Maccheroni alla bolognese

Я – писатель. Ладно, допустим, не так уж писатель, а автор двух небольших, но весьма глубоких эссе. Что? Нет, почитать их нельзя, потому что в журнале, который я выбрал для того, чтобы явить свету свои творения, сидят настоящие олухи. Как вы понимаете, они не приняли. Что ж, пусть это останется на их совести, когда я стану знаменитым. Итак, зовут меня Эдуард Савельев. Эх, ничего от вас не скроешь, вы правы. На самом деле меня зовут не так… Владимир я, а Эдуард – это  имя мне кажется чем-то таким… более литературным, более возвышенным. Да! И фамилия у меня другая, только я вам ее не скажу, потому что меня из-за нее дразнили в школе. Назвался груздем, говорите? Ладно, не смейтесь только. Широкожопенко моя фамилия. Спасибо, я-то знаю, что нормальная фамилия.
Вы не думайте, что так просто быть писателем. Муза – очень капризная девушка, приходит, когда захочет, мысль интересную преподнесет, и улетит. А мысли эти, они забываются часто. Вот чтобы не забывать, есть у меня большая записная книжка, в кожаном переплете, как и положено настоящему писателю, куда я вношу свои идеи. Я никогда не расстаюсь с ней, даже на работе. Кем работаю? Я, видите ли, продаю бытовую технику, полезное дело, между прочим.
А, вы спрашиваете, с чего я взял, что стану знаменитым? Потому что сегодня, именно сегодня, я начинаю писать свой роман. Я долго думал над этим, и пришел к выводу, что время пришло.  Знаете, сколько всего нужно? Решить, в каком направлении двигаться, придумать сюжет, героев… Я напишу нечто волнующее, мистическое, местами жуткое... Книга должна захватывать с самого начала, с первой строки, с самого первого слова. Сразу давать понять, что читателю предстоит пережить нечто невообразимое. Итак, я начинаю:
Смеркалось.
Нет, постойте, это где-то было. Точно было. Плагиаторы, они украли мои бесценные слова.
Ладно, скажем иначе:
«На город опустился предрассветный туман, плотный, но не настолько, чтобы про него говорить, что его можно резать ножом. Он скорее напоминал огромный клок сахарной ваты, но почему-то серого цвета..»
Нет, подождите, какая сладкая вата, это же разве страшно… это совсем не страшно, такое начало никуда не годится.
Вот, нашел:
«Во мраке комнаты чувствовалось движение холодного ветра, то был ветер смерти.. – не было видно, но посередине комнаты, на веревке, свисавшей с потолка медленно покачивалось теплое еще…»
В коридоре послышались торопливые тяжелые шаги, и с воплем:
«Черта лысого ты здесь расселся, писака хренов, иди жрать быстрее - макароны стынут!» - на пороге возникла жена.
Я вздрагиваю и вжимаюсь в кресло, еще больше ссутулившись. Какая досада, я так и не начну писать сегодня… и  так всегда: сколько великих планов сорвалось из-за каких-то мелочей.