Сказка. ч. 7. гл. 52. Пролог

ГЛАВА 52.  КАК  БЫ И ЗА НАС НЕ ПРИНЯЛИСЬ

ВВЕДЕНИЕ.

   По бескрайним просторам Америки катились мутные волны гражданской войны. Перепуганные террористическими актами обыватели, поначалу никак не отреагировавшие на государственный переворот, постепенно приходили в себя и все смелее начинали оказывать поддержку контрреволюции. Народ это был степенный, зажиточный, и перспектива жить  в социалистической стране янки вряд ли устраивала. Лозунг “С каждого по способностям, каждому по труду” отпугивал 60-70% населения. “Способностями” эту массу Бог явно обделил, а что касается труда… ни для кого ведь не секрет, что существовала-то Америка все больше за счет  чужого труда, будь то поденщики на  кофейных и сахарных плантациях жарких южных стран, или рабочие многочисленных предприятий,  принадлежащих американским промышленникам и разбросанные по всему земному шару. В любом случае сами граждане США в большинстве своем вели жизнь рантье. Даже  в областях, где им принадлежал, казалось бы, явный приоритет – в программном обеспечении высоких технологий – все чаще использовали  проклятые бездельники чужие мозги, ибо собственных оставалось все меньше и меньше. И, таким образом, подошли они к состоянию  древнеримской империи в период ее упадка. Никто не хотел работать, никто не желал воевать.
  Полторы тысячи лет тому назад разношерстные варварские дружины, которые к началу новой эры римские полководцы громили без особых усилий, почувствовав, что “богатырь-то – гнилой!”, принялись по куску растаскивать императорские владения. Побеждали варвары не благодаря своей силе, а исключительно ввиду полного отсутствия воли к сопротивлению заевшихся римских граждан. Не избежала подобной печальной участи и хваленая американская демократия. Доигралась она уже до того, что костяк ее вооруженных сил составляли вчерашние невольники-негры, а так называемые “коренные” янки, в состав которых входили преимущественно потомки англичан, ирландцев да немцев, предпочитали вести праздную или полу- праздную жизнь владельцев пакетов акций, банковских счетов и прочей собственности. Хоть и не жалели скуповатые “рыцари” средств на содержание гигантской армии и флота, оккупировавших половину мира, хоть бомбили они  любую страну по всякому поводу и без повода, а чувствовался уже близкий закат империи Желтого Дьявола. И в один прекрасный момент какие-то злые, но бесстрашные дядьки начали их бить: то корабль взорвут, то посольство, а то и вовсе министерство обороны, не говоря уже о всяких торговых центрах. Не помогли ни  ФБР, ни ЦРУ, ни  АНБ, не говоря уже о национальной гвардии  и полиции.
    В такой сложной обстановке и произошел осенний переворот, произведенный самим президентом Горбушем. То ли ему сон вещий приснился, то ли пророчество сбылось, или какие-то Голоса с неба услышал, да только  в одну ночь из  пещерного антикоммуниста и ультрареакционера  превратился он в самого непримиримого борца за права трудящихся и врага капитала. Не успели его советники да помощники сообразить, что к чему, как он всех их разогнал, выписал себе штат из кубинских революционеров да из перуанской повстанческой организации “Сендера Люминоса”, и стал управлять по-новому. Распустил президент все разведслужбы, уволил большую часть генералов Пентагона, а взамен всего этого аппарата создал Реввоенсовет и Красную Американскую армию. А, чтобы реакция в лице самых оголтелых псов да кровавой гидры Контрреволюции не вздумала огрызаться, учредил Горбуш Чрезвычайную Штатовскую Комиссию и Революционный трибунал, который назвал почему-то  французскими забытыми словами  сюртэ женераль, что означает “общественная безопасность”.
  До смерти перепуганные капиталисты поначалу-то  притихли, гаденыши, ибо вставали пред ними наяву призраки тех самых десяти дней, которые столь основательно потрясли мир в 1917 году. Стали они к Господу взывать, свечки на алтари ставить, да отгонять крестными знамениями  повсюду мерещившегося им Железного Феликса, да не стал Бог слушать эти явно не бескорыстные молитвы – приказал их в корзину для мусора бросать, а его, Всевышнего, по пустякам не беспокоить.
  И тогда самые отчаянные капиталисты – преимущественно из вчерашних гангстеров – решились на вооруженный мятеж: собрались толпой, вооружились до зубов, и ну бунтовать! Вот так и вспыхнула в Америке самая настоящая Вторая гражданская война. Её-то мы и застали, выбравшись на поверхность из канализационного люка.

РАЗДЕЛ 1.  НА ПОВЕРХНОСТИ

   На небоскребах развевались алые знамена. Здание “Эмпайр Билдинг”  украшал гигантский кумачовый транспарант, где на пяти языках было написано: Смерть мировому капиталу. Коротко, но ясно! От революционного Петрограда бывший город Желтого Дьявола отличался обилием механизированных патрулей, разъезжающих по улицам на “джипах” и “лендроверах”. Не видно нигде было и революционных матросов в лихо сдвинутых набок бескозырках. Всюду кипели митинговые страсти. Мы с гризли угодили как раз на такой митинг. На трибуну поднялся  какой-то латиноамериканец, представитель радикального левого движения с характерной фамилией Ортега.
- Дорогие товарищи бывшие буржуи, вчерашние пауки и приспешники капитала! – взволнованно обратился он к аудитории. – Не успели мы встать на путь социалистического обновления Америки, несшейся в пропасть очередного финансового и политического кризиса, как подняла голову самая черная реакция. Контрреволюционеры предательски убивают наших вождей, устраивают  диверсии на предприятиях народного хозяйства, и, страшно подумать, замышляют расправу над нашим любимым вождем, товарищем Горбушем!
При этих словах собравшиеся негодующе засвистели и заревели; больше всех старался почему-то Шатун, внезапно проникшийся сочувствием  к американским революционерам.
- Мало того, - вдохновенно продолжал оратор, - что эти негодяи оккупировали большую часть южных штатов, так они еще призвали на помощь интервентов! Канадские и мексиканские оккупанты вошли в Калифорнию и штат Вайоминг; на Аляске высадились российские десантники, а нашу базу в Пирл-Харборе пытались бомбить японские силы национальной самообороны! Настал час сплочения нации. Американская Красная армия истекает кровью; только всеобщее вооружение народа  может спасти нашу страну! Все на борьбу с “голубыми касками”! Мы победим, товарищи!
 И над авеню загремел марш чилийских левых “Венсеремос”.  Подпевали и мы с Шатуном, причем медведь ревел так, словно его подняли на рогатину.
  Окружающие нас обыватели, и до того старавшиеся держаться как можно дальше от экзотичной пары, зажимая носы, стали выражать явное недовольство.
- Что они себе позволяют, - воскликнул какой-то пожилой джентльмен, - мало того, что воняют, как последние золотари, так  еще и ревут, как ослы!
- Правильно, - послышались одобрительные реплики из толпы, - нечего медведям и клошарам делать на наших собраниях! Гоните их в шею, граждане!
- Несправедливо! – закричал Шатун. – Мы два года на вас ишачили, семь потов пролили, прочищая вашу мерзкую канализацию, а что имеем в качестве благодарности? Это дискриминация по расовым и социальным, а также зоологическим признакам! Мы тоже хотим участвовать в справедливом деле борьбы с мировым капиталом!
- Идите, отмойтесь как следует, товарищи, - вмешался в инцидент оратор, - и только затем – добро пожаловать на митинг! Незачем покрывать позором… и мерзкими запахами революцию!
Мы пожали плечами и отправились в поисках бани. К моему глубокому изумлению, настоящей русской бани в Нью-Йорке почему-то не нашлось, и пришлось нам ввалиться в какую-то роскошную сауну, невзирая на протестующие вопли обслуживающего персонала. Однако оказывать серьезное сопротивление огромному крылатому медведю никому не захотелось, и святое дело омовения свершилось надлежащим образом. Когда Шатун в очередной раз вывалился из парилки, я ахнул: гризли превратился в белого медведя  – не просто грязно - желтовато-белого, как вульгарные арктические хищники, а в белоснежное создание с ослепительными крыльями.
- Не знаю, как там насчет черного кобеля, -  озадаченно пробормотал я, - но серого медведя добела отмыть, оказывается, не только можно, но и нужно!
- Не удивляйся, Парамоша, - весело заметил  белый хищник-херувим, - эти проклятые янки не то, что гризли, даже грязные деньги научились отмывать! Так что ничего удивительного здесь нет: никаких чудес, просто мы имеем дело с качественными синтетическими моющими средствами!
- Да, - подумал я, - действительно… подумаешь, - отмыли шерсть шатуна? Как Америка думает смывать с себя позор бесчисленных преступлений, совершенных правящей верхушкой  в годы, например, войны во Вьетнаме? Или в период Балканского кризиса  в конце Второго тысячелетия? Стиральными порошками, пожалуй, здесь не обойтись!
Мы брели по внезапно опустевшим улицам мегаполиса. Завывала сирена, и голос диктора в громкоговорителях гремел:
- граждане, воздушная тревога! Граждане, спасайтесь, ради Бога! Средства ПВО обнаружили воздушную вражескую армаду, приближающуюся к нашей территории! Адреса ближайших бомбоубежищ…
- Далековато, однако, - озадаченно пробормотал Шатун, выслушав информацию, - пожалуй, не стоит и пытаться до них добежать… впрочем, садись на загривок! Эх, прокачу!
И мы взмыли в пасмурное атлантическое небо.
- Зачем нам какие-то бомбоубежища, - весело говорил белый хищник, набирая высоту, - к чему  небожителям прятаться от жалких негодяев? Встретим их над океаном, да и поглядим, что к чему и кто – кого!
Во все горло распевая “Марсельезу”, он устремился навстречу приближающейся воздушной армаде. Далеко внизу на поверхности моря пенились белые гребни – шторм был не меньше  шести баллов. Резкие порывы холодного сырого ветра так и норовили сбросить меня с толстой шерстистой шеи, так что я вцепился в уши Шатуна мертвой хваткой и  как бы зарылся в густой белый мех. Наконец на горизонте показались самолеты палубной авиации каких-то западноевропейских стран.
- Сейчас я их! – рявкнул Шатун, - держитесь, стервятники!
И молнией метнулся к ближайшему “Миражу”.
Действовал крылатый зверь стандартно: настигнув в воздухе противника, он прокусывал ему крыло и бросал  в керосиновую струю горящую спичку, а затем, отпрянув от взрыва,  кидался вдогонку за следующим самолетом. Минут через пять остатки вражеской армады удирали на свои авианосцы, а Шатун,   торжествующе трубя, как лось во время гона, летел к Северо-Американскому побережью.
  Увы, в городе тем временем вспыхнул вооруженный мятеж. Отряды гангстеров, объединившись с “минитменами” и дружинами “общества Джона Бэрча”, взяли штурмом мэрию и подступали к зданию “Эмпайр Билдинг”,  беспорядочно стреляя во все стороны из автоматических винтовок М-16 и огромных “кольтов”. Патрули, побросав оружие, разбежались; сопротивление оказывали лишь иностранные добровольцы из государств Центральной Америки и Китая, но их было слишком мало.
- Держитесь, друзья, - ревел гризли, пролетая над баррикадами, - сейчас я их оприходую! Ну, контра, погоди!
Для начала шатун протаранил “Мерседес” с каким-то видным бизнесменом – эдаким Мистером Твистером, осыпав меня градом осколков лобового бронированного стекла. Этого хищнику показалось мало, и он решил еще и поиздеваться над ошарашенным и оглушенным капиталистом.
- Вылезай, - безжалостно скомандовал он, - становись на четвереньки, пой: “Боже, царя храни!”
И миллиардер сиплым и надтреснутым фальцетом захрипел: “Боже…”.
- Так, - удовлетворенно потирая ворсистые лапы,  произнес Шатун, - сам-то ты  хоть понимаешь, что за несуразность ты сейчас пытался произнести? Скажи “спасибо”, что  я вовремя тебя остановил! Ты, вероятно, за рыночную экономику и демократическое правление, не так ли?
- Верно говоришь, уважаемый, - испуганно отвечал побледневший финансист, - именно так!
- Но и против реставрации монархического строя  не возражал бы? – продолжал допытываться  белый хищник.
- Да… монархи нас, капиталистов, всегда холили и лелеяли, начиная с эпохи Возрождения, а кое-где – и раньше! – откликнулся буржуй.
- Вот тут-то, батенька, мы вас и пожурим! -  радостно воскликнул крылатый зверь, - по-вашему, выходит, что самодержавие – это и есть  демократия? Власть народа? А царь-государь и есть самый-самый демократ-рыночник, можно даже сказать – либерал?
- Так точно… по всему так выходит.
Гризли даже кругами заходил, захлопал крыльями и молвил: -
- достаточно, можете не продолжать!
И, закурив огромную сигару, презрительно выпустил в лицо  опешившего контуженого мультимиллионера огромное  облако ядовитого табачного дыма.
- Молодой человек, - покровительственно и вместе с тем с плохо скрываемым пренебрежением продолжил он  воспитательную работу, - боюсь, вы заблуждаетесь, да-с! Любить деньги – это не самое главное. По вашей логике, Скупой Рыцарь – также либерал и демократ, поскольку вот уж кто  искренний сторонник рыночных отношений! А уж что касается “медвежатников” и прочих громил, разве кого-нибудь из них можно заподозрить в недостатке любви к деньгам? Это, несомненно, одни из самых активных сторонников рыночной экономики! Жить за счет своего труда они не станут ни при каких обстоятельствах, разве  что под угрозой смертной казни через повешение. Только операции с финансами, только “приватизация” чужой собственности – вот их девиз! Так ты хоть соображаешь, в какой несимпатичной компании оказался? Стыдно, молодой человек! Так что, если почувствовал хоть толику раскаяния, запевай “Венсеремос”!
Миллиардер, хоть и  не ощутил никаких импульсов раскаяния, тем не менее, напрягся и захрипел торжественную мрачноватую песню, звучавшую над Сант-Яго в минуту штурма президентского дворца Ла Монедо контрреволюционным воинством генерала Пиночета. Получалось у него скверно, мистер явно фальшивил и, судя по всему, сгорал от ненависти и ожидания, когда же все это кончится и когда же можно будет отомстить за свои унижения.
   Наконец, медведь сжалился над бедолагой.
- Мы не звери какие-нибудь, - торжественно проревел он, - и многое понимаем. Не архангельское это занятие – унижать поверженного противника! Ступай домой и больше не греши!
Окончательно сбитый с толку деятель империалистической оппозиции ринулся в сторону ближайшей стоянки такси. Гризли сплюнул ему вдогонку и помчался усмирять контрреволюцию.
  В стане нападающих наблюдалось великое смятение. Буржуа, как известно, во все эпохи не отличались храбростью, во всяком случаю – готовность лечь костьми за какую-то абстрактную идею. Удавиться за рубль или доллар – это – пожалуйста, а воевать – увольте! Лучше наймем кого-нибудь. Здесь же сложилась парадоксальная ситуация. Америка, как всем известно – нация весьма состоятельных граждан (тех самых, не желающих воевать). Те же, кто мог бы потенциально пополнить ряды их ландскнехтов, почти сплошь оказались по другую сторону баррикад.
  А тут еще  пронесся слух, что армию революционеров возглавил какой-то не то шести, не то семикрылый  серафим с волосатыми ручищами, если не сказать лапами,  шутя передвигающий горы и подпирающий небеса. Как тут было не дрогнуть и не разбежаться по домам: кто утюг забыл выключить, кто телевизор, а к кому-то теща приехала из Тель-Авива…
   На этом мятеж и закончился. Чудом уцелевшие ревкомовцы, еще не веря в собственное счастье, возвращались на свои рабочие места. Откуда-то, как из-под земли, вынырнули только что испарившиеся патрули, на ходу подбирая брошенные винтовки М-16.
   Революция в США продолжалась. Но и интервенция – тоже. Словом, работы у нас с Шатуном впереди было – непочатый  край.
  А из Персидского залива, Пакистана и Турции возвращались ничего не добившиеся в Афганистане американские войска, и пока не ясно было, на какую из воюющих сторон встанут осрамившиеся солдаты удачи.
- Бросить их на интервентов! – думали  руководители революционной армии.
- Послать их подавлять бунт! -  рассуждали мятежники-контрреволюционеры.
 Гражданская война в Америке приостановилась в ожидании прихода войск. Оккупанты на всякий случай убрались с занимаемой территории и тоже косили огненным глазом в сторону приближающихся авианосцев, линкоров и крейсеров, сопровождаемых сотнями вспомогательных судов и нагруженных солдатами да боеприпасами. Никому не хотелось связываться с этими стальными монстрами, начиненными ядерными боезарядами и даже термоядерными боеголовками.
  На поверхности океана политических страстей Америки не было ни малейшего волнения. Страна ждала бури. И дождалась.