Сказка. ч. 7. гл. 52. кощеевы сны

РАЗДЕЛ 4.  КОЩЕЕВЫ СНЫ.

   Насмерть перепуганный  американской революцией, великий правитель Джахангир Изворотливый заперся в своей резиденции и второй  месяц не показывался на публике. Снились ему страшные сны. Являлся в тех снах покойный Железный Феликс, смотрел на него, не мигая, и медленно произносил:
- значит, прискучила служба-то? Стало быть, в контрреволюционеры записались? И как тебе в качестве контры живется? Уши не болят? Печенка не беспокоит?
Кощей хотел крикнуть, позвать на помощь советников и пресс-секретаря, а язык-то к гортани присох.
- Молчишь, саботажник? – жутко улыбался Феликс, - готов ли покаяться перед расстрелом? Передаю твое дело в Ревтрибунал. Не будет тебе земля пухом, кровавый приспешник мировой буржуазии!
Джахангир пытался перекреститься – руки не шевелились; попробовал убежать – а ноги как к земле приросли.
- Не спасешься крестным знамением, - твердо выговаривал Железный Феликс, - кровь преданных тобою товарищей по борьбе взывает к отмщению, и Господь прежде всего услышит этот зов, а не твой жалкий писк! А убежать и не пытайся! Не будет тебе убежища на этом свете, не будет покоя на том…
А сейчас вставай… ваше высокопревосходительство, вас ждут завтрак и сводка новостей!
   Джахангир открыл глаза. Почтительный секретарь-охранник стоял перед ним навытяжку; стол был накрыт, а за дверью рабочего кабинета слышались какие-то голоса.
- Посетителей не принимаю, - отрезал он, - очистите приемную!
И принялся за завтрак. За скромную президентскую трапезу.
- Плохи мои дела, раз в своем кабинете стал засыпать в начале рабочего дня, - с огорчением думал он, - как бы не повторить участь Кощея Первого!
  За завтраком беспокоить правителя никто не смел, и поэтому он старался растянуть эту   приятную процедуру до неприличия. Но все хорошее, как ни старайся, кончается удивительно быстро, и вскоре пришлось ему просматривать экспресс-обзор информационной прессы, сводку докладов силовых министров и своих советников по национальной безопасности. Что-то происходило в мире, неподвластное  его разуму. Только-только он настроился на рыночные преобразования в экономике, на ориентацию в сторону Запада, как вдруг – бац! – стал его кумир рассыпаться, подобно колоссу на  глиняных ногах. Возвращаться в ряды левых не имело смысла: не простят, ох не простят! И приходилось выжидать да присматриваться – что-то дальше будет?
  В дверь настойчиво скучали. Правитель побелел от злобы, сжал пальцами  паркеровскую авторучку так, что корпус хрустнул, и вызвал личного секретаря.
- Я же русским языком объяснил, что посетителей сегодня не принимаю, - негромко, но зловеще произнес он, -  почему не освободили приемную?
- Разрешите доложить, - оправдывался побледневший  служивый, - там, за дверями, какая-то чертовщина творится! Какой-то бомж верхом на белом медведе въехал в Кремль, и пули их не берут!
- На белом?! – ужаснулся Кощей, которому в этот момент почему-то представились одновременно  апокалиптический конь бледный и какой-то таинственный конкурент в борьбе за власть, въезжающий в его резиденцию верхом на белом коне. Но тут до его сознания кое-что начало доходить.
- А медведь и в самом деле белый, - переспросил он, - или все-таки гризли?
- По облику совершенный гризли, а цветом все-таки белый! И с крыльями, - отчеканил  охранник, - что прикажете делать?
- Впустить, куда от них денешься, -  обречено вздохнул правитель, сообразивший, наконец, с кем имеет дело.
И я въехал на Шатуне в рабочий кабинет президента. Здесь все  мне было знакомо -  заваленный бумагами стол, скрытые пулеметные гнезда  по всем стенам, две овчарки по обеим сторонам стола и бронзовый бюст Николая Второго, по прозвищу Кровавый, в углу. Мы подъехали  до самого стола, и я протянул руку Кощею, не слезая с медведя.
- Здравствуйте, давно не виделись…
Кощей изображал крайнюю радость: вот, мол, повезло, так повезло! Кого я вижу! Сколько лет, сколько зим! И что-то еще в том же духе было написано на его лице.
- Рад приветствовать вас, господа, на нашей гостеприимной многострадальной земле, - произнес он, - усаживайтесь, прошу вас, поудобнее…
Мы развалились в роскошных креслах, неторопливо поглощая угощение, которое, впрочем, не шло ни в какие сравнения с райскими деликатесами.
- Представляете, - тараторил он, не давая нам вставить слова, - как раз накануне приснился сон, будто ко мне от самого Бога гонцы приедут, и, надо сказать, так оно и случилось! Какие будут распоряжения от Господа нашего?
И тут же, не дожидаясь ответа, продолжал:
- а мы тут все с инфляцией воюем, рыночные реформы углубляем… вот уже и землей торговать начинаем помаленьку… вскоре во Всемирную торговую ассоциацию вступим! А еще у нас намечается прирост валового национального продукта на целых шесть процентов! Так что справляемся понемногу с грузом своих нелегких обязанностей!
Тут Кощей поперхнулся куском пирожного, и, пока напуганный  секретарь колотил по августейшей спине, мне удалось вклиниться в этот монолог:
- Это замечательно, что без дела не сидите, но, боюсь, что не туда заехали. Совсем в другую сторону ведете вы страну, уважаемый! И это не только мое личное мнение. К вашему великому огорчению, так считает сам Бог.
При этих словах Кощей поперхнулся еще раз, и потерял сознание.
  В той переходной области между Бытием и Небытием, куда он провалился, ждали его уже наряду с Железным Феликсом еще и Суровый Юрий, и Владимир Ильич, с хитроватым прищуром рассматривающий  проштрафившегося пред Господом нашим  правителя осколка созданного  когда-то им, пролетарским вождем из дворян, великого  государства.
- Начнем заседание, товарищи? – негромко спросил Юрий Суровый, поблескивая стеклышками очков.
- Непременно, товарищи, непременно, - воскликнул Ильич, энергично потирая руки, - сейчас мы должны разъяснить этому господину суть его мелкобуржуазных заблуждений!
- Или преступлений, - многозначительно произнес Феликс, поправляя кобуру “маузера”.
- Нет, батенька, с подобных угроз начинать диалог непозволительно, - возразил Ильич, так могут вести себя либо негодяи, либо дурачки! В данном случае  мы имеем дело с так называемой  детской болезнью правизны  в мировом революционном процессе, и не более того!
- Хороша “детская болезнь”, - угрюмо возразил Феликс, - за которую, вообще-то, ставят к стенке без суда и следствия!
- Нет, батенька, - взволнованно возражал Ильич, - революционная законность – прежде всего! Что значит “без суда и следствия”? А ваша ВЧК, а революционный трибунал?
- Извините, вырвалось, - глухо произнес Железный Феликс, - я сам не сторонник беззакония и произвола, столь обожаемого контрреволюционными вождями. Суд народа, суд истории и Революции – это да, самосуд – нет!
- Вот видите, Феликс Эдмундович, - обрадовался Ильич, - мы можем найти общий язык! А что на это скажете вы, товарищ Юрий Владимирович?
- Испытываю величайший стыд и горечь, что из недр моего ведомства  вышла на свет божий такая масса проходимцев и откровенных предателей, - с горечью ответил Суровый Юрий, - меня самого следует судить за допущенную халатность при отборе и воспитании кадров! Но и  беспринципным авантюристам, изменившим своему делу и народу, должно воздаться полной мерой, и не только в загробной жизни!
- Совершенно верно, архиверно, батенька! -  воскликнул Ильич, - и, тем не менее, заявляю, что как раз вашей-то вины во всем случившемся нет! Скорее, уж я виноват, если хотите! Недоглядел, не все учел!  Не успел сделать соответствующих распоряжений, вовремя не снял с поста товарища Сталина.  Дел было много, а жизнь оказалась коротка, и закончилась как-то внезапно.
 Ильич взволнованно зашагал по кабинету.
- Вставай, Джахангир, - неожиданно произнес он, - нервный ты какой-то, право! Мы еще не все сказали!
Кощей открыл глаза. Над ним склонились испуганные лица секретаря и какого-то медицинского светила, из-за спин которых выглядывала знакомая до отвращения  небритая физиономия Парамона,  а за ним маячил белый крылатый медведь.
- Приснится же такое, - пробормотал он,   вспоминая то ли недавнее видение,  то ли  шатуна  с крыльями.
- Мы, во всяком случае,  не сон, - серьезно отозвался Шатун, - прошу принять во внимание это обстоятельство.
Джахангир вскочил на ноги, оттолкнув медицинского академика и секретаря  и, как ни в чем не бывало, подтянутый и  жизнерадостный, вернулся на свое рабочее место.
- Подготовьте проект указа, - коротко бросил он секретарю, - из десяти пунктов. Божья воля есть воля божья, и с этим приходится мириться! В первом пункте следует извиниться перед гражданами России за допущенные в работе ошибки и за собственные заблуждения;
- Во втором  параграфе необходимо подчеркнуть, что не все было нам подвластно, перечислив неприятности, перешедшие  по наследству от предшественника;
- В третьем пункте укажите, что наша экономика разрушалась под беспрецедентным давлением стран Запада, в первую очередь – США, за что последние уже поплатились, а остальным еще предстоит испытать  великие социальные потрясения;
- Четвертый параграф следует посвятить умеренной критике рыночной экономики как таковой; в пятом же  перечислить преимущества социалистических методов управления народным хозяйством.
Все остальное - на усмотрение моего советника  Петропавловского, но при одном обязательном условии: в десятом пункте указа должна быть представлена программа социалистических преобразований общества. Все!
Секретарь, дописывая на ходу мудрые мысли правителя, устремился к выходу. Вскоре по коридорам власти забегали советники и помощники, секретари и курьеры… желтая пресса лихорадочно перекрашивалась в красный цвет, а олигархи в ужасе вырезали из картона какие-то нелепые красные гвоздики, которыми они тут же украшали свои роскошные пиджаки от Версаче или еще от каких-то других  знаменитых кутюрье.
  Еще вчера даже в самом страшном сне не могло Кощею присниться, что завтра за его подписью в свет выпустят указ о переводе экономики страны на социалистические рельсы. И, тем не менее, пришлось  поступать именно так, а не иначе. Куда ему, гунявому, с Господом было спорить!
  Пока президентский аппарат стряпал знаменитый  Указ, последствия которого должны были потрясти мир не хуже Октябрьской революции, мы с гризли обживали  президентские апартаменты. Бродили  с ним по огромной комнате, выделенной  в наше распоряжение при резиденции главы государства, курили сигареты гаванские да коньячок французский попивали, заедая все это великолепие осетриной, красной и  черной икрой вперемежку с фазаном и мясом  мифического зверя Го Дуань,  и все друзей своих вспоминали. Где-то они сейчас, что с ними? Хоть и не приходилось беспокоиться за здоровье Пришельцев, Азазелла да Хомяка (да и что им, жеребцам долговязым, сделается?), а скучновато как-то было без них.
- Пришельцы, поди, все по Космосу мотаются, -   рассуждал  гризли, стряхивая пепел на подушку своей кровати, а куда Дух со старикашкой запропаститься могли – ума не приложу! Неужто все в Афганистане воюют?
- вряд ли, старина, - отзывался я, - Бог, скорее всего, уже дал им отмашку на прекращение боевых действий. Может быть, он  бедолагам длительный отпуск предоставил, но не исключено, что и новое поручение дал. Все в его руках, верно?
- А как же, коллега! – восклицал хищник, - не могу не согласиться с вашим утверждением!
А пока мы судачили о том, да о сем,  Кощей опять прикорнул за рабочим столом. И вновь приснился ему  кремлевский кабинет вождя Октябрьской революции. И снова на него в упор смотрели ненавидящие глаза Железного Феликса и Сурового Юрия, а хитроватый взгляд Ильича заставлял думать: “Какой же я дурак”!
  Но теперь у него на руках был важный  оправдательный документ -  последний президентский  указ.