Россия-Запад

Очень краткий курс (июльские тезисы).

Мы, которые теперь называемся "русские", судя по летописи, пришли в писаный исторический процесс с окраин Запада, с Подунавья: частично на Днепр, частично – на Ильмень-озеро и Волхов-реку. Там, в котле двух Римских империй, славяне прошли неплохую школу, что и помогло им создать два приличных европейских государства – Киевское и Новгородское.
Но одно время у нас дела совсем не заладились, пришлось пригласить для разруливания положения энергичных ребят опять же с Запада (хотя и весьма северного) – норманнов-варягов. Версия эта довольно сомнительна, однако весьма показательно, что летописец (или кто там все это сочинил) ничего лучше и придумать не мог, как помощь с Запада.
Когда пришла пора определяться с единобожием – конечно, берем религию не иудейскую, не арабскую, а – Византийскую (на этот раз с Запада южного).
Это не мешало нам по разным поводам, в основном – завоевательским, заглядывать на Запад незваными гостями. Но и они нам скучать не давали: нередко приходили на Русь даже гости орденоносные – тевтонские, ливонские  и другие. Но потребность и необходимость в дружбе от того не убывала, а иногда и любовь говорила свое веское слово в виде не только рядовых, но и династических браков.
Ярослав Мудрый женился на дочери шведского короля Индигерде, три его дочери имели мужьями королей – французского, венгерского и норвежского. У внучки Ярослава Евпраксии муж – германский император Генрих IV. Недурные родственнички, небедные, а нами не гнушались.
Когда Великий князь Московский Иван III женился на проживавшей в Риме византийской принцессе Софье, в Россию повалили из Европы (главным образом – из Италии) толпы итальянцев и бывших византийцев – дипломатов, переводчиков, музыкантов, архитекторов, ремесленников, миссионеров. Где-то в те времена Фьораванти с коллегами итальянцами, при некотором соучастии наших умельцев достраивали московский Кремль, которым мы любуемся и гордимся.
Петр I Великий недолго размышлял, куда рубить окно – в Европу или в Азию: к тому времени уже всем ясно было, что цивилизация так и прет с Запада. Проведя в общей сложности почти полтора года в Европе, Петр сделался заядлым западником, и положил начало бесконечной царской охоте за европейскими достижениями – от причесок и танцев, до методов организации производства и технологий изготовления ракет, самолетов, атомных бомб, микросхем. Ближайшие преемники-преемницы Петра были, как правило, западниками просто до неприличия, даже «брали побродяг» оттуда, выдававших себя за ученых,  менеджеров, военспецов.…Но и туда много наших ездило – посмотреть на мир, поучиться. Михайло Ломоносов по рождению и духу своему – совсем русский, а вот по уму да образованию – совсем немец, да и женился на немке.
Потом  насаждением западнизма на широкую ногу занялась пришелица с Запада Екатерина II – через культуру дворянского сословия. В те времена иностранные ученые, музыканты, инженеры, гувернеры, архитекторы, просто свободные путешественники заполнили всю Россию, так что вторым (а для дворянского сословия – скорее первым) становится французский язык. При этой царице в России начал вызревать ее «золотой» 19-й век.
Политико-дипломатические шашни Александра I с Наполеоном (были там и матримониальные моменты) закончились войной с этим франко-итальянским авантюристом. В 20-м веке  довольно похожие шашни были у нашего грузинско-русского авантюриста с австро-немецким и закончились мистически сходным результатом. Военную победу одержали мы, а чтобы народу-победителю от этого стало легче – так не было такого ни там, ни тут. Тогда российское офицерство оскорбилось: почему это у них там все высокоорганизованно, высокопроизводительно и культурно, а у нас – Средневековье?!  (В 20-м веке у нас уже оскорбляться было некому, отец народов отучил от таких вредных привычек, поэтому все разрешилось простым распадом – под действием собственной тяжести).
И – «к мечам рванулись» их руки – на Запад, к Конституции, к цивилизации Ответом на этот трагический прозападный порыв была первая версия нашего железного занавеса. Это Николай I соорудил кусок той стены, про которую Ленин несколько позже  говорил: «Стена, да гнилая, ткни и развалится».
То ли как пароксизм идейной независимости от Запада, то ли от безысходности, но в тени этого занавеса сформировалось могучая кучка славянофилов:  Хомяков, Киреевский,  Аксаковы, Самарин и другие.  Они очень желали России какого-то движения, развития, описывали достойные ее (по их понятиям) пути развития, да так  ничего конструктивного на ум им и не пришло, все получалось что-то лапотно-зипунное. Живи они на четверть века позже, славными стали бы марксистами, но «Манифест», «Капитал» и другие увлекательные труды на Западе еще только заколосились.
Со своими западниками – Грановский, Белинский, Огарёв, Анненков, Кавелин, разбуженный декабристами Герцен – дискуссия у них шла на равных: обе стороны не имели приличной социальной модели. Чаадаев сгоряча даже предлагал всей Россией в католичество перейти – для ускорения прогресса. Лишь Герцен знал твердо: долой самодержавие – и дорога к социализму открыта.  Да не тот социализм он увидел спросонья.
И вот – следующая плеяда русских философов: кто не анархист или православный космист, тот, как правило, – марксист: кто легальный, кто нелегальный, а кто – просто в глубине души. То есть,  в основном, все – западники, эти уже на марксо-энгельсовых дрожжах подошли. И опять – отсутствие своей зрелой и убедительной социальной модели, святая вера в «свой» путь, нежелание принять и развивать классические западные концепции. Вот и ухватились за то, что, будучи «Made in West», выглядело как общечеловеческое. Вот такая философская близорукость.  Через некоторое время они почти все прозрели, но было уже поздно: Ленин вытолкал их взашей на нелюбимый ими Запад. А тех немногих, кто просеялся сквозь ленинское сито, или позже попался на глаза ОГПУ, Сталин отловил и передушил в ГУЛАГе.

После великой Октябрьской Россия оказалась в идейной раскорячке: основополагающее учение и отцы-основатели – с Запада (в том числе и Ленин, полжизни активной проживший в Европе), а реальная государственная идеология (читай: религия) – антизападническая.   А с третьей стороны – вся наука, передовые технологии, все это там, у врага, а нам так все это нужно. Сначала все покупали – оборудование, специалистов, целые заводы, даже посылали туда людей учиться. Когда там поняли, что вскармливают свою погибель, стали отказывать в таких услугах. Однако нашелся на Западе и настоящий энтузиаст широкого, особенно военного, сотрудничества, и начались те самые шашни. Стали взаимно вооружаться и  науськивать друг друга на Англию и Францию, так что в первый год II Мировой СССР воевал против Англии на стороне Германии. Но потом их бесноватый накинулся на нас, и тут нам пришлось опять жарко задружить с треклятым Западом: они нам – еду, оборудование, стратегические материалы, машины, боеприпасы, а мы им – победы над их, западным, отщепенцем.
Наконец, победа, репарации, контрибуции, массовый вывоз с Запада трофейного оборудования и специалистов, особенно – в радиоэлектронике  и атомной физике. Отсюда наш быстрый скачок в ракетном деле и быстрая сборка копий двух хищенок – американской атомной бомбы и стратегического бомбардировщика. 
  Откровенное технологическое воровство, отлично налаженное  при Сталине, после него разладилось, и пришлось перейти к политике «секретного» копирования западных технических разработок. Но на этом далеко не ушли: наши ТУ-144, «Буран», по  внешности – ну прямо клоны их «Конкорда» и «Шаттла» – так и не дошли до эксплоатации.
А с одним проектом вообще конфуз получился. В конце 50-х из Америки в СССР сбежали два электронщика, занятых там в суперновом направлении – микроэлектроника – и предожили тут свои услуги. Дело сразу закрутилось, перепрофилировали несколько НИИ, построили Центр микроэлектроники – город Зеленоград. Бились, бились, но гора упорно рожала только мышей, так что японские специалисты тогда диагностировали; «Электроника у вас отстала навсегда».  Естественно, что возникло свежее мнение: это ЦРУ подослало своих агентов, чтобы навести нас на ложный след. Идя по этому следу, несколько зеленоградских ученых (в основном – директора тамошних НИИ) стали членами Академии Наук СССР.  Ныне те из них, кто еще жив, так и идут по этому следу в рядах Академии наук РФ.
Грянула Перестройка, взялись за конверсию промышленности, но оказалось, что наши лучшие технологии абсолютно непригодны для того, чтобы идти своим путем мирного производства, и опять пришлось брать все западное – оно рентабельнее.  Теперь вот бьемся над диверсификацией, да что-то воз не движется, все запрягаем, да запрягаем, а когда ехать-то будем?
Наконец новый молодой Президент в 2000 году прямо сказал (как бы забывши на время о своем собственном пути), что пора, наконец, идти по бурному морю исторического процесса как все – по камешкам цивилизованного прогресса – в европейскую семью. Там подхватили эту свежую мысль, включили в Совет Европы, Большую Семерку переделали в Восьмерку, дали представительство в НАТО.  Из того, что в то время говорил Президент Путин, видно, что он имеет в виду сближение с Западом во всех важнейших сферах – экономико-технологической, культурной, правоприменительной, даже военной.  И эту свою доктрину он проводил достаточно последовательно и твердо для того, чтобы после вспышек агрессивного высокомерия Буша новый американский Президент взял более реалистичный курс в отношениях с Россией.
Так что важнейшая задача на сегодняшний день – развивать во всех деталях и направлениях доктрину Путина, убедить Запад нашими собственными делами в ее рентабельности и для него.