Встреча в Ницце

«Будущим летом, как поедете за границу, нарочно заезжайте посмотреть, какая у иностранца вилла в Ницце – ахнете! – вещал Коровьев».

Я тоже ахнул, но не только от умопомрачительных красот вилл, коих здесь разбросано великое множество в пиршественном разнообразии архитектурных стилей, не только от горного воздуха, напоённого запахами йода, кипарисов, сосен, рододендронов и от лоска английского променада, подобного белоснежному кителю заморского капитана, но и от простой танцплощадки, где по вечерам танцуют пары, от крошечного искусственного водопада, расположенного в самом центре города, от Свято-Николаевского православного храма, во дворе которого, просящие милостыню растопыренные ладони левантийских пальм, мирно соседствуют с заневестившимися славянскими берёзками, от магазинчиков, в которых женщины примеривают шляпки, перчатки, меховые горжетки и пелерины, от длинных очередей в театры и кино, от кафе, где люди убивают время и утоляют жажду превосходным чёрным кофе и светлым, прохладным пивом, где кружится карусель с карапузами, звучит музыка и поют: Саша' Дистель и Жильбер Беко, Джо Дассен, Шарль Азнавур и несравненная Далида!

В Ницце есть улица...Леха Валенсы и Барла' (французского мальчика, этакого «Павлика Морозова», опознавшего в придорожной карете Людовика шестнадцатого, после чего тот был схвачен, возвращён в Париж и казнён).
Ницца – это место, где витает дух Набокова и плоть Кустурицы, где кривляются поддатые уличные клоуны, где соседствуют: гитарист в грустной маске Арлекина, меланхолично перебирающий аккорды барочных мадригалов Вивальди, и чернокожая, милая девушка, о чём-то спросившая меня на улице и, услышав в ответ: «I don't understand you», мгновенно смутилась и, застенчиво пробормотав несколько слов в ответ, мгновенно ретировалась и где весьма велика вероятность вляпаться в свежие собачьи какашки на асфальте.

Вечером, в ресторане я наблюдал за двумя парочками.
Одну их них составляли: достаточно пожилой и обрюзгший «папик», со взбитым коком крашенных, редких, фиолетового оттенка волос (видимо вся контрабанда по-прежнему делается на всё той же Малой Арнаутской одесской улице), в дорогом костюме с ярким галстуком и длинными, шелушащимися, раздроченными руками и его спутница: неопределённого возраста девочка-старушка из шварцевской «Сказки о потерянном времени»; «дорогая-недорогая» шлюха с тонкой, чуть изломанной полоской блёклого рта, маленькими, глянцевыми, цвета греческих маслин, широко расставленными глазами, оплывшей фигурой и пышной, пастозной грудью.
«Папик» методически и вожделенно тёрся под столом своей штаниной о её алебастровые ножки, а «недорогая» в это время с деланым равнодушием вертела в руках винную бутылку, фригидно скользя глазами по этикетке.
Зрелого возраста официантка, подойдя к ним, быстро и молча набухала даме полный (что-то около 250 гр.) бокал красного сухого вина, грубовато-откровенно подмигнула «папику» мол: «Не робей, дядя, дожимай девку!» и спокойно удалилась.

А за другим столиком разместилась юная парочка влюблённых: миловидная, с гладкой, свежей кожей лица, выпуклым высоким чистым лбом, с тонкими, прямыми волосами, цвета предгрозового неба, схваченными обручем и красиво очерченным ртом, девушка, очень похожая на мою школьную пассию Эллочку Прилепскую, за которой я безуспешно пытался ухлёстывать в шестом классе, и бледнолицым, стройным, с чёрными, мягкими волосами, юношей.
Перед ней стояла небольшая, синего кобальту с золотым ободком, тарелка, с горкой разноцветных шариков мороженного, политого сиропом, украшенного жёлто-зелёными звёздочками карамболы и тёртым, горьким шоколадом, а рядом с ним возвышалось вообще какое-то грандиозное сооружение: четвертушка оструганного ананаса с природным жёстким «оперением», напоминающим одновременно и походный шлем римского воина и гребень волос панка.
Вокруг ананаса сгрудились, как зубчатые башенки московского Кремля времён
Ивана III, плоды киви, нежно-розовые, подобные малым половым губам, лепестки персика, аспидно-чёрные, как щёки угандийца, сливы и, виртуозно нарезанные и сложенные веером, лезвия безопасных бритв яблока.
Они, не отрывая ни на мгновение один от другого, восхищённых, испепеляюще-нежных «гиперболоидов»-взглядов, что-то счастливо бормотали и любовно, по очереди кормили друг дружку лакомствами из своих тарелок.
И нескончаемой была эта прелестная любовная игра «Ромео» и «Джульетты»!

А вот это "моя Ницца!"

Григорий Островский   02.08.2009 19:00   •   Заявить о нарушении