Театр с большой дороги или жизнь-игра

Арсений Петрович Мурловский - обычный гражданин из отряда "homo sapiens". Но по его собственному признанию и убеждению, он никак не относился к категории честных людей. И осознание своей нечестности его совсем не тяготило.
     Как и большинство людей, он причислял себя к когорте образованных, так как успел пройти все коридоры и три курса философского факультета.
     По утрам разглядывая себя в забрызганном грязном зеркале, он почесывал за ухом, корчил рожи, царапал свою щетину и здоровался со своей ЛИЧНОСТЬЮ. Подчеркивая свою индивидуальность, Мурловский закручивал такую мысль о себе, что его индивидуальность определяется посредством сравнения   с другими индивидуальностями.
     Честные люди, по убеждению горе-философа, появились тогда, когда, впервые  кто-то кого-то обманул. Обманутый стал честным человеком, а человек, обманувший его, соответственно, лжецом. К категории обманутых, Мурловский не хотел себя причислять. Согласно его философии, честность являлась одним из никчемных человеческих качеств, вернее, качеством обманутых. Обладать этим качеством он стремился наименьше всего.
***
     Мурловский стоял на углу коммерческого магазина и нервно сжимал в руках старый, порядком заржавевший, нож.
     Утром, выходя из дома, Арсений Петрович дал себе слово, что на этот раз с пустыми руками он не вернется, даже если ему придется прибегнуть к крайней мере. Крайней мерой Мурловский считал насилие.
Держа в дрожащей руке нож, Мурловский с широко открытыми, слезящимися глазами вглядывался в темноту, пытаясь предугадать, кто же оттуда выйдет. Его ожидания были не напрасны. Послышались шаги, а потом появилась и фигура.
     Стиснув зубы, вытянув руку с ножом, Мурловский двинулся навстречу своей судьбе. В тот момент, когда он хотел грозно потребовать деньги, свет уличного фонаря упал на подошедшего. Предполагаемая жертва - молодой человек двухметрового роста уже успел сжать пальцы в огромные кулаки и принять выжидательную позицию.

     Мурловский сразу же вспомнил о своей больной печени. Сначала он посмотрел на массивные плечи своей "жертвы", а затем, оглядел в зеркале на витрине отражение своей скрюченной фигуры. Это сравнение дало понять Арсению Петровичу, что добывать средства к существованию ему лучше силой разума, нежели силой своего изможденного тела. Обладая огромным жизненным опытом, он понимал, что в случае обострения конфликтной ситуации, все его хронические болезни, нажитые им за долгую жизнь, проведенную в поисках спиртного и его неумеренного потребления, станут верными союзниками его потенциальному сопернику.
Прокрутив в, прояснившейся от страха голове, эти нерадостные мысли, Мурловский собрал всю свою волю в кулак и заставил себя улыбнуться.

  - Извините, Вы давно не бывали в Большом? - задал он вопрос.
Ничего другого ему на ум не пришло.
  - О каком Большом вы изволите говорить, почтенный? - пробасил в ответ незнакомец.
    "Почтенный" имело ярко выраженный оскорбительный тон, подразумевающее что-то типа "урод" и "ничтожество".
Молодой человек продолжал держать кулаки. Всем своим видом он напоминал начинающему Робин Гуду, в отличии от последнего преследовавшему отнюдь не благородные цели,  что не все разбойные нападения в истории человечества были удачными и, что некоторые из них оборачивались для соискателей легкой наживы весьма плачевными последствиями, а учитывая характер его заболеваний, эти последствия могли оказаться для его персоны особенно безрадостными.
           Спрашивая о Большом,  философ, личность и индивидуум Мурловский имел в виду Большой театр,  где он бывал пару раз в своей далекой молодости.  По внешнему виду столь неудачно выбранной им  «жертвы» он сообразил,  что  даже о месте нахождения этого известного средоточия культурных ценностей тот имеет весьма отдаленное представление.
- Понимаете, - продолжал Мурловский, которому придавало сил его высокоразвитое чувство самосохранения, - я актер Большого театра, и время от времени мне приходится репетировать, выходя на улицу. Искать живые образы. Извините, если я Вас случайно напугал. Дело в том, что я решил отрепетировать сцену ограбления. Позвольте спросить, какое впечатление я на Вас произвел? Это необходимо для отчета режиссеру спектакля, в котором я играю. И не обращайте внимания на мой костюм. Это мой сценический образ.

    По тяжелому взгляду верзилы Мурловский начал подозревать, что его "сценический образ", как он сам выразился, может в ближайшее время и в кратчайшие сроки измениться отнюдь не в лучшую сторону и, выдуманная им на скорую руку, легенда обречена на жестокий провал. В отчаянии он смотрел на угол магазина, мысленно рассчитывая время, за которое ему удастся да него добежать, а также предполагаемую скорость, которую может развить его неудавшаяся жертва, в случае погони.

     К его счастью, чутье обмануло мудрого Мурловского.
Верзила, наконец, разжал кулаки, заставив облегченно вздохнуть Арсения Петровича.
   - Надо же, - пробасил тот, - а я, было, всерьез принял Вас за грабителя. Уже приготовился ударить. Не знаю, в каких спектаклях Вы играете, но когда Вы шли на меня с ножом, вид у Вас был, действительно, злодейский. Ваш режиссер может быть за Вас спокоен. Но ходить здесь ночью я бы не советовал. Могут повстречаться и настоящие разбойники.

    Услышав похвалу в свой адрес, которую ему приходилось слышать крайне редко, а если говорить точнее, вообще никогда, Мурловский осмелел. В нем начала просыпаться природная наглость.

     - Не беспокойтесь, не беспокойтесь за меня! - воскликнул он. - Вы думаете, я один здесь?! Мы выходим ночью всей бандой, то есть, тьфу, всей труппой я хотел сказать. И знаете, - Мурловский демонстративно вздохнул, -что не сделаешь ради искусства?

      При упоминании искусства, а это слово Арсений Петрович произнес с огромным почтением, наступило торжественное молчание.

     - А знаете, - наконец, выдержав паузу и собравшись с мыслями, произнес Мурловский, - Вы тоже можете попробовать свои силы. Да, да, несомненно! Мне как раз позарез нужен младший ассистент. Видите, видите вон ту женщину, с кожаной сумкой, идущую в нашу сторону? Вы, наверное, думаете, что это простая женщина возвращается домой с работы. А ведь это известнейшая актриса Большего театра -Побеляева. Вот с ней я и буду разыгрывать сцену ограбления. Если хотите приобщиться к актерскому искусству, можете мне помочь. Вид у Вас вполне бравый. Из Вас получится отличнейший злодей. Я хотел сказать, театральный злодей.
   - Вы действительно так думаете!? - румянец, покрывший лицо верзилы нельзя было не заметить даже под покровом темноты.
   - Не сомневайтесь, будьте уверены, - говорил Мурловский, - ведите себя естественно, войдите в роль и почувствуйте, как просыпается дремлющий в вас талант. Кстати, как Вас зовут молодой человек?
   -Дмитрий.
   -Так вот Митруша, - сказал Мурловский, уже оседлавший своего конька, - как только эта женщина поравняется с нами, я пойду на нее с ножом. Когда она начнет кричать, а она будет кричать, возможно, очень громко, именно так написано в сценарии, Вы подходите к ней сзади и хватаете сумку. А потом мы бежим в сторону вон тех деревьев.

     Женщина кричать не стала. Увидев перед собой грабителя с ножом в руках, женщина застыла от страха. Когда к ней сзади подошел великан и выдернул из ее руки сумку, она даже не шелохнулась.
Мурловский, видя, что добыча перешла в руки его товарища, пустился бежать. Обгоняя его, бежал его "младший ассистент", победно подняв над головой сумку.
    Добежав до парка, Арсений Петрович мягким движением руки забрал сумку у своего, столь кстати, обретенного товарища.
   - Отлично, отлично Митруша! Скажите сколько вам лет?
   - Двадцать шесть.
   - Так вот друг мой, считайте, что вы потратили эти годы зря! Вы просто взяли и выкинули их на ветер!
   -Почему? - удивился Митруша.
   - Если бы мы встретились лет этак десять назад, Вы были бы уже известным актером. Ваш талант, мой друг, просто невозможно не заметить. Но не отчаивайтесь, я выведу Вас в люди. Обещаю.

От щедрых похвал лицо Митруши опять покрылось густым румянцем. Мурловскому даже показалось, что оно светится в ночной темноте.


     По дороге домой, расставшись со своим "художественным руководителем", как назвал себя Мурловский, Митруша думал о том, что Побеляева   забыла сценарий.
  - Ни криков, ни причитаний. А сам-то, каков! Все правильно сделал, четко! Талант он и есть талант. Худрук-то не может ошибиться.

       В сумке, среди прочей мелочи, оказались две тысячи рублей. Этих денег было больше, чем ожидал Мурловский.
Прежде, чем лечь спать, он встал перед зеркалом и, разглядывая в нем свое отражение, долго и старательно себя хвалил.
Закончив хвалебную речь в свой адрес, Арсений Петрович лег, и заснул сном младенца, положив под подушку тщательно пересчитанные и аккуратно сложенные деньги, которые он ласково назвал гонораром!

    Все последующие ночи в течении двух недель проходили в изнурительных "репетициях".
    Худрук, был доволен своим учеником. Он постоянно повторял, что талант ученика пробуждается день ото дня все больше и больше, и он не дождется того дня, когда представит его своему режиссеру, как свое детище!
    Когда один из ночных актеров из труппы поставил синяк под глазом Арсения Петровича, Митруша был искренне удивлен и озадачен. Как может простой актер бить художественного руководителя, даже во время репетиции? В свою очередь, он решил сымпровизировать, как научил его выговаривать худрук и сам ударил зарвавшегося актера по лицу. После чего, довольный Арсений Петрович, легко забрал кошелек из кармана, обмякшего актера, не имеющего никакого представления о субординации.
     ***
     Митрушу взяли перед рассветом.
     Актеры в милицейских формах, как он про них подумал, заскочили к нему в квартиру и надели наручники. Все время, когда он ехал в машине в сопровождении тех же деятелей высокого искусства, Митруша думал о том, что, наконец, то его везут к режиссеру. Даже, когда его заводили в милицейский участок, "начинающий актер" наивно полагал, что это декорированный театр. Еще больше Митруша в этом убедился, когда увидел, столь хвалимую его худруком актрису Побеляеву, которая указывая на него рукой, оживленно говорила о чем-то окружающим.

     Отчет о "репетициях" у начинающего театрала брали в течение нескольких часов. Митруша старался сообщить обо всех деталях проделанной работы, стараясь подчеркнуть важную роль, сыгранную самим художественным руководителем - Мурловским Арсением Петровичем и не забывая упомянуть о той скромной лепте, которую он постарался внести в бессмертное  театральное искусство.

      Когда сотрудники милиции поняли, в чем дело, сразу созрел план. Было выяснено место и время следующей репетиции. Отпуская Митрушу домой, блюстители правопорядка строго настрого запретили ему говорить о посещении театра своему художественному руководителю, чтобы не рассердить его за их самодеятельность.
***
    Жертва появилась,  буквально, сразу.
    Это был мужчина средних лет, в солидном пальто. Весь его презентабельный вид говорил опытному Мурловскому, что "гонорар" обещает быть немалым. Протягивая вперед нож, он со скучающим видом вышел из-за угла. Митруша, как это подобает актеру, играющему роль второго плана, скромно подошел к незнакомцу сзади. В следующий момент произошло то, что в своем тщательно продуманном сценарии Арсений Петрович, никак не мог предусмотреть. Вой сирен заполнил соседние улицы. Более десятка милиционеров, появившихся, как будто из-под земли бесцеремонно закрутили руки художественного руководителя за спину.
Мурловский молчал. Он понял все при первом же звуке сирены. Он не был удивлен. Будучи человеком рассудительным, Арсений Петрович понимал, что за все в этой жизни приходится платить. Одна единственная мысль угнетала его.
   - Митруша!- сердце старика  сжалось до боли.
   - Старый дурак, жалкое ничтожество, - шептал он, впервые в жизни укоряя себя. -Ведь погубил же, испортил жизнь парню.

      К Мурловскому   подошел седой полковник.

   - Мурловский   Арсений Петрович?

   - Он самый, - выдавил из себя Арсений Петрович подавленным, срывающимся голосом.

   Следующую фразу, которую произнес полковник, несмотря на всю разносторонность своего ума, Мурловский, никак не ожидал услышать.

  - Вам срочно необходимо явиться в театр. Актер, играющий главную роль в спектакле, заболел, и только Вы своим талантом (при слове талант, голос полковника прозвучал с иронией) сможете спасти создавшееся положение. Ваш ученик отправится домой, а Вы, пожалуйста, садитесь в машину.
    Впервые в своей жизни Мурловский с благодарностью посмотрел на человека в форме.

***
    Камера, отведенная Арсению Петровичу, была довольно просторной. Устав ходить из угла в угол, он лежал на койке, с тоской посматривая на зарешеченное окошко и прикидывая сколько лет ему светит за ту бурную творческую деятельность, которую он развернул в течение последних двух недель.
    Мурловский несколько раз подходил к оконцу и безнадежно дотрагивался до крепких решеток. В очередной раз, когда он возвращался от окна к надоевшей ему койке, тишину прерывал, чей-то до боли знакомый голос. Оглянувшись, Мурловский увидел лицо своего младшего ассистента.
    В следующее мгновение огромные ладони Митруши, так сильно напугавшие Арсения Петровича при их первой встрече, ухватились за железные прутья. Мурловский, никогда не сомневавшийся в способностях своего ученика, понял, что побег неизбежен. Он быстро подбежал к окну, в проеме которого, уже не хватало двух прутьев. В следующее мгновение, какая-то сила ухватила Арсения Петровича за воротник и потянула вверх.
***
      Когда от милицейского участка их отделяло несколько километров, Мурловский и его освободитель, тяжело дыша, улеглись под придорожное дерево. Младший ассистент стал подползать к художественному руководителю.
      Мурловский, вспомнив скрежет разогнутых Митрушей тюремных решеток, съежился, уменьшившись в два раза. Он представил хруст своих старых костей, ломаемых младшим ассистентом, которого, по его мнению, влекла жажда мщения, за две недели обмана. Ему даже пришло голову, что этот побег является его роковой ошибкой. Он, то закрывал, то открывал глаза, представляя, что ему видится сон. Каждый раз, открывая глаза, он мечтал увидеть потолок своей камеры. Но это был не сон. Митруша подполз ближе.

    - Извините шеф, - голос младшего ассистента звучал виновато, - я, наверное, никогда не играл так фальшиво. Это, наверное, потому, что мне не хватало вашего руководства, и я действовал без подсказок. Как только Вас увезли на машине, я понял, что мне придется разыгрывать сцену Вашего освобождения. Ничего лучшего я не мог придумать, как сломать решетки. Мне стыдно. Когда Вас увозили, был такой аншлаг: вой сирен, куча народу, машин. Наверное, я таким скромным финалом испортил всю картину. Видимо Вы ошиблись во мне, и никакого таланта у меня нет.

     Митруша умолк, в ожидании неминуемых слов порицания от худрука.

     Слов не было.
     Арсений Петрович лежал, отвернувшись от Митруши. Он молчал.
Когда молчание затянулось, Митруша облегченно вздохнул. Он вздохнул так глубоко, и шумно, что не услышал тяжкого вздоха своего старшего товарища.
***
     Поезд "Москва Санкт-Петербург" прибыл точно по расписанию.
Пожилой человек в новом щегольском костюме, держа в руках тросточку, с высоко поднятой головой, сходил на перрон. За локоть его поддерживал внушительных размеров молодой человек, который всем своим видом выражал почтение к сопровождаемой им особе. Другой рукой он держал большой чемодан.

     Сойдя с поезда, пожилой человек зашагал в сторону города, все еще поддерживаемый за локоть своим почтительным попутчиком. Граждане, толпившиеся на вокзальной площади, спешили расступиться перед двумя приезжими. Некоторые уступали дорогу при виде пожилого франта, а остальные предпочитали отойти в сторону из-за уважения к молодому человеку, несущему огромный чемодан.
    - Вся наша жизнь, Митруша, - говорил "аристократ", - это театр! Неважно, где ты находишься: в Москве, Лондоне или здесь в Санкт-Петербурге или в самом захудалом городишке. Искусство везде едино! Оно не может меняться! Я могу лишь поздравить тебя, друг мой, и надеюсь, что первые в нашей многообещающей карьере гастроли пройдут удачно.

     Митруша шел, молча, прислушиваясь к каждому слову своего старшего товарища, продолжая размахивать чемоданом с той же легкостью, как другой - своей миниатюрной тросточкой!