Сказка-роман. ч7. от памира до находки

                РАЗДЕЛ 5. ОТ ПАМИРА ДО НАХОДКИ

 Ранним летним утром  Афгано-Таджикскую границу пересекла более чем странная пара – престарелый имам, тяжело опирающийся на папский посох, да  демон-серафим в облике огромного черного козла с крыльями, нимбом и ореолом. Все это было и у Хомяка, да только забывал старик пользоваться своими атрибутами, вот и катался на чужих шеях да жил чужим трудом. Их обстреляли, да никакого вреда, естественно не причинили. Дух только кулаком пограничникам погрозил, а бить не стал – что с них взять-то? Служба  такая. Брела эта пара неспешно, ибо лето в горах – это вам не зимний вечер в Гаграх. Азазелл, в глубине души не чуждый всего прекрасного, разинув рот, созерцал заснеженные горные пики. Пил он из ручьев чистейшую воду, как лошадь, и все время норовил на вершину вскарабкаться. Тут уж старому служителю двух культов глядеть нужно было в оба, чтобы вовремя поймать своего беспокойного денщика за лацкан.
- Что ты меня удерживаешь, - возмущался преобразованный в серафима дьявол, - желаю воспарить к небесам! И почему только люди не летают? Это же так просто! Душа стремится вверх, как же можно ее останавливать?
- А меня без обеда оставлять можно? – шипел Хомяк, - вот возьму, да Богу пожалуюсь на твое непослушание!
  Дух, пожав плечами, принимался стряпать, но едва старик приступал к трапезе, норовил улизнуть в горы.  Так, лениво переругиваясь, прошли они по Памирской трассе Хорог-Ош, завернули затем в Ферганскую долину и заночевали там в славном узбекском городе Намангане, где растут дыни, лучше которых нет в мире. Переели они этих дынь не менее тонны, и побрели дальше – в сторону не менее замечательного города Исфара, прославившегося еще со времен Александра Македонского своими персиковыми и абрикосовыми садами. Сколько истребили они этих сладких плодов – страшно и вымолвить, да и все равно никто бы не поверил. Чуть не разорили местных садоводов, негодяи. А затем повернули наши герои на север и зашагали по пыльным дорогам вдоль великой реки Амударьи, которую китайцы и древние тюрки называли почему-то некрасивым словом Джейхун, прости меня Господи. И как у них, сыроедцев, язык только поворачивался выговаривать подобное непотребство?
  В пустыне оба почему-то сразу повеселели. Дух стал гоняться за варанами да кобрами, а Хомяку вспомнились  пески и солончаки  родной страны.
  Так дошли они и до обмелевшего до невозможности и усохшего, как шагреневая кожа, Аральского моря; постояли над ним, сняли шапки и помянули добрым тихим словом.
- Зря все-таки гяуры сюда Обь не перебросили, - думал Хомяк, -  глядишь, и море бы спасли, и в Западной Сибири не так бы погано было! А то ведь шагу  нельзя шагнуть без того, чтоб в болото не провалиться.
А Азазеллу  хотелось спеть какую-нибудь морскую песню, да язык не поворачивался это пересохшее убожество гордым словом “море” назвать. Посмотрели они на жалкое зрелище, повздыхали, да и зашагали дальше, почему-то на восток. Скорее всего, Дух вдруг вспомнил, что Бога два-три раза  на хребте Удокан видели, вот и решил  пройтись по местам, так сказать, боевой славы.
  Долго брели  наши герои  по диким степям Казахстана. Здесь и раньше-то никогда ничего  хорошего не водилось, даже при Советской власти порядка-то толком не было,  а уж в нынешнее время такое творилось! Гордые дети степей  цивилизацию не приняли даже в ее Российском варианте, а про  так называемые “западные ценности” и говорить нечего. Ведь если заселить таких степных орлов в шестизведный   отель, так они в номера овец да верблюдов заведут, и навоз убирать за скотом не будут. Что же здесь поделать, ежели исстари у них так повелось. А Духу с Хомяком смотреть на подобное невежество было непривычно, и даже дико. Уж на что наш достославный имам-папа  в средневековые духовные ценности верил и даже насаждал оные в  сказочной древней Персии, а тут и его замутило.
- Дикари, - возмущался он, - хуже всяких гяуров! Разве можно антикварную мебель на дрова пускать,  древним фолиантами  очаги растапливать,  а контактные провода  в металлолом сдавать?
- Верно изволили заметить, ваше благородие, - поддакивал денщик, - народ это самый что ни на есть никудышный, можно даже сказать – бестолковый. Их даже в Ад не принимают, а в Раю уж точно не ждали и не ждут.
Поговорили они о  современных порядках, обругали, как могли, правителей, из вчерашних красных комиссаров в одну ночь превратившихся в мурз, баев да эмиров, и грустно стало обоим.
- Учили их, подлецов, грамоте и наукам всяким, -  разглагольствовал Хомяк, -  понастроили этим мерзавцам, заводов, электростанций, да обогатительных фабрик,  а они все в степь смотрят.  Вот же волки, прах их забери! Недаром эту местность исстари Моголистаном называли. Ничего-то здесь не изменилось со времен Чингисхана, чтоб его в Аду черти припекли, как следует.
- Сам его поджаривал, - охотно откликнулся старый дьявол-истопник, - скучная личность, должен вам доложить! Злобы – море, хитрости – океан, а ума – с наперсток. И адское пламя такому нипочем, ибо нечем ему даже боль воспринимать…
Прошли мимо  космодрома Байконур, также пришедшего в весьма плачевное состояние в силу уже названных причин.  Провели в его окрестностях  двое суток, ожидая, что Пришельцы сюда наведаются, да какое там! В эдакую-то  дыру не то, что Бяку с Букой, даже волка голодного не заманишь.
- А в газетах пишут, будто НЛО чаще всего появляются  над атомными электростанциями да  над космодромами, - разочарованно протянул Хомяк на исходе третьей ночи напрасного ожидания. Врут все продажные писаки, чертовы пиарщики!  Пошли отсюда, Душок, ноги моей здесь больше не будет!
Вскоре добрались приятели до бывшего ядерного испытательного  полигона  в районе города Семипалатинска. Посмотрели, посмотрели, как разворовываются остатки уникального оборудования, плюнули и обозлились окончательно.
- жаль, что не этот чертов Моголистан  объявлен центром международного терроризма. – ворчал Дух, - а то мы с тобой, ваше благородие, сейчас бы тут развернулись, показали бы вандалам, где раки в степи зимуют!
- Действительно, жаль, - рассеяно отвечал имам, - надо было бы поучить это скопище невежд по полной программе, да приказа не было. Бог им судья! Остается только надеяться, что суда этим негодяям ждать уже недолго.
Посмотрели они на все безобразия, повздыхали, плюнули, выругались так, что пыль столбом поднялась, и  стали пересекать Алтайские горы, благо до Байкала не так уж далеко  было. Азазелл не удержался, белкой взлетел на гору Белуху, и  всю ночь ревел на заснеженной вершине арии из опер Вагнера, так рычал, что семь снежных лавин сошло со склонов этой замечательной горы. Хомяк, оставленный у подножия, восемь часов кряду свистел, подзывая беглеца, да разве за шумом лавин можно что-то услыхать? Но Дух, надо отдать ему должное, все-таки  про долг свой  вспомнил, и под утро уже кормил окоченевшего старика горячим шашлыком, приготовленным из какого-то муфлона или архара – в темноте не разобрал.
  С небес за беспорядочными передвижениями странной пары неодобрительно наблюдал Бог.
- Они что, - думал он, - всерьез рассчитывают застать меня в этом Богом забытом Забайкалье? И что из того, что я там побывал несколько раз? Век мне сидеть на Удокане, что ли? Не дождетесь, господа хорошие! А если и появлюсь на вашем пути – сами не обрадуетесь, так что не будем портить друг другу настроение!
Но пути Господни  и, тем более, мысли, как говорится, неисповедимы. Так что где уж нашим недотепам было угадать,  о чем думал в данный момент Всевышний! Вот и плелись они в сторону  Байкала, истребляя по пути великое множество  самой разнообразной дичи, ибо аппетиты у  дьявола да имама – зверские, характеры – скверные, а умы, прямо скажем, не самые великие. Зато ходовые качества – никакой “Мерседес” не угонится. Устанут – взлетят на своих серафимских крыльях, надоест лететь – на грешную землю опустятся, и опять пешком побредут.
   Так и добрели эти, почти что вечные, странники до  самого глубокого озера в мире. И задумались – обойти ли им эту водную преграду, или вплавь форсировать? Или же последовать примеру безымянного бродяги, переехавшего Байкал на рыбацкой лодке, явно украденной у бедных аборигенов?
- Как бы не простудиться, - озабоченно бормотал старый понтифик, - вода-то, чай, студеная! Да и тонуть, честно говоря, не хочется: слишком глубоко, говорят, свыше полутора километров!
- 1652 метра, - уточнил  Азазелл, - можешь не проверять. Не раз на дне этого более чем странного водоема доводилось мне отпуска проводить, когда топка номер восемь в Аду простаивала по причине нехватки дров и смолы. Действительно, ничего там интересного нет. Может быть, перелетим его, ваше благородие? И почему только люди не летают?
- Надоел ты мне своим цитированием пьес Островского, - рассердился Хомяк, - что, в Аду читать было больше нечего?
- А я никогда ничего и не читал, - спокойно возразил бывший демон, - все эти цитаты, так сказать, “из первых уст”.  Грешным делом, любил я поговорить со знаменитостями, угодившими в котлы моей топки. Скольких так-то спас, можно сказать, отмазал от вечных мук!  Да и грамоту учить было негде и некогда. У Сатаны, что ли, прикажете брать уроки изящной словесности?
- Постой-постой, – вспомнил вдруг Хомяк, - а не ты ли мне рассказывал, что до того, как загреметь в Пекло, кое-кто успел побывать в херувимах?! По-твоему, эти небожители, почти что высшего ранга, тоже безграмотные?  Да я за такое высказывание на месте Господа не знаю, что бы сделал!
Дух задумался.  С минуту он усиленно тер кулачищами лоб и глазки, чесал в затылке, но, так ничего и не вспомнив, виновато развел руками.
- Не помню, ваше благородие, - виновато пробормотал он, - видать, Бог память отшиб, когда в Ад нас сбрасывал. Вот подзатыльник точно помню – десница у Господа нашего, прямо скажем, что надо!
  Хомяк безнадежно махнул рукой, - мол, что с тебя взять? И приказал перевезти свою царственную особу через водную преграду. Спустя всего несколько минут они уже шли по железнодорожным шпалам знаменитой Байкало-Амурской магистрали (БАМ), уверенно направляясь к востоку. Путь их лежал через многочисленные тоннели и перевалы мимо полу заброшенных  железнодорожных вокзалов и разрушающихся поселков, построенных когда-то при последней попытке освоения этого  сказочно богатого края. На Ангараканском перевале, разделяющем  бассейны рек Лены и Енисея, заночевали друзья в  ветхом бараке, чудом уцелевшем здесь со времен строительства Северо-Муйского тоннеля. Им снились кошмары, а полчища комаров, проникавшие в бесчисленные прорехи в стенах и потолке, набросились на них с такой жадностью, словно  это были какие-то посконные бродяги, а не небожители едва ли не самого высокого ранга. Глупые все-таки твари, эти кровососущие насекомые: дай таким волю – и самого господа Бога покусали бы.
  Мимо барака грохотали поезда, спешившие куда-то по своим делам – как правило, пассажирские, но попадались и составы с якутским углем, перегоняемые в Японию. И это в то время, когда пол-Сибири сидело без топлива, и масса поселков вымерзала в суровые зимы. А что тут можно было поделать – рынок, демократия, понимаешь.
  Страна продолжала разворовываться. От Калининграда и Кавказа до Находки и Чукотки наблюдалась одна и та же картина, и, казалось, что ничего изменить было уже нельзя.