Вечера на хуторе близ Диканьки, часть 2

Действие 2. НОЧЬ.
По рассказам Ночь перед Рождеством и Майская ночь, или Утопленница.

Действующие лица:
Ганна
Левко
Каленик
Голова
Писарь
Утопленница
Мачеха
Девушки-утопленицы

Солоха
Черт
Панас
Чуб
Дьяк
Оксана
Вакула
Голова
Кум
Ткач
Жена Кума
Царица
Запорожцы

Картина 11.

Занавес закрыт. Выходит из середины занавеса мужчина в украинской одежде и начинает говорить про украинскую ночь.

Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темно зеленые стены садов. Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник – ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит, все дивно, все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба… Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще белее, еще лучше блестят при месяце толпы хат; еще ослепительнее вырезываются из мрака низкие их стены. Песни умолкли. Все тихо. Благочестивые люди уже спят. Где где только светятся узенькие окна. Перед порогами иных только хат запоздалая семья совершает свой поздний ужин.

На сцену выходит Левко. Поет.

Левко.     Сонце низенько, вечiр близенько,
Вийди до мене, мое серденько!

Подходит к кулисам и начинает говорить.

Левко. Нет, видно, крепко заснула моя ясноокая красавица! Галю! Галю! ты спишь или не хочешь ко мне выйти? Ты боишься, верно, чтобы нас кто не увидел, или не хочешь, может быть, показать белое личико на холод! Не бойся: никого нет. Вечер тепел. Но если бы и показался кто, я прикрою тебя свиткою, обмотаю своим поясом, закрою руками тебя – и никто нас не увидит. Но если бы и повеяло холодом, я прижму тебя поближе к сердцу, отогрею поцелуями, надену шапку свою на твои беленькие ножки. Сердце мое, рыбка моя, ожерелье! выгляни на миг. Нет, ты не спишь, гордая дивчина! Тебе любо издеваться надо мною, прощай!

Выходит Ганна.

Ганна. Какой же ты нетерпеливый. Уже и рассердился! Зачем выбрал ты такое время: толпа народу шатается то и дело по улицам… Я вся дрожу…
Левко. О, не дрожи, моя красная калиночка! Прижмись ко мне покрепче! Ты знаешь, что мне и часу не видать тебя горько.
Ганна. Знаешь ли, что я думаю? Мне все что то будто на ухо шепчет, что вперед нам не видаться так часто. Недобрые у вас люди: девушки все глядят так завистливо, а парубки… Я примечаю даже, что мать моя с недавней поры стала суровее приглядывать за мною. Признаюсь, мне веселее у чужих было.
Левко. Два месяца только в стороне родной, и уже соскучилась! Может, и я надоел тебе?
Ганна. О, ты мне не надоел. Я тебя люблю, чернобровый козак! За то люблю, что у тебя карие очи, и как поглядишь ты ими – у меня как будто на душе усмехается: и весело и хорошо ей; что приветливо моргаешь ты черным усом своим; что ты идешь по улице, поешь и играешь на бандуре, и любо слушать тебя.
Левко. О моя Галя! (целует и обнимает Ганну)
Ганна. Постой! полно, Левко. Скажи наперед, говорил ли ты с отцом своим?
Левко. Что? Что я хочу жениться, а ты выйти за меня замуж – говорил. (последнее слово Левко произнес с унынием)
Ганна. Что же?
Левко. Что станешь делать с ним? Притворился старый хрен, по своему обыкновению, глухим: ничего не слышит и еще бранит, что шатаюсь бог знает где, повесничаю и шалю с хлопцами по улицам. Но не тужи, моя Галю! Вот тебе слово козацкое, что уломаю его.
Ганна. Да тебе только стоит, Левко, слово сказать – и все будет по твоему. Я знаю это по себе: иной раз не послушала бы тебя, а скажешь слово – и невольно делаю, что тебе хочется. Посмотри, посмотри! (посмотрела вверх) Посмотри, вон вон далеко мелькнули звездочки: одна, другая, третья, четвертая, пятая… Не правда ли, ведь это ангелы божии поотворяли окошечки своих светлых домиков на небе и глядят на нас? Да, Левко? Ведь это они глядят на нашу землю? Что, если бы у людей были крылья, как у птиц, – туда бы полететь, высоко, высоко… Ух, страшно! Ни один дуб у нас не достанет до неба. А говорят, однако же, есть где то, в какой то далекой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и бог сходит по нем на землю ночью перед светлым праздником.
Левко. Нет, Галю; у бога есть длинная лестница от неба до самой земли. Ее становят перед светлым воскресением святые архангелы; и как только бог ступит на первую ступень, все нечистые духи полетят стремглав и кучами попадают в пекло, и оттого на Христов праздник ни одного злого духа не бывает на земле.
Ганна. Как тихо колышется вода, будто дитя в люльке! Я помню будто сквозь сон, давно, давно, когда я еще была маленькою и жила у матери, что то страшное рассказывали про дом этот. Левко, ты, верно, знаешь, расскажи!..
Левко. Бог с ним, моя красавица! Мало ли чего не расскажут бабы и народ глупый. Ты себя только потревожишь, станешь бояться, и не заснется тебе покойно.
Ганна. Расскажи, расскажи, милый, чернобровый парубок! Нет! ты, видно, не любишь меня, у тебя есть другая девушка. Я не буду бояться; и буду спокойно спать ночь. Теперь то не засну, если не расскажешь. Я стану мучиться да думать… Расскажи, Левко!..
Левко. Видно, правду говорят люди, что у девушек сидит черт, подстрекающий их любопытство. Ну слушай. Давно, мое серденько, жил в этом доме сотник. У сотника была дочка, ясная панночка, белая, как снег, как твое личико. Сотникова жена давно уже умерла; задумал сотник жениться на другой. «Будешь ли ты меня нежить по старому, батьку, когда возьмешь другую жену?» – «Буду, моя дочка; еще крепче прежнего стану прижимать тебя к сердцу! Буду, моя дочка; еще ярче стану дарить серьги и монисты!» Привез сотник молодую жену в новый дом свой. Хороша была молодая жена. Румяна и бела собою была молодая жена; только так страшно взглянула на свою падчерицу, что та вскрикнула, ее увидевши; и хоть бы слово во весь день сказала суровая мачеха. Настала ночь: ушел сотник с молодою женой в свою опочивальню; заперлась и белая панночка в своей светлице. Горько сделалось ей; стала плакать. Глядит: страшная черная кошка крадется к ней; шерсть на ней горит, и железные когти стучат по полу. В испуге вскочила она на лавку, – кошка за нею. Перепрыгнула на лежанку, – кошка и туда, и вдруг бросилась к ней на шею и душит ее. С криком оторвавши от себя, кинула ее на пол; опять крадется страшная кошка. Тоска ее взяла. На стене висела отцовская сабля. Схватила ее и бряк по полу – лапа с железными когтями отскочила, и кошка с визгом пропала в темном углу. Целый день не выходила из светлицы своей молодая жена; на третий день вышла с перевязанною рукой. Угадала бедная панночка, что мачеха ее ведьма и что она ей перерубила руку. На четвертый день приказал сотник своей дочке носить воду, мести хату, как простой мужичке, и не показываться в панские покои. Тяжело было бедняжке, да нечего делать: стала выполнять отцовскую волю. На пятый день выгнал сотник свою дочку босую из дому и куска хлеба не лал на дорогу. Тогда только зарыдала панночка, закрывши руками белое лицо свое: «Погубил ты, батьку, родную дочку свою! Погубила ведьма грешную душу твою! Прости тебя бог; а мне, несчастной, видно, не велит он жить на белом свете!..» И вон, видишь ли ты… (показывает) Гляди сюда: вон, подалее от дома, самый высокий берег! С этого берега кинулась панночка в воду, и с той поры не стало ее на свете…
Ганна. А ведьма?
Левко. Ведьма? Старухи выдумали, что с той поры все утопленницы выходили в лунную ночь в панский сад греться на месяце; и сотникова дочка сделалась над ними главною. В одну ночь увидела она мачеху свою возле пруда, напала на нее и с криком утащила в воду. Но ведьма и тут нашлась: оборотилась под водою в одну из утопленниц и через то ушла от плети из зеленого тростника, которою хотели ее бить утопленницы. Верь бабам! Рассказывают еще, что панночка собирает всякую ночь утопленниц и заглядывает поодиночке каждой в лицо, стараясь узнать, которая из них ведьма; но до сих пор не узнала. И если попадется из людей кто, тотчас заставляет его угадывать, не то грозит утопить в воде. Вот, моя Галю, как рассказывают старые люди!.. Теперешний пан хочет строить на том месте винннцу и прислал нарочно для того сюда винокура… Но я слышу говор. Это наши возвращаются с песен. Прощай, Галю! Спи спокойно; да не думай об этих бабьих выдумках!  (обнимает и целует Ганну)
Ганна. Прощай, Левко!

Ганна еще немного посидела и тоже ушла.

Картина 12.

На сцену выбегают парубки, дивчины, бабы, мужики и начинают пляску. Затем выходит пьяный Каленик. Некоторое время смотрит на танцующих.

Каленик. Да, гопак не так танцуется! То то я гляжу, не клеится все. Что ж это рассказывает кум?.. А ну: гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп! Ей богу, не так танцуется гопак! Что мне лгать! ей богу, не так! А ну: гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп!
1-ая баба. Вот одурел человек! добро бы еще хлопец какой, а то старый кабан, детям на смех, танцует ночью по улице! Ступай в хату свою. Пора спать давно!
Каленик. Я пойду! Я пойду. Я не посмотрю на какого нибудь голову. Что он думает, дидько б утысся его батькови!, что он голова, что он обливает людей на морозе холодною водою, так и нос поднял! Ну, голова, голова. Я сам себе голова. Вот убей меня бог! Бог меня убей, я сам себе голова. Вот что, а не то что… (идет в сторону кулис) Баба, отворяй! Баба, живей, говорят тебе, отворяй! Козаку спать пора!
1-ая дивчина. Куда ты, Каленик? Ты в чужую хату попал! Показать тебе твою хату?
Каленик. Покажите, любезные молодушки!
2-ая дивчина. Молодушки? слышите ли, какой учтивый Каленик! За это ему нужно показать хату… но нет, наперед потанцуй!
Каленик. Потанцевать?.. эх вы, замысловатые девушки! А дадите перецеловать себя? Всех перецелую, всех!..

Каленик пытается поймать девушек. Те с криком и визгом бегут от него.

3-ья дивчина. Вон твоя хата!

Все убегают, оставив Каленика одного. Каленик через некоторое время выкидывая коленца пьяными ногами и что-то напевая уходит.

Картина 13.

Выходит Левко. Садится и поет.

Левко.     Ой та, мiсяцю, мiй мiсяченьку!
I ти, зоре ясна!
Ой, свiтiть там по подвi'рi,
Де дiвчина красна.

На это песне выходит Утопленница. Слушает Левко.

Утопленница. Спой мне, молодой козак, какую нибудь песню!
Левко. Какую же тебе песню спеть, моя ясная панночка?
Утопленница. Парубок. (плачет) Парубок, найди мне мою мачеху! Я ничего не пожалею для тебя. Я награжу тебя. Я тебя богато и роскошно награжу! У меня есть зарукавья, шитые шелком, кораллы, ожерелья. Я подарю тебе пояс, унизанный жемчугом. У меня золото есть… Парубок, найди мне мою мачеху! Она страшная ведьма: мне не было от нее покою на белом свете. Она мучила меня, заставляла работать, как простую мужичку. Посмотри на лицо: она вывела румянец своими нечистыми чарами с щек моих. Погляди на белую шею мою: они не смываются! они не смываются! они ни за что не смоются, эти синие пятна от железных когтей ее. Погляди на белые ноги мои: они много ходили; не по коврам только, по песку горячему, по земле сырой, по колючему терновнику они ходили; а на очи мои, посмотри на очи: они не глядят от слез… Найди ее, парубок, найди мне мою мачеху!..
Левко. (волнуясь, дрожащим голосом) Я готов на все для тебя, моя панночка! Но как мне, где ее найти?

Выходит группа девушек, с ними Мачеха.

Утопленница. Посмотри, посмотри! Она здесь! она на берегу играет в хороводе между моими девушками и греется на месяце. Но она лукава и хитра. Она приняла на себя вид утопленницы; но я знаю, но я слышу, что она здесь. Мне тяжело, мне душно от ней. Я не могу чрез нее плавать легко и вольно, как рыба. Я тону и падаю на дно, как ключ. Отыщи ее, парубок!

Левко осторожно подходит к группе девушек.

1-ая девушка. Давайте в во'рона, давайте играть в ворона!
2-ая девушка. Кому же быть вороном?

Девушки кидают жребий. Он падает на одну из них.

3-ая девушка. (устало) Нет, я не хочу быть вороном! Мне жалко отнимать цыпленков у бедной матери!
Левко. (в сторону) Ты не ведьма!
2-ая девушка. Кто же будет вороном?
Мачеха. Я буду вороном!

Левко внимательно смотрит на игру.

Левко. (громко, показывая на мачеху) Ведьма!

Утопленница весело смеется. Девушки уводят сопротивляющуюся Мачеху.

Утопленница. Чем наградить тебя, парубок? Я знаю, тебе не золото нужно: ты любишь Ганну; но суровый отец мешает тебе жениться на ней. Он теперь не помешает; возьми, отдай ему эту записку…

Утопленница дает Левко записку и смеясь убегает. Левко смотрит на записку, садится и … засыпает.
Затемнение

Картина 14.

Левко просыпается.

Левко.  Неужели это я спал? Так живо, как будто наяву!.. Чудно, чудно!.. – повторил он, оглядываясь.

Левко обнаруживает записку в своей руке. Внимательно на нее смотрит.

Левко. Эх, если бы я знал грамоте!

Слышится шум. Выбегают люди во главе с Головой.

Голова. Не бойтесь, прямо хватайте его! Чего струсили? нас десяток. Я держу заклад, что это человек, а не черт! (люди хватают оторопевшего Левко) Скидывай ка, приятель, свою страшную личину! Полно тебе дурачить людей! (смотрит на Левко) Левко, сын! Это ты, собачий сын! вишь, бесовское рождение! Я думаю, какая это шельма, какой это вывороченный дьявол строит штуки! А это, выходит, все ты, невареный кисель твоему батьке в горло, изволишь заводить по улице разбои, сочиняешь песни!.. Эге ге ге, Левко! А что это? Видно, чешется у тебя спина! Вязать его!
Левко. Постой, батько! велено тебе отдать эту записочку.

Левко дает записку ее берет Писарь.

Голова. Не до записок теперь, голубчик! Вязать его!
Писарь. Постой, пан голова! (разваривает записку) комиссарова рука!
Голова. Комиссара? Читай, читай! что там пишет комиссар?
Писарь. (откашлявшись) «Приказ голове, Евтуху Макогоненку. Дошло до нас, что ты, старый дурак, вместо того чтобы собрать прежние недоимки и вести на селе порядок, одурел и строишь пакости…»
Голова. Вот, ей богу! ничего не слышу!
Писарь. (еще раз медленнее) «Приказ голове, Евтуху Макогоненку. Дошло до нас, что ты, старый ду…»
Голова. (перебивает) Стой, стой! не нужно! я хоть и не слышал, однако ж знаю, что главного тут дела еще нет. Читай далее!
Писарь. «А вследствие того, приказываю тебе сей же час женить твоего сына, Левка Макогоненка, на козачке из вашего же села, Ганне Петрыченковой, а также починить мосты на столбовой дороге и не давать обывательских лошадей без моего ведома судовым паничам, хотя бы они ехали прямо из казенной палаты. Если же, по приезде моем, найду оное приказание мое не приведенным в исполнение, то тебя одного потребую к ответу. Комиссар, отставной поручик Козьма Деркач Дришпановский».
Голова. Вот что! Слышите ли вы, слышите ли: за все с головы спросят, и потому слушаться! беспрекословно слушаться! не то, прошу извинить… А тебя, вследствие приказания комиссара, – хотя чудно мне, как это дошло до него, – я женю; только наперед попробуешь ты нагайки! Знаешь – ту, что висит у меня на стене возле покута? Я поновлю ее завтра… Где ты взял эту записку?
Левко. (через паузу) Я отлучался, вчера ввечеру еще в город и встретил комиссара, вылезавшего из брички. Узнавши, что я из нашего села, дал он мне эту записку и велел на словах тебе сказать, батько, что заедет на возвратном пути к нам пообедать.
Голова. Он это говорил?
Левко. Говорил.
Голова. (важно) Слышите ли? комиссар сам своею особою приедет к нашему брату, то есть ко мне, на обед! О! (поднял палец вверх) Комиссар, слышите ли, комиссар приедет ко мне обедать! Как думаешь, пан писарь, и ты, сват, это не совсем пустая честь! Не правда ли?
Писарь. Еще, сколько могу припомнить, ни один голова не угощал комиссара обедом.
Голова. Не всякий голова голове чета! Как думаешь, пан писарь, нужно бы для именитого гостя дать приказ, чтобы с каждой хаты принесли хоть по цыпленку, ну, полотна, еще кое чего… А?
Писарь. Нужно бы, нужно, пан голова!
Левко. А когда же свадьбу, батько?
Голова. Свадьбу? Дал бы я тебе свадьбу!.. Ну, да для именитого гостя… завтра вас поп и обвенчает. Черт с вами! Пусть комиссар увидит, что значит исправность! Ну, ребята, теперь спать! Ступайте по домам!.. Сегодняшний случай припомнил мне то время, когда я… (Голова вместе со своим окружением важно уходит)
Левко. Ну, теперь пойдет голова рассказывать, как вез царицу! (пошел в сторону хаты Ганы) Дай тебе бог небесное царство, добрая и прекрасная панночка. Пусть тебе на том свете вечно усмехается между ангелами святыми! Никому не расскажу про диво, случившееся в эту ночь; тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только поверишь мне и вместе со мною помолишься за упокой души несчастной утопленницы! (подошел к хате) Спи, моя красавица! Приснись тебе все, что есть лучшего на свете; но и то не будет лучше нашего пробуждения! (уходит)

Картина 15.

Выходит мужчина в украинской одежде, садится и начинает говорить.

Последний день перед рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь поступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа. Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег.

С шумом выходят Чуб и Панас.

Чуб. Так ты, кум, еще не был у дьяка в новой хате? Там теперь будет добрая попойка! Как бы только нам не опоздать.

Чуб поправил свой пояс, нахлобучил крепче свою шапку, стиснул в руке кнут, взглянул вверх, остановился.

Чуб. Что за дьявол! Смотри! смотри, Панас!..
Панас. (тоже поглядел вверх) Что?
Чуб. Как что? месяца нет!
Панас. Что за пропасть! В самом деле нет месяца.
Чуб. То то что нет. Тебе небось и нужды нет.
Панас. А что мне делать!
Чуб. (вытирая усы рукавом) Надобно же было какому то дьяволу, чтоб ему не довелось, собаке, поутру рюмки водки выпить, вмешаться!.. Право, как будто на смех… Нарочно, сидевши в хате, глядел в окно: ночь – чудо! Светло, снег блещет при месяце. Все было видно, как днем. Не успел выйти за дверь – и вот, хоть глаз выколи! (через паузу) Так нет, кум, месяца?
Панас. Нет.
Чуб. Чудно, право! А дай понюхать табаку. У тебя, кум, славный табак! Где ты берешь его?
Панас. Кой черт, славный! (закрывает табакерку) Старая курица не чихнет!
Чуб. Я помню, мне покойный шинкарь Зозуля раз привез табаку из Нежина. Эх, табак был! добрый табак был! Так что же, кум, как нам быть? ведь темно на дворе.
Панас. Так, пожалуй, останемся дома.
Чуб. (через паузу, решительно) Нет, кум, пойдем! нельзя, нужно идти!

Чуб и Панас уходят как бы на ощупь.

Картина 16.

Из глубины сцены выходит Вакула и идет к дому Оксаны. Оксана появляется и начинает смотреться в зеркало. Вакула смотрит.

Оксана. Что людям вздумалось расславлять, будто я хороша? Лгут люди, я совсем не хороша. Разве черные брови и очи мои так хороши, что уже равных им нет и на свете? Что тут хорошего в этом вздернутом кверху носе? и в щеках? и в губах? Будто хороши мои черные косы? Ух! их можно испугаться вечером: они, как длинные змеи, перевились и обвились вокруг моей головы. Я вижу теперь, что я совсем не хороша! (отдвигает подалее от себя зеркало, вскрикивает) Нет, хороша я! Ах, как хороша! Чудо! Какую радость принесу я тому, кого буду женою! Как будет любоваться мною мой муж! Он не вспомнит себя. Он зацелует меня насмерть.
Вакула. (в сторону) Чудная девка! И хвастовства у нее мало! С час стоит, глядясь в зеркало, и не наглядится, и еще хвалит себя вслух!
Оксана. Да, парубки, вам ли чета я? вы поглядите на меня, как я плавно выступаю; у меня сорочка шита красным шелком. А какие ленты на голове! Вам век не увидать богаче галуна! Все это накупил мне отец мой для того, чтобы на мне женился самый лучший молодец на свете! (оборачивается, видит Вакулу, вскрикивает)

Оксана оборачивается и видит Вакулу, вскрикивает, потом хмурит брови. Вакула опускает руки.

Оксана. Зачем ты пришел сюда? Разве хочется, чтобы выгнала за дверь лопатою? Вы все мастера подъезжать к нам. Вмиг пронюхаете, когда отцов нет дома. О, я знаю вас! Что, сундук мой готов?
Вакула. Будет готов, мое серденько, после праздника будет готов. Если бы ты знала, сколько возился около него: две ночи не выходил из кузницы; зато ни у одной поповны не будет такого сундука, Железо на оковку положил такое, какого не клал на сотникову таратайку, когда ходил на работу в Полтаву. А как будет расписан! Хоть весь околоток вы'ходи своими беленькими ножками, не найдешь такого! По всему полю будут раскиданы красные и синие цветы. Гореть будет, как жар. Не сердись же на меня! Позволь хоть поговорить, хоть поглядеть на тебя!
Оксана. Кто же тебе запрещает, говори и гляди! (села на лавку)
Вакула. Позволь и мне сесть возле тебя!
Оксана. Садись.
Вакула. Чудная, ненаглядная Оксана, позволь поцеловать тебя!

Вакула обнимает Оксану, хочет поцеловать, Оксана отталкивает Вакулу.

Оксана. Чего тебе еще хочется? Ему когда мед, так и ложка нужна! Поди прочь, у тебя руки жестче железа. Да и сам ты пахнешь дымом. Я думаю, меня всю обмарал сажею. (берет зеркало, смотрится в него)
Вакула. (в сторону) Не любит она меня. Ей всё игрушки; а я стою перед нею как дурак и очей не свожу с нее. И все бы стоял перед нею, и век бы не сводил с нее очей! Чудная девка! чего бы я не дал, чтобы узнать, что у нее на сердце, кого она любит! Но нет, ей и нужды нет ни до кого. Она любуется сама собою; мучит меня, бедного; а я за грустью не вижу света; а я ее так люблю, как ни один человек на свете не любил и не будет никогда любить.
Оксана. Правда ли, что твоя мать ведьма? (весело засмеялась)
Вакула. Что мне до матери? ты у меня мать, и отец, и все, что ни есть дорогого на свете. Если б меня призвал царь и сказал: «Кузнец Вакула, проси у меня всего, что ни есть лучшего в моем царстве, все отдам тебе. Прикажу тебе сделать золотую кузницу, и станешь ты ковать серебряными молотами». – «Не хочу, – сказал бы я царю, – ни каменьев дорогих, ни золотой кузницы, ни всего твоего царства: дай мне лучше мою Оксану!»
Оксана. Видишь, какой ты! Только отец мой сам не промах. Увидишь, когда он не женится на твоей матери. Однако ж дивчата не приходят… Что б это значило? Давно уже пора колядовать. Мне становится скучно.
Вакула. Бог с ними, моя красавица!
Оксана. Как бы не так! с ними, верно, придут парубки. Тут то пойдут балы. Воображаю, каких наговорят смешных историй!
Вакула. Так тебе весело с ними?
Оксана. Да уж веселее, чем с тобою. А! кто то стукнул; верно, дивчата с парубками.
Вакула. (в сторону) Чего мне больше ждать? Она издевается надо мною. Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова. Но если ж так, не достанется, по крайней мере, другому посмеяться надо мною. Пусть только я наверное замечу, кто ей нравится более моего; я отучу…

С шумом входят девушки, окружили Оксану. Вакула отошел в сторону. Все девушки весело смеются.

Оксана. Э, Одарка! У тебя новые черевики! Ах, какие хорошие! и с золотом! Хорошо тебе, Одарка, у тебя есть такой человек, который все тебе покупает; а мне некому достать такие славные черевики.
Вакула. Не тужи, моя ненаглядная Оксана! Я тебе достану такие черевики, какие редкая панночка носит.
Оксана. (надменно) Ты? Посмотрю я, где ты достанешь черевики, которые могла бы я надеть на свою ногу. Разве принесешь те самые, которые носит царица.
1-ая девушка. Видишь, какие захотела! (все смеются)
Оксана. (гордо) Да, будьте все вы свидетельницы: если кузнец Вакула принесет те самые черевики, которые носит царица, то вот мое слово, что выйду тот же час за него замуж.

Все со смехом идут. Вакула идет за ними.

Вакула. Смейся, смейся! Я сам смеюсь над собою! Думаю, и не могу вздумать, куда девался ум мой. Она меня не любит, – ну, бог с ней! будто только на всем свете одна Оксана. Слава богу, девчат много хороших и без нее на селе. Да что Оксана? с нее никогда не будет доброй хозяйки; она только мастерица рядиться. Нет, полно, пора перестать дурачиться.

Уходят.

Картина 17.

Выходят Солоха и Черт. Черт вьется вокруг Солохи.

Черт. Ох, пани Солоха…
Солоха. Что, чертушка, что?
Черт. Вы такая, пани Солоха, такая…
Солоха. Да какая же, чертушка?
Черт. Ох, пани Солоха, и слов не можно найти, какая вы…

Черт подходит к Солохе. Солоха благосклонно его хочет обнять. Стук в дверь.

Солоха. Кому бы это?
Черт. Спрячь меня, пани Солоха! Спрячь быстрее!
Солоха. Да куда же я тебя дену?
Черт. Не знаю, пани Солоха, только знаю, что надобно спрятать!
Солоха. Ты – черт! Вот и сгинь куда-нибудь!

Черт некоторое время крутиться как ужаленный, затем залезает в мешок. Солоха впускает Голову.

Голова. Мира твоему дому, Солоха!
Солоха. Здравствуй, пан Голова! Как хорошо что вы почли меня своим присутствием! (подает Голове водки)
Голова. (выпил водки) Благодарствуйте! Пошел было я к дьяку – посмотреть его новую хату. Но тут поднялась такая метель, что невозможно было отличить небо от земли. Ну я и подумал, что к дьяку я всегда успею и решил я зайти к тебе, Солоха и посумерничать с тобой вдвоем!
Солоха. Пан Голова, это вы очень правильно сделали!

Солоха подходит с улыбкой к Голове нарочно выставив грудь вперед. Голова, поглаживая усы, довольно смотрит на Солоху. Стук в дверь. Оба замерли.

Дьяк. (из-за кулис) Уважаемая Солоха! Прошу впустить лицо божеского назначения для нарушения вашего уединения!
Голова. Спрячь меня куда нибудь. Мне не хочется теперь встретиться с дьяком.

Солоха хватает  мешок и надевает его на Голову. Входит Дьяк.

Дьяк. Я прождал целый день, что кто-нибудь придет похвалить мою новую хату, но видно, важные и срочные дела не дали возможности селянам засвидетельствовать почтение лицу божеского назначения. Я вышел на улицу, а там сплошная метель, но я нисколько не испугался, так было велико стремление увидеть вас, великолепная Солоха!
Солоха. Ну уж вы и скажете, Осип Никифорович!
Дьяк. (дотрагивается пальцами до руки Солохи) А что это у вас, великолепная Солоха? (отскочил назад)
Солоха. Как что? Рука, Осип Никифорович!
Дьяк. Гм! рука! хе! хе! хе! (обошел, осматривая, Солоху, затем дотронулся пальцем до шеи) А это что у вас, дражайшая Солоха?  (отскочил назад)
Солоха. Будто не видите, Осип Никифорович! Шея, а на шее монисто.
Дьяк. Гм! на шее монисто! хе! хе! хе!  (обошел, осматривая, Солоху, затем протянул в сторону Солохи палец) А это что у вас, несравненная Солоха?.. – Неизвестно, к чему бы теперь притронулся дьяк своими длинными пальцами, как вдруг послышался в дверь стук и голос козака Чуба.

Стук в дверь. Оба замерли.

Чуб. (из-за кулис, громко) Эй, Солоха! А ну отворяй двери, а то я тут замерз, как собака!
Дьяк. Ах, боже мой, стороннее лицо! Что теперь, если застанут особу моего звания?.. Дойдет до отца Кондрата!.. Ради бога, добродетельная Солоха, (дрожит) Ваша доброта, как говорит писание Луки глава трина… трин… Стучатся, ей богу, стучатся! Ох, спрячьте меня куда нибудь!

Солоха хватает мешок, Дьяк проворно залезает в него. Входит Чуб.

Чуб. Здравствуй, Солоха! Ты, может быть, не ожидала меня, а? правда, не ожидала? может быть, я помешал?.. Может быть, вы тут забавлялись с кем нибудь?.. может быть, ты кого нибудь спрятала уже, а? Ну, Солоха, дай теперь выпить водки. Я думаю, у меня горло замерзло от проклятого морозу. Послал же бог такую ночь перед рождеством! Как схватилась, слышишь, Солоха, как схватилась… эк окостенели руки: не расстегну кожуха! как схватилась вьюга…

Стук в дверь. Оба замерли.

Вакула. (громко) Отвори!
Чуб. Стучит кто то.
Вакула. (еще громче и требовательнее, стучит) Отвори!
Чуб. (испуганно) Это кузнец! Слышишь, Солоха, куда хочешь девай меня; я ни за что на свете не захочу показаться этому выродку проклятому, чтоб ему набежало, дьявольскому сыну, под обоими глазами по пузырю в копну величиною!

Солоха хватает мешок, где уже сидит Дьяк. Чуб залезает в мешок поверх Дьяка. Входит Вакула. Солоха отходит в сторону. Вакула постоял немного, затем уныло сел на лавку. В дверь еще постучали, Солоха вышла. Через некоторое время Вакула обратил внимание на мешки. Подошел и стал собирать их.

Вакула. Неужели не выбьется из ума моего эта негодная Оксана? Не хочу думать о ней; а все думается, и, как нарочно, о ней одной только. Отчего это так, что дума против воли лезет в голову? Кой черт, мешки стали как будто тяжелее прежнего! Тут, верно, положено еще что нибудь, кроме угля. Дурень я! и позабыл, что теперь мне все кажется тяжелее. Прежде, бывало, я мог согнуть и разогнуть в одной руке медный пятак и лошадиную подкову; а теперь мешков с углем не подыму. Скоро буду от ветра валиться. (вскричал) Нет, что я за баба! Не дам никому смеяться над собою! Хоть десять таких мешков, все подыму. (хватает два мешка, замечает третий)  Взять и этот, (берет третий мешок) Тут, кажется, я положил струмент свой. (выходит, поет)
Менi с жiнкой не возиться…

Навстречу Вакуле выходит ватага девушек вместе с Оксаной. Вакула останавливается и бросает мешки.

Вакула. (в сторону) Так, это она! стоит, как царица, и блестит черными очами! Ей рассказывает что то видный парубок; верно, забавное, потому что она смеется. Но она всегда смеется.
Оксана. (замечает Вакулу) А, Вакула, ты тут! здравствуй! (весело, с усмешкой) Ну, много наколядовал? Э, какой маленький мешок! А черевики, которые носит царица, достал? достань черевики, выйду замуж!
Вакула. (через паузу, в сторону) Нет, не могу; нет сил больше… Но боже ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд, и речи, и все, ну вот так и жжет, так и жжет… Нет, невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему: пропадай душа, пойду утоплюсь в пролубе, и поминай как звали! (решительно подходит к Оксане) Прощай, Оксана! Ищи себе какого хочешь жениха, дурачь кого хочешь; а меня не увидишь уже больше на этом свете.

Оксана вопросительно смотрит на Вакулу, тот хочет что-то сказать, но машет рукой и уходит с одним мешком за плечами.

Парубки. Куда, Вакула?
Вакула. (уходя) Прощайте, братцы! Даст бог, увидимся на том свете; а на этом уже не гулять нам вместе. Прощайте, не поминайте лихом!
Парубки. Он повредился!

Все уходят.

Картина 18.

Выходит понурый  Вакула.

Вакула. Куда я, в самом деле, бегу? как будто уже все пропало. Попробую еще средство: пойду к запорожцу Пузатому Пацюку. Он, говорят, знает всех чертей и все сделает, что захочет. Пойду, ведь душе все же придется пропадать!

Идет через всю сцену. На другой стороне сидит Пацюк и ест.

Вакула. (подходя к Пацюку и кланяясь) Я к твоей милости пришел, Пацюк! (снова кланяется, Пацюк не обращает на него внимания) Ты, говорят, не во гнев будь сказано…я веду об этом речь не для того, чтобы тебе нанесть какую обиду, – приходишься немного сродни черту. (Пацюк продолжает есть, не обращая внимания на Вакулу) К тебе пришел, Пацюк, дай боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции! Пропадать приходится мне, грешному! ничто не помогает на свете! Что будет, то будет, приходится просить помощи у самого черта. Что ж, Пацюк? как мне быть?
Пацюк. (не поднимая головы) Когда нужно черта, то и ступай к черту!
Вакула. (кланяясь) Для того то я и пришел к тебе, кроме тебя, думаю, никто на свете не знает к нему дороги. (Пацюк продолжает есть, не обращая внимания на Вакулу) Сделай милость, человек добрый, не откажи! Расскажи хоть, как, примерно сказать, попасть к нему на дорогу?
Пацюк. (не поднимая головы, равнодушно) Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами.

Пацюк доедает и уходит. Вакула в раздумье ставит мешок на землю. Из мешка выскакивает Черт.

Черт. Это я – твой друг, все сделаю для товарища и друга! Денег дам сколько хочешь. Оксана будет сегодня же наша.
Вакула. Изволь, за такую цену готов быть твоим!
Черт.  (радостно) Ну, Вакула! ты знаешь, что без контракта ничего не делают.
Вакула. Я готов! У вас, я слышал, расписываются кровью; постой же, я достану в кармане гвоздь! (хватает Черта за хвост)
Черт.  (пытается вырваться) Вишь, какой шутник! Ну, полно, довольно уже шалить!
Вакула. Постой, голубчик! а вот это как тебе покажется? (делает крестное знамение, Черт притих) Постой же, будешь ты у меня знать подучивать на грехи добрых людей и честных христиан! (поднимает руку для крестного знамения)
Черт.  (жалобно) Помилуй, Вакула! все что для тебя нужно, все сделаю, отпусти только душу на покаяние: не клади на меня страшного креста!
Вакула. А, вот каким голосом запел, немец проклятый! Теперь я знаю, что делать. Вези меня сей же час на себе, слышишь, неси, как птица!
Черт.  Куда?
Вакула. В Петембург, прямо к царице!

Оба убегают.

Картина 18.

Выходят изрядно выпимшие Кум и Ткач. Видят мешки

Кум.  Вишь, какие мешки кто то бросил на дороге! Полезло же кому то счастие наколядовать столько всякой всячины! Экие страшные мешки!
Ткач.  Мешки? а с чем мешки, с книшами или паляницами ?
Кум.  Да, думаю, всего есть.
Ткач. Положим, что они набиты гречаниками да коржами, и то добре. Хотя бы были тут одни паляницы, и то в шмак: жидовка за каждую паляницу дает осьмуху водки.
Кум.  Утащить скорее, чтобы кто ни увидел.

Кум и Ткач берут один мешок.

Ткач. Куда ж мы понесем его? в шинок?
Кум.  Оно бы и я так думал, чтобы в шинок; но ведь проклятая жидовка не поверит, подумает еще, что где нибудь украли; к тому же я только что из шинка. – Мы отнесем его в мою хату. Нам никто не помешает: жинки нет дома.
Ткач. Да точно ли нет дома?
Кум.  Слава богу, мы не совсем еще без ума, черт ли бы принес меня туда, где она. Она, думаю, протаскается с бабами до света.

Несут мешок. Выбегает Жена Кума.

Жена Кума.  Кто там?

Кум и Ткач сразу встают и загораживают собой мешок.

Ткач. Вот тебе на! – произнес ткач, опустя руки.
Жена Кума.  Вот это хорошо! (сразу увидев мешок) Это хорошо, что наколядовали столько! Вот так всегда делают добрые люди; только нет, я думаю, где нибудь подцепили. Покажите мне сейчас, слышите, покажите сей же час мешок ваш!
Кум.  Лысый черт тебе покажет, а не мы.
Ткач. Тебе какое дело? мы наколядовали, а не ты.
Жена Кума.  Нет, ты мне покажешь, негодный пьяница! (бьет Кума)

Между Женой Кума и Кумом с Ткачем завязывается патасовка. Жена Кума хватает кочергу и лупит Кума с Ткачем кочергой. Через некоторое время Кум и Ткач вынуждены отступить.

Ткач. Что мы допустили ее?
Кум.  Э, что мы допустили! а отчего ты допустил?
Ткач. У вас кочерга, видно, железная! Моя жинка купила прошлый год на ярмарке кочергу, дала пивкопы, – та ничего… не больно.

Жена Кума тем временем развязывает мешок и заглядывает внутрь.

Жена Кума.  (радостно) Э, да тут лежит целый кабан!
Ткач. Кабан! слышишь, целый кабан! А все ты виноват!
Кум.  (пожимает плечами) Что ж делать!
Ткач. Как что? чего мы стоим? отнимем мешок! ну, приступай! (пошел на Жену Кума) Пошла прочь! пошла! это наш кабан!
Кум.  (тоже подходит к Жене Кума) Ступай, ступай, чертова баба! это не твое добро!

Жена Кума хватает кочергу, а из мешка появляется Чуб. Все испуганно смотрят на Чуба.

Кум.  Что ж она, дура, говорит: кабан! Это не кабан!
Ткач. Вишь, какого человека кинуло в мешок! Хоть что хочешь говори, хоть тресни, а не обошлось без нечистой силы. Ведь он не пролезет в окошко!
Кум.  Это кум!
Чуб. (усмехаясь) А ты думал кто? Что, славную я выкинул над вами штуку? А вы небось хотели меня съесть вместо свинины? Постойте же, я вас порадую: в мешке лежит еще что то, – если не кабан, то, наверно, поросенок или иная живность. Подо мною беспрестанно что то шевелилось.

Жена Кума, Кум, Ткач кидаются к мешку, но оттуда появляется Дьяк. Все трое отскакивают.

Ткач. Вот и другой еще! Черт знает как стало на свете… голова идет кругом… не колбас и не паляниц, а людей кидают в мешки!
Чуб. (изумленно) Это дьяк! (догадавшись) Вот тебе на! ай да Солоха!

Все уходят, обсуждая между собой происшедшие события и захватывают пустой мешок.

Картина 19.

Выскакивают девушки вместе с Оксаной. Видят мешок.

1-ая девушка. Постойте, кузнец позабыл мешок свой; смотрите, какой страшный мешок!
2-ая девушка. Он не по нашему наколядовал: я думаю, сюда по целой четверти барана кидали; а колбасам и хлебам, верно, счету нет!
3-ая девушка. Роскошь! целые праздники можно объедаться.
2-ая девушка. Посмотрим, что то лежит тут.

Девушки развязывают мешок, видят в нем человека и с визгом кидаются врассыпную.

1-ая девушка. Ах, тут сидит кто то!

Входит Чуб.

Чуб. Что за черт! куда вы мечетесь как угорелые?
Оксана. Ах, батько! в мешке сидит кто то!
Чуб. В мешке? где вы взяли этот мешок?
3-ая девушка. Кузнец бросил его посередь дороги/
Чуб. (в сторону) Ну, так, не говорил ли я?.. Чего ж вы испугались? посмотрим. А ну ка, чоловиче, прошу не погневиться, что не называем по имени и отчеству, вылезай из мешка!

Из мешка вылезает Голова, Девушки ахают, Чуб смотрит на него в изумлении. Пауза.

Чуб. (в сторону) И голова влез туда же, вишь как!.. !..
Голова. (неуверенно) Должно быть, на дворе холодно?
Чуб.  (так же неуверенно) Морозец есть. (через паузу) А позволь спросить тебя, чем ты смазываешь свои сапоги, смальцем или дегтем?
Голова. (значительно) Дегтем лучше! Ну, прощай, Чуб! (уходит)
Чуб.  (спрашивая самого себя) Для чего спросил я сдуру, чем он мажет сапоги! (с усмешкой) Ай да Солоха! (уходит)

Девушки некоторое время переглядываются, перешептываются, потом весело смеются и убегают вслед за Чубом и Головой.

Картина 20.

С противоположной стороны выбегают Черт и Вакула. Из середины сцены выходят Запорожцы.

Вакула. (кланяясь) Здравствуйте, панове! помогай бог вам! вот где увиделись!
1-ый запорожец. А! это тот самый кузнец, который малюет важно. Здорово, земляк, зачем тебя бог принес?
Вакула. А так, захотелось поглядеть, говорят…
2-ой запорожец. После потолкуем с тобою, земляк, побольше; теперь же мы едем сейчас к царице.
Вакула. К царице? А будьте ласковы, панове, возьмите и меня с собою!
3-ий запорожец. Тебя? Что ты будешь там делать? Нет, не можно.
Вакула. Возьмите! (Черту) Проси! (Черт стал вертеться вокруг Запорожцев)
1-ый запорожец. Возьмем его, в самом деле, братцы!
2-ой запорожец. Пожалуй, возьмем!

Выходит Царица. Запорожцы и Вакула упали на пол в поклоне.

Запорожцы вместе. Помилуй, мамо! помилуй!
Царица. Встаньте.
Запорожцы вместе. Не встанем, мамо! не встанем! умрем, а на встанем!

Царица делает повелительный знак рукой. Запорожцы и Вакула встают.

Царица. Хорошо ли вас здесь содержат?
1-ый запорожец. Та спасиби, мамо!
Царица. (заботливо) Чего же хотите вы? (Запорожцы неуверенно переглядываются)
Черт.  (Вакуле) Теперь пора!
Вакула. (выбегает вперед, падает перед Царицей на колени, громко) Ваше царское величество, не прикажите казнить, прикажите миловать! Из чего, не во гнев будь сказано вашей царской милости, сделаны черевички, что на ногах ваших? (Черт вертится вокруг Царицы) Я думаю, ни один швец ни в одном государстве на свете не сумеет так сделать. Боже ты мой, что, если бы моя жинка надела такие черевики!
Царица. (с улыбкой, ласково) Встань! Если так тебе хочется иметь такие башмаки, то это нетрудно сделать. Принесите ему сей же час башмаки самые дорогие, с золотом!

Выносят башмаки. Вакула стрепетом их берет.

Вакула. (с восторгом) Боже ты мой, что за украшение!

Вакула, постоянно кланяясь уходит. Черт кругами убегает за Вакулой. Царица проводив взглядом Вакулу, величаво уходит, Запорожцы понуро уходят за ней.

Картина 21.

Выходит задумчивый Чуб.

Чуб.  (размышляя горестно) Так кузнец утонул! Боже ты мой, а какой важный живописец был! какие ножи крепкие, серпы, плуги умел выковывать! Что за сила была! Да, таких людей мало у нас на селе. То то я, еще сидя в проклятом мешке, замечал, что бедняжка был крепко не в духе. Вот тебе и кузнец! был, а теперь и нет! А я собирался было подковать свою рябую кобылу!..

Выходит Вакула. Чуб оторопело смотрит на него.

Вакула. Помилуй, батько! не гневись! вот тебе и нагайка: бей, сколько душа пожелает, отдаюсь сам; во всем каюсь; бей, да не гневись только! Ты ж когда то братался с покойным батьком, вместе хлеб соль ели и магарыч пили. (дает Чубу нагайку)

Вакула нагибается, Чуб бьет его три раза по спине.

Чуб.  (довольно) Ну, будет с тебя, вставай! старых людей всегда слушай! Забудем все, что было меж нами! Ну, теперь говори, чего тебе хочется?
Вакула. Отдай, батько, за меня Оксану!
Чуб.  (немного подумав) Добре! присылай сватов!

С другой стороны выходит печальная Оксана.

Оксана. (печально, в раздумье) Нет, не мог Вакула погубить свою душу. Не такой он человек. Он такой набожный. (задумалась) Но что, если он в самом деле ушел с намерением никогда не возвращаться в село? А вряд ли и в другом месте где найдется такой молодец, как кузнец! (сквозь слезы) Он же так любил меня! Он долее всех выносил мои капризы! И я его люблю. Больше жизни люблю своего Вакулу! (увидела Вакулу, испуганно-радостно) Ай!
Вакула. (достает башмаки) Погляди, какие я тебе принес черевики! те самые, которые носит царица.
Оксана. (неуверенно, еще не веря в то сто Вакула жив) Нет! нет! мне не нужно черевиков! (подходит к Вакуле) я и без черевиков…

Вакула нежно обнимает Оксана и целует ее.
Все действующие лица выходят на поклон.

З  А  Н  А  В  Е  С

ВАН © 25.07.2009

Вечера на хуторе близ Диканьки, часть 1 (http://www.proza.ru/2009/07/23/798)