Оккупация

ВОСПОМИНАНИЯ  НАДЕЖДЫ  ИЛЛАРИОНОВНЫ.

        Нынешний  Праздник  9  Мая,  вопреки  его  замалчиванию  официальным Киевом,  был как   всегда,  многолюдным -  у  Мемориала  Павшим  за  Родину,  собралась  огромная   масса  людей.Правда,  самих   ветеранов  было  очень   мало - сильно  поредели  их  ряды  за   последние  три  года. А митинг  проходил   вперемежку  с  концертом - реквиемом,организованным  работниками   местного  ДК. Выступали  представители   всех   ветвей  местной  и  областной   власти,  последние  оставшиеся   в  живых  участники  боевых  действий,  артисты,  Дети  Войны,  школьники.Перед  самой  сценой   стояли  ряды  скамеек,  на   которых  сидели  ветераны.Как  всегда,  в  таких   случаях,  был  выставлен  почётный  караул  из  ребят  местных  школ.Всё  было  торжественно,ответственно...
      

        После  митинга,  как  обычно, началось  фотографирование.Увидев  в   моих  руках   фотоаппарат,  ко  мне  подошла  старушка  и  попросила  сфотографировать  её  у  Мемориала.Так  мы   с  ней  и  познакомились.Конечно,  я  её  много  раз   видел  до  этого   в  посёлке  при  разных  обстоятельствах,  но  до  знакомства  дело  не  доходило.
      

        После  разговорились  и  как - то   само   собой  перешла  она  на  воспоминания.Рассказчиком  она  оказалась   прекрасным,  так  что  о   времени   я  не  думал  и  даже  не  заметил,  как  пролетело  несколько   часов.Я  ей  посоветовал  записать   свой  рассказ  и  опубликовать,  на   что  она,  горько  заметила,  что  это  никому   сейчас  не  нужно,  да  и  не  осилит  она   сама  это  всё.А  насчёт  записи  рассказа  отметила,  что  уже  давно  описала   свои  воспоминания,  ведь  зимой  делать  нечего,  времени   много,  одиночества   много...На  вопрос  о  возможности   почитать  её   воспоминания,  она  охотно  мне  подарила  свои...записи,  в  конце  нашей  беседы,  когда  я  проводил  её до  самого  её  дома.
      

         И  вот   сейчас,когда   появилось  свободное   время,  я  читаю  её  тетрадку,  написанную  от  руки,  и  не   могу  оторваться.Я  не   писатель  и  не  обладаю  таким    даром  изложения,  чтобы  предать  всё,  что  думаю,  на  должном  литературном   уровне.Поэтому  я  просто  перепечатываю  рассказ  самой  Надежды  Илларионовны.А  свои  рукописи,  как  оказалась,  она  уже  предлагала  довольно  известным  людям,  обладающим  определёнными  издательскими   возможностями...Но,  увы,отмахнулись - у  них   свои   планы,  заботы,  своя  оценка...истории! А  жаль,  как  мне   кажется!  Впрочем  пусть   читатель  сам   судит.Вот  эта...тетрадка.


Война ( ч. I)

Скрипка Надежда Илларионовна

(с.1)До войны в 1941 году я успела окончить восемь классов, моя сестра – только два. Все ученики нашего класса успешно сдали экзамены. Жили мы в то время в Красноперекопском районе Крыма. На каникулах наша «Бром-заводская школа решила дать концерт художественной самодеятельности в соседнем колхозе. Я участвовала в хоровом кружке. Колхоз был близко, примерно в трёх – четырёх километрах от завода. Пошли туда пешком. Ночь была такой тёмной, что в двух шагах уже  ничего не было видно. Шли близко друг к другу. И вдруг на фоне абсолютно чёрного неба появилось очень красивое ,яркое  сияние, похожее, наверное, на северное. Никогда в жизни – ни до, ни после такого сияния я не видела. Позже пошёл слух, что старые люди увидели в этом необычно – сказочном  сиянии предсказание  скорой войны. (позже, много лет спустя, после войны, я нашла подтверждение этому явлению ,(с.2)  т.е. полярному  сиянию, случавшемуся на широтах  Крыма в 1938, 1940, 1941 и  1943 годах  (с.2) в одной  газетной  статье).

Мы, ученики, ещё успели съездить на экскурсию в Асканию – Нова. Погода была тёплой, ехали на открытых бортовых машинах через Турецкий вал  и всю дорогу  лихо  распевали новую ещё тогда  песню: «Если завтра война». И вот она  внезапно пришла, уже наяву. Наше беззаботное и счастливое детство  кончилось.

Жили мы тогда втроём – я, сестра и мама, в рабочем посёлке, который находился рядом с Бром – заводом, по другую сторону железной дороги от него. Назывался он «8 - й участок». Жители посёлка, в большинстве своём, работали на заводе. Посёлок состоял из одной улицы, расположенной вдоль железной дороги, немного наискосок. (с.3) Одна его сторона была дальше от железной дороги, другая -  ближе. Чуть – чуть севернее располагалась железнодорожная станция. Дом наших хозяев был крайним на той стороне улицы, которая была ближе к железной дороге. Хозяева наши были пожилые, добрые люди. Их младшая дочь  Вера Найдён  училась со мной в одном классе и мы вместе ходили через линию в школу. Ходить было недалеко.

Когда началась война и немцы подошли к Крыму, то первые их бомбы полетели на железнодорожные станции, в том числе, и на нашу, «Пятиозёрную». Квартира начальника  станции  находилась там же. Первой жертвой бомбёжки стала его жена – ей оторвало ногу. В нашем доме  от взрывной волны в окнах вылетели  все  стёкла. (с.4)  Оставаться жить возле железной дороги   становилось опасным. Старшая дочь наших  хозяев жила в соседнем колхозе, который был немного в стороне от железной дороги. Деревня называлась «Средний Сарай». Вообще – то до этой  деревни было и не далеко, если – напрямик, но напрямик идти  мешал Сиваш. Дочь хозяев решила забрать родителей к себе и прислала за ними подводу. Они положили на неё самые необходимые вещи. Наша мама зашила два матраца с нашими постелями и  необходимыми вещами и тоже положила на подводу. Подвода с хозяевами поехала  в объезд, более длинным путём. А мы, вместе с другими жителями деревни, пошли напрямик, в брод через Сиваш. Проводником был один из местных  жителей. Мать и я несли в руках, кое – какую посуду, а сестра – в сумочке, кое – какие мелочи и  свою (с.5) маленькую куклу. Вода была тёплая, взрослым – по пояс, детям - местами  по горло. Тогда  мы  старались  вести сестру за руку. В «Средний Сарай»  кроме нас – «Бром- заводцев», набились  беженцы  и из других  мест: Армянска, среди которых были и цыгане (говорили, их там до войны было много), а также жители Ишуни. Почти в каждом доме разместились беженцы. Мы пошли к очень хорошей  женщине – тёте Тине Панченко. Муж её  вместе с другими пастухами по заданию колхоза  погнал скот на Керченскую переправу, чтоб переправить его на Кубань, в  случае  оккупации Крыма. Она оставалась с двумя детьми – школьникам. В доме  было тесновато, поэтому нас положили спать в кладовую, где находились широкие закрома с пшеницей (хозяева получили на трудодни). Мы разложили  свои постели и спали в этих закромах  прямо на зерне.

(с.6) Тетя Тина была очень доброй. У неё было стадо  гусей. Каждый день она резала по гуске, пекла  очень вкусный хлеб и кормила свою семью и нашу – тоже. Говорила: «Ешьте на здоровье, лишь бы наше добро не досталось немцам, если придут». В деревне стояла небольшая воинская часть. Жители переодевали солдат  в гражданскую одежду ( над нами всё время летали самолёты – разведчики) и просили помочь спрятать хлеб. Рыли во дворе глубокие ямы кувшинобразной формы, сушили их, обжигая соломой, и сыпали туда зерно. Сверху – опять солома и закапывали  сверху землёй. Немцы продолжали бомбить железную дорогу. Женщины, стоя у стен своих домов, с тревогой  наблюдали за этим. «Опять бомбят». В каждом  дворе жители   для себя рыли окопчики – щели, чтоб прятаться в них на случай бомбёжки. Но  когда начались воздушные бои (с.7) над деревней и в крайнем доме шальной пулей убило девочку, в щелях уже почему – то никто не прятался, а собирались несколько семей в одном  доме у соседей и  спали вповалку рядом все на полу. Раздеваться боялись, спали одетыми. Вместе с людьми всем казалось не так страшно по ночам. Самолёты с завыванием  гудели  над головой. Женщины в страхе, обнимая  детей, сокрушённо вздыхали: «Боже  наш, Боже наш! Что  ты нам даёшь?». Когда  в деревне  стали  часто пролетать пули и днём, и трассирующие  - ночью  куда – то за деревню, мать наняла подводу и мы переехали ещё за несколько километров дальше, в соседнюю татарскую деревню. Там ютились в  татарской семье, днём – на  кухне хозяев. Огонь они разводили прямо на полу. В потолке была широкая дыра , и дым выходил через неё,  а хозяева сидели вокруг очага. Пекли какие – то особенные пироги, в которых запекали мясо вместе с костями. (с.8) Видимо, это было их национальное блюдо.

Ещё здесь жили в другой комнате беженцы из Армянска – старики евреи. Немцы разбрасывали с самолётов  листовки на окопы, на рытьё которых посылали  женщин с самого начала войны. Окопы рыли на Перекопе, за Армянском и ближе. Листовки отличались наглостью: «Девушки и дамочки, не копайте ямочки, всё равно наши таночки перейдут ваши ямочки» И ещё: «Бей жидов, спасай Россию». Так вот,  дед, который  жил с  бабкой у татар, предчувствовал страшную развязку и понимал, что немцы не шутят.  Он не спал по ночам и совсем упал духом. Бабка держалась бодрее. Она  не верила в то, что  их могут убить только за то, что они – евреи. Она успокаивала деда: «За что они будут  нас убивать? Ведь мы ничего  в жизни плохого не сделали…». Жили в этой деревне недолго.

(с.9) Вскоре в деревню приехала  мажара, запряжённая парой лошадей, устланная  соломой. И её кучер – дед приглашал желающих эвакуироваться из опасной зоны в Ичкинский (ныне – Советский) район в колхоз имени Красина ( позже – имени Ленина). Деда Никишина  послал сюда колхоз. Терять нам  уже было нечего. У нас уже не было ни кола, ни двора и мы , не долго думая, сели в эту мажару. Села ещё и знакомая нам по Ишуни семья: тётя Фрося Ингуран с четырьмя детьми. Старшая её дочь – Ира, на два года старше мня, успела окончить 10 классов. Младше её были два брата – Яша и Ваня, а самой младшей  - Танюшке – было 7 лет. Отец их до войны  работал в  Ишуньском колхозе бухгалтером. У  нас, как раз, был сварен обед. И мы с казанком соуса, со своими вещами и с приятным обществом отправились в неведомый нам  колхоз. Ехали очень медленно.  Лошади шли шагом.  Проезжая мимо деревни Воронцовка, (с.10) мы о страхом смотрели на глубокие  воронки от бомб. В Воинке видели бурты  с  зерном, облитые  какой – то горючей жидкостью, хлеб горел. Люди, видя такую картину, плакали. В Джанкое старались не задерживаться, объехали его окраинами.

В ту осень, в сентябре 1941 года погода в Крыму  стояла на редкость сухой и тёплой. Останавливались мы очень часто, чаще к вечеру, а то и днём, как только дедушке покажется, что лошади устали или проголодались. Останавливались в какой – нибудь деревне, доставали себе еду, спали  в  своей мажаре у своих вещей. Много дней мы спали не раздеваясь, давно не мылись, в белье завелись насекомые, которые очень беспокоили.  И  нам очень хотелось скорее приехать  к  месту и привести себя в порядок. Мы умоляли нашего кучера ехать быстрее, как только опасные  места оставались позади. Но наш дед Никишин (с.11) был неумолим: «А что  мне в колхозе скажут, если  я лошадей загоню?». Приходилось с ним соглашаться и мы продолжали ехать черепашьим шагом. Как – то сделали остановку в открытом поле, где оказалась большая скирда сена. У этой скирды мы и провели ночь. Дед был доволен, что хорошо накормил лошадей. Запомнилась ещё одна ночёвка.. Приехали как – то к вечеру  в  татарскую деревню. Но там, кроме татар, было  много и цыган. Они окружили  нас  и приглашали на  ночлег. Эту картину увидел один татарин, который  и забрал нас на ночлег к себе, шепнув нам, чтоб не связывались с цыганами, которые могли   нас обворовать, и мы  рисковали к утру остаться без вещей и лошадей. Это был очень опасный момент в нашем путешествии.  Но добрый человек нас выручил.  У них  как раз был религиозный мусульманский пост, когда можно было есть и пить только после захода солнца. (с.12) Нас всех досыта накормили вкусными лепешками  и бараниной и положили спать на усланный   ковром пол. В углу на нём лежала гора подушек и новых одеял. Просторный двор  хозяина был огорожен и защищён сторожевыми собаками. Дед наш был спокоен за лошадей, но, всё равно,  спать под крышей не остался, а пошёл к лошадям.

И мы  спокойно провели ночь в семье этого доброго, гостеприимного татарина. Жаль не запомнила, как называлась  та деревня. Наконец, примерно к октябрю месяцу, мы  попали в колхоз имени Красина Ичкинского района, где предстояло прожить около трёх долгих лет, тревожных лет немецкой оккупации.

2005 год. Красногвардейское





                ОККУПАЦИЯ (ч.II)
                Красногвардейское,  Крым
                2009 г.
                Скрипка  Надежда  Илларионовна.

      
         Наша  семья - мама,  я  и  младшая   сестра  эвакуировались  из  Красноперекопского  района  в  Ичкинский  район ( ныне - Советский), Крыма,в  колхоз  им.  Красина,  где - то   в  конце   сентября  или   в  начале  октября  1941 года.С  нами   приехала  ещё  и   семья  Ингуран: тётя  Фрося  с  четырьмя  детьми.Здесь  не  было  завывающих  гулов   самолётов,  трассирующих   пуль,  светящихся   по  ночам,  а  также  шальных  пуль...Здесь  был  тыл!
         Колхоз   состоял  из  двух  небольших  деревень: центральной  усадьбы - деревни  Варваровки, находившейся   в  трёх  километрах  от  райценра Ички,  и  деревни  Кирички,  отстоявшей  на  километр - полтора  дальше   Варваровки.Нас   поселили   в  Киричках.
         Как  эвакуированным,  колхоз  нам   помог  обустроиться, - предоставили  жильё,  помогли  смолоть   мешок  пшеницы  на   мельнице  в Ичках ( позже  мельницу  наши   взорвали,  при  отступлении), привезли  мажару  соломы  для  топки.Квартира  наша  находилась  под  одной   крышей  с  амбаром,  где  хранилось  зерно.И  состояла  она  из  небольшой  комнаты   с коридором,  который   служил  одновременно  и  кухней. Здесь  была  плитка  и  русская   печь  для  выпечки  хлеба,  которая   своей  лежанкой  выходила   в комнату  и  обогревала  её.Топили  мы...соломой.Жильё  это,  видимо,  предназначалось  для   сторожа.Одна  из   стен  была  общей   с амбаром,  и  поэтому  мышиные  дырки   в стене   комнаты  были   по   всей  её  высоте,  от   потолка  до   пола.Мы  ежедневно  их  затыкали,  замазывали,  но они   появлялись  снова.В  общем,  житья  от  мышей   просто  не  было!
          В  деревне,  до  нас  жили  две   немецкие   семьи, которые были высланы  из   Крыма   ещё  летом. Всю  их   мебель  сдали  на  хранение  в  колхозную   кладовую. Но нам  выделили  из  этих  немецких   вещей  широкую  деревянную  кровать,  стол,  да  пару   стульев.Кровать  была  рассчитана  на  двоих  человек,  а  нас  было   трое.Середина   кровати  состояла  из  складных  деревянных   брусочков. Поворачиваться  с  одного  бока  на  другой  надо  было  осторожно  и   всем...одновременно. Но  не   всегда  так   получалось - бывало  от  нашей  толчеи  кровать...раздвигалась,  брусочки   падали  и  нам,  очутившимся  на   полу,  надо  было   заново  складывать  и  перестилать   кровать.Зимой  же   можно  было   спать  на  тёплой  печке,  лёжа  наискосок...Семье  Ингуран  дали  жильё  на  другом  конце  деревни - комнату  с  общей  кухней.
         

         Вести   с  фронта  шли  тревожные.А  незадолго  до   прихода  немцев,  колхоз  открыл   амбары  и  раздал  людям  кое - какие   свои  запасы: ячмень,  горох,  семена  могара. Взяли,  что   смогли,  и   мы. В  дальнейшем  всё  это  очень пригодилось.Открыли  и   колхозный  курятник,  откуда  мы   принесли   несколько  кур.Находились,  конечно  и  такие,  которые  на  нас   ворчали: "Не  работали, - мол,- в  колхозе,  а  приехали  на   всё готовое!" Прошёл  и   слух,  что   в  районном   центре  тоже  открыли  магазины  и  жители   стали  разбирать   промышленные  и   продовольственные  товары  по  домам.Нашлись  отчаянные  люди   и  из   Варваровки,  которые...побежали   туда!Одна  баба  набрала   пол  мешка  соды  и  еле  добрела  обратно,  от  тяжести  чуть  не   свернув...шею!Кроме  того  не  все   колхозники  из  других  районов  смогли  эвакуировать  скот  через  Керченскую  переправу  на  Кубань  и  вынуждены  были  гнать  его  обратно...Так  в  нашем   колхозе  очутилась  отара  овец,  которую  пастухи  решили  раздать  людям. Пастухи  оказались  из  Красноперекопского  района  и  нам  с  тётей  Фросей  Ингуран,  как  "землякам",  выбрали   самых  крупных  овец.При  этом  раздача  носила   стихийный  характер - кто   сколько  смог   взять,  столько  и   взяли! Четверых  барашек   привели  на  верёвках  и  мы   с  мамой.Намучились  с  ними  мы   порядком - овцы  упирались  и  не  хотели  идти,  так  что  их   приходилось  буквально...тащить! Позже   все  сообща  наняли   пастуха,  пометили  овец  и  отдали   в общее   стадо,  из   которого   по  одной  добирали  и...резали.
           Раздали  в  колхозе  и  кое - каких  лошадей. Семье  Бондаревых  достался   старый  конь.Детям  доставляло  огромное  удовольствие   водить "Серого"  на   водопой -  они   по  очереди  садились  на   него   верхом,  так   что   и   моя  сестричка   в  этом   принимала   участие! Пользы  Бондаревым  от  этой   старой  и   смирной  лошадки  не  было  никакой,  кроме...забот!
           Приближались  ноябрьские   Праздники,  но   всем  было  не  до  них! По  радио   услышали,  "что   враг - у  порога  Крыма!" И  30  октября  немцы   ворвались  в  Крым...Появившиеся  красноармейцы,  ещё  накануне,  копали  окопы  за  деревней,  и   с  вечера  ещё  были,  а  утром  мы  не  увидели  наших   солдат...Но  безвластие  длилось  не  долго,  так  как  в  то  же  утро   мы   увидели...немцев - двоих  разведчиков,  приехавших  на  лошадях. Выходить  из  дома  было   страшно  и  мы  наблюдали  за   происходящим  из  окна -  всё  было  хорошо   видно...
          Единственный  в  деревне  татарин  по  имени  Юнус  жил   с  семьёй  рядом   с  нами. Кроме  жены  и  взрослой  дочери,  у  него  было  двое   мальчиков - подростков,  старшего  из   которых   он  послал  навстречу  немцам.В  руках   мальчик  держал  поднос   с  полотенцем,  на   котором  лежали  яблоки,  хлеб,  соль. Приходу  немцев  Юнус  был  рад  и   позже   маме  говорил  о  том,  что  теперь  " у  нас  будет   много  земли  и   все  мы  будем  хорошо  жить!" Так  и  началась  наша  жизнь  при...новой   власти!
         

         В  деревне  нашей  немцы  назначил  старосту,  из   местных.Но  выше  его  был  ещё  один   староста - уже  над  двумя  деревнями  и  он  был  не  местный.Староста  должен  был   следить  за  порядком  в  деревне  и   выполнять   указания  властей.
           Коллективный  труд  остался. Вместо   колхоза  образовали   общину. Её  членам  раздали  по  0,5 га  земли   под  огороды. Нам  же   в  первый  год  досталось  0,25 га. Пахали  на   волах,   по  очереди,  небольшим   плужком. Большую  площадь  засевали  кукурузой ( она  была  нашим  основным  хлебом!) и  подсолнечником. Сеяли  сразу  при   вспашке,  под   плуг! Остальную  часть  земли  засевали  различными  культурами: горохом,  фасолью,  бобами,  кабаками,  свеклой,  помидорами. В  первую  уборочную  немцы  давали  по  12 кг  пшеницы  на  работающего  и   по  8 кг - на  иждивенца  в  месяц. Позже  эту  норму  уменьшили.
           Основным  источником   питания  оставался  огород. После   уборочной,  все  кто   мог,  а  в  основном  это  были  дети,  собирали...колоски  для  себя. Кукурузу  мололи,  просевали. Из  крупной  крупы  варили   суп,  из   мелкой - кашу  мамалыгу  или  запекали  малай  на   протвине  в  печи. Малай  был  твёрдый,  грубый! Летом  в  него  добавляли  тёртый  кабак  и  тогда  он   становился  более  мягким. Тыква,  свекла  столовая  и  особенно  сахарная,  были   в  большом   почёте,  потому  что  сладостей  очень  хотелось,  а  сахар   ели   только...немцы! Позже   появились  частные   маслобойни,  где давили   подсолнечной   масло. На  них  было   примитивное  оборудование  поэтому  надо  было   самим  жарить   семечки  и   выполнять  другие  операции.С  хозяевами  расплачивались  маслом  и   макухой,  которую  мы  с  сестрой  грызли  с  удовольствием.
           Ввели  немцы  и  такой  порядок. Если  кто - то  резал   кабана, то  для  этого  требовалось  разрешение   старосты,  причём,  половину  туши  хозяин  должен  был  отдать  другой   семье,  у  которой  не  было...живности. На  этих   условиях  к  нам   прикрепили  женщину,  резавшую  свою свинью. На  половину  мы,  естественно  не  рассчитывали  и  не  претендовали  и  были   ей  очень  благодарны  и  за  то,  чем  она  нас  не  обидела,  дав  и  мяса,  и   сала...Аналогично  было  и   с  сепарированием   молока.Сепаратор   ставили   у  тех,  где  не  было   коровы,  так  чтобы   последние  могли  оставить   себе  немного   молока.Но  на   всех  бескоровных   сепараторов  не  хватило! К  весне  бывали  и  такие  дни,  когда  жиров   уже  не  было  никаких( а  это  было  уже  позже,  а  не   в  первый  годы  оккупации,  когда   ещё  наши  овцы  выручали  нас  мясом  и  жиром).Так  что   приходилось  суп  заправлять  разболтанным   яйцом  или  поджаренными  зёрнышками   подсолнечника,  измельчёнными   предварительно  качалкой. Летом  не  отказывались  и  от  грибов - шампиньонов,  которые  росли  на  залежах  старого  навоза.
           В  полеводческой  бригаде  были  более  молодые  и   крепкие  женщины,  девушки,  старики  и  подростки - мальчишки. Запомнился  рассказ  стариков  о  том,  как  они  засевали   поле  старым  дедовским  способом.Техники  и  тягловой   силы  не  хватало,  а  засевать  поле  надо! Тогда,   став  друг  от  друга  на  определённом  расстоянии,под  мышку  подвязав  фартуки,  наполненные  зерном,  они  двигаясь  вместе,  разбрасывали  зерно,  а  потом  боронили  это   поле.
           В  огороднической  бригаде были,  в  основном,  женщины   пожилого   возраста. В  эту  бригаду  определили  и  нас  с  мамой.Я   была  очень  худой ,  за   что  мальчишки  дразнили  меня "Ушивальником". Я  не  знала,  что  означает  это   слово,  но   мне   всё  равно  было  обидно  и  здесь,  в  бригаде, я  находилась   под   прикрытием  и  подальше  от  них! Бригадиром  был  колхозный  огородник - дядя  Шура,  пожилой  болгарин,  очень  опытный   специалист.Выращивали   помидоры,  огурцы,  перец,  баклажаны  и т.д. Продукцию   сдавали  немцам,  но  и   себя  не  обижали.Каждый  день   приносили  по   ведру  овощей,  накрыв  для   маскировки,  фартуками. Дядя  Шура,  к  концу  дня,  отворачивался  и  делал   вид,  что  ничего  не  замечает. У каждого  была  семья  и   соседи,  которые  не  работали  на  огороде,  так  что  было  с  кем  делиться!
            Из  фруктов  в  колхозе - общине  не  было  ничего. А  была   вот  только  роща  шелковицы  для  выращивания  шелковичных  червей.Вот  туда  и  и  ходили  в  основном  дети  собирать  шелковицу!

            Люди   в  деревне  были  родом  из  разных  мест,  что  легко  определялось  по  особенностям  их  речи.Были   украинцы,  русские  крымчане,  были  северяне,  которых  называли  в  народе   "кацапами". Никто  никогда  не  обижался  на   прозвища,  всё   считалось  естественным.Например,  они  говорили  вместо   слова  "огород" - "гарод"; имя  "Алексей"  звучало  как  "Ляксей",  а  вместо  "огурцы"  говорилось  "гурцы"  или - "такей - сякей"  вместо  "такой - сякой"  и  т.д.  Другая  женщина  говорила  "веровка"  вместо  слова  "верёвка" -  кажется  она  была  родом  из  Белоруссии. А  наши   соседи  и  друзья  Бондаревы   были  из  Курской  области. Так   вот,  Прасковья  Петровна,  их   мать,  рассердившись  на   кого - нибудь,  в сердцах   произносила: " Я  не  подлюблюю  такеи...тигры"! Это  звучало   как - то  по  особенному,  проникновенно,  поэтому  и  запоминалось! А  тётя  Фрося  Ингуран,  на   свой,  украинский   манер,  с  особым   восхищением, произносила: "Та  мала  дивчына  скажэно   прядэ  на  вэрэтэни!" Были  и  две  болгарские  семьи. Одна -  в нашей  деревне,  семья  огородника  дяди  Шуры,  а   вторая  - по  фамилии  Тилых -  из   Варваровки.  Стоит  отметить,  что  в  общем  люди  жили   между  собой  дружно,  помогали  охотно  друг  другу. Наверное,  общая  беда  в   сложные  и  трудные  для  Родины  времена  нас  сплачивали необыкновенно!

           Но  и  были  откровенные   сволочи,    выдавшие  немцам  местных   коммунистов. Немцы  тут  же  коммунистов  и   расстреляли... Среди  них - доярку Ермоленко ;  бывшего  председателя   колхоза,  жившего  с семьёй  в  Варваровке  и  не  взятого  на   фронт   по   причине плохого  здоровья.  За  Ермоленко  подъехала  крытая   машина,  приказали   попрощаться  с  семьёй  и...увезли. А  ведь   у  неё  было   четверо  детей: две  дочки  Ольга  и   Лидия -  уже  взрослые  и   подростки   девочка   Мила  и  сын  Виктор!  А  у  бывшего   председателя  жена  осталась...с  тремя   маленькими  пацанами.Однажды  к  соседу - татарину  пришёл  парень  из   соседней  деревни,  чтобы  что -  нибудь  выменять. Уж  очень  он  был  похож  на еврея,  хотя  и  выдавал   себя  за...татарина,  прекрасно  владея  языком! У мамы  чуть  не   сорвалось: "Как  вам  удалось  уцелеть?". Но  промолчала,  радуясь  за  него.  Но и тут,  как  мы   позже  узнали,  немцы  всё - таки  дознались  о   его  национальности  и...расстреляли   его   вместе  с  сестрой,  которая, как  говорили  люди, была  красавицей.Рассказывали  и  том,  что  на   вокзале  в  Ичках,  работающих  при  разгрузке  вагонов  с  продовольствием,  и  пытавшихся  себе  что - нибудь   взять,  немцы  били  плёткой,  что  воспринималось  нами  как  дикость!

          Нелёгким  был  у  нас  быт   при   немцах.Солома  закончилась. Я  с  подругой  Марией  часто  ходила  на...степь  с  граблями  и  верёвкой,  чтобы  принести  вязанку  курая  для  топки. Завидовали  тем,  у  кого  была  корова ( у  Бондаревых её  тоже  не  было). Ведь  от   коровы  накапливался  навоз,  который  потом  трамбовали  и  резали  лопатой  на  толстые  квадраты. Летом  сушили,  а  зимой  это  уже  было  очень  хорошее  топливо,  так  как  долго  держало  жар  и  тепло.В  степи  иногда      попадались  нам  круглые  засохшие  коровьи  "лепки",  но  они  были  лёгкими  и  быстро  прогорали. Хорошим  топливом  являлись высохшие стебли   подсолнечника,  которые   собирались   после  уборки.Однажды,  выпросив  у  общины  мажару,  мы  поехали  в  степь  за   стеблями   подсолнечника. Пока  мы  грузились, волы  легли  отдыхать,  и после  мы  никак не   могли  их  заставить   подняться,  когда  уже  нужно  было   возвращаться  домой! Совсем   стало  темно,мы  и  кричали,  и  уговаривали  и   махали   палкой, - ничего  не   получалось. Пришлось  маме  идти  в  деревню  и   просить   помощи. Спасибо  пришёл  один  знакомый  мужичок,  поднял  животных  и  мы   приехали  домой,  но  уже  ночью. Воду  носили  из  колодца,  расположенного  посредине  деревни. Ведро  опускалось  на   цепи. Затопить  печку  тоже  было   проблемой,  так  как   спичек  не  было  и   с  утра  надо  было   смотреть,  у  кого  из   соседей  появлялся  из  трубы  дымок. Тогда  брали  ведро  и  бежали   к  ним  за  "жаром". Оттуда  вихрем  возвращались  обратно,  чтобы  успеть  донести  его  до   плитки,  пока  он  не   погас! У  немцев  были  зажигалки  на  бензине. Но  позже  деревенские  умельцы,  научились  делать  коптилки,  которые  очень   мало   потребляли  горючего.Состояла  она  из  тонкой  жестяной  трубочки,  через   которую  протягивали  фитилёк.  Её  можно  было  не  тушить  ни  днём,  ни  ночью. И  за  "жаром"  уже  не  надо  было  бегать! Соли  тоже  не  было и  запасы  её  у  жителей  деревни  уменьшались  с  каждым  днём,  так   что  приходилось  ходить  и   клянчить  даже  щепоточку её. Это  было  неприятное  занятие. В  конце  концов  старики  однажды  запрягли  бричку,  набрали  пустых   мешков  и   поехали  на  Сиваш  за  солью. С тех   пор  проблема  с  солью  отпала.

         Помню,  что  у  одного  соседа  была  самодельная  деревянная   ступа  и   все  шли  к  нему во  двор  обталкивать  ячмень  и   могар,  заранее  занимая  очередь. Ячмень  предварительно   сушили,  потом  в  ступке   слегка  обрызгивали   водой  и  толкли  пока  не  сдиралась  плёнка  на  зерне.  Так  получалась  перловая  крупа. Толкли  и   могар. И  хотя  здесь  крупа  была   мельче  пшена  и  хуже  на   вкус,  всё  же  кашу  из  неё  можно  было   варить. Толкач  был  тяжёлый  и  толочь  надо  было   стоя. А  это  давалось  нам  нелегко.Трудиться  много   приходилось  и  на  огороде:  цапать,  пропалывать,  собирать   урожай,  обмолотить  всё,  что  необходимо.Чечевицу,  горох,  подсолнечник  молотили  палкой  на  ряднушке. Работать  без   привычки  на  земле  было  трудно. Помню,  у  нас  была  очень  тяжёлая  цапка,  так  как  не  смогли  достать  другую,  полегче...

        Мыла  не  было. Некоторые  пытались  варить  его  сами  из  собачьего  жира  и  каустической   соды. Я  видела  это   самодельное   мыло. Похожим  оно  было  на  мрамор  и...зебру: полоска  тёмная,  полоска  светлая! У  нас же  не  было,  вообще,  никакого  мыла,  поэтому  мы   пользовались  золой  от   стеблей  подсолнечника. Опускали  замотанную   в  тряпочку  золу  в  горячую   воду  и от  вымытой  щёлочи  вода   становилась  мягкой,  но  мутной. Чистоты  особой  такая   стирка  не давала,  однако  говорили,  что мытьё волос такой  водой  было  очень...полезным  для  них.

        С  одеждой  и  обувью  тоже  было  туго. Обычно  на  ногах  зимой  носили  самодельные  бурки   с  галошами. Приличные   вещи,  по   возможности,  меняли  на   молоко,  при  этом  рады  были  и  провеянному.  Отцовские  же  вещи  уходили  в  счёт   платы  соседу - татарину  за  то,  что  он  нам  резал  и   разделывал  овец.

        Когда  нас  переселили  на  другую  квартиру,  то  лучше  жить   не   стало. А  всё  из - за  печки,  которая  дымила,  так  что   при  растопке   приходилось  держать  дверь  открытой  из - за  чего  всё  тепло  зимой  уходило  на  ветер! Но  зато  на  горище  там  я  нашла  два   старых  пальто. Я  очень  обрадовалась. Сшила  из  них  зимние  юбки  себе  и   сестре. Жители  Керчи  и  Феодосии  бедствовали  намного  больше  нас. они   приходили  оттуда  пешком и меняли   вещи  на   продукты. Помню  моя  подруга  Мария  выменяла  себе  шинель  за  кукурузу. Перекрасила  её  в  черный  цвет  и  пошила  себе  пальто. Но  краска  оказалась  плохой  и  пальто  вскоре  взялось...пятнами  и   стало  неприличным. Привозили  Керчане  на  обмен  и  камсу. Камса  была     крупной. Поговаривали  тогда,  что,  мол,  от  того  она  крупная  и  жирная, что очень  много  людей  погибло, утонуло   в  море.

        Нелегко  было  заболевшим  людям,  так  как  медицинской  помощи  мы  не  имели. Помню,  как  заболела  Мотя  Бондарева  желтухой: белки  глаз   пожелтели. У  народных  знахарей  находились   свои  рецепты. Бабы  посоветовали  родственникам  запечь   вшей  в  лепёшке  и дать  Моте  съесть,  но  так,  чтобы  она  об  этом  не  знала. Так  и  лечили  Мотю,  а  до  нас  тогда  и  не  доходило,  что  у  неё  опасная,  заразная  болезнь! Мы  продолжали  общаться  с  больной,  но,  как  говорят, Бог  миловал и  никто  из  нас  не  заболел! А  Мотя  выздоровела. То ли  вши   помогли,  то ли ещё  что. У  соседки  Шевченко  Елизаветы  был  больной  туберкулёзом  сын - художник ( учился  до   войны  в  художественном   училище). Мать  усиленно   его   кормила ( у  них  была  корова). И кроме  того,старалась  давать  ему...ежатину,  убеждая  его   в  том,  что  мясо   ежа   поможет  выздоровлению. А нас  всех   просила  искать  и   приносить  ей  ёжиков  для  больного  сына. И  мы  приносили. Ваня,  больной,  очень  верил   в  нашу  Победу  и  мечтал  до  неё  дожить. Но,  к  сожалению,  не  дожил...У  него  была  открытая  форма  туберкулёза. Умерла  при  родах  и  жена  Ткаченко  Петра,  жившего  на   противоположной   стороне  улицы. А  ещё одна  из  женщин  умерла  от  неудачного  аборта. Мы  тоже  все  болели.У  мамы  были  свои  болячки  от  непривычного  тяжёлого  труда. У  сестры  появились  какие - то   странные  приступы,  когда  временами  наступала  потеря  сознания,  чем  она  нас  с  мамой   сильно  пугала. А  после  этого   казалась   вялой  и  долго   спала. Женщины  говорили,  что  у  неё -"детское" и  советовали,   во  время  приступов, накрывать   её  чёрным  платком. А  мама   старалась  доставать   молочка  и  поить  им  больную. И  здесь  Бог  миловал, - приступы  со   временем   прекратились. Я  тоже  болела:  то ли  от  простуды,  то  ли  от  тяжёлых  вязанок ,  у  меня  приключилось  воспаление  мочевого  пузыря,  и  я,  уже   после  освобождения  Крыма,  месяц  лежала  в  Симферополе  в  "Первой  Советской"  больнице,  где  в  то   время  урологическим  отделением  заведовал  профессор  Царенко,  а  лечащим  врачом  была  его  дочь  Ирина. У  немцев,  конечно,  были  врачи  и  лекарства,  но  нам  они  были  недоступны.

        Долгими  зимними   вечерами  старались  не  оставаться   в  одиночестве  и   собирались  соседями,  вместе.При  тусклом   свете   коптилки  занимались   пряжей  и  вязанием  из  овечьей   шерсти. У  некоторых  были   прялки,  а  остальные  пряли  на   веретенах. Вязали   носки,  чулки,  варежки,  перчатки,  шарфы  и   платки  на  голову. У платков,  кроме   каймы,  делали  кисточки  и   повязывали  их  поверх  пальто. Это   считалось  нарядным. Я  тоже  научилась  прясть  на  веретене  и  вязать  носки  и   варежки.

        Младшие  дети  под  Новый  год,  Рождество  ходили  гурьбой  по  домам  колядовать. Женщины  угощали  детвору  пирожками  с  разной  начинкой  из : гороха, фасоли,  свеклы,  кабака;  реже - с  творогом. Как - то  сестра  и  её  подруга  Зина  шли  за  подводой,  на   которой  немцы  везли  хлеб. Хлеб  так   вкусно   пахнул,  что  девочки  не  удержались  и...стащили  булку  хлеба. Без  оглядки  бежали  в  посадку,  прячась  и  ожидая   погоню.Но,  к  счастью,  немцы  ничего...не  заметили.

         А  сестра  даже  пыталась (а  ей  уже  было  11 лет)  наняться  нянькой  к  одной  женщине, присматривать  за  маленьким, за  что  её  должны  были   кормить. Женщина  эта была  хорошая,  но  долго   у  неё  быть   не   пришлось,  т.к.  в  семье  было  ещё  двое  старших  сыновей,  которые  хулиганили,  дразнили   сестру,  строили   ей   всякие  козни, так  что  она  ушла  от  них!


         Жили   все   в  постоянной  тревоге,  не  зная,  что   происходит  на   фронте,  чего  ждать  завтра. Почти   в  каждой   семье  то  ли  брат, то  ли  отец, муж  или   сестра,  находились  по  ту   сторону  от  нас -  в  основном  на   фронте. Всем  хотелось,  чтобы  скорей  закончилась  война,  всем  хотелось  дождаться  родных  живыми  и  здоровыми. В  то  время  очень   часто  гадали, и  чаще  на   картах. А  однажды  девушки  решили   погадать  на блюдце. Собрались    у  соседей, где,  как  считалось,  стол  был  без  гвоздей.На  листе  картона  нарисовали  круг  с  буквами  алфавита,  а  на  фарфоровом  блюдце  нарисовали  стрелочку,  а  само  блюдце  нагрели  над  огнём. Три  человека,  каждый  двумя  пальцами,  притронулись  к  блюдцу  одновременно. Шёпотом  вызывали  "Святой  Дух",  дух  Пушкина,  Наполеона  и  задавали  им   по  очереди   вопросы. Блюдечко  начинало  медленно  двигаться,  потом   всё  быстрее,  подводя  стрелку  к  буквам,  из   которых  складывались   слова. Каким  образом  оно  двигалось - от  тепла  ли  наших  рук  или  мы   сами  его  невольно  двигали - не  знаю. Но  его   едва  касались ( во   всяком   случае   я)  и,  как  мне   кажется,  не   могли   его  двигать! Обстановка  при  этом  была  таинственной  и  располагала   к  вере   в  чудеса. Каждый  хотел   узнать  о   судьбе   своих  близких. Спросила  и  я  у  "Духа  Святого"  дождёмся  ли  мы  своего  отца.Блюдечко  ответило,  что  нет,  так  как  он...помрёт. От  этих   слов   мне   стало   как - то  не   по  себе,  но  маме  я  ничего  не   сказала  об  этом. После,  очень   плохо   спалось  ночью. Но,  к  счастью,  блюдечко  обмануло!  А  в  Варваровке  поселилась  беженка  из   Керчи,  которая  гадала  на   какой - то  волшебной  чёрной  книге. Платили   ей  продуктами - кто   чем   мог!И  наша  мама,  взяв  несколько   яиц,  отправилась   к  гадалке,  которая  сообщила  ей,  что  отец  наш  незаслуженно   страдает,  но  жив  и   вернётся  домой! Мама,  конечно,  вернулась   с  хорошим  настроением!

         А  вот  мать  Бондаревых,  была  евангелисткой. Она  фанатично  верила   в  своего  бога  и  хотела,  чтобы  и  её  дочери ( а  их  было  трое )  тоже  верили  и   подражали   ей. Прасковья  Петровна  была   малограмотной  женщиной  и  часто   просила  маму   почитать   ей  Библию. Она  часто  уходила  в  соседнюю  деревню  на  "собрания"  и  к  ней  часто  приходили  "сёстры"  и  "братья"  и  она  не  жалела  для  них  ничего,  часто  отдавала   последний  кусок  хлеба,  обижая  свою   сеью.  Эти   верующие,  кажется,  пользовались  без   меры,  её  гостеприимством  и  бескорыстьем.

        Немцы,  конечно,  для  себя  искали  всегда  подходящие  квартиры. Например  они  заняли  здание  школы,  расположенное  в  центре  деревни,  заняли  и  квартиру  Бондаревых,  так  что  тем   пришлось  переселяться  к  нам.Конечно  к  нам  троим  добавилась  ещё  большая  семья,  так  что  в  такой  тесноте  нам  было  очень  трудно  жить.  Поэтому  моя  сестра  Нина  и  и  младшая  дочь  Ева,  Бондаревых,  часто  уходили  на  ночь  к  своим   подругам. Подруга  моей  сестры,  Зина,  была  ей ровесницей,  а  в  семье  Зины  было  ещё  четверо  детей! Самая  старшая  была   взрослее,  а  остальные  были   все   младше  Зины. Конечно  и  вся  эта  семья  жила  в  тесноте   и  бедности! Мама  их  умерла,  а  отца  тоже  не  было  дома,  так   что  детям  одним  бывало  страшно,  особенно   по  ночам.То  им  покажется,  что  кто - то  ходит   по  горищу,  то  чудится,  что  кто - то  трогает  жернова  ручной   мельницы.  Иногда  думали,  что  это - домовой,  а  то  казалось,  что  приходит   по  ночам   сосед - покойник. Тогда  дети  от   страха  укрывались   с  головой  или  звали  старшую   сестру  Лену.

         В  деревне  стояли  и  немцы,  и  румыны,  попеременно. Иногда  немцы  устраивали  для  себя  танцы  возле  соседнего  дома,  полуголыми,  в  коротких  штанах,  что  было  для  нас  непривычным  и  неприятным  зрелищем! Румыны  вели   себя  более  нахально. Если  немцы  чаще  просили  чего - то,  то  румыны,  не  спрашивая,
 шли   прямо   в курятник  и  забирали  яйца  и  кур. А  однажды  и  немец  забрал   у нас  хлеб,  который  мама  только  что  вытянула  из   печи! Был   случай,  когда  румыны  решили  вытянуть  зерно   ячменя  из   амбара ( там  лежал  общинный,  семенной ),  видимо  для   своих  лошадей. Подумали,  видно,  что  у  нас  ключ  от   амбара  и  стали  ночью  к  нам   стучаться. Мать,  не  открывая  двери,  сказала  им,  что  у  неё   в  квартире   спит...немец  ( а  немцев  румыны  побаивались  и   часто   с  ними  не  ладили ). И  только  тогда  они   ушли,  всё  равно  взломав  замок,  и  всю  ночь  таская...зерно! Мы  всё  это   слышали  и  дрожали  всю  ночь  от   страха,  не  сомкнув  глаз.

         Как - то  под  Новый  Год  или   Рождество  три  девушки  подруги  собрались  у  одной  из  них.Румыны  это   пронюхали  и   стали   к ним  ломиться. Двое  успели   выскочить   в  окно,  а  треть,  замешкавшись,  не  успела  и  румыны,  взломав  двери,  её   изнасиловали.  Однажды  и  немец  гнался  за  Бондаревой   Марией,когда  они  ещё  не  жили  с  нами. Почти   стемнело. Мария,  запыхавшись  забежала  к  нам,  и  не  говоря  ни  слова,  моментально  залезла  под  кровать. А  в  этот   момент  на  пороге  немец: " Где  Мария?  Она  к  вам  забежала ?".  Мы,  пожимая  плечами: "Не  знаем,  мол! Наверное  побежала  за  угол дома!" Немец  с  подозрением  осмотрел   комнату  и...ушёл.  Из - под  кровати  вылезла  чуть  живая  Мария,  а  мы  с  мамой  от   страха  были   просто   в  шоке!   Другой  раз  к  нам  с  автоматом  вваливается  пьяный  немец! Перепугавшись,  мы  стали   его   уговаривать,  чтобы  он  автомат   поставил   в  угол... Еле   потом   выпроводили! А  когда   после  немцев  школу  заняли  румыны,  то  там  устроили  они церковь, поразвешав иконы. Приходили  даже  люди  молиться,  а  некоторые  крестили   своих детей! И  только  один  раз  нам   встретился  немец,  оставивший  по  себе   хорошую   память. В  деревне   стояли  румыны,  а  он  был   среди  них  один! И  заведовал  он   продовольственным   складом. Возможно  немцы  не  доверяли  румынам  в  этом  деле. Склад  был  в  том  же  амбаре,  где  и  наше  жильё. Было  ему  23  года,  звали  его  Юльюс.  Война  была  ему  не  в  радость. Ругал  он  войну,  Гитлера,  Сталина! Видимо  тосковал  он  по   мирной  домашней  обстановке  и   часто   по   вечерам  забегал  к  нам   посидеть.  Видя  как  мы  бедствуем,  приходил,  обычно,  с  гостинцами. То  булку  хлеба  принесёт,  то  конфеты  к  чаю,  упакованные   стопочкой. А  один  раз  принёс  даже   плитку  шоколада!  Вспоминал   своих  родных, показывал  фотографии. На  одной  из  них  была  запечетлена  представительная дама  в  шляпе - его   мать,а  на  другой - его  кузина. По  русски  он  не  говорил  и  мы  с  Марией  изъяснялись  с  ним  при   помощи  словаря  из   учебника  немецкого   языка. Говорил,  что  мать  у  него   строгая  и  часто  била   по  губам,  когда  он  пытался  курить." А  сейчас,  мол,  война  и  мамы  нет  рядом,  и  я  курю!"А  то  шутил   с  нами: "Вот кончится  война,  заберу  вас  с  собой  в  Германию  и  будет  у  меня  две  хозяйки - Надя  и   Мария!" Мы  смеялись,  смеялся  и  он,  особенно,  глядя  на  нашу   маму,  когда  мы  ему  рассказывали,  как  она  лезет  под  кровать  от  того, что  не  переносит  гула  и  рёва   самолётов! Не  хотелось Юльюсу  погибать  на   войне,  затеянной  Гитлером. Очень  боялся  чтобы  их   часть  не   послали  на  Севастополь,  в  самое  пекло  и  с  тревогой  прислушивался  к  несмолкающему  гулу,  который  шёл  с  той   стороны. Севастополь  тогда ещё   продолжал   сражаться. И  всё же  это  случилось: их  часть  куда - то  перевели. Больше  Юльюса  мы  не  видели...

          Во  время  оккупации  часто высоко  над  нашими  головами  пролетали  и  наши   самолёты  и  даже  однажды   сбросили    одну  бомбу  то  ли   по  ошибке,  то  ли  попугать  немцев,  хотя  немало  напугали  и  нас,  жителей  окрестных  деревень. Правда  ничего  она  не   повредила,  взорвавшись  между  Ичками  и   Варваровкой. Как - то  немцы  дали  разнарядку  на  нескольких  человек  для  рытья  окопов  под  Керчью. Никто  туда,  конечно,  не  рвался. Решили  тянуть  жребий. Я  вытянула...пустую  бумажку,  а  вот  Мария  Бондарева,  Солодова  Ольга  и  другие  вытянули  "ехать". Кормили  их там  плохо,  а  работа  была  тяжёлой,  в  постоянной  сырости. Мария  там  заболела,  приехала  в  чирьях  и   потом  долго  их  лечила. 

          Жил  у  нас   в деревне  одно   время  странный  тип,  немец  по  фамилии  Бельман. Приехал  он  с  родственниками  из  другого  района,  с русскими  по  национальности, тестем  и  тёщей  и  с  их  двумя  дочерями. Одной из  них,  Анне,  было  18  лет,  а  другой, Лиле, - 15  лет. Работал  он  якобы  в  райцентре  агрономом.  За  ним  ежедневно   приезжала  линейка  из  пары  лошадей  и  он   важно  на  ней...восседал! Спустя некоторое  время ( а  работал  он  у  немцев  довольно  долго)  его  забрали   в  гестапо,  так  как  оказался  он  не  немцем,  а  евреем. Немцы  собирались  его   повесить,  но  накануне,перед повешением,  ночью  он...сбежал! И,  как  всегда,  такие  проишествия  обрастали  домыслами  и  легендами. Говорили,  что он  пел  песни   в  камере  и  говорил; "Бельман  жив  и  жить  будет!".  Говорили,  что  жену  с  детьми  он  ранее  эвакуировал  на  Кавказ,  а  сам,  якобы  был  оставлен  в  Крыму  для  подпольной  работы; что   помогли   ему  сбежать  партизаны. Говорили,  что  кто - то  подсыпал  снотворного  полицаю,  который  его  охранял  в  ту  ночь! Утром  камера  была  запертой ,  как  всегда, но  узника   в  ней  не  оказалось! А  жителя  Варваровки,  полицая  его  охранявшего  в  ту  ночь,  немцы  расстреляли. Некоторые  говорили,  что  не  хотел  он  очень  идти  в  полицию,  но  немцы   принудили! Осталась  у  него   вдова  с  трема  маленькими  детьми. Родственников  же  Бельмана - стариков  и  дочерей  их,  тоже  допрашивали  в  гестапо,  но  всех  их  выпустили.  Всё  ли  так  было,  как  говорили,  и  кем  был  на   самом  деле  Бельман,  для  нас  осталось  тайной! После  войны,  уже  в  Красногвардейском  районе,  я  встретила  дядю Петю  Ткаченко,  того   самого,  у  которого  жена  умерла  при  родах. О Бельмане  он  тоже  ничего  толком  не  знал. Говорил,  что   сам  он   при  немцах  пёк  хлеб  для  партизан. Дом  его  находился  на  краю  деревни. Так  ли  это  было - не известно,  но хотелось  бы  в  это   верить!
 
          Были  и  такие  женщины, что   подгуливали   с  немцами. Одна  из  них,  из   Варваровки  даже  родила   мальчика,  но  он оказался  слепым  и  умер,  в  скорости.А  вернувшийся  с  фронта  муж,  якобы  простил  ей  эту  измену. Немцы  агитировали  молодёжь  ехать  работать   в  Германию,  расхваливали  тамошнюю  жизнь!  И  находились...добровольцы!  Одна   девушка - из  нашей  деревни,  другая  из  Варваровки. В Германии  они  работали  на  каком - то  заводе,  а  после   войны   возвратились  домой.  Одну  из  них  парни,  вернувшиеся  с  войны,  заманили  на  какую - то  вечеринку  и  там  избили. Ко  второй  тоже  в  деревне  относились  с  презрением  и   посылали  её  на   самые  тяжёлые  работы  в  колхозе. Позже  она  уехала  жить   в  другой район,  где  о  её   прошлом  никто  не  знал.

          К  моменту  отступления  немцев  мы  уже  не  слышали  об  их  карательных  отрядах  и  очень  боялись,  чтобы  они  напоследок  не  сделали  какой - нибудь  пакости. Но...обошлось  благополучно. Ушли  же  немцы...тихо.  Ушёл  с  ними  староста  тот,  что  был  на  две  деревни. А  наш,  местный,  остался  и  когда  пришли  наши,  его  осудили  на  10  лет. А  сын  его  воевал  в  Красной  Армии! Выслали  из  Крыма  болгарские  семьи,  в  том   числе  и  дядю  Шуру  с  семьёй,  куда - то  на  Урал. Оттуда  он   писал  знакомым,  что  плохо  там,  очень  холодный  климат  и  он...болеет! Нам  было  жаль   старика  да  и   колхоз лишился  опытного  огородника.

          Когда  в  апреле  1944 года  освободили  наш  район,  то  радости  не  было  предела! В  Ичках   состоялся   митинг.Мы  принарядились  и   все,  кто   мог,  побежали  туда. Я одела  туфли  на  каблуках  и  розовые,  сохранившиеся  с  довоенных  времён,  выходные  чулки. Оратор  поздравлял  жителей  района  с  освобождением,  говорил  об  успешном  наступлении  наших   войск  на  фронтах. Кое - что  из  его  речи  было  непривычной  для  нас...новостью. Например,  мы  узнали,  что  вместо..."лейтенантов"  теперь  были..."офицеры". Прежде  это  звание  произносили  с  презрением,  имея  в  виду  офицеров  царской  армии,  белых  офицеров  Гражданской  войны. Новым  было  и  то,  что   в  России  открыли  православные  храмы  и  в  них  была  возобновлена  служба  для  верующих. И  что  они,  эти  храмы,  много дают  пожертвований,  помогая бороться  с  врагом! Это  было   странно,  непривычно, т.к.  до   войны  нас  воспитывали  в  духе  атеизма!

           Слышала  я ,  что   самые  бойкие  и  толковые  из  нашей  деревни  женщины - Солодова  Фрося  и  Ткаченко  тётя  Феня, - после  войны  стали председателями  колхозов.  У тёти  Фени  были  дочка - ровесница  моей  сестры  и  сын,  которого   взяли  в  армию  уже  после  освобождения  Крыма,  т.к.  его   возраст  к  этому   времени  достиг  призывного. Он  дружил  с  девушкой  Соней  Кожун. Она  уже  считалась его  невестой.  Но  домой  он  не  вернулся,  погибнув  в  последний  год   войны.

          Так  война  прошлась  по   судьбам  простых,  скромных,  незаметных ,  но  очень  дорогих  мне  людей...

                КРАСНОГВАРДЕЙСКОЕ.  КРЫМ.  2009 ГОД.

               
      

  Что  здесь  добавишь,  кроме  самых  лучших   слов  благодарности  этой  скромной  женщине,  которая   своими  искренними   воспоминаниями  о своём  военном  детстве,  может  быть,  заставит нас  серьёзно  задуматься, в  конце  концов,  о  роли  Поколения,  перенёсшего  эту  страшную  Войну,  в... продолжении  Рода  Человеческого!  И  задуматься  над  тем,  что  же  мы  делаем  с  нашей... Родиной! 

Владимир  Полуничев.    

PS. 8 июня 2018 года  немногочисленные родные, знакомые  и друзья  пришли на...  9  дней  помянуть  Надежду  Илларионовну,  скромно  и  незаметно для  посёлка, района  и...  всего  Крыма, ушедшую  в  Мир  Иной... . Пусть  земля  Ей  будет  пухом... Она  всегда  довольствовалась  малым,  знала  цену... этого  малого.Так  много  хотела  рассказать  людям,  а  они  часто обижали Её своим  равнодушием  и  невниманием...  Жаль...