Получить себя. 10

У всех когда-нибудь не получалось. Вот всё, вроде, сделано, как надо, - а не получилось. «Я трахну мир,» - обещал в своё время Шуцкий. Уже не узнаю, как он это сумел сделать, получилось ли у него, ха-ха. А я… Удалось ли мне хотя бы, чтобы мир не трахнул меня? Впрочем, разве что фигурально выражаясь…

Свой эфес от рапиры я могу часами вертеть в руках, размышляя. (Если, конечно, поток безответных и глуповатых вопросов считать размышлением.) Рассматриваю непонятные вензеля, изящный щиток для руки, набалдашник на рукояти в форме пузатой короны с какими-то латинскими буквами, защитное полукольцо для пальцев, отверстие для клинка… Которого нет. Как-то не получилось.

Конова дочка, когда малюет что-то, плаксиво жалуется: «Нипалучи-и-илася…» Дивное русское слово – получить-ся. Получить, то бишь, себя. И если не получилось (т.е. нечто само собой не получило себя), то что же тогда зависело от меня?..

Кстати, у меня однажды спёрли эту штуку. Я тогда работал в местной газетёнке «Утренний голос». (Меткое название, учитывая, каковыми бывало большинство из нас по утрам.) Помню, я там со всеми как-то быстро подружился. Особенно с фотокором Фимкой. Этакий вертлявый субъект с куцей косичкой, щербатым лицом и стреляющим чёрненьким взглядом. Фимка вдохновенно изучал разного рода оккультизм, даже тетрадка у него была, куда он всё выписывал, с надписью «Изотерика». Мне этот смешной заголовок напоминал школьно-совковскую необъяснимую «аббревиатуру», писавушуюся исключительно заглавными литерами в дневниках и означавшую урок рисования: ИЗО (изобразительное, то бишь, искусство). Почему заглавными? Разве это сокращение? Идиотские заморочки образования.

«Голос» был для меня настоящей семьёй, - и в плохом, и в, кое-каком, хорошем смысле. Однажды вернулся я домой, весёлый, день удачно прошёл, я нашёл «длиного» клиента (бывший бандит, который теперь занимался бензозаправками), деньги на кармане есть, сестра уехала к подружке в другой город на целую неделю, - красота! Отстоял очередь за пивом, быстренько прибрался на кухне, сажусь, наливаю, аккуратно разделываю бычка… А потом полез в шкаф за эфесом, - ну захотелось мне снова ощутить в руках его романтическую тяжесть. А эфеса нет. Полвечера квартиру шмонал (а у меня, кстати, порядок идеальный), - нету. Зуб уже готов отдать, что в доме нет моего талисмана.

На сестру я не грешил. Она мне вредит другими способами. Кто бывал у меня дома? Вчерашних я не считаю… Ну, один из соседей иногда заходит чайку попить, ребята из газеты.

На следующий день я поплакался редакторам в «Голосе», - один работал по криминалу, а другой по «чрезвычайке» (пожары, ДТП всякие), - дескать, подарок покойного батюшки и так далее. Они тут же взяли за грудки нашего клептомана Севу, - он культуру освещал. Кстати, выснилось, что у парнишки есть мои вещи – серебряная ложка матери и ремешок от женских часиков. А у «чрезвычайщика» дома Сева зажигалку поломанную «насадил». Только моего драгоценного талисмана он не крал, - клялся всеми святыми и грешными.

И вот спустя месяц тот парень, который по криминалу, - а он ещё и занимался мониторингом наших немногочисленных конкурентов, - приносит мне «Поиск удачи», где напечатано объявление: «Пропал раритетный экспонат, рукоять шпаги с узорами. Прошу вернуть за вознаграждение». И номер пейджера. Ты, спрашивает, это дал? Я только глаза таращу.

С налёту брать нельзя, - говорит «криминальщик». Да только пейджер этот таинственный оглох или умер. Бывает так, не получилось.

Самое интересное, - пригласил я их через неделю на день рождения (четвертак всё-таки), а ребята вдруг вручают мне мой эфес!

Помню, я рассказал басню сию Борьке в тот его приезд, когда мы два часа просидели на осеннем пляже с вином… Хорошие были времена! Мы уже переместились с ним в ресторан, и он почему-то развеселился, сдаётся мне, его забавляла моя привязанность к некоей вещи, к предмету. Кон заплатил музыкантам, чтобы они нам слабали песню, - ну, пора-порадуемся, мол, красавице и кубку, счастливому, мол, клинку. Но кожанные куртки за соседним столиком предпочитали современную версию… как там, «никто, ребята, не поставит нам заслончик, пускай шмонают опера, мы пьём с утра и до утра…» эт цетера. Конфликт интересов, с вытекающими из него криками и распальцовкой. Просто поражаюсь, каким хитрым образом он это уладил. Подошёл к самому лысому и сравнительно маленькому, который не кричал, и что-то шепнул ему на ухо. Тот азартно заржал, и они оба куда-то ушли. А когда вернулись, безголосые музыканты проорали нам таки «Мушкетёров»…

Я отставляю руку и снова любуюсь матовыми бликами света в широкой полусфере эфеса, набалдашником, изящными «усиками» возле отверстия для клинка…. Неужели здесь и правда какие-то особенные надписи? Сконфуженный фотокор Фимка, - а именно он спёр у меня мою игрушку, - пояснял, что где-то в герметичных манускриптах… Никогда не мог понять, как можно читать манускрипты закрытые, да ещё и герметично? И, кстати, не уверен, что древние могли обеспечить такую герметичность, тогда ещё не было соответствующей техники. Разве что египтяне.

Эфес украли у Фимки его друзья, маги какие-то, говорит: это сатанинский заговор! Новостники «Утреннего голоса» как-то вечером выснили, что машинистка всем разболтала про наши детективные планы… Вот почему «не откликнулся» пейджер, указанный в газете отчаявшимся Фимкой. Но вскоре он спалился. Просто слишком нервничал, когда речь заходила об этой вещи, ребята заметили и добили его психологической атакой. «Даня совсем расстроенный ходит», - жалуется один другому, а глазами оба сверлят фотокора. «А вещь, вроде бы, чуть ли не музейная», - и снова на него смотрят всем кабинетом.

Стыдно было обокраденному вору. Божился, что, дескать, изучил бы и вернул взад. Не для себя, дескать, - для познания истины. Боялся, мол, что Даня не даст, слишком привязан к сему оскоплённому оружию…

С колдунами этими серьёзно пришлось поговорить.

Изнуряя пьяного Кона своими россказнями, я уже перешёл к тому, как уволился из «Голоса», - типичная для тех времён история, - но Борька давно выискал масляными глазами какую-то грудастую мамзель и, выкрикнув «айэмсорище!», умчался плясать. А когда вернулся, - то тут же пригласил меня с невозможным «борисконским» матом в «туалетную, мать её, комнату». «Наступил час, дражайший дружище, охуительно отбрызгать-с!» Я встал, и обнаружил, что на ногах держусь плохо. (На следующий день была суббота и я собирался выбивать ковры, - получится ли?)

Блин, сколько мужских разговоров происходит за этим неудобосказуемым занятием в соответствующих местах! Прям, и смех и грех. «Вы видели, как далеко, пан Веньяминов! – возопил Кон иерихонским голосом, указывая глазами на свою бранспойнтную струю. – Вот так я победил в честном состязании того лысого ****обола. Но он, ****ь, по понятиям. Признал пораженище!»

Когда мы уже сидели за столом, Борька, в хмельной любезности возвращаясь к прерванной теме воспоминаний, стал распрашивать меня, называя «уважаемым» и «милейшим», - но мне уже всё опротивело. Ну, акционировалась газетка, ну вылетел я, да и почти все, кто не был близок к начальству. Студентов туда набрали, -  с них можно три шкуры драть и платить копейки. А что они пишут херню, - какая разница? В сущности, скучно… Грустная история, как говорит Лунин.

«Чё ж ты не пошёл, ****ь, в другую газету? – изумился Кон, наливая нам водки. – Газетчик – это звучит гордо, окэй? А ты в своём «Кефире» теперь плюхаешься.» - «Да не получилось как-то…» - пробормотал я, ковыряясь в тарелке. - «Эдак у Вас ничего не получится, драгацэнный таварисч, – Борис цыкнул зубом и, повернувшись, помахал женщине, с которой танцевал; она улыбнулась. – Идём! У этой самицы есть невъебительная подружка!»

Он вскочил и покачнулся. «Не-е, сначала выпьем давай, скорбный Веньяминов, блин, я же налил!»

«Кон, ты такой бухой, что у тебя ничего получится,» - мстительно прошипел я.

«Па-а-алучится! – Кон опрокинул рюмку и снова помахал – на этот раз вилкой с привязанной к ней салфеткой (выбрасывал белый флаг, что ли). – Запомните, Даниил: мужики должны быть с бабами, окэй? Даже пьяные. А не получится – и *** с ним. Завтра будет новый день!»

Пришлось идти. Возразить было нечего.