Дети Великой. Начало

Сборник рассказов
Всем жителям Союза Советских Социалистических Республик, кто ребенком и подростком жил и выжил с 22.06.1941 по 09.05.1945.

Рассказ 1-й
Вместо вступления к этому рассказу автор приводит выдержки из дневника 12-летней жительницы блокадного Ленинграда Юдиной Татьяны Михайловны:

"Первая бомбёжка - страшное дело. Наша семья вышла на чердачную лестницу, т.к. там были сводчатые потолки. Дом наш - времён Екатерины. Своды - более прочная конструкция. Бомбы падали близко от нашего дома. Вокруг в первую же бомбёжку рухнуло несколько домов. В следующие ночи было уже по нескольку воздушных тревог. Запомнилась одна ночь, когда было 11 (!) воздушных тревог с бомбёжкой /.../ В одну из ночей разбомбили соседний дом. К нам в контору стали приходить раненые. Приехала бригада ПВО. Стали таскать ящики с фрагментами тел погибших. Наш дом избежал бомб, хотя вокруг почти все дома были разрушены. Крепчал мороз, бомбежки стали реже, потом совсем прекратились, но артобстрелы усилились. Многие жители окрестных домов ходили за водой на Неву. А у нас в соседнем дворе почему-то была вода. В этом доме был райсобес, и в туалете тонюсенькой струйкой шла вода. Из дома надо было брать лучину и зажигать её от лучины предыдущего в очереди человека. Унести я могла только бидончик 3 литра. Больше сил не было. Чтобы пройти в этот туалет, надо было в полной темноте миновать комнаты от пола до потолка забитые умершими пенсионерами, инвалидами, которые приходили в райсобес по своим делам и тут же умирали /.../ Мама с папой ходили на подобие базара, где обменивали кое-какие вещи на "продукты". Так однажды принесли 2 стакана овса. Чтобы не занозиться его шелухой, прокалили на горячей сковородке, и мама выдавала на ночь каждому по 10 зёрнышек /.../   

ПЕСНЯ
Юдины занимали две большие комнаты в спокойной ленинградской коммуналке. С соседями жили дружно и, в общем-то, не бедствовали. Михаил Алексеевич, Танин отец, писал музыку, мама, Елена Алексеевна, закончила Институт искусств, две тётушки, папины младшие сёстры, Леночка и Сонечка, тоже успели определиться. В семье могли переживать лишь по одному поводу – обе женщины так и не нашли себе подходящих спутников жизни. Вот и жила Танина семья в двух соседних комнатах: в первой, поменьше, Софья Алексеевна и Елена Алексеевна, во второй папа, мама, бабушка и Танечка. В доме часто бывали гости. С гостями иногда случались казусы. Ведь в квартире проживали две Елены Алексеевны, и обе Юдины. Как разобрать, к кому из них пришли?
Бабушка, Танечка, Сонечка и обе Лены оберегали своего единственного мужчину как могли. У Михаила Алексеевича был врождённый порок сердца. Из-за этого профессора Юдина не взяли на фронт.

- Михаил Алексеевич, вам плохо?
Над бескровным лицом профессора склонилось несколько обеспокоенных молодых ребят. В чёрных бушлатах они сливались перед глазами в одну сплошную массу. Среди обморочных, бессвязных мыслей вдруг мелькнуло: «Как же их различать по званию? Умираю, а в этих нашивках так и не научился разбираться». Он запрещал себе думать о смерти, и вдруг такая мысль. Странное дело, но злость на свою безвольность придала сил, и Михаил Алексеевич, тщательно подбирая слова, сказал:
- Всё в порядке, товарищи моряки. Лёгкое недомогание, с детства сердечко пошаливает, знаете ли. Через минуту продолжим.
 
Зимой сорок второго в блокадном Ленинграде в Управлении Балтийского военно-морского флота рождалась песня. У балтийцев был и свой гимн, и много тематических песен, но их  создали ещё до войны, и в политотделе посчитали, что словам недостаёт актуальности, да и мелодии легковаты. Моряки обратились в Ленинградскую консерваторию с просьбой.

Когда в кабинет директора ввалилась шумная компания молодых крепких ребят в бескозырках, он решил, что здание консерватории забирают для военных нужд. Но вопрос разрешился довольно быстро, хотя и не без курьёза. Старший группы, капитан третьего ранга Кузнецов, чуть ли не с порога выпалил в лоб оторопевшему директору:
- Нам надо такую песню, чтобы вот так было, - и пропел чисто, ровно, с душой, - «Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой!»

- У вас прекрасные вокальные данные, молодой человек, простите, товарищ капитан. Почти Шаляпинский бас, - восхитился директор. – Но, видите ли, такая песня появляется раз в сто лет. И при таких требованиях вы будете искать авторов очень-очень долго.
Приунывшие моряки посовещались и вынесли вердикт:
- Тогда давайте хоть приблизительно сочиним.
- Приблизительно, - задумчиво протянул директор, - с искусством вообще, а  с музыкой в частности обращаться нельзя, приблизительно вряд ли хорошо получится. А знаете что? Запишите-ка адрес одного замечательного композитора, думаю, вам интересно будет с ним пообщаться.

Так Михаил Алексеевич попал к морякам-балтийцам.

Ходить приходилось далеко. Управление Балтфлота располагалось на Васильевском острове, и от дома Юдиных быстрым шагом было часа полтора ходу. Но о быстрой ходьбе думать не приходилось. Голод, холод и болезнь делали своё дело безотказно. Наверное, можно было отказаться, и никто бы не попрекнул. Но у профессора Юдина было две веские причины для этих изнурительных походов. Первая причина - это самоуважение, а вторая - жестяная баночка дрожжевого супа, которую ему давали в Управлении. Он приносил её домой и делил между всеми.

Работа затянула Михаила Алексеевича с головой. Он написал для моряков несколько песен. Мелодии приходили легко. Музыка витала в его сознании такими определёнными акустическими сгустками, что, казалось, её можно взять в руки, свернуть и развернуть как холст с изображениями конкретных образов.

Временами профессору казалось, будто именно так перед смертью к художнику приходит озарение. Но он запрещал себе думать об уходе. Ему надо закончить работу, - партитуры сыроваты, остались неясности в тексте.

Тексты песен писал поэт Николай Браун. Война застала его в Прибалтике, и осенью сорок первого он попал на эвакуационный танкер, вывозивший беженцев в Ленинград. По пути танкер разбомбили, и почти все, кто находился на борту, погибли. Люди, раненые и оглушенные взрывами, тонули сразу. Кто-то сумел продержаться короткое время на поверхности, но температура осенней балтийской воды не оставляла почти ни единого шанса. Николай Леопольдович проплыл в ледяных волнах несколько километров до берега и остался жив. Мобилизованный на Балтийский флот, позже он был назначен военным корреспондентом в осаждённый Ленинград.      
 
* * *

В войну, когда земля моя лежала
В тисках блокад
И в горечи утрат,
Мне было не до слёз
И не до жалоб:
Я призван был держаться как солдат.

Судьба моя была бы горше плена,
Страшнее даже гибели самой,
Когда бы встал хоть на одно колено
Мой стих,
Сражённый хоть одной слезой.

Он клятву дал перед землёй и небом,
Солдатским делом жизнь его была,
Он видел смерть,
Но плакальщиком не был,
Какая б горечь сердце не рвала.

И всё мое —
Потери, боль, невзгода -
Бледнело всё, как при огне зола:
Шла по земле
Трагедия народа,
Она моей трагедией была.

Н.Л.Браун

***

Честно сказать, работать в паре таким разным людям, как Михаил Алексеевич и Николай Леопольдович, было непросто. Мягкий, интеллигентный, домашний профессор Юдин на первый взгляд мог показаться уступчивым. Но в творчестве его житейская уступчивость моментально превращалась в категоричность. Рабочие встречи Юдина и Брауна нередко заканчивались примерно так:
- Как вы не поймёте, что тут надо усилить звучание. Это лейтмотив стихов. Необходимо выделить эти строки. Исправьте партитуру! - ритмично отмахивая правой рукой, а левую глубоко засунув в карман пальто, твердил Браун.
Михаил Алексеевич молча собирал нотные листы с пюпитра рояля, складывал их в чёрную потёртую кожаную папку, аккуратно завязывал её шнурки и вставал с табурета.
- Всего доброго, Николай Леопольдович! Я подумаю над вашим предложением. До встречи.

Они церемонно пожимали друг другу руки и расходились до следующего раза.

Дома, еле живой, сидя в своём любимом кресле с кружкой кипятка, Михаил Алексеевич говорил жене:
- Лейтмотив у него там, видите ли. В прошлый раз тоже велел всё переделать, так я по-своему оставил, а он послушал и обрадовался: "Вот, говорит, можете же, когда захотите". Ничего менять не буду. У меня тоже свои лейтмотивы есть!". Обессиленный внезапным эмоциональным всплеском, он умолкал. Елена Алексеевна подходила к мужу, осторожно брала из холодных рук остывшую кружку и, наклонившись к его лицу, слушала. Дышит. Слава Богу - уснул.