Тень

          Белое, почти прозрачное чилийское вино в бутылке и печальные слова флёр, наполняющие комнату. Вкус и звук многих моих ночей. Лето. Это лето проходит мимо меня - жарким дыханием раскаленного полдня, звуками машин в открытом окне, мороженым, душной усталостью, ледяным душем. Я не люблю лето, оно без моего согласия, не взирая на сопротивление, открывает запертую дверь с воспоминаниями и вытаскивает, то, что я так тщательно прячу от себя за напускной веселостью, пустыми заботами, прохладой осени, зимним морозом, тревогой весны.
          Я так люблю свою комнату, большую, с окном во всю стену, старым торшером и книжными полками. Но этими ночами она кажется мне недоброй, словно чужой. Не спасает даже сеть и бегущие по экранам строчки мертвы, в них нет меня.  В рваном ритме музыки я слышу стук моего сердца, все громче, оно отсчитывает секунды до моего поражения.  Я всегда сдаюсь в ее черно-белый плен, глупо сопротивляться, от нее не убежать. Фотография. Уже много месяцев я не смотрела на нее, но знаю, что она есть, на самой дальней полке книжного шкафа, доставшегося мне еще от бабушки.  Твое лицо.  Так много времени прошло, а я все еще помню тебя – жесты, взгляд, скупые слова, сколько я не старалась забыть, потерять эти воспоминания в других мужчинах,  все тщетно. Ведь есть фотография, четкая, зернистая, снятая на старой лейке. Фотография, с которой ты смотришь  мне прямо в душу. Фотография разорванная на множество мелких кусочков. Фотография, склеенная клеем ПВА на куске картона, придавленная тяжестью пирамиды Хеопса в старом учебнике по истории за 6 класс.
          Расплываются буквы на экране, забираюсь с ногами в кресло, делаю громче музыку и погружаюсь.  Я помню твои руки…тонкие, длинные пальцы пианиста на черно-белых клавишах, меня завораживала твоя музыка, а ты считал себя бездарностью и равнодушно говорил об это всем, кому случалось произносить в твой адрес комплемент. Ты был настолько нереально-нездешним, что я сразу обратила на тебя внимание в том маленьком полутемном ресторане, где ты играл вечерами. Я смотрела на твое лицо, едва различимое в полумраке – закрытые глаза, плотно сомкнутые губы, впалые щеки, широкий лоб, длинные темные волосы, падающие волной на плечи, ты был похож на проклятого принца. Я ловила себя тогда на этих глупых мыслях и усмехаясь пила горьковатую настойку из не слишком чистой рюмки. Ресторан был премерзким.  Но я все равно приходила туда, посмотреть на тебя, послушать то, что ты играешь, я всегда равнодушно относившаяся к музыке, чувствовала мрачною ее красоту, рожденную твоими пальцами.  Я приходила всегда одна, садилась за дальний, неудобный, всегда пустующий столик, и уходила, полная чувственными звуками, горьковатой настойкой и тобой.  Я не помню сколько времени прошло, прежде чем ты подошел ко мне. Просто в один из вечеров ты молча сел рядом, словно делал так всегда, а я даже не удивилась, просто смотрела на тебя, впервые увидев твои глаза. Они были черные и непроницаемые, как те два агата, что когда то носила в страничных сережках моя бабушка.  Было немного страшно видеть тебя вот так – вблизи, ты был словно экспонатом с выставки восковых фигур.  Тень. Так тебя звали все, так тебя стала называть и я. С того вечера я видела тебя часто - гуляла по ночному Питеру,  бывала в твоей странно- пустой квартире,  смотрела на звезды с крыши, которую ты так любил.   Я провела с тобой то далекое, не по питерски жарко-душное лето среди старых плакатов, выцветших, исписанных нотами обоев, сваленных на полу виниловых  пластинок, стопок дисков, старого пианино, теплого ветра, противного дождя, забирающегося под платье, низких туч  и тусклой радуги над Невой.
          Кем я была для тебя? Я не знаю, ты говорил так, мало, что я запомнила каждое твое слово, они словно выжжены   тонким солнечным лучом на ленте моей памяти. Мне так хотелось узнать тебя, понять, открыть ту наглухо заколоченную дверь твоей души, но ты не пускал и я смирилась,  осознав почти сразу тщетность своих попыток.  Рожденное провалами твоих глаз, тревожащее чувство не отпускало меня, и я почти неосознанно ждала чего то, чувствуя в тебе ту накрепко сжатую пружину-эмоцию, которую ты сдерживал из последних сил.
           Я нашла ее в твоей комнате, полной чужими, незнакомыми людьми, на старом, потертом столе, за которым ты пил черно-горький кофе по утрам. Я не сразу рассмотрела ее за пеленой слез, просто взяла бездумно и скомкала в руке, прижав к груди. Теперь кажется мне приснившимся тот долгий июльский день,  глупые вопросы женщины с короткой стрижкой, скрипевшая старыми дверцами машина, увозившая твое тело, крики ворон, бьющееся под напором ветра разбитое окно. Я всегда, с самого начала знала, что это случится, теперь я понимала. Ты выбрал меня в свидетели последних дней твоей жизни, так ничего не открыв и не доверив. Видимо даже тебе, было необходимо чье-то молчаливое одиночество рядом.
          Вот она – фотография, так неумело мной склеенная, но не потерявшая своей волшебной, темной силы надо мной.  Твое лицо без маски. Живое, настоящее, с темными водоворотами глаз, полных страсти, жизни. На ней ты всегда  живой, не та тень -  потухший, выгоревший человек, которого я знала,  а кем ты был, когда то, давно, до меня, не для меня. Тот, кого я чувствовала в тебе. Тот, кого я любила, безответно, безнадежно, бездумно.   Ты всегда рядом – едва слышной тоскливой мелодией, глотком черного кофе, неслучившимся поцелуем, сладко-долгим сном. Ты всегда со мной,  Тень.