Липкий червь

Я закрыл глаза и увидел веки. Они были ослепительно красивы изнутри. О Боже! Я никогда не видел ни чего красивее, чем веки изнутри. Их прелесть нельзя выражать словами, потому что их прелесть настолько ослепительна, что солнце, светящее нам с неба, лишь жалкое свечение мерзкого светлячка! Глядя на величие красоты Век, мне стало чуть спокойнее, чем живому и чуть тревожнее, чем мёртвому. Тогда моё сознание отбросило тень и попало в старое, затхлое, сгнившее, пропитанное гноем и экскрементами человечества Яблоко. Да, да в то самое яблоко, из-за которого Адам рассек бровь Еве, а Ева вырвала третий глаз Адаму.
Червь, живущий внутри этого яблока, потревоженный моей тенью, пробудился. Ему было больше лет, чем этому миру, он был ровесник сознаниям. Там, внутри этого мерзкого яблока, червь обзавелся бронёй, достойной мерзкого создания. Слизь, вобравшая в себя всю пошлость, всё безделье, весь гной и всю гниль, огромной каплей облепляла червя, превращая его в липкий ужас игры фантазий. Слизь делала червя не убиваемым, даже быстрая мысль - воробей не могла поглотить его. На подлёте к червю Пернатый изрыгал наружу свои окровавленные органы, а глаза пташки вытекали кровавыми струйками изо рта. Даже самые Большие и сильные мысли не могли уничтожать воплощение мерзости, им удавалось лишь отогнать его, но проходило время, и Червь возвращался. Старичок Червь был живучее Богов. «Боги меняются, а я навсегда, иногда мне кажется, что этот мир создали из-за меня!» - булькал он внутри своей слизи, предавая ей ещё большую липкость и мерзость. И липкость его слов, порой, заставляла верить ему. Червь был велик в своей низменности и низок в своём величии, но всё же он был в отличие от многих.
Липкий червь пополз по тени моего сознания, как делал это раньше много раз. Для него этот путь был привычен, тысячи других сознаний оставляли ему свою тень для победоносного марша безногих существ. Он прополз до самой раковины моего уха и, открыв кран с бесполезным, но мощным потоком шума, забрался внутрь моей головы. Там он долго полз под пристальными взглядами миллиона мыслей, которые судачили и рассуждали на темы, его не волнующие. Он устремился к дереву моего мозга, и, добравшись туда, с большим и неподдельным удовольствием прогрыз кору. Некто из мыслей не смог ему помешать. Все они застыли в омерзении и упадке, им было противно так сильно, что многие из них просто душили себя, а некоторые своими голыми руками раздваивали черепа соседей. Червь, оставив липкий след на коре моего мозга, забрался вглубь, туда, где моё сознание рождает мысли, ещё не окрепшие и очень вкусные. Червь, словно бурмашина, которая служит для доставания из недр чёрной грязи, что приносят большим людям большие деньги, полз внутрь моего сознания, оставляя за собой туннели и пустоты, покрытые липкой мерзостью.
Через минуту червь был уже почти у самого центра моего сознания, и там, нащупав место порождения мыслей, он начал кушать. Он ел без жалости, кусая своим многовековым беззубым ртом, плоть новорожденных мыслей, он исходил слюной и рвотой, кровью и кусками пережеванной плоти. Он трижды захлебнулся кровавой кашей и трижды отрыгнул всё лишнее, но из чувства собственной жадности доел и то, что отрыгнул. Так делал он весь день, пока я не уснул. Наутро его уже не было.

11 часов нет никого и ничего.
12 часов нет никого и ничего.
13 часов нет никого и ничего.
14 часов нет никого и ничего.
15 часов нет никого и ничего.
16 часов нет никого и ничего.
17 часов нет никого и ничего.

СкУКА