 
        Старик  взял за руку  первую фигуру   и повел всю цепочку по одной из аллей парка, на  которой еще не  было скульптур. Остальные двинулись за ним следом.
        Шурка заметил, что вышедших из воды фигур было намного меньше, чем вошедших в  воду людей. Старик расставлял фигуры вдоль аллеи, и они замирали на месте, приняв перед этим ту или иную позу.
         Вдруг в одной из фигур Шурка Чернобородого.
         - Не-ет! – закричал Шурка, закрыв лицо руками, попятился назад и оказался  в белом тумане...